Читать книгу Папина автобиография - Вячеслав Тельнин - Страница 23

Вот значит, когда улица организовалась полностью, и у нас дом заселялся, к нам, значит, приехала тетя Вера. Это приемная дочь тети Поли (материной сестры). И мы, конечно, их приняли. Они остановились у нас.

«Они родственники тети Поли были или знакомые?»

По отцу, вернее, по мужу. Муж ее (этой тети Поли) Касаговский. Поляк он. По национальности поляк. Тетя Поля вышла за него замуж, и у нее были дети – Тамара и Вера. Две дочери. Тамара померла от туберкулеза, а Вера совершенно здоровая была. Выжила. И ее отец был мужем тети Поли. Он работал на железной дороге. В багажной кассе. Кем он там работал: или носильщиком, или… не знаю. Короче говоря, кем-то там он работал. Что-то делал. Он жил тоже вместе с нами, а после, после войны… или во время ли войны – как-то это в голове не сохранилось в памяти. Короче говоря, он помер, а его дочь Вера осталась жива. А где она жила, вот этот момент я тоже не помню.

Я знаю, что она, вот когда я себя уже ощущал, приехала с мужем. Петр Константинович Слепов. Слепов. До войны я его не знал. Он, значит, был врач. А Вера Ивановна была его жена. Где они там познакомились, как они познакомились, я не знаю. Петр Константинович уже приехал к нам. Во время пребывания в армии он работал ветеринаром (ветеринар – это врач по животным). Ветеринаром. Он работал ветеринаром. Работал где-то на севере. В северных республиках, севернее Санкт-Петербурга. И где он там познакомился, я не знаю. Но Слепова Вера Ивановна, которая была приемной дочерью тети Поли, моей тетки, по-родственному, она, значит, приехала с мужем – Слепова. И у них уже тогда был Вадик. Он по возрасту был примерно на полгода младше меня. На полгода или что-то около этого, но он был младше, я был старше. Затем у них появилась дочка. Когда она появилась… или как они приехали, она появилась, или уже до приезда она появилась, они уже с готовой дочкой приехали? Короче говоря, она была маленькая. Я помню момент, что вот я лежал в кровати – большая такая кровать двух спальная, для взрослых. Я лежал в кровати, мне лет так пять – семь где-то, пять—шесть. Я уже кое-что понимал, я уже различал взрослых, но различал там уже по родственной связи, что Слеповы – это родственники наши, и что вот они к нам приехали временно, осваиваются здесь, а затем они где-то себе жилье заведут и где-то там будут жить, а покамест они у нас. Вот так вот.

Вот эта Слепова к нам как бы переехала с этим, и они одну комнату заняли, а мы в другой комнате жили. Четырехкомнатный дом, крестообразный такой, и вот две большие комнаты, которые жилые мы заняли и две как бы кухни. И я вот помню, что я лежал в кухне в их половине, и мне уже было лет так пять, наверно, а может даже и шестой был. Я уже понимал, что вот они приезжают, что они временно сюда приезжают, что они после где-то себе дом заведут. И у них была, значит, бабушка – мать Петра Константиновича. Ей тогда было 94 года. Это я знал, что ей 94, что она уже старая. Из Саратовской губернии откуда-то они – родственники. Что сам Петр Константинович Слепов, где он познакомился с этой – я не знаю – с Верой Ивановной Слеповой. Знаю, что они приехали к нам, и вот эта бабушка, бабушка Слепова – мать Петра Слепова, а Вадик – это его сын. Этой старухе было 94 года. Она была такая живая, низенькая, маленькая, но такая подвижная, живая, нормальная женщина. Мне тогда было лет шесть. Седьмой был примерно. И вот она, значит, когда у них (Слеповых) дочка родилась, Вадик уже был, а Борис, Борис, по-моему, уже был (младший брат Вадика). А сама бабушка вот эта – Слепова – приехали они из Саратовской области. У них свой говор такой был. По говору тогда можно было установить: из какого района, откуда он приехал жить – и она все время говорила слово «чай»: «чай ты знаешь», «чай надо что-то там», «чай еще что-то там». Ну, короче говоря, такой слово-паразит «чай». «Чай знамо» – значит «все это известно». И вот она, значит, когда у них маленькая дочка появилась, я, значит, в их кухне (наша койка была, наша еще временно) я там лежал, помню, ко мне ее положили туда. Голенькую такую, маленькую. Я уже понимал, что это девочка, а я мальчик. И вот ее сюда положили. Временно, на несколько часов там или на час—на какое-то время. Ну, что-то они там делали.

И вот эта старуха-то – она все этот «чай» говорила и прибаутки разные. До сих пор я помню прибаутку: «У милашки деньги есть, я не знаю – как подлезть. Я подлезу, украду, никому я не скажу. А милашка будет плакать, а я буду с ней калякать». Калякать – значит разговаривать. Вот это я помню. Ей было 94 года, а она такая была шустрая, маленькая. И еще помню, что, то ли эта бабка, то ли какая-то другая бабка: она, значит, так это бежала, и после задней левой ногой так подрыгивала. В общем, такие полу-шутки. Вот такое живое вот общение. Вот это я помню. То ли это она, то ли это другая какая-то, но этот момент я помню вот, что она бежала, и так вот ногой подрыгивала. И они жили у нас первое время там, недолго жили. Какое-то время пожили, а затем они где-то сняли себе квартиру, комнату и уже мы там кого-то другого пустили, того, кто нам платил, помогал, потому что тогда же трудности были. И мы не могли себе позволить, чтобы у нас пропадала жилплощадь или еще там как-то. Ну, а он – вот этот Петр Константинович-то, врач – ветеринар, он где-то обустраивался не в городе, а…

Он, значит, где-то по тобольскому тракту – в ту сторону – там обслуживал деревни какие-то. А я уже – это уже более старший возраст – работал на заводе, и у меня был велосипед, и он просил, чтобы я ему дал велосипед, чтобы он мог туда своим ходом ездить, самостоятельно. Ну, вот этот момент я помню, но это уже…

«Куда ездить?»

На обслуживание тех хозяйств, где он работал, обслуживал… Ну, а в то время, я знаю, что, когда они у нас жили первое время, у нас, значит, была собака – Джек. Черный, лохматый такой пес. Джек, его звали. И он его не любил – Слепова вот этого. Они как-то… У нас было подозрение, что он его отравил. Этого пса. Потому, что пес у нас стал чихать, чихать, чихать, чихать… И так чихал, чихал, пока не помер. Он и мать, и у нас такое было подозрение, что он его отравил, а доказать никто ничего не мог. Как вот он его отравил? Что-то дал ему, и вот он таким образом помер – сам. Самостоятельно – чихал, чихал, чихал и помер. Вот такое дело. Ну, а Джек у нас жил он под крыльцом. Тут будка была у нас сделана. Он забегал в будку и там, в будке (она с краю тут), на цепи – он цепной был у нас. Джек.