Читать книгу Война солнца - А. Дж. Риддл, A. G. Riddle - Страница 5

Два года спустя

Дом заполнен моим любимым звуком – топаньем по полу маленьких ножек.

Как бы я ни хотела, я не в состоянии преследовать Элли этим утром. Я опираюсь на стену, ожидая, пока пройдет тошнота.

Из родительской ванной я слышу, как шаги затихают – открываются ящики на кухне, после чего до меня доносится грохот их содержимого.

– Элли, – кричу я, – вернись туда, где я могу тебя видеть.

В ответ тишина, и только звук новостной передачи раздается из колонок, расположенных по всему дому.

В сегодняшнем докладе Организации Объединенных Наций говорится, что впервые с тех пор, как закончилась Длинная Зима, за пределами эвакуационных лагерей живет больше людей, чем внутри, поскольку продолжается волна эмиграции из Атлантического Союза, Каспии и Тихоокеанского Альянса. Новый Берлин возглавляет список городов с наибольшим населением, затем следуют Атланта и Лондон.

Но темпами миграции из эвакуационных лагерей довольны не все. Доктор Ричард Чендлер, один из ученых, сыгравших важную роль в разгроме Сети, призывает супердержавы уделять больше внимания возвращению своих граждан на родину. Вот выдержка из вчерашнего выпуска «Точки плавления» с Крейгом Коллинзом: «Сеть исчезла, но подавляющее большинство мировых экономик направлено на оборонные расходы. Эти эвакуационные лагеря стали не более чем принудительными трудовыми лагерями. Мы все бесконечно работаем над суперкораблями Джеймса Синклера, и, по его словам, беспилотники спасут нас. Ну, правда в том, что Сеть может не вернуться в течение ста лет. Или тысячи лет, или вообще когда-либо. И все же мы живем в крайней нищете, не имея ни голоса, ни основных прав. Это должно измениться».

Мне действительно не нравится этот человек. Не так сильно, как Джеймсу, но все же. Он повсюду в новостях, лжет и создает проблемы. К сожалению, у него тоже есть последователи.

Еще один ящик на кухне открывается.

– Элли, я серьезно! Твое время выходит через…

Тишина.

– Три.

– Два.

– Один!

Раздается шлепанье крошечных ног по полу, точно началась гонка, и в дверях ванной, невинно улыбаясь, появляется Элли.

– Что я тебе говорила? Никаких игр в ящиках стола. Только мама и папа могут открывать ящики.

У некоторых детей грустнеет только лицо. У Элли грусть выражается во всем теле: поникает голова, опускаются плечи, руки повисают по бокам – как будто ее покидает вся энергия. Обычно она находится в одном из трех состояний: счастливая игра и активность на полную катушку; сон; или текущее состояние угрюмости (которое перерастает в нытье, когда она не понимает, что от нее хотят – это бывает несколько раз в день).

Со своего насеста в закрытом туалете я указываю на игрушки на полу в ванной: семь браслетов, овечку и желтую резиновую уточку.

– Мне нужно, чтобы ты играла здесь, пока я не закончу. Ладно?

Еще одна волна тошноты охватывает меня. Такое чувство, будто меня выбросили из самолета, и я нахожусь в свободном неконтролируемом падении.

Элли подходит ближе, протягивает руку и обнимает меня, ее крошечные ручки обвивают нижнюю часть моего живота, но они слишком коротки, чтобы сомкнуться. Она смотрит мне в глаза, изучая меня.

– Мама бо-бо?

– Нет, – шепчу я. – Я в порядке, милая.

– Маме грустно?

Я кладу руку ей на спину и осторожно глажу.

– Нет. Я в порядке. Просто играй со своими игрушками. Все в порядке.

Я снова закрываю глаза и жду. Когда тошнота проходит, я вижу, что Элли положила браслеты на руку, расположив их в порядке, понятном только ей одной. Без предупреждения она наклоняется и поднимает с пола изюм.

– Нет, милая, не ешь это.

Элли подносит изюм к пасти овцы, как будто кормя ее, и делает паузу. Она смотрит на меня с искоркой озорства в глазах.

Я улыбаюсь.

И она съедает изюм, прежде чем я успеваю остановить ее. Я понятия не имею, как долго он валялся на полу. Точно не с момента завтрака. Но если наши человеческие предки были достаточно выносливы, чтобы пережить катастрофу Тоба[2] и пересечь Берингов пролив, Элли, вероятно, переживет изюм с пола. Может быть, он лежал там два дня. Возможно, три.

Я открываю ящик своего тщеславия и нащупываю личный анализатор здоровья. Я держу его на пальце и жду, пока он наберет несколько капель крови и проведет рутинные анализы. Устройство подает звуковой сигнал, и результаты отображаются на дисплее. Химический состав крови нормальный, за исключением пограничного низкого уровня витамина D.

Лагеря находятся вне контроля над рождаемостью (в начале массовой эвакуации этот показатель был внизу в списке приоритетов – правительства отдали приоритет пище, жилью и лекарствам, спасающим жизнь). Мы с Джеймсом были осторожны, но последние два года были чрезвычайно напряженными. Время нашей спальни стало необходимостью.

Я прокручиваю список вниз, затаив дыхание. И выдыхаю, когда вижу результат:

БЕРЕМЕННОСТЬ: ДА

* * *

Когда мы проходим через контрольно-пропускной пункт в НАСА, Элли держит меня за руку. Как обычно, она несет крошечный рюкзак, который сделал для нее Джеймс. По своему обыкновению, он пошел дальше, оснастив его GPS-трекером, камерой и динамиком, который мы можем использовать для общения с ней. Я не удивлюсь, если он тайно построит какой-нибудь скрытный атакующий беспилотник, чтобы защитить ее.

Мы с Джеймсом оба работали в НАСА и каждое утро вместе провожали Элли в детский сад. Но последние восемь месяцев или около того, когда я просыпалась, Джеймс уже уходил на работу и возвращался домой после наступления темноты. Он до смерти загнал себя. Хоть я и понимаю, что все это для того, чтобы защитить нас, но хотела бы, чтобы он больше времени проводил с семьей.

У входа в детский сад Элли отпускает мою руку и пытается побежать, но я хватаю ее и обнимаю. Стоит мне отпустить дочь, как она срывается с места, словно чистокровный скакун после первого сигнала Кентуккского дерби. Рюкзак на ее спине подпрыгивает, когда она проносится мимо учителя, который машет мне рукой.

Когда я иду по коридорам штаб-квартиры НАСА, то мельком замечаю, как меня узнают те, кто мог просматривать новостные ленты. Некоторым из них просто любопытно, что я хромаю.

Хромота – это последствия того времени, что я провела в космосе, и снижения плотности костей, которое я перенесла. Лучше мне уже не будет, и из-за этого в космос я никогда не вернусь, во всяком случае, на длительный период времени.

С детства я мечтала стать космонавтом. И достигла этой цели, но две битвы с Сетью не позволили мне продолжить карьеру, которую я так любила. Как и все в этом странном новом мире после Долгой Зимы, я адаптировалась и нашла новую роль, которой очень рада.

Такова жизнь. Вещи всегда меняются. И мы должны изменяться вместе с ними.

Зал наполовину полон, когда я выхожу на сцену. Пятьдесят лиц смотрят на меня с поднимающихся амфитеатром рядов аудитории; планшеты наготове. Мои ученики напоминают мне меня же, когда я тренировалась в НАСА: энергичные, светлые глаза и преданность делу. Некоторые из этих мужчин и женщин станут членами экипажей двух суперкораблей-носителей, которые строятся прямо сейчас. В сражениях с Сетью они будут на передовой. Наше будущее в их руках, и моя работа состоит в том, чтобы подготовить их. Для этого есть только один способ, но, тем не менее, я боюсь того, что собираюсь сделать.

Я подхожу к кафедре и говорю в микрофон, мой голос взлетает куда-то под потолок зала:

– Космос – опасное место. – Я позволяю словам повиснуть в воздухе, словно предупреждению. – Итак. Что является ключом к выживанию в космосе?

Я сказала классу, что в следующие три сессии их ждет экзамен. Он не будет проходить в письменной форме; все и так это знают по историям, переданным прошлыми классами. Это будет упражнение, которое никто никогда раньше не видел. Как и ожидалось, они думают, что их ответы теперь могут быть частью теста. Из каждого ряда аудитории раздаются голоса:

– Кислород.

– Сила.

– Ситуационная осведомленность.

– Сон.

– Способная команда.

– Хороший учитель.

Последний вариант получает несколько смешков от группы и мрачноватую улыбку от меня, но это не поможет французскому инженеру получить хорошую оценку.

– Быть готовым ко всему, – произносит стройная девушка с клубнично-светлыми волосами в первом ряду, когда ответы стихают.

Я киваю ей.

– Верно.

Рукой я делаю знак в сторону костюмов ЕVА[3], которыми стены увешаны, точно причудливыми шторами в театре. Костюмы, используемые НАСА в космосе, сегодня являются не просто украшением. Здесь сто костюмов, по два на каждого студента. Я сама проверяла.

– Например, всегда нужно знать, где находится ваш костюм ЕVА.

Студенты поворачиваются на сиденьях, разглядывая костюмы.

– Почему? Потому что никогда не знаешь, когда он тебе понадобится. Я знаю, потому что тогда на МКС, если бы я добралась до своего костюма несколькими секундами позже, меня бы здесь не было.

Пока ученики переваривают мои слова, я думаю, что если бы я вовремя не добралась до своего костюма, то никогда бы не встретила Джеймса, не родила Элли и не носила бы второго ребенка, растущего во мне прямо сейчас. Все мои коллеги по команде опоздали надеть костюмы – кроме одного. К его несчастью, его поразили осколки. Он ничего не мог сделать, чтобы выжить, как и я, чтобы спасти его.

– В космосе каждая секунда имеет значение. Доля секунды может стоить жизни – вам или человеку рядом. И всем, кто остался на Земле. Иногда вы ничего не можете сделать, чтобы выжить. Но вы всегда можете быть готовы, и это всегда повышает ваши шансы на выживание.

Я щелкаю пальцами.

– Надеть костюмы. Последние пять вылетают.

Зал превращается в хаос, когда студенты практически срываются со своих мест и бегут к свисающим со стен костюмам ЕVА. Вскоре комната напоминает огромную игру в твистер: студенты толкаются локтями и переползают друг к другу, чтобы добраться до костюмов и натянуть их на себя.

Когда мои пятьдесят учеников одеты, я даю команду снять шлемы. Каждый из них тяжело дышит, уставившись на меня.

– Я проверю запись, – говорю я, отправившись к камерам за сценой, – и отмечу последних пятерых. Если вы не получите от меня электронное письмо, значит, вы еще в классе. Для всех тех, кто не попал в пятерку, надеюсь, вы еще туда попадете. Помните, в космосе главное – не сдаваться.

* * *

Хотя он работает долгие часы и я все реже и реже вижу его дома, Джеймс всегда встречается со мной на обеде. Это наш ритуал, передышка в середине наших напряженных рабочих дней.

Все утро я спорила сама с собой о том, когда поделиться новостями. Я никогда не умела хранить секреты. С самого детства все мои чувства были совершенно ясны окружающим. Он сразу поймет, что что-то случилось, и, проще говоря, я должна ради самой себя сказать ему, что беременна.

Он стоит в кафетерии и ждет моего появления. На его лице беспокойное выражение, но оно озаряется улыбкой, стоит ему лишь увидеть меня. Гусиные лапки в уголках его глаз и морщины на лбу за последние несколько лет стали глубже, словно колеи, пронизывающие его временем и стрессом. Но его глаза смотрят так же: напряженно и нежно.

– Привет, – говорит он.

– И тебе привет.

Его тон становится более серьезным.

– Послушай, я должен тебе кое-что сказать.

– Я тоже.

– Серьезно? – Он хмурит брови.

– Да. – Я примирительно поднимаю руку. – Но ты первый.

Он делает паузу, как будто собираясь с мыслями.

– Ладно. Но не здесь.

Мы выходим из кафетерия, и я следую за ним в его кабинет. Там на экране я вижу три видеопотока, показывающие скалистые сферические астероиды. Отметка даты и времени внизу изображения говорит мне, что это живая трансляция, видимо, с зондов или дронов. У всех астероидов есть большие кратеры, но без системы отсчета я не чувствую, насколько они велики или где они находятся.

– Эти три астероида вырвались из Пояса Койпера около двух лет назад. С тех пор мы их отслеживаем.

– Они…

– На траектории столкновения с Землей? Да.

Мое тело немеет, во рту пересыхает.

– Размер? Время до столкновения? – Я задаю вопросы без эмоций, пока мой ум изо всех сил пытается осознать этот потенциальный смертельный удар по нашему виду.

– Каждый размером с Техас. Падение любого из них будет событием, которое приведет к исчезновению всего живого. Время до столкновения – сорок два дня.

– А корабли-суперносители…

– Не будут готовы вовремя. Совсем. – Он поворачивается и смотрит на меня. – Но они нам не понадобятся.

– Орбитальная система защиты может справиться с ними?

– Нет. Они могли бы уничтожить астероиды поменьше, но небесное тело подобных размеров – нет. Мы создали парк атакующих дронов специально для этой цели. Мы выпускаем дроны вместе с частями для суперавианосцев, чтобы это не просочилось в новости. Массовая паника вызовет еще больше проблем.

– Каков план?

– Дроны атакуют астероиды через час. Мы собираемся разнести их на кусочки.

– Это то, над чем вы работали. Ночью и днем, – выдыхаю я.

– Да. Два года. – Он берет меня за руку. – Мне жаль, что я не сказал тебе, но я знал, что ты будешь беспокоиться.

– Все нормально. Я понимаю.

– Я хочу, чтобы на время битвы ты присоединилась к нам в управлении войсками.

– Конечно. Я отменю свои дневные уроки.

– Отлично. – Он подходит к двери, но останавливается. – Что ты хотела сказать мне?

– Ничего.

Он бросает на меня взгляд.

– Уверена?

– Абсолютно. Ничего.

Теперь я не могу ему сказать. После. Я скажу ему после.