Читать книгу Предсказание - Юлия Андреева - Страница 10

С того дня, как умерла Леночка, прошла неделя; сходя с ума от бессилия, Ольга дала задание всем сотрудникам искать любые предсказания о гибели Питера. Любая информация оплачивалась, а именно это и было нужно Ладе. Поэтому она сидела дома, обложенная со всех сторон книжками, с новеньким сотовым телефончиком на коленях – Ольга могла позвонить в любое время дня и ночи и потребовать результатов.

На самом деле, чтение ей нравилось, о смутном времени и Петровских реформах она знала едва ли не столько же, сколько и Сергей Сергеевич, так что денежки худо-бедно капали.

Не представляя доподлинно, что именно может пригодиться Ольге, Лада шарила в Интернете и перерывала библиотеки в поисках хоть какой-нибудь информации. Интересной темой считались питерские привидения, которых, несмотря на сравнительно небольшой возраст города, здесь было предостаточно.

Когда Лада предложила эту тему Ольге, глаза сестры сверкнули, и она сразу же дала задание выяснить, где и когда очевидцы встречались с призраками, и были ли случаи, что потусторонние жители выходили на контакт.

«Как говорит источник, в ворота Академии искусств несколько раз стучался покойный скульптор Козловский[7]. Обычно это бывало в ненастные, холодные ночи. Козловский стучался, громко выкрикивая: «Откройте, сукины дети, это я – скульптор Козловский со Смоленского кладбища, весь в могиле измок и обледенел, отворите!». Проверить действительно ли Козловский был захоронен в указанном месте должен был Сергей Сергеевич. Так что Лада перешла к следующему возмутителю ночного спокойствия.

По мнению многих мистиков, невинно убиенный император Павел I в Михайловском замке до сих пор бродит неупокоенный. Экстрасенс Линда, в частности, считала, что Его величество до сих пор ищет заговорщиков, задушивших его, чтобы расправиться с ними в их новых инкарнациях.

Скорее всего, именно поэтому призрак императора Павла так пугает петербуржцев. Кто ж доподлинно знает, кем он был в прошлой жизни. И не связана ли она, прошлая жизнь, с покойным императором. Хотя никто до сих пор не уличал Его величество в причинении зла людям.

Чаще всего призрак императора видела охрана и работники музея. Бывали случаи, когда привидение являлось невидимым, днем и ночью люди натыкались на что-то плотное и холодное. Что-то такое, чего они не могли видеть, но осязали.

Лада поморщилась.

«Если они прикасались к призраку, но не видели его, это вполне может быть и не Павел. Не Павел, – тогда кто? За Михайловским замком числилась еще какая-то неопознанная дама, полюбившая устраивать в замке вечера и балы. О даме было известно только то, что она предпочитала золотую обувь».

«Бред какой-то», – Лада перекрестилась. В старых подшивках питерских газет она обнаружила сообщения о том, что в 70-х годах XX века из Москвы в Инженерный или Михайловский, это уже как кому нравится, замок была прислана специальная комиссия, которая работала по ночам, пытаясь разобраться в таинственном феномене. Но призраки из замка так и не исчезли.

«Известно, что до сих пор сотрудники Инженерного замка предпочитают не оставаться в здании после захода солнца».

Лада перечитала отчеты уфологов и экстрасенсов, регулярно проверяющих замок на предмет наличия в нем чужеродных сущностей и вредоносной энергии, но никто из них не хвастался установленным с призраками контактом. На вопрос газеты «Аномалия» отчего призрак императора так пугает обывателей, Линда ответила, что Павел нередко является с флажолетом, – старинным музыкальным инструментом, напоминающим флейту, – так что Линда считает, что покойный император в потустороннем мире играет роль некоего крысолова, отчего встречи с ним кажутся людям с нечистой совестью небезопасными.

За окном, постукивая по стеклу и жестяному карнизу, шел дождь. Лада протянула руку и достала пушистый, недавно приобретенный клетчатый плед и завернулась в него. Было тепло и приятно: книги, дождь за окном, тишина. Ладе подумалось, что хорошо было бы сейчас гладить большую пушистую кошку, обязательно многоцветную и мягкую. Хорошо бы еще вместо не работающей летом батареи горел настоящий камин. Не сильно, в комнате должен был оставаться привкус дождя, и плед, так приятно и заботливо кутающий тело. И еще хорошо бы вот здесь, рядом, видеть настоящую мужскую спину. Которую можно обнять, к которой так приятно прижаться лицом и мечтать, мечтать…

Она посмотрела в окно: изгибы ветвей казались кружевными, капли на стекле сияли, как драгоценные бусины. И где-то там, сквозь дождь, ветви и силуэты мокрых домов, прослеживался обрис Китежа. Или нет, это она хватила, сквозь полуприкрытые веки Лада вдруг увидела Питер, точнее, сначала в рисунке дождя прорисовался человеческий силуэт, и затем Лада разглядела глаза. Почему именно глаза? Говорят: «Глаза – зеркало души», возможно, поэтому Лада всегда, сначала, видела именно глаза, а затем уже узнавала душу. Эти глаза были серыми, со стальным оттенком блестящего после дождя асфальта.

Глаза, переполненные мудростью всех питерских библиотек, в чуть печальной улыбке отражались кони с Александринки. На вид, по человеческим меркам, ему было за сорок, но она не поддалась на умозрительность.

Лицо города, показалось Ладе знакомым и не знакомым одновременно, это было лицо стареющего сфинкса: правильные, аристократичные черты с нанесенными поверх них пересохшими руслами скорби. Мужчина был одет в немецкое платье петровского времени, чей зеленый бархат потерся и местами даже получил боевые пробоины, но все еще неплохо сидел. Рукава камзола были засучены, и руки увиты феничками и странными, явно шаманскими амулетами. Питер был религиозен и суеверен. Он пользовался репутацией заядлого игрока и неотразимым обаянием дьявола.

Со дня его основания поговаривали, что влюбившиеся в Питер единожды, его не покидают. А покинув, – умирают на чужбине в тоске любовной.

Питер был любим всеми богами и богинями, прельщенными его очарованием и переселившимися с Олимпа в наши болота.

Во все времена он был шарлатаном на ярмарках, актером на подмостках, он – созданный единственно для царствования, впитавший в себя с самого основания поэзию множества далеких стран, истончался сейчас под кислотными дождями, тусовался с наркоманами, и проститутки отдавались ему так же, как и благородные дамы.

Питер был врубелевским демоном и петропавловским ангелом, он не признавал тупиковых дворов и тупоумия снобов.

Петр называл его парадизом. Но был он и раем, и адом, и грешным, и святым одновременно.

Его не по-славянски черные, с заметной сединой, волосы были трепаны ветрами Балтики и омыты печальными северными дождями.

Созданный как чудо, он оставался загадкой, и кто знает, может быть, даже предполагал, что когда-нибудь исчезнет так же спонтанно, по капризу, как и появился.

– Нет! – последняя мысль обожгла душу Лады Дан. – Питер не должен погибнуть! Ольга ищет предсказание, ноне для того, чтобы помочь, она работает толь– ко для себя. Случись угроза, она первой покинет Питер, даже не удосужившись спасти кого-нибудь еще, кроме сына и денег. Откроет новое издательство или займется пошивом кроссовок. Какая разница! Для нее куда больше подойдет Москва, но что буду делать я? Мы? Те, кто без этого чуда жить не может?

Петербург никак не могли построить, не было ни капли земли. Все, что возводили, забирало себе болото. Выстроят ли дом – дом тотчас провалится в трясину, возведут святую церковь – и она, родимая, тотчас исчезнет в мутной воде, поднимут стены башни – сгинет и башня, – повествовала одна финская легенда. Поэтому великан построил весь город сразу на своей ладони, а потом поставил его на болото. Мол, слабо эдакую махину заглотнуть.

Так и появился Питер – чудо над Невой.

«Лишь бы только так же не исчез, как легкое облачко, как дымка над болотом», – подумала Лада и очнулась.

Призрак Питера улетал от нее, как мистический ночной любовник, застигнутый солнцем.

За окном порыкивали машины и огромный, казалось, расписанный самим Рафаэлем, небесный свод подпирал царство Божье.

В детстве Лада вот так же, бывало, смотрела на это небо, примечая сквозь облака хорошенькие мордашки ангелов, а сейчас она видела ангела с Александрийского столпа, видела, как он любуется собственным отражением в воде, и ей стало страшно. Впервые она поняла, что Питер – это действительно чудо, чудо, которому нельзя дать погибнуть… Чуду…

Она встала. На пол посыпались исписанные цитатами листы бумаги, которые она готовила на представление Ольге, специально прописывая каждую деталь и толково объясняя и без того понятные вещи. То есть по возможности увеличивала текст, надеясь срубить чуть больше денег. Теперь это уже не играло никакой роли.

– Теперь надо город спасать, – сказала она сама себе и невольно рассмеялась. – Тоже мне Жанна д Арк! Что я могу? Как спасать?! – Лада вышла на середину комнаты и, сняв рубашку, подошла к зеркалу. Беспощадное отражение констатировало, в лучшем случае, пару лишних килограммов, что-то еще скажут весы. Последнее время Лада вела малоподвижный образ жизни, читала, писала, худела и набирала вес. Казалось, жизнь замерла, предоставив ее самой себе, и вдруг такое… – какой из меня воин? – она вспомнила, каким красавчиком являлся к ней Питер, и быстро оделась. – Я даже елку с прошлого года убрать не могу! – крикнула она в пустоту, специально громко, чтобы докричаться до того сумасшедшего рока, который возымел глупость втянуть ее в это дело. – Ив магазинах меня обманывают! И… и еще я веду беспорядочную половую жизнь! То есть вела, полгода назад. Очень даже аморально.

Лада прислушалась. Вселенная молчала.

– Ну, ладно, предположим, я пойду сейчас и поговорю с Ольгой, чтобы она что-нибудь сделала. Ок?

Ок, – громыхнуло с небес.