Читать книгу И. П. Павлов – первый нобелевский лауреат России. Том 2. Павлов без ретуши - Александр Ноздрачев, А. Д. Ноздрачев, Михаил Пальцев - Страница 15

Особенно близко сошлась я с компанией братьев Павловых весной. Все обитатели нашей квартиры разъехались, а мне пришлось остаться одной ради моей больной сестры, лежавшей в акушерской клинике на Надеждинской улице. Муж ее привез, устроил в клинике и уехал немедленно по делам своей службы, предоставив мне посещать сестру до поправления ее здоровья настолько, чтобы она могла переехать на дачу к его родным.

С концом учебного года кончились и мои уроки. Денег оставалось только на дорогу, и пришлось менять комнату (я снимала ее в Стремянной) и прожить в Петербурге еще почти три недели. Надо было носить гостинцы больной сестре, питаться самой, да еще ежедневно угощать завтраками компанию Павловых, которые придумали провожать всех своих знакомых на Николаевском вокзале, а оттуда заходить ко мне пить кофе и болтать до того времени, когда мне надо было идти в больницу. Понятно, финансы мои трещали.

В это же время одна моя однокурсница затащила навестить ее сестру, лежащую в родильном отделении той же больницы на Надеждинской улице, и со слезами сказала:

– Мы с сестрой поклонницы Флоровского и увлекаемся его учением «плодить жизнь». Теперь у нас нет и рубля, а надо заботиться о малютке.

Я отдала ей последние 25 рублей, сама же занялась торговлей с татарином. Он вполне опустошил мой чемодан, после чего там, по его словам, остался один мусор.

Волей-неволей пришлось обратиться за ссудой в нашу курсовую кассу взаимопомощи. К счастью, я смогла уплатить этот долг, получив от матери по приезде домой, сто рублей в подарок.

О чем только не переговорили мы за этими веселыми завтраками! Иван Петрович жаловался на потерю молодости, находя эту потерю в отсутствии умственного и нравственного возбуждения к явлениям ежедневной жизни. На это я возражала:

– В прошлом году моя жизнь текла среди напрасной умственной работы. Не могу не сознаться, что в этом году моя педагогика сильно пострадала. Все свои пробелы я записала и нарочно еду в деревню, к сестре. Там, не имея никаких развлечений, в спокойной тихой жизни я сумею наверстать свои недочеты. Но зато вы сами видели, так как принимали в этом участие, как весело прошла зима нашей дружеской компании: выступали на сцене, посещали театры и концерты, танцевальные вечера в «Дешевке», катались на санках с гор. Сколько было споров об игре наших любимых артистов! Всем нам было весело. Не знаю, как вы, а я чувствовала, что-то говорило мне: «Молодость бывает раз в жизни, и надо ею пользоваться».

Санкт-Петербургский университет. Актовый зал

На что Вагнер вскричал:

– Вот справедливое мнение, которое Иван Петрович должен усвоить! Знаете, жените его!

– Охотно, – отвечала я, – моя Киечка такое сокровище, которого больше нигде не встретишь.

– К сожалению, она абонирована Дмитрием Петровичем.

– Ну, а другой подобной я не знаю и отказываюсь искать, пусть сам влюбится. Я решительно не понимаю, почему Ивана Петровича смущают невыполнимые планы, составленные заранее? У меня таких планов была бездна. Я их постоянно совершенствую, радуюсь, что выполнение их делается все труднее и труднее, и нахожу удовлетворение не в достижении достижимого идеала, а в одном стремлении к этому достижению.

Все дружно одобрили мое отношение к жизни, которое Чельцов охарактеризовал настоящей жизнерадостностью.

Подобные беседы повторялись у нас и при каждой встрече с Иваном Петровичем.

Братья Павловы заботились о нашем развитии. Благодаря им мы видели и слышали интересных ученых.

В 1879 году был в Университете съезд естествоиспытателей²⁴. Билеты на этот съезд достали нам братья Павловы, и мы вместе с ними ходили на заседания.

Помню блестящий доклад знаменитого профессора Богданова. Он говорил, какие громадные услуги оказывала собака первобытному человеку, и какую пользу она приносила и продолжает приносить человеку теперь. Все было изложено просто, ясно, но внушительно. Закончил он свой доклад следующими словами:

– Итак, господа, вы видите, что собака вывела человека в люди.

Этот конец сопровождался бурей аплодисментов.

Интересно было сообщение академика Кесслера²⁵. Он рассказывал о наблюдениях одного путешественника над птицами, живущими исключительно альтруистически.

– К счастью, этот пример альтруизма опровергает чисто эгоистические нравы современности, – сказал Кесслер. Это опять вызвало гром аплодисментов.

По поводу этих докладов много, много говорили мы в своей компании.

* * *

Помню, как ходили мы со своей компанией братьев Павловых на лекцию Менделеева, которая была в Академии наук. После лекции собрались кататься в лодке. Сели у Тучкова моста, гребли сами пассажиры, а лодочник только правил лодкой и оберегал ее, когда мы выходили гулять на берег.

Я была в восторге от лекции Менделеева и все время говорила о нашем Дмитрии Ивановиче, как он умно, толково и красиво говорит. Я не слыхала потом в своей жизни подобного лектора.

Федор Добужинский – муж Таисии (Аси), сестры Серафимы Васильевны, дядя известного художника М. В. Добужинского

Рассказывали о его любви к Анне Ивановне – красивой молодой стройной девушке, ученице Академии художеств. Рассказывали, как он полз по длинному светлому коридору, в конце которого она жила, как он умолял, чтобы она согласилась на хлопоты о разводе, действительно, он получил развод быстро и без всяких хлопот для Анны Ивановны. Тут наши гребцы запели:

А Дмитрий Петрович —

Тогда Егор Егорович поднял свое весло и крикнул:

– Если будете мешать правильному пению, то веслом тресну певца по голове со всего размаха, и сам черт его потом не узнает.

Пошло, наконец, правильное пение. Но наш лодочник заявил:

– Ваша Сарочка что-то очень разговориста: только и слышишь – наш Дмитрий Иванович, наш Дмитрий Иванович. А вчера ездила со мной и со своим другом Феденькой по Фонтанке. Садились они у Цепного моста. Ой, сколько плакала Сарочка со своим Феденькой.

Все расхохотались:

– Этого Феденьку провожала вчера вся наша компания. Он привез больную жену, сестру Сары Васильевны, устроил ее в больницу, а сам по службе был отправлен на юг. Сара Васильевна должна была остаться при больной, чтобы навещать ее и утешать. Вот для утешения Сарочку и водили на лекцию Дмитрия Ивановича.

– А прежде всего, лодочник, – сказала я, – снимай шапку и мы вместе перекрестимся и поблагодарим бога за то, что Дмитрий Иванович прославил нашу Родину.

* * *

Когда сестра моя выписалась из клиники, то вся дружеская компания побывала в Петергофе, где жила теперь сестра у отца своего мужа, важного генерала. Один из компании, Н. С. Терский²⁶, решился зайти со мной к этому генералу, жившему в роскошной даче. Дочь генерала с завистью глядела, как после прощания с сестрой окружила меня наша веселая компания. Встретив нас на прогулке в парке, дочка не удержалась, чтобы не сказать мне: «Как вам весело!»

Серафима Карчевская. 1879 г.

Через день я уехала домой. Провожали меня все друзья. Причем Иван Петрович просил разрешения писать мне, не требуя ответов, а полагаясь на мою известную всем доброту.

Вот его письма.