Читать книгу 17 лет - Юлия Ахмадуллина - Страница 1

Боги

Жили-были на Олимпе боги. Они постоянно пировали и влюблялись. Иногда спускались со своей горы и творили маленькие шалости (например, воровали Европу, сажали оливы возле города, рожали от кого-нибудь сына). Люди их обожали и говорили:

– Не горшки же богам обжигать.

Эти нахлебники прожигали жизнь и показывали свой характер. Аида и Посейдона им вообще удалось списать со счетов, отправив одного под землю, а другого под воду. Старики смирились с судьбой.

Каждый вечер боги собирались за накрытыми столами. Начинали критиковать, что мясо недожаренное, а вино кислое. После переходили на личности. Придирались к мелочам, оскорблялись, обижались. Кидали в друг в друга лавровыми листочками, выловленными из вкуснейшей похлебки. Боги постоянно устраивали склоки, переговаривались со старшими, объявляли бойкоты, устраивали коалиции. Сила у всех была равна, но эти дураки все время что-то друг другу доказывали. Чего на Олимпе не хватало – так это хорошего семейного психолога.

Боги и богини были прекрасны. Поражались их красоте смертные. Белоснежная кожа, блестящие зубы, глубокие глаза. Но если присмотреться, то у каждого был какой-нибудь изъян. Небольшой, но все портящий, недостаток. У Аполлона всегда шел неприятный запах изо рта. Афина была с отвисшим задом. Гера прятала под платьем страшно волосатые ноги. Ареса портили лопоухие уши. Амур спал ночью с открытыми глазами. Артемида прихрамывала. Гестия обгрызала и без того маленькие некрасивые ногти. Дионис был алкоголиком. Афродита страдала от лишнего веса. У Деметры было по шесть пальцев на ногах. Гермеса украшало бельмо на глазу. А у Зевса вообще был маленький член.

Мария искусственная

В свои девятнадцать лет Маша повидала немало мужчин. Первым был одноклассник Вова еще в шестом классе: девочка тогда ничего не поняла и уж тем более не почувствовала. Вторым – одинадцатиклассник, имя которого она не помнила, но от которого узнала все премудрости взрослого секса. Потом было еще с десяток крепких молодых парней и несколько взрослых мужчин. Всем им девушка очень нравилась: светлые волосы, синие глаза, женственная фигура. Было в ней еще что-то ангельское и неземное, выглядела она невинно. Нравиться-то Маша всем нравилась, а вот удержать ее никто не мог. Две-три встречи в постели, и красавица порывала все, даже самые серьезные на первый взгляд, отношения. Она могла выйти замуж, стать любовницей миллионера, сделать карьеру через постель…

Но загвоздка была вот в чем: Маше очень хотелось необычного мужчину – физика-ядерщика, политика или космонавта. Такого, чтобы от него зависела судьба мира. С ним бы Маша не скучала, его бы она любила и даже вышла бы за него замуж. К сожалению, практика доказывает, что сильные и умные мира сего не ходят по улицам, и уж тем более их не бывает на филологическом факультете, где училась Маша. Но девушке повезло, и она совершенно случайно встретила самого необычного в мире мужчину.

Он был хорошо известен. Михаил продвигал в массах инновационное религиозное учение. Семинары его общества проходили по всей стране и собирали тысячи людей. Религия была настолько совершенна и современна, что в нее обращались молодые и старые, бедные и богатые. На одно из собраний попала и Мария с подругами. Вел его сам Михаил. Трудно было не заметить, как молодой проповедник, сутулый, чернявый и некрасивый, всю мессу смотрел на прекрасную блондинку в четвертом ряду. Маша слушала, открыв рот. Она не совсем понимала, о чем идет речь в мессе, но самое главное улавливала – этот человек спасает мир.

Конечно, после собрания Михаил подошел к Марии, они пошли пить кофе, потом завязался роман со звонками, свиданиями, морем цветов, романтическими поездками и совсем без кровати. Четыре месяца Маша удивлялась, что секса нет. После полугода знакомства Миша наконец-то спросил, был ли кто-то у девушке в «этом плане». Маша, как и все девушки, сказала: «Нет, не было». Проповедник расцвел и изрек, что его религия позволяет жениться только на девственнице, и сделал любимой предложение. Маша, не думая, согласилась.

В тот вечер девушка была не в духе. Она пошла в бар с подругой, выпила четыре коктейля и в деталях обсудила сложившуюся ситуацию. Подруга говорила, что будущий муж ничего не заметит, к тому же на свадьбе его можно будет напоить водкой. Но этот вариант для Марии не подходил – ее жених совсем не употреблял алкоголь. Признаваться в обмане тоже не хотелось – слишком заманчивой казалась жизнь с новым мессией в будущем. После двух часов переговоров девушки наконец-то затронули тему восстановления девственной плевы хирургическим путем. Сразу нашлись общие знакомые, которые обращались к врачам по такому щепетильному вопросу. А после нескольких звонков нашелся и телефон клиники, в которую уже на следующий день пошла Маша.

Врач оказался на редкость привлекательным мужчиной. Он объяснил, что за три недели нитки, которые используются в операции, рассосутся, что эффект стопроцентный и что Маша будет невиннейшей из невинных. Произнеся последнюю фразу, доктор взглянут на грудь девушки. «Можно и скидку сделать…», – добавил он. А через минуту врач и пациентка уже целовались. В тот момент Маша подумала, что это лучшее прощание с нецеломудрием. И секса на медицинской кушетке у нее еще никогда не было.

На следующий день Машу зашили. А через месяц, за несколько дней до свадьбы, проповедник повел свою невесту к гинекологу, дабы убедиться в ее невинности. После осмотра гинеколог выглядел ошарашенным. Михаил помрачнел. Врач сообщил, что Мария непорочна и…беременна.

Водитель без головы

Моя жизнь – это дороги – серая темная лента асфальта, бегущая по стране. Уже несколько лет я езжу по трассам в погоне за водителем без головы. За окнами моей машины пролетают села и деревеньки, леса сменяются полями. Города я старательно объезжаю стороной. Любой, кто слышал о водителе без головы, знает – мегаполисы призрак не любит.

Впервые я узнал о водителе без головы от своего друга- дальнобойщика. Тот услышал о нем еще от кого-то. Встретить на дороге машину, за рулем которой водитель без головы, считалось плохой приметой – твоей езде скоро конец: либо права заберут, либо машину разобьешь. Меня, конечно, интересовало совсем другое: действительно ли такой водитель существует?

– Как же он выглядит? – спросил я друга.

– Да, как и все…только без головы, – ответил он.

Еще дальнобойщик был первым, кто рассказал о пристрастии приведения к отечественным автомобилям.

– Машины у него в основном отечественные – восьмерки, пятерки, копейки, москвичи. Чаще всего водителя без головы видят на темно-синей девятке с треснутой лобовухой. Говорят еще, что раньше он любил появляться на желтом запорожце, но сейчас забросил его – слишком уж приметная колымага. Этот «запор» пару месяцев назад нашли возле контрольно-пропускного пункта на въезде в Ебург. Выходят инспектора на пост, а там ЗАЗ стоит – как новенький, ключи в замке. Правда, в багажнике еще труп нашли, но это неважно, – окончил свой рассказ друг.

С тех пор я начал собирать истории о водителе без головы. Расспрашивал о нем знакомых, и, к моему удивлению, о призраке многие знали. Один мой сосед утверждал, что видел его своими глазами как-то по дороге в город.

– Красная девятка неслась по встречке прямо на меня. Я ей сигналил, моргал, а она хоть бы хны. Приблизилась совсем близко, смотрю – за рулем тело сидит, а головы нет. Перепугался до смерти, съехал в кювет, – признался сосед.

Верить другу или нет, я не знал. Но машину он, и, правда, недавно разбил.

Историй про водителя без головы было много. Они пересказывались в автосервисах, на мойках, в шиномонтажках. Когда я собрал все рассказы о призраке в своей округе, начал выезжать в соседние районы и на стоянках, в придорожных кафе.

О любви приведения к отечественным легковушкам говорили все. Но через некоторое время я начал встречать людей, которые видели его и на других машинах. Оказалось, что водитель без головы питал слабость к бортовым тентованным ГАЗЕЛям, обязательно белого цвета. Причем ГАЗЕЛЬ всегда была загружена какими-то досками, утверждали очевидцы.

Летом призрака часто видели на старом УАЗике без верха. Русский внедорожник был тюнингован – выкрашен в цвет хаки, на него были поставлены огромные фонари. Ко всему прочему в автомобиле на задних местах была установлена искусственная пальма, типа тех, что раньше ставили возле казино.

– Только не думай, что я шизик, но и другие, видели, что на пальме этой сидит обезьяна, не искусственная, а самая настоящая. Сидит испуганная на верхушке и держится за ветки, – рассказал мне как-то водитель пригородного автобуса.

Была у водителя без головы и новенькая серебристая «Приора». Под дном, говорили, у нее установлена подсветка, а диски светятся.

– Такую нашли гаишники под Нижним. Машина была новая, движок еще в масле. Но вот в салоне не было кресел, прикинь, вообще не было сидений, – рассказал мне как-то водила на заправке.

Через год после начала всей этой истории, я встретил человека, который видел призрака на иномарке. Автолюбитель рассказал, что дело было ночью, он ехал из столицы домой. В темноте догнал большой внедорожник. Тот ехал 30 километров в час, не больше. Обогнать его водила не мог, джип не давал дорогу.

– Я долго сигналил, минут сорок плелся за ним. Потом умудрился обогнать, нажал на газ и рванул вперед. Водитель Митсубиши нагнал меня через пару минут, поравнялся, открыл окно. Я тоже свое открыл, чтобы обматерить придурка. Но в салоне увидел человека, в костюме, при галстуке, без головы. Я лишился дара речи, а потом въехал в ограждение у дороги. Полгода по больницам лежал, – закончил мой собеседник.

Следом за этой историей появились другие. Водитель без головы на иномарке был страшным предзнаменованием – после встречи с ним случались страшные аварии.

Несколько раз призрак появлялся на стареньких джипах, обычно с негорящими фарами. А девушка на севере страны, поведала мне, что как-то встретила водителя на желтой спортивной Ауди. Ей никто не верил, все считали, что она перепила мартини, и приведение ей просто почудилось.

Как-то я раздобыл очень редкую историю. Была еще одна тачка в гараже водителя без головы. Очень редко, это было всего несколько раз, его видели в свадебном автомобиле. Ярко-красный кузов давно выгорел под солнцем и был каким-то грязно-розовым. Металл местами проржавел, левое переднее крыло было разбито. Кто-то успел разглядеть, что багажник у машины не закрывался. Машина была старая, какай-то американской марки, но нарядили ее очень по-русски. На крыше со звоном болтались облезлые свадебные кольца, атласные ленты на капоте разорвались и развевались на ветру. Один очевидец рассказал, что была у этой машины еще одна деталь.

– Из задней двери у нее торчал кусок белой тафты. Запыленная ткань мчалась за автомобилем, а местами была выпачкана чем-то похожим на кровь, – уточнил он.

Как оказалось, этот водитель тоже собирал фольклор о приведении. Он поведал мне истории о то, как появился призрак. Оказывается, лет пять назад на одной из центральных трасс страны произошел страшный несчастный случай. Автомобиль, в котором были муж, жена и трое их детей, на большой скорости вылетел на встречную полосу и врезался в самосвал. Каким-то чудом выжил только водитель – глава семейства. Он же был признан виновным в аварии. После ДТП мужчина начал сходить с ума – ездил по стране, искал своих детей, которых якобы украли. Закончил он тем, что бросился под поезд и погиб. Потом случилось страшное. Тело пропало из морга. А через несколько месяцев после этого на дорогах появился водитель без головы.

Жуткая печальная история очень меня расстроила, я постоянно думал о бедняге, из-за которого погибла вся семья. Я даже нашел статьи про аварию на трассе М5, а когда читал их – плакал. Следующие три месяца на меня напала депрессия. Вывести меня из ступора удалось соседу, он прибежал, запыхавшись, ко мне домой и сказал:

– Безголовый беснуется на нашей дороге!

Я выбежал, сел в машину и помчался на трассу. Призрак, по словам друга, ездил туда-сюда на раздолбанной серебристой десятке от одной заправочной станции к другой по встречке. Он обгонял, подрезал, прижимал к обочине все машины. Это была удача, что приведение появилось в наших краях, я обязательно должен был его увидеть.

Проехал несколько раз по маршруту призрака – никого не было. Остановился возле обочины, заглушил машину. Яркое солнце светило в полуденном небе, пели птицы. Через некоторое время раздался рев двигателя. С горизонта навстречу приближалась машина, ее окутывал черный дым. Я сразу все понял, завелся и поехал навстречу. Мы ехали друг на друга с бешенной скоростью. Уши у меня заложило от свиста, но глаза отчетливо видели, что за рулем серебристой десятки, которая ехала на меня, сидит тело без головы. Я ждал столкновения. Приблизившись совсем близко, призрак резко дернул руль и объехал меня. Пока мне пришлось тормозить и разворачиваться, десятка пропала из виду. Я надавил на газ и уже через пару минут догнал приведение. Я начал сигналить, требовать водилу остановиться, но тот еще сильнее жал на газ. В конце концов, он резко съехал с трассы, его машина заглохла, призрак выскочил из машины и побежал. Я бросил машину и рванулся за ним. Меня душила тоска, чувство вины переполняло душу, мне хотелось догнать приведение и что-то ему объяснить. Силы у меня заканчивались, а человек без головы все бежал. В один момент он споткнулся, упал и так и остался лежать на земле. Я подбежал к телу. Вместо него лежала лишь груда одежды. Подобрав штаны и куртку, я побрел к дороге. Подойдя к десятке, сел внутрь. Салон машины был весь исписан синей ручкой. Фразы «Прости меня, сынок», «Это я во всем виноват», «Я не могу без вас жить» – повторялись обивке потолка и дверей по нескольку десятков раз.

Вернувшись домой, я решил отнести вещи призрака к себе в гараж. Открыв двери огромного ангара, я зашел в помещение, сложил тряпки на полку и обернулся. Стройным рядом передо мной стояли синяя девятка с треснутым лобовым стеклом, красная копейка, бортовая ГАЗЕЛЬ, серебристая тюнингованная приора и гордость гаража – новенький блестящий запорожец яркого горчичного цвета.

Небесной красоты была Буратай

Небесной красоты была Буратай, единственная дочь среди двенадцати детей мудрого правителя племени Турай. Любил ее отец и часто брал в свои сани, когда собирался на охоту или в гости в другое племя. В шапочке из меха, тулупчике и вышитых красными нитями унтах стояла она, крепко держась за поручни упряжки. Зоркий взгляд отца следил и за правильностью дороги по звездам, и за волками, которые преследовали сани, прячась по кустам, но осмотрительней всего был он с дочерью. Сильные его руки всегда были готовы подхватить пошатнувшегося ребенка. Черные узкие глаза Буратай блестели как звезды, смуглая кожа светилась. Шаманы говорили, что девочка обладает большой силой и приносит удачу и богатство. Поэтому в гостях ли, дома ли дочь правителя племени оберегали и передавали из рук в руки. Буратай была немногословна. Одного ее взгляда было достаточно, чтобы понять, сердиться она или довольна.

Выросла Буратай красавицей и рукодельницей. Чудесней всех девушек своего племени танцевала она под бубен, молниеносно могла вышить полог, да так, что глаз от него невозможно было отвести, и готовила мясо вкуснее любой хозяйки в семи окружных племенах. Высокая, стройная она проходила мимо людей, а те почтительно кланялись. Женщины заискивали, молодые мужчины заглядывались.

Небесной красоты была Буратай, но никого она никогда не любила. За это презирали ее сородичи. Ни отца, ни мать, ни братьев, ни нянек не оделяла никогда вниманием девушка. Отец привозил ей самые красивые камни и украшения из поездок и ни разу за двадцать лет не увидел в глазах ребенка ни любви, ни благодарности.

Шептали злые языки, что только дети исправят Буратай, но кого она выберет в мужья с таким нравом? Знали все шестеро из оставшихся в живых к тому времени братьев, что не они станут править в племени, править будет тот счастливчик, который возьмет в жены красавицу сестренку. Сами брались приводить в отцовский дом смелых охотников и красноречивых врунов, ожидая, что хоть один понравится луноликой Буратай. Но весь пыл говорунов затухал, а смелость охотников, как рукой снимало, стоило девушке поднять глаза. Говорили, что многие мужчины любили Буратай, но ни одному не ответила она взаимностью.

Отец часто привозил Буратай в семью родственников, где был у девочки лучший друг – Захра. Только брата признавала девочка, играла с ним, веселилась и смеялась. Выросли дети. Красивым, сильным и удачливым стал Захра. Удивлялись в племени, что не жениться он и не продолжит славный род, не родит себе сыновей. Но только с Буратай хотел быть славный мужчина.

Удивлялись в племени Захры, когда тот стал каждую неделю ездить к своему дяде. Диву давался дядя, видя огонь в глазах племянника, когда тот умолял выдать за себя сестру. Долго тянули дело родственники девушки. Только Буратай ничего не знала и была спокойна. Не удивлялась она частым приездам брата, играла с ним в кости и как всегда выигрывала. Брат злился, а девушка звонко смеялась, обнажая белые как снег зубы.

Отец Буратай боялся, что боги накажут за близкокровное родство. Позвал шамана, тот посоветовал выдать дочь, потому что давно пора девушке быть замужем. Не перечила отцу Буратай и вышла замуж за Захру. Братья Буратай радовались – в племени править будет кровный брат, а не пришлый воин.

Счастлив был отец и семья Буратай, счастливее всех был молодой муж, для которого любимая готовила, шила, танцевала и снимала платье по ночам. На свадьбу подарил он жене живого медвежонка. Привязали его прямо за домом молодоженов. Там он и жил. Каждый день кормила хозяйка маленького зверя, самые сочные куски мяса оставляла ему. Подолгу играла с животным и ласкала его. Говорят, медведь ее любил, облизывал ей руки и лицо. И Буратай любила зверя. С ним глаза ее теплели, голос становился нежным. Как с ребенком возилась она с медвежонком.

Но не было счастье долгим. Отец умер, шаманы все чаще ошибались в своих предсказаниях. Видел Захра, что прекрасная его жена не любит его, и от этого страдал. Ждал ребенка, но духи не давали в молодую семью детей. Однажды над головой людей пронесся с шумом огромный демон. Напророчил шаман большую беду в племя. Через семь ночей пришли неизвестные люди. Они рассказали, что там за лесом строят большой город – с высокими домама и дорогами, по которым ездят машины. Ничему этому сначала не поверили в племени. Но люди привезли с собой белую воду, которая заставляла уверовать в любые чудеса.

В ночь после прихода белых людей прекрасную Буратай разодрал медведь, который жил за чумом. Сорвался с цепи и убил женщину. Прибежали люди, посмотрели, но никто не плакал, все разошлись. От воды, которую принесли белые люди, раскалывалась голова. Остался у тела один Захра. В свете месяца, вся в крови и мертвая, все равно оставалась самой красивой в мире Буратай. Он сидел и вспоминал, что только раз видел в глазах жены что-то похожее на любовное чувство. Оно появлялось тогда, когда подходила Буратай к медведю на цепи, бросала ему куски мяса и смотрела в глаза зверю. Тогда понял Захра, что его жена тоже была зверем.

Небесной красоты была Буратай, но в жизни она никого не любила. И не помнил бы о ней никто, если б не девочка Лидочка. Лида приехала на каникулах собирать фольклор в племя. И старый охотник, от которого пахло чем-то кислым, рассказал ей о самой прекрасной на свете Буратай, единственной дочери вожака племени среди двенадцати детей. Лидочка приняла это за сказку и аккуратно записала рассказ в тетрадь в линеечку.

Пятница, 13-ое

Лукьян, как и все успешные и самоуверенные люди, не был суеверен. Плевать он хотел на черных кошек, осиные колья и проклятья. Лукьян жил в центре города в большой квартире, уставленной плазмами и стеклянными столами. Он не любил алкоголь, людей и пустые разговоры. Хозяйничать в своем доме позволял только рыжему коту. Лука кормил его, ласкал и даже иногда разговаривал с Кузей. Уходя по делам, он наливал в блюдечко молоко и закрывал на два замка железные двери. Лукьяну было чего опасаться – у него были деньги и подозрительные знакомые. То, что бизнесмен писал стихи и был немного романтиком, не мешало ему оставаться осторожным и хитрым. Друзья называли Лукьяна – Француз.

В эту пятницу Лукьян встал с похмелья. Полночи он пил в ресторане коньяк с японскими партнерами. Последний раз голова так болела только после защиты его кандидатской диссертации десять лет назад. За окном блестело солнцем февральское утро. Босым ногам было холодно. Француз достал из холодильника ледяную минеральную воду. С облегчением сделал пару глотков. На часах было десять утра. На календаре – 13ое февраля.

– Пятница – надо завершить дела, – рассудил он и пошел в душ.

Целый день голову ломило, а в горле першило. Секретарша бегала в кабинет с водой и кофе, подчиненные тупили: приходилось объяснять, что и как делать. К концу рабочего дня Лукьяну позвонила Лена и сказала, что деньги у нее.

– Наконец-то, – подумал Француз.

Лена должна была немалую сумму. Слабость француза к красивым девушкам была известна всем. Поэтому-то он и одолжил высокой брюнетке такую сумму безо всяких процентов. Занял на месяц, а ждал полгода. Даже хотел простить долг, но, как оказалось, Лена была благородным человеком и решила честно все вернуть.

Лукьян стоял у окна в полный рост, смотрел на стеклянные здания, слушал в трубке низкий Ленин голос. Лена звала в стриптиз-бар. Договорившись на полдвенадцатого ночи, Лука положил трубку. Лег на диван в кабинете, закрыл глаза и отключился.

Проснулся Француз от будильника на телефоне. В кабинете было темно, только узкая полоска света тянулась из-под двери. Где-то истошно мяукал кот. В ярко освещенном коридоре, по дороге в туалет, Лука спотыкнулся об пустое ведро. Оно с грохотом покатилось. Появившаяся откуда-то уборщица обложила Француза матом.

– Совсем обнаглели, – возмутился про себя он.

Как и договорились, Лука заехал за Леной. Лена была с подругой. Они обе были прекрасны. На должнице было надето платье леопардовой расцветки, золотые кольца-серьги, волосы высоко собраны, красивая шея открыта. В руках блестел большой кейс. Садясь в машину, платье задралось, обнажив колени молодой женщины, и у Лукьяна приятно пощекотало грудь. Подруга Лены, рыжеволосая кудрявая бестия, тоже была хороша, декольте приятно обнажало роскошную грудь, в ушах блестели бриллианты.

– Втроем было бы неплохо, – вдруг пролетело в голове у мужчины.

Лена жила в бандитском районе и предложила пойти в местный бордель. Его зеленая вывеска горела ярче всех в этой части города. Девушку тут знали и компанию с улыбками встретили на входе. По стальной лестнице они поднялись в затуманенный табаком стрип-бар и уселись в бархатный диван недалеко от подиума, где уже вовсю танцевали девы. Зал был полон, гости шумно разговаривали. Француз и Лена легко распили бутылку шампанского. Подруга предпочла нюхнуть чего-то в туалете. Развеселившись, друзья начали пить абсент. Лукьян был весел и на редкость щедр – он засовывал десятидолларовые купюры в стринги танцовщицам. Лена много курила и наклонялась близко к Луке, чтоб слышать, что он говорит. От нее безумно вкусно пахло женщиной. Красный тусклый свет зала перемешался с дымкой, стриптизерши казались смазанными танцовщицами Сезанна, картина мира начала искажаться, на душе полегчало, и все казалось возможным. Лена уже положила свою руку на бедро собеседника. Но Луке было приятнее чувствовать холодную сталь кейса, который стоял у его ног. Француз никому не доверял, он даже не решился оставить деньги в своей машине с бронированными стеклами, спутниковым навигатором и хорошей сигнализацией.

В один момент все прояснилось. В бар вбежали люди в масках и приказали лечь. Потом кто-то схватил Лену и приставил ей пистолет к виску. Женщина побледнела и постарела лет на двадцать. Грабители начали собирать портмоне, кошельки и сумочки дам, один даже вытащил купюры из трусиков танцовщицы.

– Грязные наркоманы, – решил Лукьян.

Он отдал бумажник. Парень, державший Лену, спросил, чья золотистая BMW припаркована у входа. Лука отозвался, кинул ключи, сказав:

– Отпусти девушку.

Грабитель оттолкнул Лену, подошел к лежащему Луке, оскалился и дал ему ногой в голову. Француз отключился.

Через некоторое время сознание вернулось. Глаза смотрели в отражение в стальном боку кейса, все также стоявшем у дивана. Лицо было в крови. Людей в баре не было. Лука поднялся, взял кейс и, шатаясь, пошел к выходу. Проходя мимо толпившихся у входа, Лука услышал: «Не повезло, ведь сегодня пятница, 13ое…»

– К черту суеверия, – открестился Лукьян, – У меня кот дома не кормлен.

Определенный день декабря

У одного народа есть примета – каждый год в декабре определенного числа мужчины-охотники выставляют напоказ мочевые пузыри убитых ими за весь год животных. Выставка эта продолжается несколько дней, на протяжении которых мужчины не должны притрагиваться к женщинам и разговаривать с ними. Даже у родной матери не могут узнать они о здоровье. Иначе духи умерших животных обидятся, и несчастья придут в племя.

Тысячелетиями хранят люди предания предков и веками следуют традициям. Но молодость и горячая кровь приносят несчастье в размеренную жизнь. Жил смелый и сильный охотник Янке. Крепкие у него были олени, хороший дом, жена-красавица и пять малых детей. Самым добычливым считался Янке, знал он традиции и любил серое небо над головой. Прошла бы жизнь Янке тихо, в сорок лет, если бы не было в племени юной Айке.

Семья Айке была бедной – старая халупа и старый отец, у которого не было сыновей. Была лишь одна трудолюбивая дочь, добрая и отзывчивая. И никогда бы не посмотрела бы она близко на соседа-счастливца, если бы сам не зашел он в холодный чум и не предложил помощи в обустройстве жилья.

Не желала Айке в свою скромную жизнь любви, этой роскоши среди снегов, где из красоты только северное сияние да прекрасные глаза оленей, но любовь пришла. И не было бы трагедии, если бы не увидел сильный Янке в глазах Айке ту самую доброту оленью и переливы северного неба. Долго страдали охотник, связанный семьей, и Айке, скованная страхом. Три месяца мучились они. Два раза чуть не замерз храбрый мужчина, уходя дальше от стоянки на охоту, чем требовалось. И два раза приходил он с двойной добычей. Два раза обморозила ноги Айке, ожидая в ночи любимого с той стороны, куда он уходил. Оба раза незамеченной уходила, когда он показывался среди мглы. Ничего не говорили друг другу они, и только в глазах обоих читалась роковая судьба.

Так пришел декабрь. Выставили в определенный день все охотники мочевые пузыри убитых ими животных. Выставил свои трофеи и Янке, оказалось их, как всегда, больше, чем у других. Поздравляли его, старики хвалили, а чужие жены черно завидовали. Искренне радовалась Айке не удачи, не трофеям, а тому, что есть на свете такой Янке и что можно его любить. Уже второй день выставлялись пузыри, второй день не подходили к женщинам мужчины, но разыгралась в этот день вьюга. В чумах сидели мужчины, но трудно им было подле своих жен.

Не своя красавица-жена смущала Янке в уютном, теплом доме. Тоска по молодой, скромной Айке мучила его. Без подозрений вышел Янке во вьюгу. Стояла под небом Айке, вся в снегу и приняла появившегося вдруг любимого за видение, бросилась к нему, начала ласкать, плакать и говорить, что жизни без него нет. Не верил своему счастью Янке. Никто не видел, как ушли они вместе в дом Айке, отец которой к тому времени уже умер. Осталась одна вьюга и все сильнее заметала она выставленные мочевые пузыри.

Через десять дней в стойбище случилась беда – не вернулись два охотника. Остались плакать вдовы и сироты. Еще через десять дней начался мор среди скота. Все семьи не досчитывались рог и копыт, только у удачного Янке и у бедной Айке не пал ни один. Объяснял это шаман – не трогает беда самого счастливого, не трогает и самого несчастного.

Тяжело было на стоянке, днями и ночами вопрошал шаман духов – чем их оскорбили, на что они обиделись. Молчали духи. Тогда шаман сказал: «Надо покинуть это место, оно проклято». Все согласились, но в дороге потеряли еще животных, и еще людей. Только у Айке светились глаза, только Янке говорил, что все пройдет и поправиться. Но не менялось ничего, а становилось хуже и хуже. Люди начали понимать, что нарушен был запрет во время мочевых пузырей и что виноватых надо наказать. И шаману духи сказали тоже. Все указывало на Айке, она жила одна, мужа у нее не было. Растерялась Айке, собрала вещи и уехала в снежную даль. Говорят, замерзла где-то у моря. Радовались люди, что ушла Айке, унесла несчастья с собой к мертвым, но у некоторых даже одной упряжки не осталось после мора. Помог всем Янке, большое у него было стадо. Все еще больше полюбили его, а чужие жены чернее стали завидовать. Да не долго длилось счастье Янке, не пришел он с охоты в марте, пропал где-то в бесконечном снегу.

Долго потом не было несчастий в стойбище, но прошло время, пришел декабрь и определенный день, когда охотники выставляют напоказ мочевые пузыри убитых ими за весь год животных. Выставка эта продолжается несколько дней, на протяжении которых мужчины не притрагиваются к женщине, даже у родной матери не узнают они о здоровье. Иначе духи умерших животных обидятся, и несчастья придут в стойбище.

Пушкин

Однажды я проснулась рано утром. Солнце светило сквозь шторы, на кухонном столе сушились крошки хлеба, стояли немытые чашки, сахарница. В коридоре клубилась пыль. День обещал быть жарким.

Я потянулась, встала и обнаружила у себя в зале на диване Пушкина. Да, настоящего Пушкина. Он спал, положив ладони под щеку, как ребенок. В темном парадном сюртуке. Лакированные туфли были аккурат поставлены в углу, носки лежали сверху. Пушкин преспокойно спал без подушки, одеяла и простыни.

В моей взъерошенной голове понеслись мысли: «Он же сойдет с ума! Этот мир информации, дикие нравы, интернет… Как уберечь Пушкина?».

Расстроившись, я пошла чистить зубы. Манная каша и солнце за окном меня вдохновили – скажу все напрямик – так и так, чего скрывать правду.

Помыла посуду, протерла пыль в коридоре, Пушкин все спал. Решила сходить в библиотеку – как ни как сессия, экзамен по русской литературе сдавать надо.

Зеленые макушки шумели в вышине, пели птички, кот Васька валялся на пороге. «А все-таки Пушкин – гений», – думала я, – «Сколько его не читай и не анализируй, он – маг».

Вернувшись домой, я застала Александра Сергеевича в креслах с книгой в руках. На корешке написано – А. П. Чехов. Бакенбарды тщательно расчесаны, ноги босы.

– Здравствуйте! А я опять утренний блок новостей проспал, – с сожалением сказал Пушкин.

– Доброе утро! – сказала я. – Есть хотите?

– Не откажусь, – сказало солнце русской поэзии и добавило, – презабавная книжонка…

– Антоша Чехонте, – зачем-то переиначила я.

– Из чухонцев? – спросил Пушкин.

– Да нет, псевдоним такой…

– А зовут как?

– Чехов. Антон.

– А-а-а, – протянул Пушкин, – слышал. От графа Льва Толстого.

– А читать не приходилось?

– Нет, у нас книги трудно достать. Вот Бунина «Темные аллеи» никак прочесть не могу, люблю этого автора. А еще «Доктор Живаго» Пастернака…

Вот тогда я все поняла.

– Каша манная, батон с изюмом… Можно кофей.

Пушкин улыбнулся. Улыбка у него хитрая. Гой ты еси.

Ел Пушкин спокойно, легко орудуя жестяной ложкой в узкой руке, изредка смотрел на меня. От кофе отказался.

– Чай люблю, – говорит, – с сахаром, хлебом и маслом… По-русски. Прогуляемся?

Я согласилась. Он взял цилиндр (с вешалки) и трость (где-то в углу уже на веранде). Мы вышли в июньский полдень, тишина так и капала с крыш. Взяв меня под руку, Пушкин вальяжно шагал посреди улицы, рассуждая о преимуществах провинциального лета, я молча слушала и думала, что хорошо, что в нашем селе нет книжного магазина – у Александра Сергеевича глаза бы разбежались.

В центре, на площади, Пушкин спросил, кому установлен памятник.

– Вождю,– не думая, сказала я, – мирового пролетариата…

– Удивительно, что не мне, – промолвил Пушкин.

– Он Россию освободил от буржуазного гнета, да и писал тоже немало. А вашим именем у нас улица названа, да и по всей стране улицы Пушкина есть…

Пушкин самодовольно улыбнулся и начал прощаться. Он пожал мне руку и после восторженного: «Мы еще встретимся!», назвал товарищем и обнял. Через минуту он уже скрылся в проулке за общественной баней.

Близился обед, люди потянулись домой. Я пошла дочитывать «Миргород».

Следующим утром назойливая муха не дал мне спать. На диване вместо вчерашнего Пушкина лежал Лермонтов. Его я узнала по гусарской папахе, которой он был укрыт. Печаль была на спящем лице. «Он-то хоть молод, вот Гоголя уже не вытерплю», – подумала я и пошла готовить омлет. Прав наш психолог – всех россиян сближает русская литература. На улице мелькнуло чье-то востроносое лицо, и прокричал петух.

Царица Шемах

Когда царица Шемах входила в зал слушаний, все замирало. В прекрасном платье, расшитом жемчугом и драгоценными камнями, в высокой короне величественно проходила она мимо вельмож и придворных и садилась на золотой трон. Лицо ее было белым как снег, брови и ресницы – черными, как ночь, а глаза – зелеными, как два огромных изумруда. Яркие губы, хоть и с приподнятыми от природы уголками, улыбались редко. Но в эти моменты царица была божественно прекрасна.

Шемах пришлось рано повзрослеть. Когда ей было 15 лет, родителей отравили. Девочка навсегда запомнила мгновенно умершую мать, которая упала на пол с пеной у рта и стеклянными глазами, и отца, крепкого мужчину, который трое суток корчился в предсмертных муках. Родители умерли, оставив наследнице огромную и богатую империю. Придворные интриганы, убившие царя и царицу, были уверены, что мягкая и балованная Шемах не сможет стать главой государство, и бразды правления перейдут к ним. Но не тут-то было. Пятнадцатилетний ребенок легко вычислил убийц и посадил их на кол. Руководил расправой двоюродный брат царицы – Керим, которому в тот момент было 20 лет. После этого Шемах назначила его начальником придворной охраны. Казнив цареубийц, брат и сестра провели чистку в самых знатных семействах страны. Престарелых и молодых аристократов сажали в тюрьмы, пытали, тайно убивали. Еще совсем юные Шемах и Керим запугали и всех придворных, и весь народ царства. Из веселых и беззаботных чад они превратились в жестоких управленцев.

Царице Шемах было 18 лет, когда в ее стране все наладилось. При дворце остались самые верные и надежные люди, за моря вывозились зерно, ткани, дерево, казна пополнялась. Войн с соседями не ожидалось, в царстве царил мир и покой. Среди людей не было бездомных, сирот и воров. Всем преступникам Шемах велела рубить голову, а бедных и сирот продавать в рабство.

Каждый день рано утром приходила царица в зал слушаний, чтобы издать указ, встретить послов или решить чью-то тяжбу. Законы ее были жестоки, посланников других государств она принимала холодно, а вот споры любила. В ее зеленых глазах появлялись искорки, тонкие пальцы в перстнях начинали отбивать дробь по золотому подлокотнику. Шемах постоянно повторяла: «Да победит справедливость». В тяжбе двух крестьян за землю, она вставала на сторону того, у которого больше детей. На аукционе породистых лошадей право на покупку давала не тому, кто предлагал высокую цену, а тому, кто больше любил животных. А вот когда приходили к царице две женщины, просившие решить, кому из них достанется мужчина, Шемах отправляла обеих просительниц на виселицу.

Царица всегда была серьезной и сдержанной. По лицу девушки сложно было понять, радуется она или злиться, польщена или негодует. За эту стойкость, редкую даже у мужчин, народ Шемах обожал, придворные – боялись, а другие монархи – опасались. Был еще один момент, который заставлял всех задуматься. Нередко люди замечали, что по лицу правительницы бегают странные тени. Они появлялись даже тогда, когда девушка сидела в хорошо освещенной зале или была на улице. В народе говорили, что это бесы бегают по лицу царицы, а что сама она – ведьма. Нравились эти тени только Кериму. Он мог часами наблюдать за их игрой.

Керим был бесстрашным и сильным воином. Он ничего не боялся, и ничего его не брало – ни стрелы, ни яды, ни коварство. Четыре раза на него покушались, но пули проходили на вылет, не повреждая ни сердце, ни другие органы. Шесть раз Керима пытались отравить, но отрава не действовала на мужчину, будто к любой из них у него был иммунитет. Лишь одна слабость была у воина – он безумно любил свою коронованную сестру и был готов ради нее на все.

В зале слушаний царица бывала до полудня. Когда солнце вставало в зенит, заливая все белым знойным светом, девушка уходила в покои. Ее комнаты, устланные коврами, завешанные шелком, были тихи и пустынны. Только у дверей, как застывшие, стояли охранники – в латах и с оружием. Царица спала на огромной постели, плавала в белом мраморном бассейне, наполненном водой из святого источника, играла в карты с Керимом. Еще Шемах очень любила кататься на лошадях. При дворце была огромная конюшня с породистыми скакунами. Там же располагался племенной цех, где выводились новые породы лошадей. Другие цари покупали их за баснословные деньги, и хобби царицы приносило немалую прибыль казне. В народе ходили слухи, что в племенной вывели даже пегаса. Но в реальности это животное никто не видел. Все лошади, как и народ Шемах, были очень послушны. А своенравных царица собственноручно забивала до смерти.

Уже год фавориткой царицы была рыжая кобыла Фебо, ласковая как кошка. Невысокая, с короткими, крепкими ногами, она быстро разгонялась и была неутомима. Каждый день перед ужином Шемах сама приходила в конюшню и выводила Фебо на прогулку. Царица уезжала гулять на несколько часов: то бешенным галопом носилась по каштановым аллеям, то спокойным шагом прогуливалась по розовым полям и виноградникам. Жар в это время спадал, огненный шар солнца начинал закатываться за горизонт, небо становилось пурпурно-красным. Небосвод постепенно угасал, становясь из красного ярко-оранжевым, а потом бледно-желтым. И не было в закатные часы человека счастливей Шемах.

Однажды, как обычно, проводив светило, царица вернулась с лошадью в конюшню. Заботливые слуги зажгли вдоль дорожек факелы. Причудливые тени играли повсюду в полутьме. Шемах было приятно видеть, как работает ее народ. Вроде все сделано, а людей будто и нет. Например, войдешь в пустую конюшню – все чисто, прибрано, под животными свежая подстилка, а конюхи и уборщики как невидимки. Гордилась царица такими слугами, а те просто боялись показываться жестокой царице на глаза. И вот заходит Шемах на конюшню и встает, как вкопанная. В стойле Фебо, размахивая вилами, работает мужик. Не заметил слуга, как вошла повелительница, как пел себе поднос какую-то наивную песню, так и продолжал петь. Сначала царица разбушевалась, решила казнить наглого работника. Но потом вдруг успокоилась. Начала рассматривать уборщика. Ростом он был невысок, коренаст и крепок. Ноги были короткие и кривые. На голове красовалась шевелюра ярко-рыжих волос. Под растянутой рубахой просматривалась широкая мускулистая спина, толстая шея была в веснушках. Залюбовалась Шемах парнем. Показался он ей красивым, как любимая Фебо.

– Ты кто такой? – окликнула она работника.

Парень повернулся к царице конопатым лицом, и еще больше залюбовалась им царица.

– Конюх, – просто сказал он.

Шемах начала расспрашивать, как давно он числится на конюшне, кем до этого трудился, откуда он родом. Жих, так звали парня, отвечал прямо, не стесняясь, иногда с усмешкой. Понимал он, что перед ним стоит царица Шемах, и, что он ей понравился. Теперь каждый день, когда девушка приходила в конюшню, поджидал ее смелый Жих. Молодые подолгу болтали, Шемах рассказывала о придворных делах, а работник о деревенских новостях. Позволял себе парень сальные шутки, пошлые намеки и даже иногда крепко обнимал царицу за стройную талию. Девушка улыбалась и краснела, но не отталкивала конюха. Чем дальше, тем больше позволял себе Жих, а влюбленная Шемах совсем потеряла голову. Закончилось все тем, что завладел конюх царицей прямо на соломе в пустом стойле. В ту же ночь забрала его Шемах жить во дворец.

Поражены были этим поступком все придворные. В шоке был брат царицы Керим. Хотел убить подлеца, подсыпать яду, но не смог. Счастье сестры было для него превыше всего. Шемах же было все равно. Забросила она слушанья и споры, все время проводила с любимым. Сидела за столом и смотрела, как наворачивает он заморские яства, сама подносила вино Жиху, а он напивался и валился под стол. Поднимала его царица и на тащила в спальню. Любовь царицы к простолюдину не знала границ. Она заказала для него одежду из самых дорогих тканей, сама расшила ее. Для Жиха отвели лучшие покои. Подарила Шемах любимому все свои конюшни.

Сначала Жих много ел и пил. Потом начал помогать своим родственникам – многих устроил он работать в королевский дворец – кого в слуги, кого на кухню. Затем парень привел во дворец свою бывшую возлюбленную. Толстая розовощекая девушка стала жить в его покоях, носить шелковые платья и кататься по саду в упряжке лучших лошадей. Когда бывшая надоела царскому фавориту, он переключился на служанок. После этого он начал заказывать во дворец персидских танцовщиц, восточных наложниц, западных проституток. Появились во дворце разные дурманящие вещества. Сутки напролет кутил Жих и был счастлив. Легко нашел он общий язык с министрами и посланниками. Пристрастил к своим утехам большую часть вельмож. Хаос творился во дворце.

Сначала закрывала глаза на все Шемах, не могла и слова поперек сказать любимому. Думала царица, что перебесится Жих. Но тот не унимался. Пыталась образумить мужчину, поговорить с ним, но он в пьяном угаре избивал простолюдин девушку. Решила забыться царица и стала пить зелье. Ходила как приведение по покоям, бледная, со стеклянными глазами. Ревнивым взглядом наблюдала за любимым конюхом, сидящим во главе стола с очередной танцовщицей на коленях. И будто не она была правительницей, а он.

Керим же уже давно не жил во дворце. Пытался править страной, пока его сестра была в любовном забытьи. В тот день, когда получил он от Шемах записку с одним лишь словом «Приезжай», сразу помчался во дворец. Не узнал Керим любимую сестру. Похудела она и постарела. Не смотря брату в глаза, девушка сказала: «Убей его». В ту же минуту рванулся с места мужчина, тяжелым шагом пошел в сторону залы слушаний, пнул ногой дверь, прошел вдоль столов к золотому трону, на котором сидел Жих, достал меч из ножен и отсек негодяю голову. Затихла музыка, все замолчали.

С того дня все вернулось на свои места. Разврат во дворце прекратился, Шемах стала ходить на слушания, дворяне присмирели. Все старались вести себя, как будто ничего не было, но царица чувствовала себя униженной и продолжала принимать зелье. Еще более жестокой стала она – больше людей казнила, повышала налоги, дерзила послам. Керима отправила на войну, пообещав за победу – себя в награду. Через семь дней вернулся Керим победителем, и открылась ему дорога в спальню сестры. И не было человека счастливей его. Через месяц сыграли свадьбу брат и сестра, был в королевстве большой праздник. В брачную ночь пошла Шемах не к мужу, а на конюшню и там повесилась. Остался один Керим, стал править страной. Но царем храбрый воин был недолго, отравили-таки его придворные интриганы. Они-то и пришли к власти, быстро разворовали казну и разделили государство на части. А о прекрасной царевне все очень быстро забыли, лишь иногда старухи перед сном рассказывали своим внукам страшную сказку о царице Шемах, которая всех убивала и ненавидела.

Ева

Ева была третьим по счету в семье ребенком. И третья – девочка. Отца это не радовало – он сильно хотел сына, но четвертую попытку завести мальчика семья уже позволить себе не могла. Поэтому младшую дочь он не любил.

Старшая сестра Евы – Лиза была похожа на мать, вторая – на бабушку со стороны отца. Ева не была непохожа ни на кого. Девочка родилась недоношенной, кожа ее была белой как снег, глаза – водянисто-голубые, губы – бледно-розовые. У ребенка была страшная аллергия почти на все. Она плакала из-за пыли, сопливила из-за моющих средств, чихала из-за растений. Мать постоянно лежала с дочерью в больницах. Из-за аллергии семье пришлось перебраться из города в маленькую деревню. Старшие девочки пошли в плохую сельскую школу, отец начал выпивать. Мама и Ева все ходили по врачам. К году медики поставили диагноз – слабый иммунитет девочки они объяснили тем, что она альбиноска.

Когда младшая дочь подросла, семье стало немного легче. Она сама вовремя принимала таблетки и капли, избегала кошек, собак. В доме у Ларионовых из-за аллергии Евы всегда было стерильно.

Местные дети белобрысую девочку со странным именем и белой кожей не полюбили – обзывали ее, не брали в свою компанию. Поэтому Ева росла замкнутой и молчаливой. Она могла часами качаться на качелях во дворе или сидеть у телевизора рядом с матерью.

Ева была ко всему равнодушна и это пугало ее родителей. Мало того, что она не играла с соседскими детьми, она еще не любила ни кукол, ни велосипед, ни катание на санках. Девочка целый день слонялась по двору и болталась под ногами взрослых. Это раздражало отца. «Как можно ничем не интересоваться?» – в сердцах спрашивал он. Он не знал, что хобби у девочки есть. Ева очень любила ходить в лес недалеко от деревни, спускаться в бомбоубежище, которое построили еще в советские времена и гулять по темным сырым коридорам под землей. Несмотря на то, что девочка была слаба здоровьем, она сильно отличалась от других людей. Например, она отлично видела в темноте, чутко слышала и могла обходиться без воздуха более двадцати минут. Поэтому все закоулки подземелья она знала наизусть.

По телевизору Ева видела, что ситуация в мире нестабильная. Политики вели странные игры, на востоке гремели революции, в разные страны то и дело вводились миротворческие войска. Когда девочке исполнилось 15 лет, повсеместно начались войны. В федерацию, где жила семья альбиноски, тоже вторглись вражеские армии. Бои шли ожесточенные, применялось сверхновое оружие, которое одним разом убивало тысячи людей. Отца Евы и всех мужчин в деревне призвали служить. Жить стало еще хуже – не было ни денег, ни продуктов.

Однажды летом девочка как всегда ушла гулять в лес и спустилась в бомбоубежище. День выдался славный – она нашла тайный коридор, по которому еще никогда не ходила. Всматриваясь всевидящими глазами в темноту, Ева шла все дальше и дальше. Она нашла в новом коридоре огромные склады одежды, продовольствия – в основном тут были ржавые банки с тушенкой, консервами и сгущенным молоком, и главное – оружие. В глубине нового хода была комната с экранами, кнопками и рычагами. Оборудование было старым. Ева пощелкала по кнопкам, но они не работали. Уставшая девушка села на старое кресло возле экранов и уснула.

Проснулась девочка от ужасного грохота, который раздавался сверху. Бомбоубежище трясло, внезапно начали гореть предупреждающие лампочка «Ядерная угроза», с потолка посыпалась земля. Ева в испуге легла на пол и закрыла уши руками. Но даже сквозь ладони сверхчуткий слух подростка улавливал страшные крики умирающих людей, шум рушащихся зданий и звуки жуткого пожара. Девушка поняла – там наверху все кончено.

Температура в бомбоубежище поднималась. Несколько часов Ева лежала на полу не в силах подняться, пот катился по телу, в горле пересохло, голова болела. Девочку мучили галлюцинации – она видела своих сестер с выжженными волосами и лицами, отца, смертельно раненого в бою, соседского пацана Мишку, зовущего ее с собой на небеса. Только к ночи Ева ползком добралась до склада с провиантом, еле-еле вскрыла бочку с надписью «Питьевая вода» и напилась вонючей, застоявшейся жидкостью. Через несколько часов она собралась силами и открыла рыбные консервы. Жизнь продолжалась.

Так Ева провела в бомбоубежище три года. Правда сама она не знала, сколько времени прошло со взрыва – часов у нее не было, дни она считать не могла. Под землей было лучше, чем наверху – не мучили аллергии, не нужно было постоянно принимать таблетки. Из живых душ тут были только крысы, они постоянно шныряли под ногами, но девочку не трогали. Выжившая сначала боялась выходить из своего убежища и держалась в тайном крыле. Еды здесь было предостаточно, свободное время она проводила в арсенале оружия – научилась заряжать и стрелять из пистолетов и автоматов, натренировалась метать ножи. Время от времени Ева занималась физкультурой и могла часами ходить по коридору – от аппаратной к двери, ведущей в основные помещения. Очень долгое время девушка проводила, разбираясь с устаревшим оборудованием. Ей даже удалось починить радиоприемник, но все волны шипели – людей слышно не было. Это окончательно убедило Еву в том, что взрыв уничтожил все на земле.

В аппаратной была большая библиотека. Книги в ней были научные, больше всего о ядерном оружие и войне. Из них девчонка узнала о цепной ядерной реакции, проникающей радиации, уране, плутонии, радиоактивных осадках и Ядерном клубе.

Еще она прочитала о том, что уже через три года после взрыва можно подниматься на поверхность и пытаться там жить. Эта мысль заняла ее мозг. Еве захотелось подняться на поверхность. Она вовсе не скучала по людям и даже не думала найти других выживших, ей просто стало любопытно – что там наверху осталось. «Неужели там теперь пустыня и у меня не будет ни на что аллергии?» – думала она. Жизнь в бомбоубежище была прекрасна – запасов еды хватило бы на три жизни Евы, поэтому на землю она поднялась лишь для того, чтобы посмотреть на последствия взрыва и обратно вернуться под землю.

В день выхода Ева выбрала себе военный костюм с множеством карманов, взяла ружье, пару пистолетов и три ножа. Белые волосы, которые сильно отрасли за время, проведенное в убежище, она отрезала ржавыми ножницами. На ноги девчонка надела высокие ботинки. Смелым шагом прошла коридоры и подошла к люку, ведущему наверх.

Выбраться наружу оказалось непросто. Вероятнее всего выход сверху засыпало землей. Ева поранила все руки, набила себе синяки на плечах, пытаясь выбить железную крышку. Лишь несколько часов спустя действия дали результат, люк сдвинулся, в проем ворвался пучок нереально яркого света. Выбравшись наружу, девушка действительно увидела пустыню. От леса, в котором было бомбоубежище, от деревни, где жили родные, не осталось и следа. Выжженная земля тянулась от горизонта до горизонта. В бледно-голубом, как глаза Евы, небе светило белое, как волосы девушки, солнце. А земля, как и девушка когда-то, выглядела больной, анемичной, слабой.

В следующие три года Ева занялась исследованием окрестностей. В бомбоубежище она возвращалась лишь для того, чтобы пополнить запасы продуктов. Сначала было тяжело и страшно – приходилось много ходить пешком и ночевать, где получится. Потом в подземном паркинге она нашла мотоцикл на ходу и передвигаться стало проще. Ева направлялась строго на север – туда, где находился областной город. Чем дальше она продвигалась, тем больше ей встречалось уцелевших зданий, бензозаправок, придорожных кафе. Но людей не было. «Возможно это зона отчуждения», – думала Ева и ехала все дальше. Через некоторое расстояние снова началась полоса выжженной земли. Видимо на страну была сброшена не одна ядерная бомба. Жить одной на земле было здорово.

ГРУППА

Глава 1

Группа

Впервые мы познакомились совсем случайно – у общаги на нашей улице, где-то в середине августа.

– Привет, Иза, – сказала я.

А он удивился:

– Откуда ты меня знаешь?

Тогда мы просидели до шести утра на подоконнике, в подъезде, и я узнала почти все про местную группу, которую знали совсем немногие, а не слышал никто. Мой друг, Вадим, рассказывал, что группа играет рокопопсовые известные песни, своего было немного – только музыка. Но это все неважно. Интересовали они меня, потому что существовали, для нашего поселка, это был прогресс.

После той втречи прошло несколько недель. Как-то Из подошел ко мне, поздоровался и замолчал. Похоже, хотел сказать что-то важное, но не мог начать. Я ждала и сверлила его глазами. Иза был невысокого роста, на голову меньше меня, короткие светлые волосы ежиком, красивые зеленые глаза, шорты ниже колен и майка, из кармана виднелся листок с аккордами. Я улыбнулась. Это был сигнал – Из заговорил. «Вадим рассказывал, что ты неплохо разбираешься в музыке…и поешь неплохо…у меня, у нас, то есть, есть к тебе предложение. Ты знаешь, у нас что-то вроде группы, но вокалиста или вокалистки нет…Попробуешь? Конечно, все зависит от тебя, ты учишься, но времени много уходить не будет…У нас только музыка, но ты же вроде на филологическом, может быть и с текстами бы помогла…»

Он закончил свой неплохой, по сути, монолог, и теперь задумалась я. У меня голос был самый обыкновенный, а в музыке совсем разбиралась. Еще однажды пошла прослушиваться на радио, приговор был однозначным – голоса нет. «А что петь?» – говорю. «Приходи через часик, я ребят соберу, будем у меня,» – сказал Из. «А что петь-то?» – «Хоть что…»

Группа состояла из Иза (гитара), Арта (бас) – двухметровый здоровяк-красавец блондин с яркими голубыми глазами и Тимура (Темного, Тима, Мура), который занимался барабанами, был спокойным, молчаливым парнем. Тиму было неопределенное количество лет, но он точно был старшим, самым разумным и сдержанным. Такой цемент для группы и настоящий ударный талант – бог своей установки. Ребята знали друг друга всю жизнь. Из рассказывал, что вся музыка началась в шутку. Как-то сидели на крыше строительного вагончика, он начал играть на пустых банках и канистрах, как на барабанах, Арт брынькал на гитаре. Тогда что-то наиграли и решили создать группу.

Я назвала три песни. Первые получились так себе, но последняя спелась легко. Потом еще одна, еще…мы разыгрались, сначала сдержанно, скромно, а потом начался шабаш. Резко притормозили. Группа совещалась за барабанами. После Из сказал: «Ну, что будешь с нами?».

Вопрос это был или утверждение я не знаю до сих пор, но тогда, в августе, я стала частью их команды и семьи. Назвались ИТА, лишь бы как-то называться. Кто бы мог подумать, что все понесется, как во сне, и все, даже не существовавшие, мечты, так легко сбудутся.

Где-то я слышала, что в песнях важна лишь музыка. Что мелодия, как программа, запоминается в мозгу. А слова лишь накладываются. Иза был лидером. Не по характеру, не по положению в группе – просто он писал музыку. Музыку не похожую ни на что. Простое солнце на стене, движение тени, черт знает что. Когда впервые он сыграл свои вещи на скамейке под забором, я не знала что сказать. Иногда слов бывает мало. Потом, когда я набрасывала слова, часто без рифмы и очень часто без смысла, чувствовала себя приживалкой. Такой музыке слова были не нужны. Но вместе мы писали быстро и легко. Ни по одному альбому и ни по одному хиту в альбоме. Я часто думала: «Как можно сочинять такую музыку?» Талант? Но таланту нужна обработка. Иза учился на улицах, с друзьями. Музыка приходила к нему, когда он сидел и с кем-нибудь разговаривал, поливал из шланга огород или после очередной пьянки.

Глава 2

15 месяцев

Это было время, когда кто-то или что-то решило исполнить все желания четырех человек, случайно оказавшихся вместе. А может просто эти четверо постарались постараться… Но доля везения была точно.

Мы назначили репетиции два раза в неделю, но были вместе каждый день – все жили рядом и как-то горели делом – правили тексты, болтали, болтались. К концу сентября у нас было десять своих крепких и хороших песен. Мы начали настоящие репетиции. Тим ругал меня, одну песню перепевали до тошноты, слушали партии Арта, устало говорили: «Сидим до ночи », а расходились под утро.

У всех, кроме Тима была учеба. Мы базировались в старом домишке на окраине города. Время неслось. К новому году мы записали двадцать пять своих песен. Нам помогали друзья Тима, откуда он их брал, мы не знали. До мая мы сыграли пять концертов в городе и еще около того по выезду. Песни запоминали, а Арта узнавали на улице.

В мае нас пригласили на большой городской фестиваль местных групп. Было много проволочек с оформлением и аппаратурой, но когда одну из наших песен пела толпа, мы познали, что такое популярность.

Больше всего я боялась, что группа застрянет на местном уровне. Но нам повезло. В июне мы еле сдали все экзамены и хвосты и ушли на заслуженный отдых. На целые дни в свой домик. В конце лета нам предложили ехать в Еб-рг на крупный фест, мы взяли первое место и уже ничему не удивлялись. Смеялись, а Иза писал.

В Еб-рге к нам подошел Иван Иваныч – продюсер, ставший ангелом во плоти. Он был честен, сказал, что есть будущее, взял на себя первые расходы, сразу определил свой процент с концертов и альбомов. Мы ухмылялись – альбомы… Он сказал: «Альбомы, вот именно». И оставил телефон. Мы, конечно, позвонили, вечером.

Он посоветовал перевестись на заочное отделение, а «лучше вообще бросить учебу», и в октябре мы были в Москве. Через три месяца нас гоняли по радио, мы выпускали свой дебютный альбом и жили у Ивова. Только года через два мы узнали, какие группы были обязаны Ивову, и что нас он называл своим лучшим вкладом в музыку.

Глава 3

Первопрестольная

Я и Иза лежали на койках в купе поезда У-Москва. На столике стояло пиво, самое дорогое, лежала пачка изиных хороших сигарет. От нас не осталось ничего прежнего – одежда, привычки, даже любимая гитара Тимура – дорогие, новенькие. Иза играл.

– Из, а ведь мы будем такими как … (назвала одну из популярных групп) или даже лучше?

– Ну и что?

– Здорово.

– Ты думаешь про деньги, славу, да? Я думаю только про музыку и нас. А у нас будет все – в руках и под ногами. Что еще надо?

– Да я не знаю о чем думать. Жизнь изменилась за какой-то год. Семья, дом, учеба остались где-то далеко, а что впереди…

– Москва, милашка, Москва! Послушай-ка…

Он проиграл.

– Классно?

Я кивнула.

– Про поезд.

И мы сели писать.

Москва стояла грязная, негостеприимная, но такая красивая, добродушная, матушка. Жили у Ивова. Большая квартира в центре, два яруса, в кабинете кожаная мебель и огромная фонотека. Поначалу удивлялись, потом привыкли. Вечерами ходили на концерты, в клубы. Я шаталась по городу, в метро и однажды три дня подряд водила Изу в Третьяковскую галерею. Как-то папаша Ивов определил нас стилистам и парикмахерам, платил сам. Денег давал много, говорил – сочтемся, мы сначала арканились, но жить-то надо было. Какой-то стилист посмотрел на Арта и сказал – будь он вокалистом, слава была б в кармане. Меня немного задело. В тот день Ивов показал список 25 песен, которые должны были войти в первый альбом. «Многовато, – сказал он, – но выход найдем…в Лондоне». «В Лондоне?», – хором промычали в ответ мы.

Глава 4

Обратная сторона мечты

Я всегда мечтала посмотреть мир. Особенно Питер и Лондон. Знаете, детско-юношеские мечты. В Питер мы ездили на день, на крутой концерт, местные показали достопримечательности – Казанский, Аврору, водили в клевый рок-н-ролльный клуб на окраине. Лондон разглядела только в Хитроу, да еще за окном джипа, который каждое утро в семь увозил нас в студию. Я с тоской смотрела на зимнее утро, серое небо, аккуратные дома. Вот такой он, Лондон… Работали по 20 часов, спали валом на полу, пили горький кофе и писали, писали, писали.

После напряженного дня хотелось одного – отдыха. К третьей неделе было желание плюнуть на все, вернуться домой и лечь спать на неделю. Вокал переписывали раз сто, никакой технике у меня до этого не было – все самотворчество, учили с начала.

В Москву вернулись к поре елок и праздничных огней. «С Новым годом! С новым альбомом!» – посмеялся Ивов. Пробки, серые сугробы по обочинам… Как же я скучала по всему этому, неправильному, родному. В феврале сыграли два концерта в столичных клубах, 28-го января был релиз пластинки, нас во всю крутили на радио. Я узнала Сашу, Славу, Шуру… Ита стала взрывом года.

Глава 5

Известность

Про нас писали всякое – я мол, угрюма и сатанистка, Арт, вроде, наркоман. Каждое интервью я честно отшучивалась на вопросы. У меня постоянно звенела сотка. Мы были простыми, душевными ребятами из провинции. К нам тянулись люди. Толпами ходили на вечеринки, ездили к знакомым, гоняли на машинах.

12 апреля вышел наш альбом «Дюжина». Потом «Вторая дюжина». В них было большинство наших лучших песен. Ита была не просто музыкой, она стала направлением. «Завертелось», – сказал Ивов. Тогда мы его толком и не поняли.

Нас боготворили и ненавидели, нами восхищались, перед нами заискивали. Только сейчас я думаю – откуда были силы все терпеть? И еще – откуда в Изе было столько музыки?

Ивов пропадал сутками – умудрялся организовать концерты, продать выгодно пиратам альбом, договориться со студией, со всеми и вся. К нам приходили только квитки со счетов в банке. Суммы росли. Нас не интересовало, сколько оставляет себе Ивов, мы видели – его работа того все равно не стоила. «Тур в поддержку альбома, – говорил он. – Всю страну объедете. Но не увидите…».

Глава 6

Тур

Вся Россия в окнах самолетов, поездов, автобусов, машин. Теперь на улице узнавали и меня. Слаженный сценарий: прессуха (набор стандартных вопросов – что вы любите и т.д.), выступление, отъезд. Я выходила на сцену в вечернем платье с блесками и оранжевых пляжных тапках. Ребята были в джинсах и футболках, ничего особенного. Начинали с раскрученного хита, потом одна песня за другой налаживали контакт с толпой. Делились энергией жизни.

Ивов сдавал мои экзамены в вузе, улыбался и говорил: «Сессию ты сдала хорошо». Из жалел, что бросил свой технарь, так Иваныч как-то ему на днюху диплом какой-то подарил.

Однажды, перед первым большим столичным фестивалем я сказала Ивову: «Мы о вас ничего не знаем, только, как зовут и что вы наш продюсер…» Он: «Лучше и не знать, расстроишься… Хотя я могу дать тебе свою биографию почитать…». Но так и не дал.

Мы привыкли к постоянной дороге, грязным вещам, плохой еде, вечерам после концертов с теми, кто хотел пообщаться с нами, к прокуренным номерам. Но тур закончился. Совсем неожиданно – последний город и поехали домой.

Глава 7

Дома

Нам дали отдохнуть две недели. В родном поселке мы с ребятами почти не встречались. Семьи, старые друзья, которые нас почти забыли. Иза и Арт пили, ходили с кучей девчонок – были идолами.