Читать книгу Век годами не измерить (сборник) - Владимир Любицкий - Страница 9

Петропавловск-Камчатский, Авачинская губа, 14 октября 1942 года

Над Авачинской бухтой нависло серое, без единого просвета небо. Вдоль по горизонту бугрятся разновысокие сопки, оттеняя белоснежные шапки Авачинского и Козельского вулканов.

К плавбазе, в которую превращен списанный по старости пароход, пришвартованы две подводные лодки – С-51 и С-54. На лодках идет обычная, будничная работа – драят, красят, ремонтируют. А из громкоговорителя, укрепленного на мачте плавбазы, раздается голос Левитана:

– Передаём сводку Совинформбюро. В течение ночи наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда и в районе Моздока. На других фронтах никаких изменений не произошло.

На палубе плавбазы – командиры лодок Сушкин и Братишко.

– Как хочешь, так и понимай, – говорит Сушкин.

– Что ты имеешь в виду, Лев Михайлович?

– Позавчера, когда пришли сюда, первым делом кинулся просматривать сводки. И поразился: почти месяц утром и вечером одно и то же – «вели бои в районе Сталинграда и Моздока. На других фронтах изменений не произошло». И всё! Представь себе, что думают в эти дни наши жены, матери… Они ведь понимают: каждый день – бои, каждый день стреляют. По всей линии фронта! У кого-то, может быть, уже погиб сын, муж, брат. А им – «никаких изменений не произошло»!..

– А что скажешь, если нет перемен? Люди-то ждут вестей радостных…

– Не знаю… Мне кажется, нельзя так, двумя фразами… Это всё равно, как на вопрос «как дела?» человек отвечает – «нормально». Звучит – как «отстаньте, не ваше дело»… Твои-то как? Успели уехать из Ленинграда?

– Успеть-то успели, да ведь ехали ко мне во Владивосток, а я… Даже сообщить не смог, что ушёл, – на поезда ведь полевая почта ни писем, ни телеграмм не доставляет. Доберётся до Владика моя Надежда Васильевна с детьми, а меня нет. Я, конечно, попросил в штабе, чтобы встретили, с жильем помогли, но… сам знаешь, у них сейчас забот выше клотика…

Из репродуктора доносится:

– На днях гитлеровское командование объявило, якобы немецкие войска окружили и уничтожили южнее Ладожского озера 7 советских дивизий, взяли 12.370 пленных, захватили или уничтожили 244 танка, 307 орудий, 491 миномёт и т. д. Это сообщение немецкого командования от начала до конца является беспардонным враньём. Ни южнее Ладожского озера, ни в каком-либо другом месте гитлеровцы не окружали не только ни одной дивизии, но даже ни одного советского полка. Южнее Ладожского озера, в районе Синявино, в сентябре месяце советские войска предприняли наступательные бои. Целью этой операции являлось оттянуть часть сил немецкой армии с южного участка фронта. Эта цель была достигнута…

– Ох, побыстрее бы нам добраться туда, на север! – Сушкин сжал кулаки.

– Сегодня уже должны подойти Щедрин с Кучеренко… Чёрт возьми, с этим радиомолчанием мы как глухонемые!

– Не говори… Но самое удивительное, что на берегу все всё знают! Мои вчера возвращаются из увольнения – говорят: «А перед нами две лодки ушли в Америку!» В какую, спрашиваю, Америку, какие лодки, кто говорит? «Девчонки, – отвечают, – на танцах. А лодки – минные заградители Л-15 и Л-16». Ну что тут скажешь?! С такими боевыми подругами никакой разведки не надо.

– Да. А японцам – шпионов… Кстати, мне пора – пойду своих в увольнение отправлять.

На палубе С-54 выстроились моряки, получившие увольнительные на берег. Братишко, осмотрев форму одежды, напутствует их:

– О пьянстве на берегу долго говорить не буду: время военное, и наказание будет по законам военного времени. Пьяный моряк – тот же дезертир. А каждый стакан водки – считай, снаряд по своим.

– А как же боевые сто грамм?

– Во-первых, краснофлотец Плоцкий, разговоры в строю никто не разрешал. Хочется поговорить – оставайтесь на корабле. Во-вторых, давайте помнить, что мы с вами в бою пока не были. Мы, можно сказать, резерв главного командования. А резерв надо беречь. Так что, поберегите себя, ребятки… Между прочим, Петропавловск – город знатный. Здесь неплохой краеведческий музей, куда нас пускают бесплатно. Сходите – узнаете про экспедиции Витуса Беринга, Семёна Дежнева, других славных русских людей… А то вернётесь после войны, спросят земляки: что ты видел на Дальнем Востоке? – и придется отвечать, как по уставу: грудь четвёртого человека, считая себя первым…

Строй хохочет, а мичман Лосев командует:

– Увольняемым на берег – равняйсь! Смирно! Налево! На катер бегом марш!

Вклубе на берегу – танцы. Музыка немудрящая: юный гармонист из местных умеет только польку, да вместо фокстрота – «Ты, моряк, красивый сам собою…». К нему подошёл раздосадованный Сергей Колуканов:

– Ну-ка, дай инструмент… Ты что, воду в нём носишь? Хрипит как чахоточный…

Всё же после нескольких попыток он выжимает из гармони «Амурские волны». Народ в клубе затоптался веселее. Посреди танца дверь открывается, и в клуб входит целая группа новоприбывших.

– Смотри, никак догнали? – говорит Петр Грудин.

– Кто? – не понял Анатолий Стребыкин.

Они стоят у стены и, с наслаждением лузгая семечки, наблюдают за танцующими.

– Да попутчики ваши, с 56-й! – громко отвечает длинноносый солдатик, крутящий в вальсе высокую, тощую девицу. – Сегодня пришли из Владика.

– Ты, румпель! – обрывает его Павел Плоцкий. – Не спеши языком – торопись ногами!

– Чё ты сказал?! – солдат резко остановился, и его девушка, споткнувшись от неожиданности, чуть не упала ему на грудь.

– Да то! Знаешь – помалкивай. Не тебя спрашивают. И вообще… когда старшие говорят, детки слушают.

– О-о-о!.. Стёпка, – окликает солдат кого-то из «своих», – слышь, салаги голос подают!

– Ах ты, кнехт палубный!.. «Муха», ты где?

– Вот он я! – подскочил коренастый Федор Капель-кин. – Что за шум, а драки нет?

– Вы чего, ребята? – подоспели патрульные горкоменда-туры.

– Да так… – разочарованно «объяснил» Нищенко, с прищуром оглядывая стоящих наизготовку оппонентов. – Обменялись гудками и разошлись как в море корабли. У нас бы в Одессе таких фраеров…

– Краснофлотец! – одёргивает его старший патруля.

– А я что?.. Так, память детства…

Колуканов между тем доиграл вальс и, возвращая инструмент хозяину, потрепал мальчишку по вихрам:

– На! Чтоб до конца войны привёл в порядок и выучил «яблочко». Вернусь – проверю!

А на улице, за стеной клуба, круглолицый Николай Фадеев целуется в сумраке с девчонкой.

– Ты ещё приедешь ко мне? – переводя дух, шепчет она.

Николай ласково гладит её и светится доброй улыбкой:

– Не-а!.. – и почувствовав, как отпрянула девушка, возвращает к себе поцелуями: – Я тебя… к себе вызову… на Рязан-щину… телеграммой!

– Луна-а! – окликает его Грудин. – Была команда «отбой»!

– Всё! Будь! – наскоро прощается Фадеев. – Иду-у!

– Меня Леной зовут, – кричит ему вслед девчонка. – Лена… Свиридова… Слышишь?

– Товарищ капитан-лейтенант, матросы подлодки С-54 из увольнения вернулись. Происшествий и опозданий нет! – докладывает вахтенный офицер Донат Нега-шев.

В каюте, кроме Братишко, находится и руководитель похода капитан 1 ранга Трипольский.

– Спасибо, вы свободны, – говорит Братишко, и оба командира склоняются над столом.

– Да, с такими картами далеко не уйдёшь! – вздыхает через минуту Братишко.

– Скорей, наоборот – можно уйти очень далеко! – горько усмехается Трипольский. – В штабе флота говорили: скажи спасибо, что хоть эта нашлась – мелкая, но всё же… Вроде бы, ещё с русско-японской войны осталась.

– Но ведь даже морскому ежу понятно было, что снова нам воевать придется!

– Руки не дошли… Ладно, что есть – то есть… Значит, завтра – курс на Умалашки. Это уже один из Алеутских островов.

– Ясно.

– При подходе… вот в этой точке… вас должны встретить патрульные корабли США и сопроводить на базу Датч-Харбор.

– Понятно.

– Как в экипаже настроение?

– Ребята боевые, рвутся в бой. Только… уж очень молоды!

– Ну, подводники вообще племя молодое. Старики тут не выдержат.

– Это верно. Но есть ребятки по 19, 18 лет… Жалею их – и ничего не могу с собой поделать.

– Жалеешь или щадишь?

– Щадить не получается – служба!

– Я видел: на заведованиях у тебя порядок, на постах стоят отменно. Молодцы!.. А я, как на финской побывал, понял: ты их пощадишь – враг не пощадит.

– Да я больше о себе! Боюсь, приму решение – да вдруг не то?! Они ведь потом со дна морского мне являться станут!

– Ну, знаешь! Ты мерехлюндию не разводи! Так много не навоюешь… На то и права командирские даны, чтобы их жизнями распоряжаться. Жалко, не жалко – с наибольшей пользой для дела. Выбирать не приходится! Или не согласен?

– В общем и целом, конечно…

– Ну и лады… Давай прощаться! Связь та же… И семь футов тебе под килем!

– Спасибо. До свидания.

Они выходят из отсека, наверху тут же раздаётся голос вахтенного:

– Катер командира дивизиона – к трапу!