Читать книгу Они были мелкие и золотокрылые - Юлиана Лебединская - Страница 4

Март 43 год новой космической эры, Зарина

Прошли две недели их заточения.

Пейзаж за окном становился всё тоскливее. Вместо долгожданной апрельской зелени – снова мартовские голые деревья, короткий дождь и лужи. Климат-контроль Системы Аколитус, конечно, сильно смягчал погодные условия под куполом, но всё же оставлял их близкими к природным. И приходилось взирать в окно на серую тоску.

Раз в день, ранним утром, из отверстия в стене в кухне-гостиной выползал бот-гарсон – длинный и гибкий, похожий на сардельку, – и накрывал стол к завтраку, блюда на обед и ужин оставлял в холодильнике. После чего исчезал. Следом появлялся его двойник, приносил салфетки, туалетную бумагу, свежие полотенца и постель, убирал мусорное ведро, забирал необходимое для стирки. И тоже удалялся. Отверстие за ними задраивалось наглухо. Но останься даже щёлка, никто из людей не поместился бы в столь узкий проход. В номере на столике нашлась стопка чипов с книгами, журналами, фильмами и тиви-программами – все до сорок второго года выпуска. Был большой тиви-экран в гостиной и маленькие – в спальнях, но просматривать на них можно было только означенные чипы. И никакого интернета. Никакой слимфонной связи – можно лишь сунуть записку боту для профессора или персонала гостиницы.

И никаких людей.

От дичайшей скуки немного спасали танцы. Чипами с историей Древнего Востока их снабдить не додумались, но Зарина повторяла выученное по памяти, тренировалась каждый день. Но не будешь же танцевать сутки напролёт?

К счастью, были ещё долгие разговоры с Гандзом. Доктор рассказывал о путешествиях на третью полосу – нейтрализатор ему всё же успели ввести. И, видимо, в суматохе с перемещениями забыли об этом, поскольку их тюремщики не позаботились обновить блокиратор. Слушая Гандза, Зарина жалела, что не знала многого раньше. Ничего, однажды она отсюда выйдет…

С Виктором у них выстроился вежливый нейтралитет. Аспирант сидел у себя в кухне-гостиной, угрюмо смотрел тиви-шоу одно за другим, на целостность мебели и златокрыла больше не покушался. Зарина с Гандзом без лишней необходимости на его территории не появлялись, обедали в своих комнатах – иногда вдвоём, иногда по отдельности. Златокрылу же в первый день промыли раны раствором из гостиничной аптечки, перевязали крылья и уложили восстанавливаться. Зарина знала, что регенерация у этих существ быстрая, и убить их весьма не просто. И всё же удивилась, когда на следующий день израненный златокрыл гордо, хоть и прихрамывая, вышагивал по комнате, а ещё через день бил крыльями и курлыкал, как ни в чём не бывало.

Сегодня Зарина проснулась задолго до рассвета. Гандз тоже не спал, в отличие от Виктора – аспиранту вечером вкатили транквилизатор из аптечки Гандза.

Они всё обсудили и не раз. Последний разговор, последний спор: «А стоит ли?» – отшумел вчера утром, за завтраком. Им принесли синто-сосиски с базиликом, варёное яйцо и кофе с имбирным печеньем.

Доктор последний раз попытался её отговорить, она в последний раз не позволила.

– Я должна увидеть, что случилось с миром. Почему нас не просто держат взаперти, но даже новостей смотреть не дают.

– Я могу пойти вместо тебя, – тихо отчеканил Гандз, изгибая бровь.

Виктор, по идее, дрых без задних ног, но они всё равно говорили еле слышно.

Зарина покачала головой.

– Я не справлюсь одна с Виктором, если он что-то вычудит. Я не смогу защитить Мордаху, – так с недавних пор звали златокрыла, предыдущее имя, Гад Паршивый, как-то не прижилось, – если он снова на него набросится. Да и с профессором, в случае чего, лучше тебе поговорить по-мужски.

– Ага, – хмыкнул Гандз, – шею мне тяжелее скрутить.

– А ещё у тебя жена и дочь, – припечатала Зарина. – Да и сообщество доктора Гандза не сможет существовать без самого доктора Гандза.

Он попытался возразить, что вряд ли вылазка в окно будет опаснее путешествия по третьей полосе, но Зарина его остановила. Предложила не терять время на пустые споры.

И вот сейчас она стояла у окна, натянув на себя три свитера и две пары брюк – узкие трикотажные и широкие джинсы. В шкафах обнаружился некий ассортимент одежды, но только не верхней. Кроссовки и те пришлось одолжить у Гандза и надеть на несколько носков – не лезть же в окно в туфлях на каблуках или в тапочках. Личную карту и горстку монет она распихала по карманам джинсов.

Молодая пара, живущая на сто восемнадцатом этаже под ними, появилась пять дней назад – вперёд? – и, несмотря на мартовскую прохладу, они никогда не закрывали балконную дверь. Зарина наблюдала это из окна Гандза, чуть под углом. Можно просочиться к ним рано утром, потихоньку выскользнуть из комнаты, а потом – и из гостиницы. Побродить по городу, понять, что к чему и вернуться. Главное – успеть до полуночи – именно в полночь они смещались во времени.

Вчера они весь день вязали верёвку из простыней, закрывшись в спальне Зарины и для отвода глаз включив старые фильмы.

Сегодня ни свет, ни заря она уже свисала из окна, цепляясь за верёвку вмиг окоченевшими пальцами и впервые сомневаясь в собственном плане. А если, несмотря на утреннюю темень, её всё же заметят и доложат профессору? А если сегодня соседи закрыли балкон или вообще не спят? А если, чёрт её раздери, она сейчас сорвётся? Верёвка подозрительно скрипела. Пальцы слушались с трудом, тело словно окаменело. Она висела, не в силах пошевелиться, и становилось всё холодней.

– Или вниз, или вверх, – зашипел над головой Гандз, страхующий верёвку. – Тянуть назад?

– Самка пышнохвоста, – выдохнула Зарина, тряхнула головой и заскользила вниз, к вожделенному соседскому балкону. Проползла мимо пустого балкона сто девятнадцатого этажа. Возможно, было проще пробраться сквозь него, но… Она слабо толкнулась в дверь. Закрыта. Да и кто его знает, как выбираться потом с этажа, на который, по словам Захарова, никого не пускают?

Спустя пару минут она уже перебралась через перила, мягко спрыгнула на пол, верёвка устремилась вверх. Гандз её спрячет, а пропажу постельных единиц они спишут на когтящего златокрыла.

Зарина перевела дух. Потерла горящие от напряжения и холода ладони. Прислушалась. В комнате – тишина. До балкона донёсся одинокий всхрап, и снова всё затихло. Зарина чуть отвела плотную штору, скользнула в комнату. На цыпочках прошла мимо спящей пары, спотыкнулась о чемодан, едва не упала. Чуть дыша вышла в коридор, нащупала дверную ручку. Вспыхнул свет. Проклятье! Санузел! С датчиком движения, как и у них в номере. А выход, похоже, – с другой стороны. Зарина поспешно захлопнула дверь, развернулась ощупывая стену. Вот и дверь. Заблокирована. Ключ. Где-то должны быть ключ… Она лихорадочно ощупывала тумбочку у входа.

– Кто вы? – свет загорелся уже в коридоре.

На неё смотрела сонная худенькая девушка в пушистом гостиничном халате.

Зарина улыбнулась во весь рот, схватила стоящую у двери корзину для мусора и затараторила заготовленное:

– Я – ваша новая горничная! Александра, к вашим услугам. Университет проводит эксперимент по введению человеко-персонала. Это сейчас модно! Я к вашим услугам! Я буду убирать, пока вы спите.

– Мы не заказывали такого. Мы только поженились. Убирайтесь, – проговорила девушка, кажется, так до конца и не проснувшись.

За её спиной в спальне зашевелилось одеяло.

– Вы можете подать жалобу руководству университета.

– Я так и сделаю.

– Солнце, что там? – промямлили из спальни.

Зарина наконец-то увидела магнитный ключ. На полу, возле тумбочки. Она поставила корзину, незаметно подхватила плоскую карточку, отступила к двери, улыбаясь и извиняясь за беспокойство, быстро отперла дверь, выскочила прочь и помчалась по коридору к лифтам. Только бы не подняли тревогу, только бы успеть выйти. Человеко-персонал, и правда, пытались вводить то тут, то там – взять хотя бы девушку на ресепшене. И – порой делали это такими методами, что выходка Зарины на их фоне покажется безобиднейшей шуткой. Во всяком случае, Зарина на это надеялась.

Лифт. Первый этаж. Выход. У неё получилось! То ли пара поверила в «горничную» и не стала поднимать панику, то ли бот-секьюры не распознали в Зарине угрозу – столько лет здесь проработала всё-таки – но результат говорил сам за себя. Она шагала по гостиничному двору. Не бежать. Главное – не бежать. Ворота открылись легко. Шаг – и она на воле.

Зарина шла быстро, чтобы не замёрзнуть. И чтобы не догнали. Подошва кроссовок мягко скрипела, щёки разрумянились от утренней прохлады – к счастью, под куполом не бывает мартовских морозов. Так что, прохладно, но терпимо. Она засунула ладони в широкие рукава шерстяного свитера.

Вскоре она дошла до Центрального парка. На скамейках спало несколько бродяг. На первой полосе, под куполом? Да хоть бы и на третьей! Там люди жили небогато, но не нищенствовали. Лишь самые невезучие теряли всё и оказывались на обочине. Но у подавляющего большинства, как минимум, крыша над головой и еда были всегда. Она снова скользнула взглядом по бродягам. Подобное возможно только на обочине. Но уж под купол стёртых точно не пустят.

Вдруг бродяги зашевелились, принюхались, что-то узрели в утренних сумерках и поспешили скрыться в противоположном направлении. Вгляделась и Зарина. По парку, в конце широкой аллеи, вереницей шли люди. Шли медленно, шатаясь и спотыкаясь. Зарина немного приблизилась, присмотрелась. Сплошь старики и старухи. Связанные друг с другом длинными верёвками.

Что здесь происходит?

Процессия скрылась в сумерках парка. Зарина неуверенно пошла по аллее. Светлело. Бродяги и старики больше не попадались, зато на краю парка встретилась кофейня, только что открывшаяся. Зарина зашла внутрь.

Озябшими пальцами залезла в карман джинсов, нащупала несколько крупных монет. Хватит на кофе с хрустящей булочкой. Выковыривать из второго кармана личную карту не хотелось. Кофе для первой полосы был так себе, но зато горячий, и его много. Зарина обхватила чашку холодными ладонями.

За окном постепенно просыпался город. Пролетали флаймобили, появлялись люди. В кафе заходили первые посетители. И никого – с златокрылом. Экзотических питомцев необходимо выгуливать каждый день, и обычно в этот час парк кишел златокрылами и их спутниками.

Зарина вдруг задумалась о Мордахе. Ему ведь тоже надо гулять! Ладно, первое время он восстанавливался после побоев, но теперь-то уже точно можно и нужно выгуливаться. Когда вернётся, настоит, чтобы их выпускали хотя бы на прогулки со златокрылом. Она допила кофе, заказала ещё стаканчик «на вынос» и вышла на улицу. Из-за туч показалось солнце, стало теплее.

Зарина бродила по улицам. Людей становилось больше. Все они смотрели перед собой пустым равнодушным взглядом, даже дети. Не проснулись ещё? А златокрылов по-прежнему не видно…

За невысоким забором на серой поляне играли дети. Ну, как играли… Стояли в кружке и что-то друг другу показывали. Чуть в стороне возвышалась сухопарая дама, видимо, воспитатель. Одна девочка повернулась и посмотрела на Зарину. В руках у неё была мелкая птичка с зелёными перьями. Вот что они рассматривали! Зарина улыбнулась девчушке. Та ответила безразличным взглядом. И с тем же равнодушием резким движением оторвала птице крыло. Птица закричала и забилась. Девочка бросила её на землю, и все товарищи принялись внимательно, хоть и равнодушно созерцать жертву.

Зарина подпрыгнула на месте. Бросилась к калитке в заборе, подбежала к тётке-воспитателю, всё ещё стоявшей безучастно.

– Как так можно? Что вы делаете? Вы что, не видите? – кричала она одновременно и детям, и воспитателю.

Дети, как один, подняли головы и посмотрели на неё. В равнодушных взглядах сквозило удивление. Птица затихла, умирая.

Зарина отшатнулась.

– Что здесь происходит? – спросила она.

– Дети изучают живую природу, – бесцветным голосом ответила тётка, поджав тонкие морщинистые губы. – Правда, несколько неаккуратно. Придётся стирать курточку.

И правда, голубой рукав девочки окрасился красным.

Зарина, секундой назад готовая кричать, рвать и метать, доказывать, сейчас лишь попятилась и вышла из калитки. Её замутило. Она быстро пошла прочь.

Что же случилось с миром? Чем закончилась конференция, на которую она не попала год назад? Она должна всё выяснить. В гостинице их отрезали ото всех средств информации, но здесь-то она вольна покупать и читать, что вздумает.

Зарина вышла на проспект и зашла в первый же инфо-бутик.

Ей навстречу выкатился бот, подозрительно похожий на дамский бюст.

– Чем могу вам помочь? – мелодичным женским голосом спросил он.

– Мне нужны архивы новостных изданий за последний год. У вас есть чип с такой подборкой?

Бот защёлкал, потом нараспев изрёк:

– Да, конечно. Выберите область, которая вас интересует: новости в области сексуальных развлечений, новости моды, новости из жизни звёзд, криминальные новости, социальные новости…

– Последнее! Хотя нет. Давайте всё, что есть за год.

– Приобрести чип вы можете за пятьдесят кредитов. Отдельная категория – двадцать кредитов. Если желаете просмотреть здесь – это стоит десять кредитов в час.

– Да, я желаю просмотреть здесь.

Возвращаться в гостиницу с таким добром опасно. Вдруг заберут на входе? А так – у неё весь день впереди. Главное, вернуться до полуночи.

– Будьте добры, вставьте вашу личную карту в щель.

Зарина покопалась в складках свитеров, добралась до кармана джинсов, достала карту и вставила чётко между «грудей» говорящего бюста. Что это ещё за новшества? Вроде ж не в секс-шоп зашла…

Зарина завертела головой.

– Где я могу просмотреть архивы?

Бюст зажужжал.

– Подождите минутку, – пропел он.

И продолжил жужжать.

– Там всё в порядке? – поинтересовалась Зарина. – Средств хватает? Должно хватить.

– Подождите минутку, – повторил бюсто-бот.

Прошло минут пять. Бот укатил к себе за стойку и оттуда жужжал, как ни в чём не бывало.

– Простите, я могу получить назад свою карту? Куплю кофе, пока вы тут…

– Подождите минутку. Никуда не уходите.

– Я хочу вернуть свою карту. У вас система зависла?

– Подождите минутку.

– Отлично…

Перед бутиком приземлилось два флаймобиля сине-белого цвета и с мигалками, из них вышли люди в форме. Зарина не сразу сообразила, что прилетели они за ней…

Паскудный бюсто-бот немедленно выплюнул карту и вручил полицейскому, пока двое других вели её, упирающуюся, к машине.

– Что происходит? Я ничего не сделала! В чём меня обвиняют? Или доступ к информации теперь преступление?

– Преступление – использование чужих личных карт, – хмуро бросил ей полицейский, усаживаясь на переднее сидение.

Её засунули на заднее, отделённое от впередисидящих полупрозрачной энерго-решёткой.

– Но это моя карта! Послушайте меня, дайте запрос в Аколитус, сверьте данные…

В ответ раздался смех.

– Аколитус? Ты откуда выползла?

– Что… Позвоните в Галактический университет! Послушайте же…

Но слушать её не стали. Привезли на нулевую полосу и засунули в тюрьму, в камеру к группе ободранных девиц недоброго вида. Девицы немедленно её обступили.

– У-у-ух ты-ы-ы, какой свитер! – протянула одна, со спутанными чёрными волосами и большими зубами, ощупывая Зарину.

Зарина попыталась отшатнуться, но её окружили плотно.

– Снимай, давай, – бросила ей девица, – здесь принято делиться.

– Или мы сами снимем, – послышалось сзади, и чьи-то руки полезли под одежду.

Зарина решила, что от одного свитера она не обеднеет, сорвала его и бросила зубастой девице.

– Ух ты, а этот тоже ничего, – перед ней тут же возникла вторая, рыжеватая, совсем юная на вид. – Мне нравится.

– Отстаньте от меня, – Зарина, наконец, вырвалась из круга и отбежала к стене. – За мной скоро придут. Я здесь вообще по ошибке.

Её вновь обступили.

– Здесь все по ошибке, – ощерилась ей в лицо рыжеватая. – Давай, раздевайся.

– Да у неё тут куча свитеров, – кто-то снова лез под одежду.

– А я джинсы хочу!

– Уйдите прочь! – Зарина взмахнула рукой, оттолкнула рыжеватую, оцарапав той щёку.

Тут же несколько девиц накрепко прижало её к стене, так, что она не могла и пошевелиться. Рыжеватая подошла и медленно, со вкусом ударила Зарину по лицу, потом ещё раз. Потом заехала кулаком в живот. Зарина задохнулась, инстинктивно попыталась согнуться, но держали по-прежнему крепко.

– Разденешься сама или мне продолжить? – спокойно спросила рыжеватая.

Зарина лишь кивнула.

Её отпустили, и вскоре она осталась в белой футболке без рукавов и узких трикотажных штанах. Кожа вмиг покрылась мурашками – камера была весьма холодной.

– И это снимай, – приказала рыжеватая.

– Но я же не могу остаться голая!

– Мы тебе что-нибудь подыщем, – усмехнулась рыжеватая, уже успевшая натянуть Заринин свитер, бело-зелёный, очень мягкий.

– Вот это подойдёт, – возникла рядом маленькая женщина мышиного цвета и бросила Зарине нечто похожее на платье.

Когда-то оно наверняка было бордовым и даже шерстяным, сейчас же больше напоминало половую тряпку, которую недавно использовали по назначению.

– Штаны, – поторопила рыжеватая.

– А мне – футболку, – сказала мышиная.

Рядом толпилась группа поддержки, готовая вновь применить силу.

Зарина изо всех сил держала себя в руках. Её будут искать. Профессор Захаров непременно заметит пропажу и сделает всё, чтобы её найти. А если не заметит – Гандз поднимет тревогу, и её, опять же, найдут. Кошмар скоро закончится. Она вернётся в гостиницу, залезет в ванную и забудет весь этот бред. А пока – пусть подавятся её шмотками!

Зарина стянула штаны и футболку, швырнула на пол. Потянулась за платьем-тряпкой. Бюстгальтер с трусами, хвала богам, ей оставили.

– Постой-ка, – рыжеватая схватила её за плечи, развернула к себе спиной. – Обалдеть, какая у нас кожа, – что-то мокрое прошлось по хребту, кажется, её лизнули. – Ты что, целый год ни с кем ни-ни?

– Что за чушь?! – Зарина вырвалась и попыталась-таки надеть платье, но её снова обступили, разглядывая.

– А может она из чувствующих? – спросил кто-то.

– Сейчас выясним, – хмыкнула рыжеватая. – Несите мои когти. И остальное – тоже тащите.

– Что за… – опешила Зарина.

– Тебе понравится, – лениво протянула рыжеватая.

Зарина внезапно для себя зарычала и бросилась вперёд. Сбила с ног рыжеватую, подбежала к решётке, вцепилась в неё.

– Помогите!!! Кто-нибудь, сюда! Я здесь по ошибке! Позвоните в Галактический университет, пожалуйста.

В коридоре возник скучающий охранник круглого вида, окинул взглядом полураздетую Зарину и барышень за её спиной.

– А, понятно, – пробормотал он, отворачиваясь.

– Что там? – послышался вялый голос, и рядом с первым охранником появилось ещё двое.

– Новенькую посвящают, – махнул рукой круглый.

– А, понятно. Посмотрим?

– Сто раз смотрели уже.

Охранники повернулись, чтобы уйти.

– Постойте! Помогите мне!

– Видите, сама просит, чтобы остались, – хохотнул один, самый молодой.

– Да что здесь происходит? Выпустите меня, я – Зарина Заревская. Вы конфисковали мою карту! Я не мошенница!

– Я бы всё-таки посмотрел посвящение, – молодой облизнулся.

А круглый вдруг нахмурился, словно что-то мучительно вспоминая.

– Довольно разговоров, – её грубо развернули и потащили прочь от решётки, к лежащей на койке рыжеватой.

– Эй, начальник, – вдруг подала голос большезубая девица, отобравшая первый свитер и всё это время сидевшая в стороне, не вмешиваясь. – А на спину её не хочешь взглянуть?

Лицо круглого вдруг прояснилось. Охранники вернулись, открыли камеру. Внимательно изучили Зарину.

– Ты что, целый год ни с кем ни-ни? – круглый охранник повторил вопрос рыжеватой и заглянул Зарине в глаза. – Или ты – из этих? – в его собственных глазах мелькнула догадка. – На выход её.

– Промолчать не могла? – зашипела за спиной рыжеватая.

– Хуже было бы, – ответила большезубая.

– А можно мои вещи вернуть? – осмелела Зарина.

– Иди. Новые выдадут, получше. А вы получите у меня… – погрозил он кулаком девицам.

Зарину вывели из камеры. На ходу она наконец-то натянула платье.

Октябрь 41 год н.к.э., Дора

К концу октября хозяин «Утро-Булки» выкупил соседнее помещение и расширил кафе. Правда, поработать в нём Доре уже не довелось, «увы» или «ура» – она даже не знала. Официантку-эмпатку заметили и предложили место на второй полосе.

Надо сказать, что сама Дора никогда особо не задумывалась, как устроены полосы и хочет ли она перейти со своей на другую. Всем известно, что там – вроде как лучше, но чем именно лучше – кто его знает? Если точнее – никто из третьеполосников толком второй и уж тем более первой полосы не видел. Попасть туда можно было только по особому приглашению и по закрытому коридору. И всем, кто пересекал границу – хоть «сверху вниз», хоть «снизу вверх» – вводили блокиратор, чтобы нигде ничего лишнего не брякнули и не показали.

Жить, работать и создавать семью ты мог только в пределах своей полосы. Однако на посещение «нижеживущих» особых ограничений не было – при условии, что соблюдаешь правила и вводишь себе блокиратор. Вроде как-то так.

Это и сказала Дора, объясняя матери, что теперь ей придётся жить отдельно.

– Лучшей жизни захотела, значит? – прошипела мать. – Уходишь значит, а мать подыхать бросаешь?

Вот же ж, твою мать.

– Я буду переводить вам кредиты. И если это окажется в моих силах, сделаю всё, чтобы Эжен с Анной тоже в своё время смогли перейти…

– Чтобы мать совсем одна осталась?!

Дора глубоко вздохнула. Что тут ответишь?

Она молча собирала вещи – только самое необходимое, на первое время. Строгая дама с тёмным «каре», проводившая собеседование в Институте улучшения жизни, объяснила Доре, что большинство одежды, которую она носила здесь, не годится для второй полосы. Сама дама была одета в прямое шёлковое платье сиреневого цвета и короткий строгий пиджак на тон темнее платья. «Снобы жалкие», – подумала Дора.

Она любила свою одежду. И часть вещей всё же оставила себе. Часть отдала сестре, часть подарила Мари.

– Как же я без тебя? – сокрушалась напарница.

Хотя, подразумевалось, скорее: «Как же я без твоего златокрыла?» Пряник у её ног фыркнул.

– У меня для тебя вроде как подарок, – улыбнулась Дора.

– Ещё один? – Мари, смеясь, обернулась на стопку брюк и свитеров, выложенных на витрине пока ещё закрытого кафе.

– Да, – Дора протянула ей прямоугольный лист картона, с золотыми буквами, печатью и красивыми завитушками по краям.

– Что это? – Мари вчиталась в написанное. – Это что же?..

– Сертификат на льготное приобретение златокрыла. Самочка, к которой я возила Пряника, отложила три яйца. Я, хозяйка самца-папаши, вроде как имею право рекомендовать человека, которому хотела бы доверить одного детёныша. Ты – первая в очереди на наше потомство, после человека, на которого укажут хозяева самки. А поскольку яиц у нас достаточно, думаю, не подерётесь. Тебе продадут его за полцены и снабдят всем необходимым на первое время. Конечно, если захочешь.

– Ещё бы не захотеть! – Мари бросилась ей на шею. – Спасибо!

– Ну а пока он вылупится и подрастёт, надеюсь, справишься своими силами?

– Справлюсь. Вот сейчас и начну, – она засуетилась, убирая вещи со стола и пряча сертификат в сумочку. – Пора открываться.

– Сделаешь мне кофе? – улыбнулась Дора. – Буду твоим первым клиентом.

– Так-так, сейчас прочитаю, что у тебя на уме, – Мари прищурилась. – Кажется, радость из-за перемен в жизни, и вместе с тем – волнение, всё ли получится? Может, предложить вам латте с шоколадно-мятным сиропом? Он и взбодрит, и расслабит, придаст сил и уверенности.

– Прекрасный выбор. Валяй.

Мари принялась отстукивать заказ бот-повару, а Дора уселась за столик у окна, расстегнула «дутую» куртку. За окном шуршал метлой дворник, поднимая клубы пыли. До уличных бот-уборщиков у них пока не дошли. Что вроде как даже хорошо. Где бы иначе сейчас работал вот этот дедуля?

Златокрыл свернулся клубком на соседнем стуле. В такую рань посетителей не будет, можно посидеть в тишине, выпить латте, а потом поехать в новую квартиру второй полосы. Работа в ресторане «Жасминовый туман» начиналась завтра. Ей дали день, чтобы обновить блокиратор с «гостевого» на «постоянный» и освоиться в новых условиях. А что там осваиваться? «Принеси-подай-улыбнись» – везде одно и то же. Вроде как…

Звякнул колокольчик у входа. Ага. Насчёт уединения – ошибочка вышла. В кафе зашёл её брат Эжен.

– Я знал, что ещё застану тебя здесь, – сказал он, покосился на Пряника, взял новый стул и сел рядом.

– Тебе же вроде как в университет надо?

– Успею. Я вот что хотел… Можно, я иногда буду приезжать к тебе? И, – он кивнул на Пряника, – к нему? Дома, как ты понимаешь, у нас с ним не очень получалось общаться, хотя мне всегда хотелось.

– Ещё бы, – Дора сжала ладонь брата. – Как только немного обустроюсь, выпишу тебе приглашение.

Квартира была просторной, двухкомнатной, со спальней и широким залом, с большой гардеробной и отдельной нишей в стене для златокрыла. В гардеробной висели платья, юбки, брюки, деловые костюмы, пальто… Все – из дорогих тканей, сшитые по её меркам – аккуратно, красиво и со вкусом отделанные. Как же такое носить? То ли дело привычные джинсы и свитера, и ботинки! Пусть одна модель на всех, зато крепкие, хоть и кривоватые. В них не страшно и на грязную лавку сесть, и по луже прошлепать, а в этой красоте, небось, только стоять и можно…

Дора провела ладонью по мягкой ткани пальто персикового цвета. Внезапно прижалась к нему лицом, пошатнулась. Голова слегка кружилась от введённого час назад блокиратора, и плечо всё ещё жгло. Она вцепилась в пальто пальцами, поморгала, глубоко вздохнула… Надо же, какая шерсть бывает… приятная. Она и не знала. И хорошо, что не знала. Раньше – тёплая «дутая» курточка и грубый колючий свитер казались ей пределом совершенства. Тепло, удобно, что ещё надо? Сейчас же она едва не пищала – так хотелось прогуляться поскорее в новом пальто.

Сказано – сделано. Дора натянула обновку прямиком на старые джинсы со свитером, посмотрела в зеркало. М-да! Будто персик на засохшую сосну повесили… Она сорвала с себя джинсы, натянула чёрные шерстяные брюки, вместо потёртых ботинок – туфли на низком каблуке. Старый свитер, уныло торчащий из-под ворота пальто, скрыла под ярким оранжевым шарфом.

Вроде как лучше.

Дора подхватила на руки златокрыла и вышла на улицу.

Прохожие ей улыбались! Она ловила на себе восхищённые взгляды и улыбалась в ответ. На третьей полосе такое случалось редко – там всё чаще люди спешили куда-то, погружённые в дела. Разве что в кафе за чашкой кофе или чая могли немного расслабиться. Или – дома, после всех дел. Хотя последнего у неё как раз и не получалось…

Пряник важно вышагивал рядом, щуря янтарные глаза и похлопывая крыльями. В парках на газонах журчали фонтаны, трава, несмотря на конец октября, была ещё зелёной и аккуратно постриженной, и жёлтые листья смотрелись на её фоне особенно ярко.

По краям аллеи стояли деревянные беседки, Дора зашла в одну, расправила пальто и осторожно села на лавочку. Ого! Лавка с подогревом! А беседка – с анти-дымом. Она достала из сумочки сигарету, закурила. У ног уютно устроился златокрыл. Рябина покачивала алой гроздью, сунув пушистую ветвь в окошко беседки. В соседней беседке страстно обнималась молодая парочка. Дора облокотилась о тёплую стенку и впервые за долгое время почувствовала себя очень спокойно. Нет. Не так. Она впервые в жизни поняла, что чувствует себя спокойно.

Ей стало, с чем сравнивать.

На следующее утро её с ног до головы облили туалетной водой, пахнущей жасмином, нарядили в униформу – бежевую короткую тунику с довольно откровенным запАхом и тонким поясом-верёвкой, с глубоким декольте и вышитым белым цветком жасмина на груди. К ней прилагалась бежевая повязка на голову, также украшенная цветком жасмина, и белые туфли на высоком каблуке-шпильке.

Дора взглянула на себя в зеркало и не узнала. Униформа официантки выглядела шикарнее всего, что ей когда-либо доводилось надевать. Исключение – персиковое пальто. И, возможно, что-то ещё в новом шкафу – она не успела изучить гардероб. После прогулки со златокрылом пришлось тащиться в салон красоты – одним из условий переселения был регулярный маникюр, педикюр и стрижка у парикмахера. Как будто самой нельзя ногти постричь и чёлку. Она ещё ни копейки не заработала на новом месте, а уже – траты. Думала, зайти в салон-кабинку – они подешевле, а всю работу делают боты. Но решила, что бот с ножницами у лица – это всё-таки слишком. И пошла в салон с людьми.

– Стрижка – это искусство! – важно заявил ей курчавый юноша-парикмахер. – Нас никогда не вытеснят боты.

Дора ещё раз бросила взгляд в зеркало, улыбнулась отражению. И… Ох, мать твою. А ведь весь день вот так не будешь торчать перед зеркалом! И это вроде как проблема… Стоять в новых туфлях она ещё могла, но ходить… На третьей полосе таких каблуков не водилось. Максимум – дискотечный вариант с широченными и вполне устойчивыми несмотря на высоту каблучищами. Да и юбку на работу она привыкла надевать более скромную, а не такую, что при каждом шаге обнажает бёдра по самое не хочу.

Дора с ужасом поняла, что не в силах сделать ни шагу.

Появилась Рита – старшая официантка, высокая смуглая брюнетка – и критически её осмотрела.

– Первое время будешь помогать и учиться. Улыбаться и держать поднос, пока твоя напарница расставляет блюда, собирать грязную посуду, менять пепельницы. С клиентами без надобности не заговаривай. Можешь поинтересоваться, понравилась ли еда. Но сама заказов не принимай, пока не выучишь весь ассортимент блюд.

Учиться предстояло многому.

В «Утро-Булке» ассортимент был небольшой, и она знала его наизусть. Здесь на изучение меню придётся потратить не один час, если не день, а оно ещё и обновляется… Раньше она выдавала клиенту еду и напитки в пластиковой или бумажной посуде с пластиковыми же ножами и вилками. Здесь приборы были из стали и фарфора, и каждый нужно правильно положить и поставить, и главное – не разбить. В «Утро-Булке» она просто сметала со стола грязную посуду и выбрасывала в мусорный бак, здесь забирать тарелки можно было только с разрешения клиента, если на блюде особым образом лежит вилка с ножом или ложка. В «Утро-Булке» клиенты с тобой здоровались и делились новостями, здесь смотрели либо как на бота, либо, если речь о мужчинах, как коты на сметану – едва не облизывались. И пойми, что хуже. Доре отчаянно хотелось одёрнуть тунику, прикрыть декольте, посильнее запахнуть подол на бёдрах. И сменить – ой-ой, сорвать к такой-то матери жгущие ступни туфли и сунуть ноги в мягкие удобные тапочки, в которых работала в кафе.

Она с завистью смотрела на напарницу Зою, девушку с очень светлыми, пепельными волосами и серыми глазами, которая на каблуках и в ужасной тунике двигалась так, будто была в джинсах и кроссовках. Нельзя сказать, что Зоя обрадовалась бестолковой помощнице, но собирая заказ на кухне, как попугай повторяла, в какой последовательности раскладывать ножи и расставлять тарелки, кто постоянный клиент, кто нет, у кого какое любимое блюдо…

Дора почти ничего не запомнила.

А в конце дня злополучные туфли таки сыграли с нею злую шутку. Дора несла полный поднос грязной посуды и, едва свернула из зала в коридор, ведущий в туалетные комнаты и дальше – на кухню, как каблук подвернулся, и она грохнулась на пол. Тарелки со стаканами разлетелись на осколки, вилки и ножи радостно звенели по полу.

На шум прибежала Рита. Бросила короткий взгляд на битую посуду и с трудом поднимающуюся Дору.

– Вычту из твоих кредитов, – сказала она, поджав губы, Дора кивнула. – И внесу в личную карту во всеобщей базе.

Кровь хлынула к лицу.

Бог с ними, с кредитами, но если её признают непригодной к жизни на второй полосе, то вернут на третью. И не факт, что на те же условия, с которых она ушла. Дама, собеседовавшая её, непрозрачно намекнула: тех, кто не оправдывает надежд, не любят. Вроде как так и сказала, да.

Дора неловко забормотала извинения и почувствовала на себе новый взгляд. Из мужской уборной вышел человек в блестящем чёрном пиджаке, тёмными глазами и торчащими волосами, цветом напоминающими о мышах. Или – о пыльном асфальте. На правой скуле пухлого круглого лица, под глазом, красовалась большая серая родинка. Он насмешливо посмотрел на Дору, и она обеими руками вцепилась в подол туники, прижимая его к ногам. Мужчина перевёл взгляд на гору битой посуды, к которой уже подступала уборщица с электрощёткой, и улыбнулся Рите.

– Позвольте, я оплачу это маленькое недоразумение. Просто внесите это в мой счёт, договорились?

Рита кивнула, хоть и скривилась.

– И вы окажете мне любезность, если не станете трогать личную карту этой девушки. Уверен, она освоится. Мы ведь должны помогать тем, кому, хм-м-м, повезло меньше нашего.

Он подмигнул Доре. Её бросило в дрожь, к горлу подступила тошнота. Невпопад вспомнился Артемий, их последняя встреча. Подумалось, что даже тогда её так не мутило.

– Иди, работай, – сухо бросила ей Рита.

Через час их сменили девушки с ночной смены – «Жасминовый туман» работал круглосуточно. Дора, наконец-то, сорвала с себя кошмарные туфли и натянула ботинки, пожалев, что вообще не пришла в старых кроссовках. Зоя же – о ужас! – сменила ресторанные туфли на почти такие же, только красного цвета. Впрочем, красное платье по степени открытости тоже не сильно отличалось от туники…

– У меня флаймобиль, – сказала Зоя в ответ на удивлённый взгляд Доры. – Иду на вечеринку в клубе «Буль-Буль» у озера. Не в своём же ресторане тусить! – хохотнула она. – Хочешь со мной?

– Нет, я… – Дора замялась.

– Что ж, как хочешь. Я просто так спросила.

– Зоя, Зоя постой! – Дора схватила её за руку у самого выхода подсобной комнаты, где они переодевались. – Ты не могла бы мне ещё раз рассказать про ножи и вилки, и кто что ест, и всё прочее?

– Я же тебе целый день об этом талдычила!

– Пожалуйста! Я хочу всё записать, зарисовать и выучить, чтобы Рита была мной довольна. Она вроде как не очень рада, что я здесь, и при первой же возможности постарается меня выпинать. Уже сегодня попыталась. Я тебе заплачу, только помоги, пожа…

– Ладно, ладно, не тарахти. Не нужна мне твоя плата, – Зоя вздохнула, посмотрела на водные мини-часы, что причудливым кулоном висели у неё на шее. – Ладно. Немного времени у меня найдётся. А у тебя, говорят, златокрыл есть?

Дора кивнула. В «Жасминовый туман» Пряника брать не разрешили, но слухи о нём разошлись быстро.

– Расскажи, как тебе удалось так круто с ним в контакт войти, что аж на вторую полосу поднялась? А я, так и быть, повторю всё, что знаю, о ножах и вилках.

Ноябрь 41 год н.к.э., Эдуард

Оказавшись в отчем доме, Артемий гордо потопал в теплицу. Чувствовалось: он бы с радостью запихнул туда златокрыла с папашей вместе, освободив родную спальню от инопланетного захватчика и родителя-предателя, но сдержался.

Да и в теплице было совсем неплохо. В первую очередь тепло! И светло – тоже. И душисто. Посреди просторной комнаты, между растениями спокойно помещалась раскладушка Терезы – старая, но целая и прочная. Вдобавок к ней из бывшей комнаты Артемия приволокли тонкий матрац, письменный стол и стул.

– Уж они-то твоей зверушке точно не нужны, – проворчал Артемий.

Эдуард кивнул. Хотя Терезий и проводил матрац печальным взглядом.

К тому же, теплица пусть и стояла пристройкой к дому, но всё же была отдельным «королевством» с отдельным входом, и давала сыну определённую независимость даже при близости отца – а чего юнцу зелёному ещё надо?

Разве что – златокрыл бы не помешал… Эдуард сам до конца не понимал, почему был так в этом уверен. Он до сих пор не открыл в себе никаких сверхспособностей, разве что спокойнее стал и, кажется, наконец-то начал понимать сына. Как Тереза. Он больше не ломал голову: что сказать, когда и как? И, главное, зачем? Слова приходили сами собой, и он чётко понимал, когда их произнести, а когда лучше промолчать. И за те две недели, что сын прожил в теплице, отношения их стали лучше, чем за все бездарно минувшие годы.

Ну и поскольку за предыдущие семнадцать лет ничего подобного в упор не замечалось, то сейчас, видимо, дело всё же в златокрыле. И чем дольше Эдуард укреплялся в этой мысли, тем сильнее росло эгоистичное желание – хотелось, чтобы и сын понимал его так же. С полуслова. С полувзгляда. Поэтому непременно надо Артемия озлатокрылить!

Впрочем, как это сделать – один лианский хрюкорыл знает. Златокрыла положено заводить исключительно добровольно, а у Артемия этой самой доброй волей даже и не пахло.

Хлопнула дверь. Артемий вернулся из универа.

Эдуарду не понадобилось даже смотреть на сына, чтобы понять – с отпрыска летят искры.

Терезий, вальяжно разложивший крылья на Эдуардовом диване, поспешил скрыться в собственной спальне. Златокрыл чувствовал неприязнь сына и без надобности под ногами не путался. Эдуард подумал, что многим людям не помешало бы у зверушки поучиться.

Артемий вошёл, дёргая себя за ухо. Лицо было красным, как раздавленный помидор, взгляд – безумным. Эдуард вздохнул. Истерик он не любил, сыновьих – особенно, но – за километр видно – если сейчас сын не выкричится, то разнесёт к хрюкорылам теплицу. Или – чью-то башку. Уж лучше принести в жертву уши.

– Что случилось, сын? – спросил он.

– Эжен Славский – скотина! – с трудом, словно его душат, выдохнул Артемий и сел на кровать. – Жрать хочу.

– Я сам недавно пришёл. Думал, пожарить синтомясо.

– Дрянь. Капусты бы тушёной, – скривился Артемий.

Эдуард моргнул и хмыкнул.

– И с каких это пор мы предпочитаем мясу – траву?

– Она настоящая, – фыркнул сын. – И потом, зачем-то же она растёт в теплице.

Действительно. Эдуард сам не вполне понимал, зачем нужны эти круглые зелёные головешки, от которых больше возни, чем толку. Но капуста – одна из немногих культур, которую относительно легко купить. А теплица должна жить в память о хозяйке… Но как же не хочется сейчас, после дня возни с ломавшимися один за другим ботами, кромсать эту пакость. Другое дело – уже нарезанные, просоленные и почти готовые к пище кусочки.

Эдуард хлопнул в ладоши.

– Что ж, кто хочет капусту, тот пусть ею и занимается!

– Ладно. Давай своё мясо, – снова скривился сын.

Эдуард надел фартук и пошёл на кухню.

– Так что там с Эженом?

– Жлоб он паскудный. Прошу его помочь с пропуском на вторую полосу. Сам недавно был там и ещё будет! Что ему – трудно помочь? Можно же что-нибудь придумать. Но он даже пытаться не стал!

– Та-а-ак, – Эдуард едва не выронил широкие щипцы с зажатым в них синтомясом. – И что он делал на второй полосе? И что ты сам там забыл?

– Он к сестре ездил, – хмуро бросил Артемий.

– Ясно. На второй вопрос можешь не отвечать.

– Что ты понимаешь…

– О, да! Я ведь никогда не был молодым! – Эдуард сунул щипцы в пасть допотопной бот-плиты, установил на таймере время: десять минут. – Послушай, сын, он туда ездил по приглашению сестры. Близкой родственницы. Уверен, пробыл в гостях совсем недолго, от границы до её дома и обратно ехал в фургоне без окон, и её окна были зашторены всё время, что он там провёл. Ещё и блокиратор вкатили для подстраховки.

– Он мог бы хотя бы…

– Что? Провезти следующий раз тебя тайком? Взломать Систему Аколитус и подделать приглашение? Чтобы вас обоих вообще стёрли и на обочину вышвырнули? С Феодорой вместе. Она, к слову, тоже кому попало приглашения рассылать не может.

– Она могла бы хотя бы… Привет она мне передала, я счастлив просто!

– Артемий, послушай, – Эдуард сел на табурет и похлопал по седушке соседнего, – тебе надо выучиться. Сейчас это главное. Стать хорошим специалистом в своей области. Тогда однажды на вторую полосу ты придёшь с гордо поднятой головой, а не как вор.

– Ага! Лет через десять-пятнадцать! Когда она уже и думать обо мне забудет.

«Она и сейчас о тебе не думает», – едва не брякнул Эдуард, но вовремя сдержался. А раньше ведь никогда не сдерживался. И – кто его знает – может, правильно делал… Привет ему передали, дуралею! Глупый сын, похоже, принял обычную вежливость за особое внимание к своей персоне.

– Есть ещё один способ, который, возможно, ускорит процесс… – осторожно начал Эдуард. – И не вышвырнет тебя на свалку.

– И какой же?

– Вспомни, как сама Дора попала на вторую полосу?

– Вот только не надо мне снова совать инопланетную тварь! – Артемий вскочил, опрокинув табурет. – Хватит с меня твоей пакости. Ты ещё и материнское имя ему дал!..

– Ладно, ладно, я только предложил, – Эдуард примирительно выставил перед собой руки, за его спиной тренькнула бот-плита. – Мясо готово.

– Поем в теплице, – буркнул Артемий, потянувшись за тарелкой.

Дожевав синтомясо с соусом из сливо-редиса, Эдуард принялся мерять шагами кухню. Затем переместился в спальню, где на диване уже гордо восседал златокрыл. Он внимательно посмотрел на Эдуарда. У Пряника из «Утро-Булки» глаза были ярко-янтарного цвета, у Терезия же тёмно-карие, бархатистые.

И что этот балбес сейчас делает? Бьется головой о кадки с растениями? Или швыряет их в окна? Больше всего в эту минуту ему хотелось ворваться в теплицу и посмотреть, что в ней происходит. Но сын такого рвения точно не оценит. Психанёт. Заорёт, что ему не дают свободы. И уберётся в свою общагу. А ведь только-только учиться начал – и сын, и отец.

Эдуард заставил себя сесть на диван и просмотреть сообщения на слимфоне. Один новый заказ и куча дурнопахнущего спама. В прямом смысле – дурнопахнущего, рекламные сообщения ужасно воняли. В своё время Эдуард не пожалел денег и раскошелился на подобную услугу. От всей рекламы, на которую он самолично не подписался, несёт навозом. И открывать не нужно – сразу в корзину. И окружающим можно объяснить: очередной мега-дезодорант пиарят!

Письма Терезы всегда пахли морским бризом.

А Артемия – горьким огурцом.

И что же, всё-таки, балбес делает? Одним бы глазом взглянуть и успокоиться. Можно прокрасться к окну и посмотреть. Один раз. Просто убедиться, что с сыном всё в порядке. Глупость, конечно, феерическая, но что к хрюкорылам делать, если душа не на месте?

Не колеблясь больше, Эдуард сорвался с дивана и бросился к двери. И… с грохотом растянулся на полу, перецепившись через златокрыла.

Терезий тут же возник перед лицом, просверлил любопытным взглядом. Эдуард в ответ уставился в карий бархат глаз и со всей ясностью осознал, на какую дурь едва не пошёл. Шпионить за собственным сыном. Из-за угла. Подглядывая в окно. А если сын заметит? Позора не оберёшься! Ещё хуже сделал бы, чем если бы просто зашёл и спросил, всё ли в порядке.

Эдуард сел, потирая ушибленное колено. Златокрыл ткнулся мокрым носом в щёку и лизнул шершавым языком.

– Ты прав, дружок, – сказал Эдуард и погладил чешуйчатую шею. – Молодец, что остановил.

Златокрыл же упрямо заглядывал в глаза, пока Эдуард наконец не задержал взгляд и не утонул темно-карем глубоком бархате…

…Вернувшись в теплицу Артемий, и правда, в первую очередь кинулся к кадкам, где рядами росли внезапно округлившиеся кочаны капусты, а над ними возвышались лианы кивиграда. Эдуарду втулили его месяц назад при закупке осеннего кабакогриба по совершенно бестолковой акции: купи три кабака и получи один кивиград. Последний уныло торчал посреди маркета, опустив уши. Эдуард забрал его скорее из жалости. А ведь когда-то ещё и ржал над Терезой, жалеющей растения!

Что делать с полудохлой лианой Эдуард не знал, а потому просто поставил в угол за горькими огурцами и иногда поливал. Но сейчас кивиград ожил, разросся и даже зацвёл.

Артемий стоял и смотрел на голубоватые цветки, и тяжело дышал. Затем взял ведро для поливания – Тереза не доверяла бот-садовникам, и Эдуард по традиции и в меру сил делал всё сам. Артемий, похоже, тоже…

Он налил в ведро воду, намешал каких-то удобрений и полил кивиград. Оборвал с него сухие листья. Подвязал отросшие ветви. Задумчиво пожевал случайно отломанный ус, которым лиана цеплялась за всякое.

Выглядел сын уже гораздо спокойнее…

…Эдуард тряхнул головой, вываливаясь из глубин карего бархата назад, в свою комнату.

Что это было? Он видел только что сына, не заходя в теплицу? Или сам нафантазировал? Нарисовал идеальную картинку? Ведь как было бы хорошо, если бы Артемий отвлёкся на что-то от нелепой любви к Доре. Пусть даже – на любовь к растениям.

В конце концов, почему нет? Он ведь – Терезин сын.

Послышался скрип двери и звук шагов.

– Ты в порядке? – раздался над головой голос Артемия. – Я слышал грохот… Ты почему на полу?

– Да так, отдохнуть решил, – ответил Эдуард, поднимаясь. – А ты мне вот что скажи. Ты что-то делал с растениями? Ну там, в плане ухода…

– А что не так? – насторожился сын.

– Ничего. Наоборот, я хотел сказать, они как-то лучше выглядеть стали…

Артемий смущённо подёргал ухо.

– Ну да, я немножко почитал и кое-что сделал… Если ты не против. Я кивиград переставил, то место, где он стоял, ему совсем не годилось… И ещё кое-что хотел бы поменять.

– Конечно, делай, что хочешь! – радостно воскликнул Эдуард. И тут же, поймав недоумённый взгляд, добавил спокойнее. – Я рад, что кто-то займётся теплицей. Я храню её в память о матери. Ну, и чтобы еда в доме была. Но сил заняться ею вплотную никогда не было. Росло, как росло, а что не росло – то больше и не покупал.

– Я заметил, – хмыкнул сын. – Капусте, вообще-то, совсем не такое освещение нужно. А кабакогрибу нужно больше влаги и меньше сквозняка.

– Супер! Теперь травка в надёжных руках.

– И что до травки. Твоя сиреневая мята только златокрылу на корм и годится.

Эдуард сжал сыновье плечо.

– Ты главное об учёбе не забывай.

– Нет, ты знаешь, мне даже многие вещи сейчас стали понятнее. Об инопланетных мхах этих и прочих растениях. Они ведь похожи все. И у нас паразиты всякие есть, и у них. И эпифиты у нас похожие! Знаешь, есть инопланетный аналог орхидеи. Баттерфлярия называется. Не так уж от наших фаленопсисов отличается. И вообще, я подумал, зачем мы инопланетную зелень изучаем, когда у нас на Земле вокруг столько всего… Вот ты знал, например, что кивиграду необходимо, чтобы рядом росли полевые синеглазки?

– Нет, их забыли включить в акцию.

– Я уже договорился в универе, мне выделят пару кустиков за дежурство в оранжерее. Заодно их цветы поизучаю.

– Я рад за тебя. И за цветы.

Сын вдруг покраснел.

– Вот, думаю, орхидею вырастить. Они – большая редкость, но в оранжерее есть. Может, согласятся «деткой» поделиться. Если не земную орхидею, то хотя бы лианскую баттерфлярию выпрошу – они похожи. Выращу и подарю ей. Через Эжена.

Эдуард заставил себя улыбнуться.

– Ты, главное, без спросу «детку» не утаскивай. А то вообще оранжереи не увидишь.

Артемий хмуро кивнул.

– Но орхидея – это здорово, – добавил Эдуард. – Мама бы тобой гордилась.

– Пока особо нечем, – ответил сын, впрочем, заметно повеселев.

Из архивов межпланетной комиссии мигов

Из отчёта наблюдателей за цивилизацией земной:

«…долгие века искали земляне, как сделать так, чтобы землянин каждый был ни выше, ни ниже другого, и каждый был доволен и мирен, даже если где-то кого-то и ниже. И не найдя пути иного, решили: важно не то, что ты ниже кого-то, а то, что ты знаешь об этом. Пока живёшь и не видишь, что кому-то лучше, вроде и счастлив по уши. На «третьих земных полосах» никто не голодает, не просит милостыню, но и к высшему тяги не имеет. Не стремится к нему, не видя его. Но разве возможно существу разумному – да без развития? И кто же сказал им, что не случится развития без сравнения с завистью?..»