Читать книгу Рука из могилы (сборник) - Владимир Вычугжанин - Страница 9

«Дорогая и глубокоуважаемая мною мамаша!» – Так письменно обращался к безутешной матери недавно погибшей Галины К., находившийся под следствием житель Пензы, назовем его Равиль, подозреваемый в убийстве… этой самой Галины. – Всем сердцем, всей душой скорблю вместе с вами. И готов был бы задушить того подлеца, того негодяя, что лишил жизни бесценную нашу Галину. Я хотел взять на воспитание нашего с Галиной сына. Я бы сейчас всем сердцем согревал его. Но – увы! – судьба сложилась так, что в этом страшном злодеянии почему-то заподозрили меня. Видимо, сам Аллах посылает мне тяжкое испытание, и лишь Всевышний ведает, что я невиновен. Раз уж так сложилась моя несчастная судьба, я готов терпеть суровое испытание, чтобы исполнилась воля Аллаха. Но вы, дорогая мамаша, я знаю, не верите в то, что это я зарезал Галину. Вы знаете, как я любил вашу дочь. Как дорожил ею и сыном. Примите мои глубокие искренние соболезнования и т. д.»

– Свою исповедь, – комментирует это письмо Александр Васильевич Маюлов, – подозреваемый в убийстве Равиль писал собственно не к матери убитой, а для того, чтобы его послания прочитал следователь. Он знал и рассчитывал на то, что письма подследственных перлюстрируются, и хотел лишний раз посеять сомнения в душе следователя.

Почему же подозревали в зверском убийстве Галины К. её сожителя Равиля, отца её ребенка?

Об этом рассказывает Александр Евсеевич Вдовин, тогда начальник криминальной милиции Первомайского РОВД г. Пензы, а ныне начальника отдела безопасности УВД:

– В одном из домов на улице Кижеватова было совершено убийство молодой женщины. Преступник нанес своей жертве более двадцати ножевых ранений. Я одним из первых прибыл на место происшествия. Вместе с прибывшей оперативной группой увидел такую жуткую картину: рядом с трупом матери, в луже крови, стояла детская коляска, в которой пищал грудной младенец.

Внимательно изучив место происшествия, особенности нанесенных ран, я нарисовал в уме психологический портрет убийцы. Такое преступление мог совершить только близкий этой женщине человек. Поскольку ни следов взлома, ни признаков того, что в квартиру ворвался чужой, посторонний человек не обнаружили.

Зато сразу стало ясно, что такое множество ударов ножом беззащитной жертве мог нанести вспыльчивый, неуравновешенный человек, в порыве безудержнного гнева. Он не только стремился убить, но и отомстить за что-то женщине. Интуиция подсказывала, что это единственно правильная версия происшедшего. Как подтверждает мой профессиональный и жизненный опыт, первоначальная версия часто оказывается истинной.

Это вовсе не значит, что параллельно мы не отрабатывали другие версии. Как любит повторять Константин Петрович Рощин, тогда заместитель начальника по оперативной работе Первомайского РОВД: «С одной версией можно соскочить, как блин со сковороды».

Стали проводить опросы соседей, жильцов дома, матери этой девушки. И очень скоро вышли на Равиля, сожителя Галины, работавшим водителем в одном из автохозяйств Пензы. Он, по сути дела, и был самым близким человеком для Галины. Но не поэтому мы заподозрили его в совершении преступления.

Характеризовался Равиль, как ни странно, положительно. И сослуживцы, и соседи, и другие люди, знавшие его – все отзывались о нем примерно так: вежливый, трудолюбивый, выпивает он лишь иногда. Опрашиваемые подразумевали тем самым, что Равиль – человек хороший и совершить преступление, да еще такое страшное, не способен.

– Но при первой же встрече с Равилем, – говорит Александр Евсеевич, – при первой же беседе с ним я почувствовал, как совпадает мой умозрительный психологический портрет убийцы с сидевшим передо мной человеком.

И хотя держался Равиль спокойно, даже беспечно, был очень осторожен в своих высказываниях, малейшие штришки в поведении, выражении лица, в движении глаз выдавали в нем совсем другую натуру – горячую, пылкую, безрассудную в гневе.

Несмотря на все положительные характеристики и лестные отзывы соседей, я шестым чувством ощутил, что у этого человека совесть нечиста.

Да и другие версии убийства Галины К., отработанные до конца нашими сотрудниками, отпадали одна за другой и возвращали нас… к Равилю.

К разговору подключается Владимир Алексеевич Мартышкин, в те дни начальник отделения угрозыска УВД:

– После задержания подозреваемого прошло всего несколько часов, а он признался мне во всем: как совершал убийство, за что убил Галину, словом все обстоятельства дела. А куртка её сожителя проходила в это время судебно-медицинскую экспертизу.

Почему Владимир Алексеевич упомянул о куртке? Позже наши читатели узнают, какую важную роль сыграл этот «вещдок» в раскрытии убийства.

Рассказ продолжает Александр Евсеевич Вдовин:

– Над таким серьёзным делом работает, как всегда, множество специалистов. Объем работы большой. Несколько дней мы обрабатывали информацию об убийстве Галины К. Я поставил перед сотрудниками трудную задачу: с каждым жильцом дома побеседовать – очень нужны свидетели, которые могли бы сообщить что-то важное. Ведь куртка Равиля вернулась с заключением экспертов: кровавых пятен на ней не обнаружено (?!)

О таком заключении экспертизы не мог не узнать подозреваемый с помощью своего адвоката. И Равиль воспрянул духом. Он изменил показания, данные Владимиру Алексеевичу, вернее, попросту отказался от них.

Он не отрицал своей вины, но и не брал ответственность на себя за убийство Галины.

– На всё воля Аллаха, – уклончиво отвечал он на вопросы следователя, но тем не менее находил все новые и новые доводы, ставящие под сомнение причастность Равиля к убийству.

– И вот мы сидим напротив, – вспоминает Александр Евсеевич, – и изучаем друг друга: я – его, а он – меня, месяц за месяцем. Как говорится, кто кого пересидит?

Продолжает рассказ Александр Васильевич Маюлов:

– Подозреваемый, конечно же, познакомился вместе с адвокатом с заключением судебно-медицинской экспертизы и начал «вилять». Он понял, что доказывать его вину нам практически нечем. Признается вроде на одном допросе:

– Да, убил я! И тут же вздохнет: «А может, и не я!»

Выбрал «оригинальную» линию поведения. Ничего категорически не отрицая, он ничего решительно и не утверждал. Вот такую позицию он занял.

– Перед Аллахом, – говорит, – если я виноват, буду отвечать!

Преступление же его было очень дерзкое. Но все сроки, отведенные следствию, подходили к концу. Настал день, когда необходимо было или предъявить обвинение, или отпустить подозреваемого на свободу.

– В этот день приезжаем мы с Вдовиным в прокуратуру, – продолжает Александр Васильевич. – Прокурор говорит: «Дело в суд не пойдет! Надо его «повесить» (То есть, дело, конечно!). Оно недоказуемо. Вот так, мол, ребята вы поработали!» И куртка злосчастная тут же лежит, которую экспертиза вернула.

– Ну, что, – говорю, – Евсеевич, давай еще раз посмотрим внимательно одежку подозреваемого!»

Назовите это жестом отчаяния, но уж так мы привыкли: во всем идти до конца, не опускать руки, не поддаваться отчаянию. Нас научили так работать – профессионально.

Помните, уважаемые читатели, слова об Александре Маюлове: его всегда отличали упорство и настойчивость. Такие же качества отличают и его друзей-единомышленников.

– В сотый раз берем мы эту куртку, – вспоминает Александр Васильевич, – и несем её к окну на свет.

И, может быть, помог случай – сверкало яркое весеннее солнце – а, может быть, было вознаграждено упорство сыщиков. Но Вдовин первым обнаружил на пористой ткани куртки мизерный след, похожий на кровавой пятнышко. Потом еще и еще один. Вслед за ним и Маюлов нашел пятнышко. А когда Александр Васильевич отвернул лацкан куртки, то на ярком солнечном свету сыщики обнаружили целую кровавую полосу!

– Представим себе механизм убийства Галины К., – продолжает Александр Васильевич. – Как убивал Равиль. Он выдергивает нож из тела жертвы, и кровь веером обрызгивает ему грудь и плечи, это чисто теоретически. Зная механизм возможного образования кровавых следов, мы и искали их на куртке в названных местах. Мы прикидывали: похоже, куртка вымыта убийцей. Хотя подозреваемый отрицал это: «Я не стирал своей одежды».

А на самом деле он сразу после зверской расправы над Галиной встал в верхней одежде, а именно в куртке, прямо под душ и надеялся, что тем самым уничтожил следы злодеяния.

– Помните случай в Верхнем Ломове? Так и здесь вот – под лацканом Равиль и не вымыл!

Сыщики тут же вызвали понятых, прокурора. Заставили вновь отправить куртку на экспертизу. Подтолкнули, так сказать, расследование. Фактически Вдовин и Маюлов доказали вину убийцы. На последнем этапе они исправили ошибку экспертов.

Повторная экспертиза «железно» подтвердила наличие кровавых пятен на куртке и «привязала» обнаруженные следы к преступлению на улице Кижеватова.

Подозреваемый начал дергаться, хотя и не знал еще о «находке» сыщиков. До поры до времени он был уверен, что уйдет от ответственности. «Ведь каким-то обостренным чувством, – замечает уже Вдовин – преступник ощущает, знает: есть у нас доказательства его вины или нет».

И вот Равиль догадался: доказательства – и неопровержимые! – у сыщиков появились. Он впал в транс, он был шокирован. И сознался во всем.

Посылая письмо матери погибшей сожительницы, он рассчитывал, что оно будет вскрыто и внимательно прочитано. Он самоуверенно полагал, что такая «исповедь» сработает на его версию.

– Понимаешь, мудрец какой! – говорит Маюлов. – Как он психологически готовился и подготавливал следователя! Такие «гвозди» в виде слёзных писем «загонял»!

Решимость сыщиков идти до конца, уверенность в своей правоте не дали возможности убийце уйти от ответственности.