Читать книгу Женщина в окне - А. Дж. Финн - Страница 21

Глава 20

Я просыпаюсь с мыслями об Уэсли.

Уэсли и тяжелое похмелье. Как в тумане спускаюсь в кабинет, потом бегу в ванную, и меня выворачивает. Неземное блаженство.

Я обнаружила, что блюю с большим мастерством. Могла бы стать профи, как говорит Эд. Один раз нажимаю на кнопку смыва, и вся гадость проскальзывает вниз. Я полощу рот, похлопываю по бледным щекам и возвращаюсь в кабинет.

На той стороне сквера в окнах Расселов никого, комнаты не освещены. Я вглядываюсь в дом, он вглядывается в меня. Похоже, мне не хватает моих соседей.

Я смотрю в южном направлении – по улице тащится видавшее виды такси, вслед за ним идет женщина со стаканчиком кофе в руке и голдендудлем на поводке. Часы в телефоне показывают 10:28. Как меня угораздило так рано встать?

Правильно, я забыла принять темазепам. Ну да, отключилась, не успев о нем вспомнить. От него приходишь в полубессознательное состояние, и на тебя наваливается непомерная тяжесть.

А теперь у меня в голове яркими вспышками мелькают картины вчерашнего вечера. Похоже на карусель из «Незнакомцев в поезде». Было ли это вообще? Да, мы откупорили вино Джейн, болтали без умолку, лопали шоколад. Я фотографировала, мы обсуждали наши семьи, я разложила на столе свои таблетки, мы выпили еще. Впрочем, все происходило в другом порядке.

Три бутылки вина – или их было четыре? Пусть так, я могу и больше, опыта хватает.

– Таблетки! – восклицаю я таким тоном, каким сыщик вскрикивает «Эврика!».

Моя дозировка! Помню, что вчера приняла двойную дозу. Наверное, мои проблемы – от таблеток.

«Держу пари, от них у тебя задница распухнет», – хихикала Джейн, когда я проглотила горсть, запив вином.

Голова раскалывается, руки трясутся. Я достаю спрятанный в глубине выдвижного ящика флакончик адвила, забрасываю в рот три капсулы. Срок годности кончился девять месяцев назад. Я размышляю о том, что за это время были зачаты и родились дети. Созданы целые жизни.

Потом проглатываю четвертую – на всякий случай.

А потом… Что было потом? Да, потом пришел Алистер и спрашивал про жену.

Движение за окном. Поднимаю глаза. Это доктор Миллер, он уходит на работу.

– Увидимся в четверть четвертого, – говорю я ему. – Не опаздывайте.

«Не опаздывайте» – таково было золотое правило Уэсли.

– Для некоторых людей это самые важные пятьдесят минут за всю неделю, – напомнит он мне, бывало, – так что, ради бога, чем бы вы ни занимались, не опаздывайте.

Уэсли Бриллиант. Я уже три месяца не справлялась о нем. Хватаю мышь и вхожу в «Гугл». Курсор мечется по полю поиска в ритме неровного пульса.

Вижу, Уэсли по-прежнему занимает тот же пост адъюнкта, по-прежнему публикует статьи в «Таймс» и разных отраслевых журналах. И разумеется, он по-прежнему практикует, хотя припоминаю, что его офис летом переехал в Йорквилл. Я говорю «офис», но на самом деле это всего лишь Уэсли и его секретарша Фиби вместе с ее картридером. И тем креслом-шезлонгом «Имз». Он обожает свой «Имз».

Тот «Имз», и ничего кроме. Уэсли не довелось жениться – его любовью было лекторство, детьми были пациенты.

– Не вздумайте сочувствовать бедному доктору Брилу, Фокс, – предупредил он меня.

Прекрасно помню: Центральный парк, лебеди, с шеями, изогнутыми в виде вопросительного знака, жаркий полдень в ажурной тени вязов. Уэсли только что предложил мне стать его младшим партнером по практике.

– Моя жизнь и так полна до краев, – сказал он. – Вот почему мне нужны вы или кто-то похожий на вас. Мы вместе сможем помочь многим детям.

Он был, как всегда, прав.

Я кликаю на картинки в «Гугле». Поискав, нахожу небольшую галерею снимков, не особенно новых, не особенно лестных.

– Я неважно фотографирую, – безропотно заметил он однажды. Его окутывал мутный сигарный дым. Ногти на сжимавших сигару пальцах слоились и были покрыты пятнами.

– Да уж, – согласилась я.

Он поднял колючую бровь:

– Вот скажите, правда это или нет: вы и с мужем так строги?

– Правда, но не абсолютная.

Он фыркнул.

– Абсолютной правды не бывает, – сказал он. – Либо правда, либо ложь. Либо реально, либо нет.

– Истинная правда, – откликнулась я.

Глава 21

– Угадай кто, – говорит Эд.

Я ерзаю в кресле.

– Это моя реплика.

– У тебя ужасный голос, бездельница.

– Голос и самочувствие.

– Тебе плохо?

– Было, – отвечаю я.

Понимаю, что не следует говорить ему о вчерашнем, но я слишком слаба. И мне хочется быть честной с Эдом. Он этого заслуживает.

Он недоволен.

– Нельзя этого делать, Анна. Хотя бы воздерживайся, когда принимаешь лекарства.

– Знаю.

Я уже жалею, что сказала.

– Нет, правда.

– Знаю, – повторяю я.

Когда он заговаривает вновь, голос звучит мягче.

– Последнее время у тебя было много посетителей, – говорит он. – Много соблазнов. – Он на время умолкает. – Может быть, эти люди с той стороны сквера…

– Расселы.

– …может быть, они на время оставят тебя в покое?

– Не сомневаюсь, что оставят, если только я не буду падать в обморок на улице.

– Им нет до тебя дела.

«А тебе нет дела до них». Готова поспорить, он так подумал.

– Что говорит доктор Филдинг? – продолжает он.

Начинаю догадываться, что Эд всегда задает этот вопрос, когда растерян.

– Его больше интересуют мои отношения с вами.

– Со мной?

– С вами обоими.

– А-а.

– Эд, я скучаю по тебе.

Я не собиралась этого говорить – даже не понимала, что думаю об этом. Неотфильтрованное подсознание.

– Прости – это во мне говорит ид[14], – объясняю я.

Он молчит.

– Ну а теперь говорит Эд, – наконец произносит он.

Мне этого тоже не хватает – его глупых каламбуров. Он, бывало, говорил мне, что я вставляю свое имя Анна в слово «психо-анна-литик».

«Это ужасно!» – давилась я от смеха. «Тебе же это нравится», – отвечал он, и мне действительно нравилось.

Эд снова умолкает. Потом спрашивает:

– Так по чему же именно ты скучаешь?

Я такого не ожидала.

– Я скучаю… – начинаю я, надеясь, что фраза завершится сама собой.

И слова вырываются из меня стремительным потоком, готовым прорвать плотину.

– Скучаю по тому, как ты катаешь шары, – произношу я первые пришедшие на ум идиотские слова. – Скучаю по тому, как ты неправильно завязываешь булинь. Скучаю по твоим порезам от бритвы. По твоим бровям.

Пока говорю, я ловлю себя на том, что поднимаюсь по лестнице, прохожу площадку и оказываюсь в спальне.

– Я скучаю по твоим ботинкам. Скучаю по тому, как ты утром просишь сварить тебе кофе. Скучаю по тому случаю, когда ты намазался моей тушью для ресниц, и все заметили. Скучаю по тому разу, когда ты попросил меня что-то зашить. Скучаю по тому, как ты вежлив с официантами.

Сейчас я в своей кровати – нашей кровати.

– Я скучаю по твоему омлету. – Пусть это всего-навсего глазунья. – Скучаю по твоим сказкам на ночь. – Героиня отвергает принца, на первом месте у нее защита диссертации. – Скучаю по твоей пародии на Николаса Кейджа.

Я ловлю себя на том, что заливаюсь слезами.

– Мне не хватает твоих глупых-преглупых шуток. Я скучаю по тому, как ты ломаешь шоколадку, вместо того чтобы откусить от этой гребаной плитки.

– Следи за языком.

– Прости.

– К тому же так вкуснее.

– Мне не хватает твоей души, – говорю я.

Пауза.

– Я так по тебе скучаю.

Пауза.

– Я так вас люблю. – У меня прерывается дыхание. – Вас обоих.

Здесь нет никакой модели, – по крайней мере, я ее не вижу, а меня учили распознавать модели. Просто я по нему скучаю. Скучаю и люблю. Люблю их.

Следует молчание, долгое и глубокое. Я шумно дышу.

– Но, Анна, – ласково произносит Эд, – если…

Какой-то звук снизу.

Приглушенный грохот. Возможно, осадка дома.

– Подожди, – прошу я Эда.

Потом четко различаю чей-то сухой кашель, бормотание.

Кто-то в моей кухне.

– Мне пора идти, – говорю я Эду.

– Что…

Но я уже крадусь к двери, зажав в руке телефон. Пальцы мечутся по экрану, набирают 911, и большой палец нацеливается на клавишу вызова. Помню последний раз, когда туда звонила. По сути дела, я обращалась в службу спасения не единожды. Или пыталась обратиться. На этот раз кто-нибудь да ответит.

Я шагаю вниз по лестнице, скользя ладонью по перилам. Почти не вижу ступеней в темноте.

Заворачиваю за угол, здесь лестничный пролет освещен. Крадусь в кухню. Телефон дрожит в руке.

Около посудомоечной машины стоит мужчина, повернувшись ко мне широкой спиной.

Он оборачивается. Я нажимаю на клавишу вызова.

Глава 22

– Привет, – говорит Дэвид.

Твою мать! Я перевожу дух, быстро отменяю вызов. Засовываю телефон в карман.

– Извините, – добавляет он. – Я звонил в дверь около получаса назад, но, наверное, вы спали.

– Вероятно, была в душе, – отвечаю я.

Он не реагирует. Возможно, ему за меня неловко – у меня на волосах ни капли влаги.

– Поэтому я вошел через цокольный этаж. Ничего?

– Конечно ничего, – говорю я. – Милости прошу в любое время. – Я подхожу к раковине, наливаю стакан воды. Нервы у меня на пределе. – Зачем я вам понадобилась?

– Ищу «Икс-Акто».

– «Икс-Акто»?

– Нож такой специальный, от «Икс-Акто».

– Вроде резака для коробок?

– Точно. Я смотрел под раковиной и в ящике около телефона. Кстати, ваш телефон не подключен. Думаю, он умер.

Не помню даже, когда я в последний раз пользовалась проводным телефоном.

– Наверняка.

– Может быть, хотите его подключить?

«Не нужно», – думаю я. Возвращаюсь на лестницу.

– Там наверху, в кладовке, есть резак для коробок, – говорю я, и Дэвид идет за мной следом.

На площадке я поворачиваюсь и открываю дверь кладовки, которая находится на длинном узком чердаке. Внутри темно, хоть глаз выколи. Я дергаю за шнурок, вспыхивает голая лампочка. В дальнем конце свалены сложенные шезлонги, на полу, как цветочные горшки, стоят банки с краской и, невероятно, рулоны тисненых обоев с пастушками и аристократами. На полке нетронутый ящик с инструментами Эда. «Что ж, я не умелец, – говаривал он. – С такой фигурой, как у меня, это необязательно».

Я открываю ящик, роюсь в нем.

– Вот. – Дэвид указывает на серебристый пластиковый чехол, из которого высовывается лезвие, и я хватаюсь за него. – Аккуратнее.

– Я вас не порежу.

Я осторожно подаю ему нож, направив лезвие к себе.

– Я о вас беспокоюсь, – фыркает он.

До чего же приятно это слышать!

– Зачем вам этот нож?

Я снова дергаю за шнурок, и падает тьма. Дэвид не двигается.

Пока мы стоим в темноте – я в халате, мой съемщик с ножом, – до меня доходит, что так близко от него я еще не была. Он может меня поцеловать. Он может меня убить.

– Соседский мужик попросил меня помочь. Надо открыть коробки и убрать всякий хлам.

– Какой соседский мужик?

– Он живет в доме через сквер. Рассел.

Дэвид выходит и направляется к лестнице.

– Как он вас нашел? – спрашиваю я, следуя за ним.

– Я развесил флаеры. Он увидел один в кафе или где-нибудь еще. – Повернувшись, Дэвид смотрит на меня. – Вы его знаете?

– Нет, – отвечаю я. – Он вчера заскочил ко мне, вот и все.

Мы снова в кухне.

– Ему надо распаковать коробки и собрать кое-какую мебель в цокольном этаже. Вернусь после обеда.

– Думаю, сейчас вы никого не застанете.

Дэвид, прищурившись, смотрит на меня.

– Откуда вы знаете?

«Потому что слежу за ними».

– Непохоже, чтобы кто-нибудь был дома.

Я указываю на дом двести семь через кухонное окно, и в этот момент гостиная Расселов озаряется светом. Там стоит растрепанный после сна Алистер, между его щекой и плечом зажат мобильный.

– Вон этот мужик, – говорит Дэвид, направляясь к двери в прихожую. – Зайду к вам попозже. Спасибо за нож.

Глава 23

Я собираюсь вернуться к разговору с Эдом. «Угадай кто», – скажу я, теперь моя очередь. Но не успел Дэвид закрыть за собой дверь, как раздается стук. Я иду узнать, что ему еще нужно.

Однако за дверью стоит женщина – стройная Бина, с широко раскрытыми от удивления глазами. Я бросаю взгляд на телефон – ровно полдень. Господи.

14

Ид – в психоанализе обозначение бессознательной, иррациональной части психики. В русском языке ему соответствует термин «оно».