Читать книгу Французская политическая элита периода Революции XVIII века о России - С. Н. Бурин, А. А. Митрофанов - Страница 2

Введение

Оглавление

Эпоха революционных потрясений во Франции связана со множеством новых явлений в политической культуре Нового времени. Одним из них является формирование политической нации в самой Франции, и данный процесс был переплетен с другими изменениями в общественном сознании, готовившимися на протяжении десятилетий. Другим важнейшим процессом стало и формирование образов «других» обществ, в Век Просвещения находившихся за воображаемыми пределами «цивилизованной» Европы, а в период Революции 1789–1799 гг. оказавшихся еще и на другой стороне в военном и политическом противостоянии Франции с ее противниками. Наилучшим примером такого географически и культурно отдаленного от Франции, в разных смыслах слова «другого» общества в течение длительного времени оставалась Российская империя. Хронологические рамки исследования охватывают период Французской революции с 1789 г. и до брюмерианского переворота 1799 г. На этот отрезок времени приходится ряд важнейших событий в истории русско-французских связей: ухудшение, а затем и разрыв дипломатических отношений между Россией и революционной Францией, обусловленные развитием ситуации как внутри Франции, так и на международной арене, вступление России во Вторую антифранцузскую коалицию, военное противоборство двух стран в ходе Итальянского и Швейцарского походов Суворова. Все эти события послужили этапами в эволюции представлений французов о России.

В литературе конца XVIII в. где безраздельно доминировала франкофония, особую роль имели тексты именно на французском языке. Франкоязычные просветители и их главные критики в своих произведениях и дискуссиях вели немало политико-философских споров о России, путях ее развития, перспективах, значении ее успехов и неуспехов для просвещенного мира[1]. И главным вопросом, вокруг которого строили свои рассуждения о России многочисленные авторы, оставался вопрос о том, способно ли государство, управляемое автократически или деспотически, пройти череду сложных преобразований, реформ, проводимых монархами, чтобы успешно преодолеть отсталость во всех сферах, общественных и частных, чтобы результат преобразований был устойчивым, независимым от фигуры того или иного правителя. В известном смысле правы те историки, которые полагают, что Россия на протяжении большей части XVIII в. для философов и литераторов служила неким гигантским опытным полем для реализации их многочисленных идей и проектов, научных, политических, финансовых, а порой и просто авантюрных. Но Революция внесла немыслимые ранее коррективы в этот долгий процесс.

Другой важной вехой, по которой можно провести условную границу в эволюции представлений о Российской империи, служит окончание Швейцарского похода русских войск и выход России из Второй антифранцузской коалиции. Революционные процессы во Франции не прекратились ровно в момент брюмерианского переворота, но переход к диктаторскому образу управления в республике предопределял многие дальнейшие события. В период Французской революции взоры европейских наблюдателей постоянно обращались в сторону России: будь то очередная русско-турецкая война, разделы Речи Посполитой, прием в российской столице французских эмигрантов или события внутреннего характера, – все эти поводы подтверждали, что держава наследников Петра Великого интересует европейские столицы вовсе не только по философским причинам. И основой для представлений о России современной, то есть времени Екатерины II и Павла I, служили укорененные в сознании общества стереотипы.

Насколько изучение стереотипов позволяет историку понять образ страны и ее народа в сознании другого общества? Стереотип, по природе своей, максимально упрощающий картину мира, того или иного явления, чаще всего отражает только отпечаток, клише, с помощью которого общественное сознание может оперировать с образами «других». Стереотипы Века Просвещения имели множество отличий от аналогичных явлений, например, века XIX, как в силу технологических причин, степени доступности печатного слова и уровня грамотности, развития государственной пропаганды, так и в силу степени развития политической культуры в целом. «Трибунал разума», как именовали общественное мнение XVIII в., институты, формировавшие его, существовали в эпоху просветительского космополитизма, с одной стороны, и доминирования в официальных дискурсах европейских стран конфессиональных критериев определения идентичности, с другой стороны. Французская революция стремительно разрушала устои, но декларации и прокламации, обращенные к собственному и чужим народам в итоге далеко расходились с реальными действиями революционеров: космополитизм сменился мощным националистическим фактором, а конфессиональные категории отошли в прошлое, уступив идеологическим и политическим. Стереотипы же, как самые устойчивые явления, во многом пережили Революцию, чему как раз особенно способствовало рождение националистических тенденций в официальном дискурсе: именно клишированные представления об отсталости русского населения, о самодержавии как форме самого сурового деспотизма, агрессивности политики царей и угрозе для стран Европы оказались удобны и просты в новой системе координат, когда Россия из далекой и малознакомой «страны Севера» преображалась в совершенно реального военного и политического противника Революции.

Французское общество, погрузившееся в пучину революционного хаоса, особенным образом самоконституировалось, отталкиваясь от описаний и границ воображаемых «других». Прежде всего, для французов важными были самые близкие соседи: австрийцы, испанцы, англичане, итальянцы. Именно они в общественном сознании олицетворяли в разные периоды разные формы угрозы. Но в основе этих представлений всегда лежали результаты многовековых этнических, культурных, хозяйственных связей, знание традиций и прочих характеристик соседей. Более отдаленные от французских границ народы, такие как поляки, американцы, шведы, турки и русские, в условиях быстрой политизации и радикализации конструировались творцами общественного мнения на основе просветительских идеологем и актуальной информации, приходившей из-за рубежа (чаще всего прессы). То есть сведения об отдаленных странах проходили через систему восприятия третьих стран, что не могло не сказаться на итоговом восприятии во Франции. Российский пример в этом отношении, пожалуй, наиболее характерен. Но основой создания целостного образа страны служили так называемые «миражные» представления о путях развития цивилизации в России, сложившиеся приблизительно в середине и третьей четверти XVIII в.

Эпоха Революции – это эпоха воплощения идей и проектов Просвещения на практике, но в то же время и эпоха отказа от «ошибок» и «заблуждений» просветителей, среди которых в числе первых оказались идея о просвещенном монархическом правлении, мечта о просвещенном деспоте, ведущем своих подданных по пути цивилизации. Естественным продолжением этих процессов в общественной мысли стал отказ от различных форм воплощений в новейшей истории этой идеи, а следовательно, от мифов о российских монархах, в разное время превозносившихся философами, – Петра I, Елизаветы Петровны, Екатерины II. В обстоятельствах 1790-х гг. общественное мнение отказывалось от вчерашних кумиров стремительно и резко, подвергая их образы диффамации. Этот фактор принципиален при изучении эволюции представлений о России, так как образ страны по сложившейся традиции был до предела персонифицирован, что плачевным образом сказывалось и в двусторонних отношениях, и в области взаимного восприятия.

Просвещенная элита после 1789 г. стремилась перейти от деклараций к реализации представительного правления, равенству всех сословий перед государством, свободе совести, истреблению всех форм наследия Старого порядка, и по мере продвижения к этим целям она конструировала образ противоположного – другого общества на основе антитез, образ общества – некоего антипода Французской революции. Идеальным примером служила современная тем событиям Российская империя. Особенно эти тенденции прослеживаются в «Россике» – публицистике, специально посвященной российской тематике, выходившей в печати в период Революции и в произведениях о международных отношениях, где русскому вопросу уделялось большое внимание.

Трудно переоценить роль протестующих народных масс в первый период Революции, когда обагренная кровью своих многочисленных жертв толпа указывала элитам на свои чаяния, но именно в это время на страницах французской «Россики» и прессы формируется в новом контексте стереотип о «варварстве» русских, ошибках в процессе ее цивилизации, даже вполне в руссоистском духе о принципиальной недостижимости ступени цивилизации для россиян. «Варварство» русских, имевшее в просветительской литературе амбивалентное значение, всегда предполагавшее более и менее скорый переход к следующей стадии культурного развития, теряет его, стагнирует, становится для французских наблюдателей неизменной и удобной характеристикой чужого общества. Свержение монархии во Франции в августе 1792 г. дает мощный импульс для развенчания образа «северной Минервы» – Екатерины II, которая стараниями публицистов превращается теперь в свою полную противоположность, распутную и агрессивную правительницу, виновную в череде тяжелых войн, коррупции, нищете своих подданных и сохранении крепостного рабства. В свою очередь, вступление Франции в войну против первой коалиции вызывало к жизни поток обвинений в адрес Петербурга в особом агрессивном характере всей внешней политики начиная с Петра Великого, стереотип «русской опасности» и даже «угрозы» для всей Европы прочно закрепляется в прессе. Случайны или закономерны эти оценки российской действительности рубежа XVIII–XIX вв.? В том числе ответом и на этот непростой вопрос призвана стать эта книга.

Дискуссионным долгое время остается вопрос о существовании особого якобинского дискурса. Как показывает опыт зарубежных исследователей, выявить границы такого типа дискурса, определить его основных авторов и хронологию весьма непросто. Осознавая всю ограниченность наших возможностей, на примере некоторых представителей якобинизма мы делаем попытку реконструировать такой тип дискурса применительно к Российской империи. Как мы пытаемся показать, основные принципы в оценке российской политики были весьма схожи и в практике периода Комитета общественного спасения, и в эпоху Директории. Вопрос о реконструкции того или иного типа политического дискурса всегда остается частью большой темы о самих источниках исследования. Информация о России в XVIII в. черпалась, разумеется, не только из книг, которые послужили основой настоящего исследования. Гигантский поток сведений о России в публицистике уступал еще большему потоку, дополнявшему его, – потоку информации из периодической печати, на протяжении века, а особенно в конце его приобретавшей все большее значение. Но роль всевозможных периодических изданий менялась, как менялись и ритмы, и скорость почтовых и транспортных коммуникаций, сокращались сроки доставки новостей, эволюционировали типографии. Таким образом, уже в 1780-е гг. пресса ориентировалась на публикацию актуальных новостей, влиявших на экономику и политику, поэтому газетная информация о России отличалась краткостью, анонимностью, часто опровергалась. Именно поэтому в основу нашей работы легли публицистические произведения, а по вопросу об образе России в прессе отсылаем к специально посвящённым этой теме работам[2]. Способы репрезентации России были разными, зависели от менявшейся политической конъюнктуры, однако сводить широкую палитру мнений о стране, ее правителях и народе только к условным клише представляется непродуктивным приемом, который не позволяет взглянуть на тему исследования глазами современников – представителей политической и интеллектуальной элиты Франции. В конечном итоге, предлагаемое вниманию читателей исследование – это не только книга об образе России в представлениях политической и интеллектуальной элиты революционной Франции, но книга о самопонимании французами своего собственного общества с помощью представлений о «другом», что представляет особенный интерес в контексте более широкой проблемы рождения национализма, а также становления республиканского режима и всеобъемлющего идейного и военного конфликта Франции с союзами противостоявших ей монархий Европы.

На протяжении всего периода работы над этой книгой ряд исследователей оказывали автору помощь и поддержку. Прежде всего автор выражает глубокую признательность и благодарность А. В. Чудинову, который в свое время и предложил автору уделить внимание этой сложной теме, а впоследствии постоянно поддерживал интерес к ее дальнейшему изучению. Важные дополнения и уточнения в разное время автор смог сделать благодаря помощи и советам П. П. Черкасова, Д. Ю. Бовыкина, С. А. Мезина, А. В. Гладышева, С. Я. Карпа, Н. Ю. Плавинской, Г. А. Сибиревой. Ценные замечания A. В. Гордона, П. Ю. Уварова, А. Форреста, В. А. Сомова, B. С. Ржеуцкого, А. Ф. Строева, Н. П. Таньшиной, В. В. Рогинского, Ж. Олливье, А. Ю. Самарина, Е. И. Лебедевой, Г. А. Космолинской были также использованы в работе над книгой. Автор бесконечно признателен коллегам, с которыми регулярно обсуждал и прорабатывал разные аспекты исследования, – Н. В. Промыслову, Е. А. Прусской, и в сотрудничестве с ними один из важных самостоятельных аспектов исследования – образ России в прессе – приобрел вид совместной коллективной монографии. Промежуточные результаты исследования представлялись и обсуждались в Институте всеобщей истоии РАН и Государственном академическом университете гуманитарных наук, руководителям которых А. О. Чубарьяну, М. А. Липкину, Д. В. Фомину-Нилову автор выражает глубочайшую признательность. Особая благодарность сотрудникам Государственной публичной исторической библиотеки, Российской государственной библиотеки, Национальной библиотеки Франции, Национального архива Франции, Архива Министерства иностранных дел Франции, Российского государственного архива социально-политической истории, Архива внешней политики Российской империи Историко-документального департамента МИД РФ, Российской национальной библиотеки, где автор имел возможность работать в период подготовки данного исследования.

1

Вульф Л. Изобраетая Восточную Европу. Карта цивилизавции в сознании эпохи Просвещения. М., 2003; Lortholary A. Les «Philosophes» du XVIIIe siècle et la Russie: Le mirage russe en France au XVIII-e siècle. P., 1951; Malia M. Russia under western eyes: from the bronze horseman to the Lenin mausoleum. Cambridge, 1999.

2

Промыслов Н. В. Французское общественное мнение о России накануне и во время войны 1812 года. М., 2016; Митрофанов А. А., Промыслов Н. В., Прусская Е. А. Россия во французской прессе периода Революции и Наполеоновских войн (1789–1814). М., 2019; О прессе в эпоху Революции и Наполеона см.: Revolutionary News: Popkin J. The Press in France, 1789–1799. Durham, 1989; Cabanis A. La Presse sous le Consulat et I’Empire (1799–1814). P., 1975.

Французская политическая элита периода Революции XVIII века о России

Подняться наверх