Читать книгу Всегда по четвергам (сборник) - Вячеслав Лейкин - Страница 8
Часть I
Поэтические забавы
Глупая вобла воображения
Оглавление– Ну-с, господа хорошие, как поживают ваши стихи, стишки, стишочки, стихрюшки, стихарики?..
– А никак не поживают.
– Не понял.
– Как может поживать то, чего нет?
– Понял. А что же их нет? Некогда писать?
– В основном не о чем.
– Про природу и погоду все уже написано, а про школу неохота.
– Как-то это все не для стихов.
– А что для стихов?
– Если бы знать!
– Уже и стихи были бы в кармане!
– Ведь как у настоящих поэтов?
– Как?
– Раз – и готово! Они всегда знают, о чем…
– А не скажите: у настоящих тоже не вдруг происходит. Вспомните Маяковского:
А оказывается –
прежде, чем начнет петься,
долго ходят, размозолев от брожения,
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения.
– Вот и у нас барахтается.
– И тоже – глупая.
– Была бы умная, уже и стихи были бы…
– В кармане. Понятно. А если мы на эту глупую воблу приманку отыщем? Да и вытащим ее на поверхность, чтобы зря не барахталась.
– Хорошо бы. А как это сделать?
– А очень просто. Предлагаются два начала. Первое:
Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
– Вот она, наша жизнь!
– Но это же вполне законченный стих!
– Правильно. Это и есть стих – хокку японского классика Басё. А вы попробуйте использовать его как начало нового стихотворения. Вдруг ваша глупая рыбка наконец клюнет?
– А второе начало?
– А второе – две довольно бессмысленные, однако весьми кокетливые строчки:
Музыка стала нашим проклятьем,
Юность – судьбою.
Им тоже придумайте продолжение. Может, тогда строчки эти приобретут смысл или хотя бы выглядеть будут более естественно. Задача понятна?
– В общем и целом…
– Тогда действуйте!
– А спросить можно?
– Но только чтобы это был последний вопрос.
– А как же вобла может барахтаться? Ведь она же вяленая?
– У настоящего поэта и мороженая рыба забарахтается. И даже ископаемая.
– Вот теперь понятно.
1. Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
– Вот она, наша жизнь!
Но, скромно промолчав,
Подумает про себя:
«Вот она, моя смерть».
2. Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
– Вот она, наша жизнь!
Вроде звезды летучей.
Значит, и я – человек
Под нависающей тучей.
Знают мои объятья
Будущее других…
Клетка любимого платья –
Несостоявшийся стих.
3. Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
– Вот она, наша жизнь!
Как благороден тот,
Кто промолчит, когда ему скажут:
– Она тебя любит.
Как благороден тот,
Кто заплачет, когда ему скажут:
– Твой враг умер.
И самое замечательное,
Что таких людей на земле немало.
Как благороден тот,
Кто согласится со мной.
4. Как благороден тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
– Вот она, наша жизнь!
Кто не станет читать
Любовных посланий монахини к Богу,
Кто никогда не поцарапает
Желтой соломинкой
Кожи умершего пруда,
И не проснется средь ночи,
Чтобы мой сон подсмотреть.
1. Музыка стала нашим проклятьем,
Юность – судьбою.
Гласность стала нашей стихией,
Истина – роком.
А мы не изменились
И ничего не можем
Сделать с жизнью,
Потому что каждый из нас
Всего лишь иголка
В муравейнике мироздания.
2. Музыка стала нашим проклятьем,
Юность – судьбою.
Мужчины занимаются зодчеством,
А женщины – собою.
Подлость стала радостью,
Старость – молотьбою.
Мужчины занимаются дружбой,
А женщины – собою.
Злоба стала мудростью,
Смерть – бегом или ходьбою.
Мужчины занимаются вечностью,
А женщины – собою.
3. Музыка стала нашим проклятьем,
Юность – судьбою.
Мальчик, тонкий и бледный,
Глядел воспаленым взором,
Как мимо плывет вселенная,
Вздрагивая и качаясь.
Римляночка в пыльной тоге
В изящном белом веночке,
Играла на тусклой лире
И полупрозрачными пальцами
Касалась бумажных струн.
И плакала мисс Вселенная,
И устало рыдал Господь.
4. Музыка стала нашим проклятьем,
Юность – судьбою,
