Читать книгу Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин - Страница 17

На председателя Мурманского Совета Юрьева пытались давить из Москвы, ему лично звонил нарком по делам национальностей Иосиф Сталин: «Вы, кажется, немножко попались, теперь необходимо выпутаться. Наличие своих войск в Мурманском районе и оказанную Мурману фактическую поддержку англичане могут использовать при дальнейшем осложнении международной конъюнктуры как основание для оккупации. Если вы добьетесь письменного подтверждения заявления англичан и французов против возможной оккупации, это будет первым шагом к ликвидации того запутанного положения, которое создалось, по нашему мнению, помимо вашей воли».

Но Юрьев то ли не смог совладать с ситуацией, то ли уже вступил в некие договоренности с бывшими союзниками Российской империи.

Почувствовав в среде горожан усиление просоюзнических настроений, 29 апреля 1918 года отдел архангельского Губисполкома по борьбе с контрреволюцией предложил владельцам типографий воздержаться от антисоветских воззваний и объявлений. Не то – конфискуем имущество, пообещал Губисполком.

В «Северном дне» обращение Губисполкома восприняли с точностью до наоборот. 12 мая в газете была опубликована редакционная статья с прямым призывом к свержению советской власти.

В тот же день Губисполком выпустил приказ о закрытии «буржуазной газеты» «Северный день» и аресте Максима Леоновича Леонова. Но на следующий день вопрос каким-то образом был разрешен, и ни закрытия газеты не произошло, ни ареста Максима Леоновича. По всей видимости, архангельский Губисполком чувствовал себя не настолько уверенно, чтоб идти на прямые репрессии.

Редакции «Северного дня» было сделано внушение. И действительно, антибольшевистские материалы со страниц газеты исчезли, зато стали появляться горячие депеши из Москвы.

13 мая 1918 года «Северный день» публикует «Приказ всем губернским уездным и волостным совдепам и крепдепам о создании крепкой и строго организованной Красной Армии». Приказ подписали председатель ЦИК Свердлов, председатель Совнаркома Ленин, нарком по военным делам Троцкий.

Во второй половине июня в газете появляется приказ о введении в районе всего Архангельского порта военного положения.

Город при том старается жить вполне себе светской жизнью. Леонид Леонов по-прежнему регулярно отчитывается о театральных постановках. В Театре Гагаринского сквера он смотрит комедию Шаха «Ее первая любовь» и постановку по пьесе Андреева “Gaudeamus”. «Холодная погода не повлияла на сборы», – замечает Леонов в рецензии. Затем посещает «Коварство и любовь» Шиллера («Театр полон», – вновь отчитывается он) и «Распятую» Лернера.

Только 3 июля «Северный день» публикует запоздалое «Оповещение»: «Председатель Мурманского Совдепа Юрьев, перешедший на сторону англо-французских империалистов и участвующий во враждебных действиях против Советской республики, объявляется врагом народа. Лев Троцкий».

В июле в Архангельске начинается хлебный кризис. Газета Леоновых сообщает, что «выдача муки населению прекращается, кроме детей до 5-летнего возраста». Горожане все более шумно винят в своих бедах большевистскую власть и уже с нескрываемым нетерпением ждут союзников, которые начали движение в сторону Архангельска.

Ни приближение чужеземных войск, ни перебои с хлебом не мешают не только новым театральным постановкам, но и выставке Степана Писахова, которая во многом стараниями Леоновых все-таки открылась 21 июля в зале Публичной библиотеки.

Степан Григорьевич и Леонид становятся до такой степени дружны, что вскоре после выставки решают вдвоем отправиться в Москву: устроить показ картин Писахова и в столице.

За пару дней до отъезда, 26 июля, «Северный день» сообщает о расстреле Николая II. «Новое место пребывания Александры Федоровны и дочерей держится в тайне», сказано в той же новости… Пять лет назад Леонид видел государя императора своими глазами. Но в тот июль известие о смерти царя его не ошарашило: Леонов сам признался в этом спустя многие годы.

Пока Степан Григорьевич и Леонид двигались в сторону столицы, 31 июля союзники взяли Онегу, а 2 августа англо-франко-американская эскадра в составе семнадцати кораблей причалила к Архангельску, и новые хозяева русского Севера вошли в город.

Большевики оставили Архангельск заранее.

Официально союзники были приглашены в город антибольшевистскими силами. Британский консул в Архангельске Дуглас Янг вспоминал: «После того как большевики покинули Архангельск, был разыгран спектакль “приглашения” союзников вступить в город. Приглашение было послано от каждого из соперничающих претендентов на власть: одно – от Н. Чайковского, “народного социалиста”, другое – от банды офицеров из пресловутой “дикой дивизии”, которая сразу же после ухода большевиков быстро захватила сейф военного штаба и начала делить между собой несколько миллионов рублей».

Как бы то ни было, едва добравшись до Москвы, Леонов с Писаховым, так ничего и не сделав из задуманного, развернулись и тронулись обратно. К своим!

В биографиях Леонова факт его пребывания на оккупированной территории интерпретировался однозначно: в Архангельск пришли захватчики, и будущий писатель не смог вернуться в советскую Москву. Но все обстояло как раз наоборот: он именно что бросил столицу и спешно отправился навстречу оккупантам.

Сразу по возвращении свое муторное путешествие Леонид описал в «Северном дне».

В Москве добыли билеты на поезд до самого дома. Но в Вологде состав остановился.

«…К вагону, – пишет Леонов, – подошел человек в форменной фуражке и ласково сказал:

– Вагон дальше не пойдет!

Мы посмотрели на него с недоумением.

– Позвольте! Если вагон не пойдет – так поезд пойдет?

– И поезд не пойдет!

Человек в форменной фуражке любезно раскланялся, предупредив на прощание, что идут некоторые поезда, но поездка эта может кончиться тем, что многие из нас кончат свое бренное существование в рядах Красной Армии».

Каков леоновский тон, оцените! Что-де может быть гаже, чем очутиться среди красноармейцев, да еще и подохнуть вместе с ними.

Пришлось плыть на пароходе, в третьем классе: билеты в первый и второй уже были распроданы. Сначала до Устюга, оттуда до Котласа.

«А в Котласе, – сообщает Леонов, – уже стояли “коммунистические” пароходы с некоторыми из социал-бегунов во главе. Некоторые из последних заглянули на наш пароход, подумали и решили – выгнать вон с парохода!..

И нас торжественно высадили».

«Социал-бегунами», поясним, Леонов называет большевиков.

В Котласе путешественники с горем пополам пересели на баржу.

«Степану Григорьевичу, – рассказывает Леонов, – пришлось спать на столе – привилегированное положение в некотором роде. Настроение у нашей компании было хорошее, и покуда мы не падали духом, на баржу бегали жители, кричали и охали бабы, не зная, куда деваться со своим скарбом, куда бежать от грядущих бедствий, щедро обещанных коммунистическими оракулами.

Легли спать. Кто где мог – там и устроился.

Один из соучастников по этому “путешествию”, также принужденный преклонить свою буйную главу на худой, ветхой барже в эту холодную, мокрую ночь, засмеялся, увидев художника Писахова на столе.