Читать книгу Уроборос. Ожерелье эффекторов - Юрий Кривенцев - Страница 7

Таинственный знакомый оказался прав – кафе было так себе (словно попал в забегаловку семидесятых). Темновато, тесновато, грязные полы вздувшегося, местами драного линолеума, запятнанные стены с ветхими постерами забытых кумиров рока тридцатилетней давности, хлипкие стулья, усталая равнодушная обслуга, и среди всего этого витает тяжелая сизая пелена слоистого табачного дыма, насыщенного запахами гари, пота и застарелого перегара.

Клоака.

Они присели, выбрав слегка покосившийся столик в самом углу зала, справа от входа.

Удивительно, но официант не заставил себя ждать – перед ними материализовалась упитанная тушка невысокого плохо выбритого мужичонки лет тридцати:

– Добрый вечер. Что будем заказывать?

Как старший (формально), Горст открыл рот первым:

– Что тебе, Марк? Проголодался, наверное?

Пацан криво усмехнулся:

– Разве не понял еще – мне этого не надо, совсем. Но, чтобы не смущать остальных, закажи воды.

– Гм… – Алексей поднял глаза на гарсона и пустился в импровизацию. – Уж извини, парень, но то, чем здесь кормят, я не рискну предложить ребенку. Мальчику стакан воды. Ну а мне… м-м… коньяку… Хотя нет, не тот случай – триста граммов водки, подороже.

– Закусывать чем будете?

И тут мужчина понял, что после всего того фейерверка «подарков» фатума, кои обрушились в этот день на бедовую головушку без пяти минут кандидата наук, у него совершенно пропал аппетит. Озадаченно крякнув, он выдавил:

– Гм… Мы сыты, оба. Так что, любезный, давайте сока томатного, ну и фисташек, что ли…

Не пряча разочарованной физиономии, служитель Бахуса молча удалился.

«Пора», – он поднял глаза, поймав ставший вдруг неожиданно мягким синий взгляд юного блондина. Первое, что сорвалось с языка:

– Ты не человек.

– Разумеется. Как ты заметил, я и не пытался скрывать это.

Лёха шумно вздохнул и выдавил:

– Инопланетянин?

– Совсем сдурел? Давай оставим эту тему. Придет время – все узнаешь, обещаю, это случится совсем скоро.

– Ладно. Скажи, с какой целью ты явился сегодня туда, на пустырь: ухайдокать тех гоблинов, или спасти меня?

– Рассуди сам. Уродов, нуждающихся в «порке» в мире предостаточно, и поверь, их есть, кому карать, без моего участия. А вот твоя персона, дружок… Ты даже не представляешь, к чему оказался причастен, к действу какого масштаба… Потому я и послан к тебе, чтобы разъяснить, направить. Кстати, можешь звать меня посредником, эмиссаром. Не похож, да? Конечно, – юнец хихикнул, – прибыв на место, я, дурень, тут же совершил ошибку, мелкую, но все же… Не мудрено: мне совсем не знаком ваш мир, впервые пришел в материальное.

Не вовремя прибыл официант, водворив на стол скудный заказ.

– Давай за знакомство! – Горст плеснул прозрачной жидкости в стопку, чокнулся со стаканом соседа, наполненным минералкой, проглотил махом и запил хорошим глотком густого сока. Так ты о чем? Какую ошибку?

– Выбрал себе внешность дитя, думал, что так привлеку меньше внимания посторонних, но лопухнулся, как оказалось.

– Не понимаю. По мне – вполне удачный ход. Вспомни, как опешили те упыри, увидев пацана в ночи. Вот это был выход! Только торжественного марша и света рамп не хватало.

– Да? Может быть. Но сейчас иная ситуация. Глянь туда, – существо, называющее себя посредником, кивнуло в сторону стола неподалеку, за которым расположились четверо хорошо подвыпивших мужиков сомнительной внешности. – Они с самого начала нехорошо посматривают на нас, с осуждением, так сказать.

– С осуждением? А что не так-то?

– Сейчас поймешь. Вот, смотри, начинается.

«Опять четверо», – несостоявшийся участник конференции с тоской взглянул на группу уже порядком накидавшихся завсегдатаев, – «что ж мне так везет на это число сегодня?».

Один из собутыльников, самый горластый и здоровенный, судя по всему – заводила, вдруг хрюкнув нечто нечленораздельное, грузно поднялся и шаткой походкой двинулся в их сторону. Пара шагов, и кряжистый, благоухающий соляркой и еще чем-то органическим, до бровей обросший соловой бородой организм плюхнулся на жалобно скрипнувший стул напротив новоприбывших. Его мутные блеклые глазенки с трудом поймали взгляд Алексея, из запачканного селедочным жиром рта вырвалось:

– Ну чё… ик… веселишься?

– Веселились, – неожиданно зло рявкнул Горст, удивляясь собственной смелости, – пока ты не приперся. Чего надо?

Гость вытаращил зенки от неожиданной дерзости скромного на вид фраера, но тут же нашелся:

– Ты рамки-то не путай, олень. Думаешь, поверю, что сына в этот гадюшник притащил? Хрена с два! Отродясь сюда никто детей не водил, неча им тут делать, – он резко подался вперед, дыша на собеседника одуряющим микстом из ароматов чеснока, хрена, воблы и сивухи. – Я ж тебя, насквозь вижу, утырок. Где мальца надыбал, чем поманил? Чё за планы на вечер? – бугай вдруг привстал, его мыльный взгляд пылал праведным гневом. – Да мы с корешами тебя за такое…

И вдруг, словно выстрел – резкий детский голос:

– Заткнись, Валет! Или как тебя мамочка звала – Валюша?

– Чё? Откуда мое погоняло зна… – детина перевел взор на ожившего вдруг мальчишку и отпрянул, будто обжегшись о его ледяной колючий взгляд. Удивительно, но здоровяк действительно захлопнул пасть и снова опустил зад на сиденье.

Выразительно кивнув на своего спутника, Марк зашипел оцепеневшему пришельцу:

– Ты чего себе навыдумывал, фантазер? Из него такой же педофил, как из тебя телевизионная дикторша, смекаешь? Выкинь этот бред из головы. Ишь, ты, герой, твою мать, защитник детей выискался. Ты бы лучше о собственном сыне подумал, козлина. Димке одиннадцать всего, а ты уже его жизнь в ад превратил, неандерталец. Он же единственный отпрыск твой, поберег бы беднягу, так нет, паскуда, по шесть раз на дню его с грязью смешиваешь, опускаешь, как можешь. Нравится руки распускать, папаша гребаный? Когда ему первый раз руку сломал, в три года? Урод! Ты в своей семье – кость, понимаешь? Жену гнобишь, отпрыска изводишь.

Названный Валетом растерянно хлопал глазами, избавляясь от хмеля с каждой секундой.

Посредник продолжал:

– Ты хоть понимаешь, в кого превращаешь ребенка? В изувера отмороженного.

– Да с чего ты взял?

– Все просто: я вижу будущее. Хотя тут и без особого дара все ясно. Вспомни ту дыру, где ты детство провел, своего папашу-урода, который лупил тебя по пьяни до синевы, а как он поступал с твоей матерью… Что, Валентин, несладко в селе жилось с таким-то родителем? Ну-ка, закрой глаза, видишь отца? Ага, прекрасно. А теперь скажи, как он кончил? Молчишь? Ничего, я напомню, – посредник выдержал десятисекундную паузу и вдруг начал хрипло декламировать, с чувством, с надрывом:

На здоровяка было жалко смотреть: поникший, сгорбившийся, с потухшим взглядом, дрожащей губой, он с трудом сдерживал слезы.

Марк приблизил лицо к физиономии незваного гостя и зашептал:

– Время прошло, у тебя уже своя семья. Скажи честно: кем ты стал в итоге – таким же, как он, а может и похлеще? Нечего ответить? Ну и правильно. Что тут скажешь? А теперь прикинь: ежели ты через отцовские побои превратился в конченого отморозка, думаешь, с Димкой по-другому будет? Нет уж, история всегда повторяется, уж поверь. Знаешь, кем он вырастет – подобным тебе, только злее в десять раз, и тьму эту он в мир принесет, за свои страдания на других сторицей отыграется. Подумай, сколько лиха совершит твой сын в будущем.

Молчание, только неровное хриплое дыхание никудышного отца нарушает тишину.

Марк слегка повысил голос:

– Так вот, Валентин, знай, люди разные бывают, одни слабенькие, а другие с таким стержнем рождаются – не согнуть. Если на человека давить каждый день, как ты на своего ребенка, одни ломаются, а другие, как Димка твой, только крепче становятся, но и злее, жестче, вот в чем проблема – ты уродуешь его личность. Хочешь, расскажу, как жизнь твоя повернется в будущем, один из двух вариантов?

– М-м…

– Ну, слушай, – парнишка поймал взгляд совершенно протрезвевшего мужчины. – Сначала он тебя боялся, как зверя, потом, когда подрос и увидел твое отношение к матери – стал ненавидеть, люто, до одури, но научился скрывать это. Единственное, что сейчас держит Дмитрия в рамках (хоть и с трудом), это осознание того, что ты, какой-никакой, но отец, что вы все еще почти семья (для него это слово много значит). Но это временно. Через пару лет, когда он созреет ментально, почувствует в себе зародыш мужского начала, в его сердце родится третье чувство к тебе – презрение, как к клопу-паразиту, который каждый день сосет жизни самых близких людей, разрушает их. А за презрением придет отторжение, неприятие. Вот это будет конец, точнее – приговор.

– Ч-чего? – голос папаши был еле слышен.

– Того! – Глаза эмиссара вдруг вспыхнули яркой лазурью. Двадцать шестого ноября, в четырнадцатый день рождения сына, ты в очередной раз притащишься домой на бровях, с теми же придирками, наездами, оплеухами, как обычно, не замечая, что все изменилось. Вот тогда он и убьет тебя.

Валет выпучил глаза, челюсть отвисла, только небритое адамово яблоко ходило ходуном.

Юноша безжалостно продолжал:

– И вот что поразительно, Валек. Это не будет случайная бытовуха. Нет, заранее зная, в какое чудовище ты превратишься в этот день, он все холодно спланирует, рассчитает и избавит-таки семью от демона. Точка. Внешне все будет обставлено, как случайность, поверь, у парнишки хватит ума на это. Полиция поверит – кому же охота копаться в грязных мелочах? Дело закроют мгновенно. Если тебе станет легче, скажу – вдвоем они заживут гораздо лучше. Счастливы не будут, конечно (при таком-то багаже памяти), но свет увидят.

Долгая пауза. Минута, не меньше. И вдруг тихий полустон из горла домашнего изверга:

– Ты говорил о двух вариантах, но рассказал только об одном.

– О втором знать не стоит. Он радикальнее, страшнее для тебя, но лучше для твоих родных, – юноша с волосами цвета снеговых облаков впервые отвел взгляд, бросил сухо, словно треснула щепка. – Ну, все, вали к своим гамадрилам. Разговор закончен.

Валет безропотно поднялся и как-то обреченно побрел к своему столику.

– А вот теперь смотри, – шепнул посредник, впервые коснувшись своей ледяной рукой кисти спутника, – видишь, на его пути, на полу лежит кусочек соленого огурца? Обронил кто-то.

– Да.

– Вот она – развилка судьбы, выбор одного из двух путей, о которых вопрошал этот несчастный. Если пройдет мимо – все будет, как предсказано мной, вплоть до убийства, а если поскользнется…

– Что тогда?

Малолетний консультант не успел ответить.

Подошва старого кованого башмака опускается на влажный раскисший ломтик на линолеуме, и ожидающий смерти от руки сына с грохотом падает оземь.

Секундная пауза, чье-то тихое хихиканье и…

– Смешно вам?! – мужчина, получивший жестокое откровение минуту назад, встает, потирая ушибленное колено. В его глазах крупными градинами закипают слезы, голос дрожит на пределе, в горле что-то клокочет. Кажется, еще немного и…

Так и есть – взрыв!

Дико взвыв, плохой муж и отвратительный отец опрометью бросается на улицу, прямо на проезжую часть. Сквозь незашторенное окно кафешки Алекс видит, как проносящийся мимо ослепительно-белый джип сбивает бегущего невесть куда человека, ломая кости, круша череп, подбрасывая вверх, как тряпичную куклу. Совершив полет по высокой дуге, уже мертвое тело падает на влажный асфальт противоположной полосы шоссе и по нему тут же с хрустом проезжает стремительное маршрутное такси – контрольный выстрел рока.

Финиш.

– А вот и вторая версия судьбы. Развилка пройдена, – Марк хмыкнул и цинично добавил. – Исполнено. Так им будет легче, да и на сыне не будет греха убийства.

Горст вдруг почувствовал, что его серьезно потряхивает.

– Каким бы гадом он не был – за упокой, не чокаясь, – чертыхнувшись, он наполнил стакан из-под сока до краев водкой и залпом выпил. – Уф-ф… Знаешь, не нравится мне здесь, совсем не нравится. Идем-ка ко мне домой. Тут недалеко, один квартал всего. Там и побалакаем.

Парнишка вытаращил на него глаза, наполненные странным ожиданием, затаенной надеждой:

– Так ты приглашаешь меня к себе?

– Да. А что тут…

– Ничего, – мальчик лучисто улыбнулся, – побежали!

– Вот он, – выдохнул Горст, указывая взглядом на старую пятиэтажную хрущевку. Словно в предчувствии чего-то пугающего, на него вдруг нашла странная нервозная говорливость. – Вот так живут ученые в этой стране. Все разваливается, с балконов камни летят, а навесы-то – еле держатся. Сюда, правее, к этой двери. Еще три шага, и…

– Стоп! – Мужчина послушно замер, и… – рвущий уши скрип. Через секунду, до предела обветшалый бетонный козырек над подъездом отрывается от стены дома, оставляя в ней обрывки обнаженных ржавых арматурин, и всей массой рушится вниз.

– Г-гос-споди… – выдыхает Алексей, понимая, что в то самое мгновение, он должен был оказаться в точности там, под обломками… если бы не оклик спутника. Неминуемая смерть. – М-мать моя… Как ты узнал? Ах, да… ты же…

– Успокойся. Дальше опасности нет. Не стой пнем. Тут есть место, где протиснуться. Идем внутрь, быстрее. Нас не должны видеть здесь.