Читать книгу Время, бесстрашный художник… - Юрий Левитанский - Страница 24

Кинематограф (1970)
Сон о рояле

Оглавление

Я видел сон – как бы оканчивал

из ночи в утро перелет.

Мой легкий сон крылом покачивал,

как реактивный самолет.


Он путал карты, перемешивал,

но, их мешая вразнобой,

реальности не перевешивал,

а дополнял ее собой.


В конце концов, с чертами вымысла

смешав реальности черты,

передо мной внезапно выросло

мерцанье этой черноты.


Как бы чертеж земли, погубленной

какой-то страшною виной,

огромной крышкою обугленной

мерцал рояль передо мной.


Рояль был старый, фирмы Беккера,

и клавишей его гряда

казалась тонкой кромкой берега,

а дальше – черная вода.


А берег был забытым кладбищем,

как бы окраиной его,

и там была под каждым клавишем

могила звука одного.


Они давно уже не помнили,

что были плотью и душой

какой-то праздничной симфонии,

какой-то музыки большой.


Они лежали здесь, покойники,

отвоевавшие свое,

ее солдаты и полковники,

и даже маршалы ее.


И лишь иной, сожженный заживо,

еще с трудом припоминал

ее последнее адажио,

ее трагический финал…


Но вот,

едва лишь тризну справивший,

еще не веря в свой закат,

опять рукой коснулся клавишей

ее безумный музыкант.


И поддаваясь искушению,

они построились в полки,

опять послушные движению

его играющей руки.


Забыв, что были уже трупами,

под сенью нотного листа

они за флейтами и трубами

привычно заняли места.


Была безоблачной прелюдия.

Сперва трубы гремела медь.

Потом пошли греметь орудия,

пошли орудия греметь.


Потом пошли шеренги ротные,

шеренги плотные взводов,

линейки взламывая нотные,

как проволоку в пять рядов.


Потом прорыв они расширили,

и пел торжественно металл.

Но кое-где уже фальшивили,

и кто-то в такт не попадал.


Уже все чаще они падали.

Уже на всю вторую часть

распространился запах падали,

из первой части просочась.


И сладко пахло шерстью жженою,

когда, тревогой охватив,

сквозь часть последнюю, мажорную,

пошел трагический мотив.


Мотив предчувствия, предвестия

того, что двигалось сюда,

как тема смерти и возмездия

и тема Страшного суда.


Кончалась музыка и корчилась,

в конце едва уже звеня.

И вскоре там, где она кончилась,

лежала черная земля.


И я не знал ее названия –

что за земля, что за страна.

То, может быть, была Германия,

а может быть, и не она.


Как бы чертеж земли, погубленной

какой-то страшною виной,

огромной крышкою обугленной

мерцал рояль передо мной.


И я, в отчаянье поверженный,

с тоской и ужасом следил

за тем, как музыкант помешанный

опять к роялю подходил.


Время, бесстрашный художник…

Подняться наверх