Читать книгу Лысая - Вячеслав Береснев - Страница 3

Глава 1. Свои птицы в голове
1

Оглавление

– Ну что? – спросила Тамара Геннадьевна, взяв длинную и тонкую указку в пальцы. – Не вижу леса рук, четвёртый «А». Кто-то может решить этот пример?

Как обычно, в такие моменты четвёртый «А» замолкал – воцарялась тишина. Доносились с улицы звуки далёких машин, крики классов, занимающихся физкультурой и первоклашек, которых уже отпускали по домам. На подоконник приземлился взлохмаченный голубь. Походил туда-сюда, покивал и улетел.

– Я могу, – над классом взлетела рука.

Среди ребят пронёсся шёпоток: «Рыжая…»

Тамара Геннадьевна кивнула:

– Если больше идей нет… Выходи, Павленочка, покажи классу, как ты решила.

Пашка спокойно встала, взяла тетрадь, подошла к доске, искусно миновав все выставленные подножки. Взяла мел и вписала после примера число, которое получилось в её вычислениях.

Повернула голову и посмотрела на учительницу.

– Правильно, – кивнула Тамара Геннадьевна. – А теперь сотри ответ и напиши, пожалуйста, как ты решила.

– Вот так, – Пашка повернула тетрадь так, чтобы ей был виден решённый пример.

Глаза Тамары Геннадьевны за острыми очками несколько секунд скользили по листу. Затем учительница развернулась к столу.

– Садись, Павлена. Мы так не решаем.

– Но у меня получилось правильно.

– Я вас совершенно не этому учила! – возмутилась учительница. – То, что у тебя тут накалякано – бред сивой кобылы. Я делаю вывод, что ты откуда-то списала.

Спорить было бесполезно: развернувшись, Пашка закрыла тетрадь и пошла прочь. На этот раз она забыла про подножки, а одноклассники, к сожалению, не забыли: Пашка рухнула промеж парт и весь класс захохотал.

– А ну замолкли! – прикрикнула на них Тамара Геннадьевна, хлопнув по столу. – В этом нет ничего смешного!

Все притихли.


За окнами стояло тёмное зимнее утро. Класс клонило в сон, одна только учительница со смешной фамилией Бобых была бодрее всех живых. Взяв мел, она написала на доске уравнение, заданное на дом и постучала по нему указкой. На звук уравнение было ещё отвратительнее, чем на вид.

– Просыпаемся, седьмой «А»! – голос у Бобых тоже не был райской мелодией, особенно когда она его повышала. – Честно признавайтесь, кто не решал?!

Над классом плавно поднялось несколько робких рук.

– Все – дневники мне на стол. Значит, остальные решали. Так чего сидим? Кто может показать, как решить?

– Я могу.

По классу прошёлся еле слышный шёпот: «Бритая…».

Павлена Романова, семиклассница с короткой стрижкой – почти «ёжиком» – и угрюмым выражением лица, медленно поднялась с места, взяла с парты мятую тетрадь без обычной клеёночной обложки, и пошла к доске. По пути специально пнула тяжёлым ботинком неаккуратно поставленную подножку. Выставивший её Рубенцов шёпотом выругался. Естественно, Бобых всё услышала: помимо своего громкого голоса она, когда нужно, обладала ещё и феноменальным слухом.

– Рубенцов, это что за выражения?! Дневник на стол, живо!

– А чё я сделал, чё эта дура пинается?!

Проигнорировав и Рубенцова, и Бобых, Пашка подошла к доске, взяла мел и в точности переписала из тетради записанную формулу, добавив в конце ответ.

Спустя несколько секунд у Бобых отвисла челюсть.

– Через дискриминант?! Романова, ты что, совсем больная, мы его ещё не проходили?!

– Ну и что, – Пашка пожала плечами, кладя мел обратно. – Ответ-то правильный.

– Но решила ты его неверно! – настояла на своей глупой истине Бобых, хлопнув по столу стопкой захваченных за последние минуты дневников, незаметно перекочевавших на её стол. – Мы ещё не проходили решение по дискриминанту. Значит, ты откуда-то списала.

– Да ниоткуда я не списывала, я сама решила! – крикнула ей в лицо Пашка, топнув тяжёлым ботинком так, что на соседних партах подскочили карандаши. – Если я умею решать так, то на кой чёрт мне…

– Ты ещё со мной поспорь! – взвыла Бобых во весь голос так, что стёкла задрожали. – Как я говорю, так и надо решать, понятно тебе?! Дневник на стол, и вон из класса! И на урок не возвращайся!


– Десятый «А», тихо, я сказала!!!

Не сказать, что после этого класс окончательно притих, но хотя бы бумажки на задних рядах летать перестали. Тяжело вздохнув, Раиса Лаврентьевна – она же Бобых – перевела взгляд с верхушек деревьев за окнами на шумный и непослушный десятый «А».

– Начнём с домашнего задания, – произнесла она, раскрывая методичку. Судя по её лицу, последнее, что ей сейчас хотелось делать – это вести один из заключительных майских уроков у десятого класса, разъясняя примеры и задачи, которые им в этом году не пригодятся, а в следующем уже благополучно смоются из голов даже самых прилежных отличников. – Кто-то решил?..

– Я, – и над классом взлетела рука в чёрном браслете.

Бобых неодобрительно поморщилась. По классу прошелестел шёпот: «Лысая…».

– Кто-то ещё?

Никто больше желания не изъявлял: все отличницы на первых рядах знали, что Раиса Лаврентьевна всегда придирается к любому решению, будь оно даже самым правильным. Только классная отличница Гульвира (по прозвищу «Костыль») всегда решала всё правильно – но сегодня её в классе не было.

Бобых вздохнула.

– Ну выходи, Романова… «Блесни» знаниями.

И с места поднялась почти что взрослая Пашка: широкоплечая, в мешковатой кожаной куртке, с браслетами на руках, и главное – совершенно лысая. Над правым ухом, в котором блестел чёрный пирсинг, был приклеен пластырь.

– Как тебе не стыдно в школу в таком ходить, – неодобрительно произнесла Бобых, морщась, как от святой воды.

Полностью её проигнорировав, Пашка вышла к доске даже без тетради. Без единой подсказки выписала на память длинный пример, любому обещающий массу вычислений, но после знака «равно» не стала ничего высчитывать, а нарисована незамысловатую фигуру из двух кружков и овала. Довольная донельзя, посмотрела на Бобых с очаровательной улыбкой.

– Ну теперь правильно?

Весь класс загоготал, а Бобых стала почти что багровой.

– РОМАНОВА, ВОН ИЗ КЛАССА!!!


Именно такой выросла Пашка Романова, среди одноклассников именуемая то «Рыжей», то «Бритой», а с девятого класса и вовсе «Лысой». Не преуспевшая в хорошей учёбе и примерном поведении, Пашка преуспела в подобных выходках, драках с одноклассниками, прогулах и прочем, за что никого никогда не хвалят. С ней проводили уже десятки «исправительных» бесед, однако ни одна из них, кажется, не возымела на Лысую никакого эффекта.

Пашка давно поняла, что всё, ради чего выкладываются эти подлизы, вечно сидящие на первых партах, не имеет никакого значения, если это нужно просто для того, чтобы сдать финальные экзамены и попрощаться со всей образовательной системой с её девятью кругами. Нет никакого смысла читать книги, которые я не хочу читать. Нет никакого смысла решать уравнение одним способом, если я знаю три других. Школьные учителя терпеть не могли выхода за рамки, потому что попросту не знали, что с ними делать, а потому всё «образование» летело к чертям.

Не добавляли любви к школе и одноклассники, присваивающие Пашке одну кличку за другой. Стоило ей перестать быть «Рыжей» – так мерзотный Дима Рубенцов обозвал её «Бритой», и кличка снова прилипла намертво. Окончательно выйдя из себя, Пашка сурово его избила, а когда поняла, что от клички её это не избавит – побрилась на лысо.

Естественно, криков от родителей и учителей было выше крыши, и эффект в виде новой очевидной клички был ожидаем, однако больше Пашку это не беспокоило. Найдя себе друзей вне школы, таких же отпетых раздолбаев, она стала тем, кем стала – и её это вполне устраивало.


…Так уж вышло, что Бобых, не задумываясь, погнала её из класса в самом начале урока. Помимо алгебры в расписании стояла ещё и литература, но Пашка махнула рукой: всё равно злополучных «Отцов и детей» она так и не дочитала. Так что, закинув сумку на плечо, Лысая с довольной улыбкой покинула школу, подставив лицо тёплому майскому солнцу.

Погода на улице была просто загляденье, поэтому Пашка сбросила с плеч кожанку и сунула в сумку, оставшись в белой мятой рубашке с короткими рукавами да спортивных штанах. Выйдя за школьные ворота, она ещё немного повозилась, достав из сумки наушники, и двинулась в путь, только когда в ушах заиграли гитарные струны.

Дома делать было нечего, так что Пашка направилась в местный парк, в глубине которого находилось полуразвалившееся заброшенное здание неизвестного происхождения. Никто не знал, что в нём было раньше, автодром, шахматный клуб или какая-то лаборатория, однако заброшенное здание размерами с небольшой стадион часто привлекало разного рода компании. И сейчас Пашка направилась туда в надежде, что там есть кто-то из её знакомых.

Удача её не подвела: здесь были Кир и Сумчик. Забившись в угол, эти двое над чем-то склонились и явно не ожидали, что кто-то к ним присоединится.

– О, кто это к нам пожаловал, – вместо приветствия сказал Кир, и голос его эхом разнёсся под сводами заброшки. – Лысая уроки прогуливает. Нехорошо!

Кир учился на первом курсе местного ПТУ, ростом был чуть повыше Пашки, тоже бритый, с еле заметным беленьким шрамом на виске. Косил от армии, как мог, но все вокруг поговаривали, что ему недолго осталось. Сидящий рядом с ним Сумчик был молчуном: никто толком не знал, где он учится, где живёт, чем занимается, известно было только его настоящее имя – Прохор Сумин. Его ни разу не видели ни в каких других компаниях, а тусовался он только с ними, так что Сумчику верили, как своему. Кроме того, он неплохо разбирался в электронике – один раз даже починил чей-то компьютер. Впрочем, это были только слухи.

– А вы что тут делаете? – спросила Пашка, снимая наушники и подходя к ним. Впрочем, она и сама увидела, что: эти двое развели небольшой костёр, над которым соорудили из валяющихся повсюду металлических прутьев перекладину; на неё повесили какую-то каску, в которой сейчас булькала вода: там закипал «Доширак».

– Жрать готовим, – коротко ответил Кир. – На троих маловато будет, так что извини.

– Забей, – махнула рукой Пашка, скидывая с плеча сумку. – Я и сама-то не очень хочу.

– А чё школу прогуливаешь? – Кир чем-то помешивал варево в каске, и это поубавило и так небольшой желание Пашки есть оттуда что-либо. – Наругают ведь нашу отличницу.

– Пошёл ты, – ухмыльнулась Лысая. – Меня Бобых опять попёрла. Карга старая.

– Уууу, – Кир покачал головой. – Сурьёзно. Ну чё, Сумчик, есть идёшь?

Вместо ответа Сумчик показал Киру приготовленную пластиковую вилку, которую он для порядка даже протёр, предварительно на неё поплевав.

– Приятного, – поморщилась Пашка, наблюдая за скромной трапезой. – А где воду-то достали?

– Сумчик с колонки принёс.

Пока они молчаливо ели, Пашка уселась прямо на пол и задумчиво посмотрела на щель в крыше, сквозь которую была видна качающаяся от ветра листва, да небольшой кусочек синего неба. Кое-где на другом конце зала сквозь стены проникали и солнечные лучи, в которых была видна летающая пыль. Что и говорить, здесь было куда лучше, чем в школе, и о своей выходке Пашка нисколько не жалела.

– Лысая, есть сижки? – спросил Кир, видимо, наевшись. Лысая покачала головой: курила она редко, но иногда специально носила с собой полную пачку, чтобы угостить друзей. Как ни странно, родители так её ни разу и не обнаружили – возможно, именно потому что Пашка не очень-то старалась прятать.

– Последнюю бомжу отдала.

– Это какому? Палычу?

– Ему, да. Сегодня иду мимо, а он Вольтера читает. На свалке, говорит, нашёл. Ну и попросил сигу.

– Жесть, – едва ли Кир знал, о чём говорит Пашка, но сделал вид, что всё понял. Встал с корточек, отряхнулся, потянул руки. Выдал что-то вроде «курить охота», а затем сказал:

– Гоу, народ, до Полтинника.

– Что ты там забыл? – спросила Пашка, вставая и поднимая за собой сумку. – На Клоунов давно не нарывался?

– Да пошли они, – махнул рукой Кир, поморщившись. – К Серёге заскочим. Он мне ещё с прошлой недели косарь должен.

«Полтинником» назывался не самый благополучный район в городе, куда Пашка с компанией изредка наведывались. Там заправляли ребята, называющие себя «Клоунами». Те, кому не повезло нарываться на них, никогда больше не смеялись над странным названием – оно их скорее бросало в дрожь. Среди «Клоунов» были оч-чень «весёлые» ребята, которые любили очень плохие шутки. Пашка их не боялась, потому что никогда не ходила в тот район одна, однако знала, что, как ни иронично, шутить с «Клоунами» не стоило.

Лысая

Подняться наверх