Читать книгу Рокомотив - Владимир Васильев - Страница 2

1. Who Do We Think We Are? (1973)

Оглавление

До появления Димыча группа даже еще не обрела название. Не было и клавишника Пашки. А были…

Было их пятеро. Давно и прочно, на уровне «семьи-родители» знакомые Андрюха Шевцов и Игорь Коваленко. Прибившийся к ним несколько позже Данил Сергеев. Приятель и сосед Андрюхи – Вадик Орликов, которого обыкновенно именовали просто «Малый». И недавний знакомец Данила, человек-иерихонская труба, Костик Лутченко.

Шестым в этой компании числился Шура Федяшин – личность совершенно свихнувшаяся. Ну скажите на милость, кому еще паяльник может быть привычнее авторучки, как не психу?

Впрочем, обо всем по порядку.

Кто был молодым, тот знает этот странный зуд в руках, это непреодолимое желание взять все, что можно хоть с натяжкой именовать музыкальным инструментом, объединиться с приятелями, включить на запись простенький магнитофончик, недавно подаренный родителями и…

У кого нет подобных какофонических записей юности? Когда к обычной акустической гитаре добавляются подушки и пуфики в качестве барабанов, крышки от кастрюль вместо тарелок и какая-нибудь экзотика для создания шумового фона, типа пищащего счетчика Гейгера, гордо именуемого «синтезатором»? Через это прошел каждый. Ну, почти каждый.

Разумеется, и Димыч (в миру – Дмитрий Василевский) в свое время через это прошел. Отдельно от будущей группы; ему компанию составляли собственные друзья юности – Андрей Дроботов и Валерка Уца. Группа, помнится, звалась «Небритый кактус» и конкурировала с другими дворовыми группами, которые носили не менее гордые названия «Помидоры» и «Кожзаменитель».

Основной состав будущей группы переболел страстью к какофоническим концертам сравнительно быстро. И к моменту знакомства с Димычем Игорь Коваленко уже являлся счастливым обладателем очень неплохой ударной установки брянского завода (подарок родителей), Малый – красной ромбической гитары «Стелла» средней паршивости, с которой он управлялся на редкость шустро и умело; Андрюха Шевцов успел обзавестись достаточно внятным басом «Тверь», который покорял с упорством маньяка. Ну, а Костик и Данил пытались петь.

Димыча привел Шурик Федяшин, к тому моменту охотно взваливший на себя обязанности штатного инженера-электромеханика и оператора группы. Сказал как-то, слушая пока еще далекие от цельного звучания рулады:

– Знаете, парни… Со мной в бурсе тип один учится. Димычем зовут. В радио он, говоря начистоту, ни хрена не рубит, но зато на гитаре играет. И – прошу внимания! – пишет песни… Мне нравятся, слышал как-то на мальчишнике.

В этой компании писать пока пробовал только Костик. Успел он сделать лишь три песни; и если просто под акустическую гитару они еще худо-бедно звучали, то командный вариант не устраивал никого.

– Веди, – после короткого совещания резюмировал Андрюха, выполнявший функции администратора и босса.

На следующую репетицию Шура явился в сопровождении сутуловатого парня в круглых очках. В потрепанном чехле парень принес гитару – как оказалось, самодел. Самодел был куда лучше инструмента Малого. Назвался парень Димычем. Подключил гитару, примочку, взял несколько риффов. Цокнул языком.

– Ну, – сказал он после этого, – показывайте.

Коллектив не очень уверенно, но почти без сбоев сыграл «Беду земли».

– Рыхло, – резюмировал Димыч. – Драйва не хватает. Какая там тема? До-мажорчик, да?

Малый с готовностью нарисовал на первом попавшемся листке буквенные обозначения аккордов, поскольку в нотной грамоте группа без названия смыслила чуть меньше, чем ничего.

– Гитару твою пожестче надо. Металла в тембра подпустить. Сможешь, Шурик?

– Не вопрос! – пожал плечами Шурик и принялся колдовать над микшерским пультом и эквалайзером. – Пробуйте!

– Поехали! – скомандовал Димыч и взялся за свой самодел.

Со второго квадрата его гитара вплелась в общее звучание. И – о чудо! – дотоле рыхлое и расхлябанное, оно неожиданно слиплось в довольно плотную основу, на фоне которой громыхал могучий голос Костика. Все натурально ахнули.

Перед припевом, после ритмической сбивки, ритм-секция разъехалась: Игорь на барабанах протянул целый такт, а Андрюха направил бас в припев уже после двух четвертей. Костик растерялся, и вместо жесткого, подчеркнутого музыкой:


«Нет! Я не хочу, чтоб было так!»


прозвучало нечто маловразумительное.

– Стоп-стоп-стоп! – замахал руками Димыч. – Давайте определяться. Нот и вообще музыкальной грамоты я, извиняйте, не знаю. Поэтому объяснять буду на пальцах.

Остальные музыкальной грамотой, как уже говорилось, владели в той же мере, что и Димыч: а именно – вообще не владели. Но объяснения оказались на редкость простыми и доходчивыми; даже Андрюха, которому басовые премудрости давались с некоторым трудом, все понял с первого раза. Надо было просто посчитать в нужном месте про себя: «Раз, два, три, четыре» и только после этого входить в припев.

Попробовали. Получилось. Попробовали еще раз. Опять получилось. Попробовали другую песню – и снова получилось весьма приятственно.

– Заметно лучше, – резюмировал Димыч после полутора часов музицирования. – Теперь осталось гитарные темы прописать как следует… Малый, ты технарь, как я погляжу.

– Ну… – пожал плечами Малый и непринужденно сыграл скоростную гамму. – Такое умею.

– Отлично. У меня со скоростью худо… – признался Димыч. – Я тебе медленно покажу, а сыграешь как следует.

– Не вопрос! – радостно согласился Малый.

Со скоростью у Малого и впрямь все было в порядке. Воображения не хватало, это да. Если ему показывали что именно и как именно играть – Малый воплощал все с математической точностью и удивительной легкостью. А вот сам придумать что-либо путное был, похоже, не в состоянии.

Однако все уже поняли: в группе появился тот, кто умеет придумывать.

Через несколько репетиций идеологическим и музыкальным лидером с молчаливого согласия остальных сделался Димыч, тогда как вне репетиционного зала делами административного свойства и менеджмента продолжал заправлять Андрюха Шевцов. Такая ситуация устроила абсолютно всех.

Спустя месяц усиленных репетиций, Димыч поразмыслил, почесал в затылке и высказал идею:

– Клавишника надо. Мы ж не чистую тяжесть валим… Не помешает, клянусь. Есть кто-нибудь на примете?

– Есть! – не стал возражать Андрюха.

На следующей репетиции появился Паша Садов со своей многократно перепрошитой двухэтажной «Шексной», и вот тут-то группа зазвучала по-настоящему.

А потом был конкурс самодеятельных групп в костеле, на улице Декабристов. Накануне долго придумывали название; остановились на варианте «Проспект Мира». Во-первых, песню такую сделали – очень приличную, кстати. А во-вторых, абсолютно все участники группы обитали либо непосредственно на проспекте Мира, либо поблизости. Почему нет, в конце концов?

Завсегдатаи конкурса к новичкам всегда относились снисходительно; «Проспект Мира» никто тоже не воспринял всерьез. А они, впервые играя на пристойном аппарате, сами ахнули после первого же аккорда. «Звучим!» – читалось в каждом взгляде. Андрюха косился на Димыча, Димыч – по очереди на всех.

Короче, первое место присудили «Проспекту Мира». Завсегдатаи приходили жать руки.

За успех в тот вечер было выпито немало пива, и долго еще вспоминали, как зал пританцовывал в такт «Демократии» и жег зажигалки во время «Замка на песке».

О группе заговорили в городе.

Уже через полгода, на концерте городского рок-клуба, неумолимая председательша мадам Портнова заявила после предварительного прослушивания: всем группам будет позволено сыграть от одной до трех композиций, в зависимости от оценок, выставленных жюри.

«Проспекту Мира» позволили сыграть шесть. Даже старички из «Магазина» и полупрофи из «Забытого континента», даже первый блюзмен города Юрка Белоруков – все получили максимум по три. А «Проспект Мира» – целых шесть. Да еще шестую песню – собственно «Проспект Мира», группа должна была выдать в финале, перед закрытием концерта, после настоящих профессионалов из «Фокстрота» и «Диалога», после тех, кого знала вся Россия.

Что творилось в зале когда выступал «Проспект Мира»… Не описать словами. Народ выскочил на сцену и гарцевал на листе девятислойной фанеры, которым прикрыли оркестровую яму – как не проломился, уму непостижимо. Димычу сначала на гриф прилетел чей-то пиджак, а потом кто-то прошел по шнуру и выдернул его из разъема. Но ничего, все остались довольны. Кто-то из профи потом подошел и предложил купить песню «Проспект Мира».

Димыч с Костиком, как авторы, отказали. Профи ушел обиженным.

Потом были еще концерты – на море, на Южном фестивале. В ближайших городах и городках. Группа крепла и сыгрывалась, училась понимать друг друга без слов.

Но в какой-то момент все почувствовали: движение вперед прекратилось. Нужна была какая-нибудь радикальная встряска. Однако ни новые поездки на море с вечерними выступлениями, ни участие в очередном рок-фестивале отчего-то не в силах оказались ничего изменить.

Перемены начались только после громом грянувшей смерти Малого. Он реально был в группе самым младшим, двадцати еще не было. Но разве объяснишь это року – не тому року, который звучал в душах каждого из проспектовцев, а тому, который судьба.

Причина была банальна – передоз. Расширяющие сознание вещества сгубили немало достойных людей, а уж невзрачного народу сколько – страшно сказать.

Похороны были короткими и страшными, проспектовцы и соратники-музыканты даже не напились как следует, разошлись еще засветло.

«Проспект Мира» не собирался четыре недели. Когда же Шевцов попытался организовать нечто вроде репетиции, оказалось, что барабанщик Игорь после похорон Малого всё-таки запил и не трезвел весь прошедший месяц. Родственники даже порывались отдать его на принудительное лечение, но сделали это или нет – группа так и не узнала, потому что Димыч исчез из города – как выяснилось, поехал на очередной фестиваль фантастики, которую он любил и читал с детства. И, как выяснилось, не меньше любил общаться с себе подобными фанатами.

Шевцов мрачно объявил перерыв ещё на месяц, который намеревался употребить также и на поиски нового гитариста. Обещание он выполнил: нашел и уговорил примкнуть к группе Вовку Веремчука, который к тому моменту давно сидел один. Единственной проблемой виделся тот факт, что Вовка никогда не нуждался во втором гитаристе, да и песни предпочитал исполнять собственные. Тем не менее с Димычем они как-то поладили, хотя не так уж редко Веремчук, глядя на того, скептически морщился.

Игорь Коваленко к этому времени, вроде бы, одумался и рвался в бой, тем более, что наметился интересный фестиваль в Херсоне – тот самый, который много позже сменил дислокацию и стал Таврийскими играми. Выступил «Проспект Мира» неплохо, но…

В общем, после концерта, около парка, по пути на теплоход, где музыканты и организаторы должны были по традиции бухать и брататься, случилась массовая драка, в которую умудрились встрять и некоторые из музыкантов. И если Шевцову только рубаху разорвали, то барабанщику Игорю сломали руку. Из строя он выбыл, увы, надолго.

С переменным успехом «Проспект мира» выступала еще полгода, прибегая к помощи волонтеров-доброхотов, благо друзей в городе хватало, но постоянная ротация за ударной установкой вскорости надоела всем.

А потом Василевский не вернулся с очередного фестиваля. Фантастика победила – он осел то ли в Москве, то ли в Киеве, а вернее всего кочевал вместе со своими фанатами-книгочеями с фестиваля на фестиваль, потому что вести о нем доходили то из Риги, то из Магнитогорска, то из Константинополя, а то и вовсе из Южно-Сахалинска.

В усеченном составе «Проспект Мира» продержался еще некоторое время. Добили группу два события: Коваленко сообщил, что с музыкой завязывает и продал установку. Костик Лутченко тут же психанул и принял приглашение «Забытого континента», который как раз лихорадочно искал хорошего вокалиста.

После этого могучего двойного удара «Проспект Мира» оправиться не сумел.

Рокомотив

Подняться наверх