Читать книгу Черчилль. Великие личности в истории - А. Галушка, Андрей Галушка - Страница 6

Уинстон Черчилль получил свой офицерский патент в Четвертом (Собственном Королевы) гусарском полку 20 февраля 1895 года. Да, это были не конногвардейцы, но полк имел с 1685 года собственную и весьма славную боевую историю: в частности, за четыре десятка лет до того принимал участие в знаменитой «атаке легкой кавалерии» под Балаклавой. Молодому лейтенанту надо было выглядеть соответствующе – иметь несколько комплектов обмундирования, включая богато расшитый парадный мундир, несколько верховых лошадей, требующих постоянного ухода. Жалования в 120 фунтов в год было явно недостаточно, а отец Уинстона хотя и оставил после своей кончины 75 тысяч фунтов (около полутора миллионов современными деньгами), но оплата его долгов съела почти всю сумму. Собственных средств Дженни, и без того еле справляющейся с требованиями светской жизни аристократии, было недостаточно, чтобы покрывать новые расходы сына, но на первых порах помогли родственники. Уинстон быстро включился в жизнь полка и, как подобает настоящему кавалеристу, стал заядлым игроком в поло, а также участвовал в скачках.

Впрочем, беспокойной натуре новоиспеченного лейтенанта скоро наскучила армейская рутина. К тому же Уинстон смотрел на свою военную карьеру лишь как на первую ступеньку жизненного пути, который, как он был убежден, будет недолгим. Армия мирного времени не давала возможности как-то выделиться из общей массы, оказаться у всех на устах. Не имея ни существенных финансовых средств, ни – после фиаско отца – серьезных связей, Черчилль, грезивший о политической карьере и мечтавший продолжить дело лорда Рандольфа, мог рассчитывать только на то, что сможет прославиться на поле боя. Поэтому дальнейшие несколько лет главной его заботой стал поиск этого самого поля боя, где, как он не сомневался, ему удастся обрести героическую славу.

Четвертый гусарский полк вскоре после того, как Черчилль встал в его ряды, должен был отправиться в Индию на плановую ротацию, поскольку все армейские полки, кроме гвардии, были обязаны провести некоторое время в этой жемчужине Британской империи. Но в Индии тогда было тихо. Нужна была война прямо сейчас, и вариант на тот момент был один – Куба, где Испания, которая вот-вот потеряет остатки своей когда-то гигантской колониальной империи в войне с Соединенными Штатами, вела кампанию против сторонников независимости острова.

Связи Дженни помогли Уинстону получить отпуск из полка, а также контракт с лондонской газетой Daily Graphic на репортажи из зоны военных действий. Хотя его товарищи по полку отнеслись к его авантюре скептически, Уинстон их мнение проигнорировал. Знакомства его матери простирались достаточно широко, чтобы он смог получить рекомендательное письмо от британского посла в Испании, разрешение от командующего британской армией на временное прикомандирование к испанской армии генерала Арсенио Мартинеса де Кампоса на Кубе, а также задание по сбору информации о состоянии испанской армии и ситуации в зоне военных действий от шефа разведывательной службы.

Перед отъездом на Кубу вместе с другим молодым офицером в октябре 1895 года Уинстон устроил званый ужин для друзей в своей лондонской резиденции. Он провозгласил тост «за тех, кому еще нет двадцати одного года от роду, но кто через двадцать лет будет вершить судьбу Британской империи». Тост адресовался его друзьям, но можно не сомневаться, что Уинстон в первую очередь имел в виду самого себя.

По дороге на Кубу Черчилль сделал остановку в Нью-Йорке, впервые посетив родину своей матери. Америка его поразила и восхитила, и это отношение он сохранил в душе на всю жизнь. Но в том же ноябре 1895 года Уинстон присоединился к одной из испанских карательных колонн под командованием генерала Хуареса Вальдеса, ловившей в джунглях банды повстанцев. То, что первый военный опыт Черчилля оказался именно противопартизанским, сыграло заметную роль в его дальнейшей политической карьере. В своих репортажах (газета их оплачивала по 5 фунтов за штуку, то есть два репортажа приносили ему столько же денег, сколько месячное лейтенантское жалование) он отмечал, что повстанцы избегают открытых схваток с превосходящим противником («неважные бойцы, но непревзойденные бегуны», иронизировал он), но гораздо лучше испанцев ориентируются на местности и пользуются поддержкой населения. Впрочем, Черчилль отмечал, что если им и удастся одержать победу и провозгласить независимое государство, то его режим будет, скорее всего, гораздо более жестким по отношению к подданным, чем испанское колониальное правление: «Кубинское правительство было бы столь же продажным, более капризным и намного менее стабильным. При таком правительстве революции станут регулярными, собственность окажется в опасности, а равенство не будет распространено». История впоследствии вполне подтвердила его правоту – и не в последний раз.

Черчилль писал, что он впервые попал под вражеские пули в свой двадцать первый день рождения, но не исключено, что здесь он несколько вольно обошелся с фактами в погоне за читательским интересом. Однако в боях ему действительно довелось поучаствовать, и по итогам короткой кампании он даже был награжден испанским военным орденом Красного Креста, который давали за военные заслуги, и медалью за кубинскую кампанию. Ему не было официально разрешено носить иностранные награды с британским мундиром, но Черчилль нередко этот запрет нарушал. Кроме ордена Черчилль привез из поездки на Кубу любовь к кубинским сигарам и сиестам – обе эти страсти остались с ним до конца жизни.

По пути домой Черчилль снова сделал остановку в Америке, и здесь, пожалуй, впервые его личность привлекла внимание газет. Американцы весьма недружественно относились к самой идее колониализма, и в войне на Кубе их симпатии были на стороне повстанцев. Офицер армии самой большой колониальной империи в мире, участвовавший в войне против борцов за свободу, – какой уважающий себя журналист упустит такую мишень? О лейтенанте, вчерашнем выпускнике военного училища, писали как о чуть ли не военном советнике, посланном давнишними хозяевами «тринадцати американских колоний», чтобы помочь испанцам задушить борьбу кубинцев за независимость. А позже, после того как США в 1898 году вступили в войну с Испанией и отобрали у нее остатки колониальной империи (Кубу, Пуэрто-Рико, Филиппины и Гуам), в газетных статьях о Черчилле можно было прочитать, что он воевал уже против американцев.

Кубинский опыт оказался важен не только потому, что молодой лейтенант впервые «понюхал пороху». Репортажи Черчилля в Daily Graphic были хорошо приняты читателями, его имя стало узнаваемым. Карьера журналиста оказалась вполне реальной и могла привести к карьере в политике, о которой Черчилль давно мечтал. Имей он иной склад характера, военная карьера была бы открыта для него, как и для многих других небогатых отпрысков высшего класса. Но Черчилль, при всей любви к внешним проявлениям жизни кавалерийского офицера, не был создан для того, чтобы замкнуться в уютной клетке полковой жизни, следуя ритму маневров, ротаций, повышений в звании и должности, иногда – военных действий на той или иной границе империи.

Как бы то ни было, в октябре 1896 года лейтенант Уинстон Черчилль отплыл со своим полком в Индию. Но еще на пути туда в письме своей обожаемой матери он писал, что от него в полку ожидают, что его интересы не выйдут за рамки поло, скачек и обязанностей дежурного по части, но он собирается использовать свое свободное время, чтобы восполнить пробелы в образовании. Его отец окончил Оксфорд, прежде чем начать политическую карьеру. Черчилль решил получить эквивалент университетского образования самоучкой, составив поистине грандиозный список литературы, которую он собрался прочитать, – и прочитал, с помощью Дженни, посылавшей ему ящики книг на адрес Четвертого гусарского полка в Бангалоре. Практически весь канон западной культуры: Платон, Аристотель, Паскаль, Адам Смит, Маколей, «Падение Римской империи» Гиббона… Работы двух последних историков (он читал по «пятьдесят страниц Маколея и двадцать пять Гиббона каждый день») оказали впоследствии громадное влияние на литературный стиль самого Черчилля. Затем Шопенгауэр, Мальтус, Дарвин – Черчилль к этому моменту отошел от христианских взглядов и проходил через этап достаточно воинственного атеизма. А также десятки томов, содержащих речи, произнесенные в британском парламенте в течение предыдущих лет. Все это Черчилль внимательно читал и анализировал.

Но военная слава ему по-прежнему была нужна, и он продолжал поиски подходящей войны. Одним из рассматривавшихся вариантов была греко-турецкая война – не получилось. Черчилль уже отплыл туда из Индии, но война закончилась прежде, чем он достиг Суэцкого канала, и вместо Крита, куда уже высаживался международный миротворческий контингент, он удовольствовался осмотром Неаполя и окрестностей горы Везувий. А было бы интересно узнать, с учетом нашего знания о том, что случилось позже: повлияло бы близкое знакомство с боевыми качествами турецкой армии на решения, принятые Черчиллем через почти два десятка лет? Началась небольшая война против племен Южной Африки, и Уинстон пишет матери: «Несколько месяцев в Южной Африке позволят мне получить медаль и, вполне вероятно, звезду за кампанию. Потом быстренько в Египет, вернуться через год-другой еще с парочкой наград – и можно перековать мой меч на железный ящик для документов», – так он намекал на ящики, в которых носили официальные документы министры британского правительства.

Но тут начались боевые действия против афганских племен на северо-западной границе Индии (нынешней границе между Пакистаном и Афганистаном). Четвертый гусарский не принимал участия в этой колониальной стычке, но Черчилль смог получить ответ от командующего карательной экспедицией: «Вакансий нет. Приезжайте как корреспондент. Постараюсь втиснуть». Дженни нашла ему контракт в лондонской газете Daily Telegraph, по тем же расценкам, по каким оплачивались репортажи с Кубы. Но и сам Уинстон договорился с аллахабадским Pioneer, в котором за десять лет до того печатался Редьярд Киплинг, о репортажах с мест боев – триста слов ежедневно. Прикомандированный к бенгальским уланам, он принимал участие в конных разъездах, попадал под снайперский огонь горцев, командовал сожжением деревень в отместку за такие обстрелы, а 17 сентября 1897 года лейтенант Черчилль вступил в свой первый бой в новой войне.

Часть Тридцать Пятого сикхского полка, с которым в тот момент был Черчилль, оказалась отрезанной от своих сил атакой пуштунов. Черчиллю и нескольким британским офицерам удалось остановить панику и беспорядочное отступление сикхов. Черчиллю пришлось подобрать винтовку убитого сипая и отстреливаться от нападавших, после чего он сумел доскакать до соседнего – британского – полка и привести подмогу. Его имя было упомянуто в отчете о боевых действиях (так поощряли отличившихся военнослужащих в случае, если их заслуги не дотягивали до награждения орденом) – «принес пользу в критический момент». Но увидев, что индийские солдаты, в отличие от частей из метрополии, порой быстрее впадают в панику, Черчилль получил подтверждение своим расовым предрассудкам об индийцах и представлениям о справедливости британского правления в Индии.

В начале 1898 года лейтенант Черчилль вернулся в Бангалор, в расположение своего гусарского полка. На основе своих полевых заметок он написал книгу «История Малакандского полевого корпуса. Эпизод пограничной войны», вышедшую в марте того же года, которая была тепло встречена читающей публикой. Принц Уэльский писал о ней с похвалой: «Все ее читают», а самому Уинстону посоветовал: «Пока не станете депутатом парламента, держитесь армии». Живые описания боев в сочетании с яркими картинами природы афганского пограничья и запоминающимися портретами жителей тех мест до сих пор удерживают этот очерк на полках книжных магазинов и библиотек.

Тогда же Уинстон начал работу над своим единственным художественным произведением, приключенческой повестью «Саврола», о политических бурях в вымышленной стране Юго-Восточной Европы. Но работу над этой повестью прервала новая война.

В 1885 году в Судане, находившемся на тот момент под властью Египта, с 1882 года оккупированного Британией (можно вспомнить, что отец Уинстона в свое время резко выступал против этой оккупации), разгорелся джихад. Восстания под знаменем ультрарадикального ислама – это вовсе не изобретение ХХІ века. Британия была вынуждена покинуть Судан. Через десять лет стало ясно, что на территории, сегодня занимаемые самым молодым из государств ООН, Южным Суданом, положили глаз как Италия, так и старая колониальная соперница – Франция. Делать было нечего, пришлось завоевывать Судан, чтобы не позволить захватить его другой европейской державе. Главнокомандующий египетской армией (сирдар) генерал Китченер подошел к поставленной задаче основательно, организовав прокладку железной дороги из Египта до столицы Судана Хартума. Сухопутную армию сопровождала флотилия речных кораблей. К лету 1898 года армия сирдара приблизилась к Хартуму, и было ясно, что вскоре начнется самое интересное.

Черчиллю надо было срочно снова попасть в гущу событий. Была, однако, небольшая проблема – сирдар терпеть его не мог. Его книгу Китченер считал произведением нахального выскочки, субалтерна, осмеливающегося критиковать решения генералов, как будто он имел на это право, да еще и газетчика к тому же. То, что книгу высоко оценили в Лондоне, только добавило желчи Китченеру. Он решил, что не потерпит этого невыносимого высокомерного нахала и охотника за орденами в своей армии. Но судьба оказалась снова, и не в последний раз, благосклонна к Уинстону.

Старый соратник и соперник лорда Рандольфа, премьер-министр лорд Солсбери, прочитал «Историю Малакандского полевого корпуса» с восторгом и во время личной встречи с Уинстоном (тот регулярно бывал в Лондоне) предложил свою помощь. Это предложение выразилось в рекомендательном письме к британскому агенту в Египте (то есть главе администрации страны) лорду Кромеру. Лорд Кромер, в свою очередь, узнав о смерти одного из офицеров Двадцать Первого уланского полка, участвовавшего в суданской кампании, предложил на его место Черчилля в качестве временной замены. Командир полка согласился, но только при условии, что если Черчилля убьют, то о похоронах позаботится его семья, а не армия. Китченер был слишком занят организацией наступления, чтобы возразить, и Черчилль сел на прямой пароход из Англии в Египет, даже не известив командование своего полка в Индии. Он направлялся в эскадрон А Двадцать Первого уланского полка, полностью оснащенный для боевых действий, со свежеприобретенным скакуном, а самое главное – с контрактом от лондонской Morning Post, согласившейся платить по 15 фунтов за каждый репортаж своего нового военкора.

В конце августа 1898 года Черчилль прибыл в Омдурман, в лагерь египетско-британской армии в окрестностях Хартума, – как раз к началу решающего сражения кампании. Второго сентября 1898 года сорок тысяч «воинов Пророка», вооруженных преимущественно холодным оружием и пламенной верой в священную правоту своего дела, дающую им неуязвимость, атаковали армию сирдара, вдвое уступающую по живой силе, но многократно превосходящую силой огневой. Пулеметы Максима в одном из первых случаев боевого применения собрали обильную жатву, предвосхищая еще более обильную уже на европейских полях через полтора десятилетия. Половина армии суданцев полегла на поле боя. Китченер, опасаясь, что противник сможет отступить в боевом порядке и закрепиться в столице, послал вдогонку Двадцать Первый уланский полк, в конных шеренгах которого поскакал на врага и лейтенант Черчилль.

Внезапно три с небольшим сотни уланов оказались не перед толпой бегущего врага, а перед готовым к бою отрядом, вдесятеро большим по численности, причем вооруженным в том числе и винтовками. Уланы пошли в атаку. В отличие от своих товарищей-офицеров, Черчилль не выхватывал палаш. В правой руке у него был немецкий маузер образца 1896 года – именно тот, хорошо известный нам всем по картинам с революционными матросами и прочими комиссарами. Дело в том, что за два года до того Черчилль, высаживаясь с парохода на берег в Индии, заработал сильнейший вывих плеча, последствия которого он ощущал всю жизнь, и не мог высоко поднимать правую руку. Играть в поло он приспособился и с поврежденным плечом, но действовать палашом в настоящем бою ему этот вывих не давал. Не исключено, что маузер спас ему жизнь. Позже он утверждал, что наверняка убил из него троих врагов и, возможно, еще двоих, прорываясь сквозь строй противника.

Ставшая легендарной (в том числе благодаря перу Уинстона) атака Двадцать Первого уланского полка обратила суданцев в бегство, но дорогой ценой: 22 убитых (из общего числа 28 убитых в армии Китченера в сражении под Омдурманом), около пятидесяти раненых и сотня убитых лошадей. Репортаж Черчилля об этой атаке до сих пор нередко входит в собрания лучших репортажей военных корреспондентов всех времен и народов, даже если сама атака не оказала существенного влияния на исход сражения.

Тем не менее сражение под Омдурманом завершило войну. Джихад выдохся, армия восставших разбежалась. Далее последовала оккупация Судана и гонка к верховьям Нила, чтобы опередить направлявшуюся туда же французскую экспедицию. Но Черчилля это уже не интересовало. Его очередная командировка в действующую армию была завершена, и он в феврале следующего года вернулся в Индию. Несмотря на больное плечо, в чемпионате среди кавалерийских полков в Индии он обеспечил Четвертому гусарскому полку кубок, в финальном матче забив три гола из четырех. Но армейская служба ему уже наскучила, и он подал в отставку.

Как и в случае с Малакандской экспедицией, Черчилль решил превратить свои газетные репортажи в книгу. «Война на реке. Повествование об отвоевании Судана» вышла в 1899 году и тоже снискала большой успех у читателей, несмотря на то, – а может быть, и благодаря тому, – что автор с заметной симпатией описал суданцев и их восстание против египетского правления. Черчилль также весьма неодобрительно отозвался о Китченере за то, что тот не предотвратил разграбление и осквернение гробницы Махди, первого вождя суданского джихада, а также за то, что после сражения он приказал добить раненых бойцов противника. Симпатий среди британского военного руководства это Черчиллю не прибавило, тем более что Черчилль в своих описаниях военных действий, как и в предыдущей книге, показал необычно ясное для молодого субалтерна понимание военной стратегии. И да, несмотря на свою критику действий британского командования, он ни на минуту не сомневался в правоте «цивилизирующей миссии» Британии в Африке.

Прислушавшись к совету принца Уэльского, отставной лейтенант и уже весьма известный журналист решил попробовать себя в политике. Старые коллеги лорда Рандольфа никуда не делись и были готовы помочь. Уже в 1898 году лондонская Daily Mail писала о нем как о многообещающем молодом человеке, которому «в тридцать лет будет тесно в парламенте, а в сорок лет – в Англии».

Первую свою политическую речь он произносит перед Консервативной ассоциацией Бата (изумительного по красоте города, шедевра архитектуры XVIII века, славящегося своими целебными водами еще со времен Римской империи), а летом 1899 года впервые выставляет свою кандидатуру на парламентских довыборах в Олдеме, рабочем городке в Ланкашире. Но рабочие не выбрали Черчилля, хотя он в этой первой попытке недобрал до победного результата очень немного голосов.

Нужно было срочно добавить славы и известности – и тут судьба посылает Уинстону новую войну. В Южной Африке, но уже не против чернокожих африканцев, а против «белого африканского племени», буров – потомков колонистов из Голландии. Две бурских республики, Трансвааль и Оранжевое Свободное Государство, до начала 1880-х годов были британскими протекторатами, но отвоевали независимость в короткой и унизительной для Британии войне. В конце века на их территории были найдены богатейшие запасы золота и алмазов, и на новооткрытые прииски хлынул поток новых иммигрантов-рабочих из Европы и особенно из Британии. Однако буры не спешили делиться властью с новыми переселенцами, которые в 1895 году подняли восстание, скрытно поддержанное Британией, но потерпели поражение. В 1899 году напряженность в отношениях между бурскими республиками и Британией достигла точки кипения.

Черчилль был уверен, что война вот-вот разразится, и решил, что именно там его место. Morning Post снова взяла его в штат, с окладом 250 фунтов в месяц и оплатой всех расходов. Куда там 120 фунтам в год лейтенантского жалованья! Черчилль стал самым высокооплачиваемым военным корреспондентом в мире. Четырнадцатого октября 1899 года пароход с Черчиллем на борту отплыл из Саутхемптона в Кейптаун, а за три дня до того война таки разразилась.

Коллега Черчилля по перу, корреспондент другой британской газеты, путешествовавший с Уинстоном на том же пароходе, вспоминал о нем: «Тщедушный, слегка рыжеватый, бледный, живой, он часто расхаживал по палубе, наклонив голову, как бык. Именно так Браунинг представлял себе Наполеона».

Ополчение бурских республик осадило несколько городков на территории британских колоний. Регулярной армии у буров не было, но суровые мужчины, привыкшие возделывать землю на своих фермах посреди южноафриканских саванн, рассчитывая только на себя и свою семью, были отличными наездниками и стрелками. Одним из осажденных городков был Ледисмит, и именно туда 15 ноября 1899 года отправился Черчилль в качестве военного корреспондента вместе с отрядом британских пехотинцев на бронепоезде. «Нет ничего с виду более устрашающего и величественного, чем бронепоезд, – писал он позже, – но на самом деле нет ничего более уязвимого и беспомощного».

Как можно было ожидать, бронепоезд попал в засаду: отряд буров устроил завал на рельсах, и по остановившейся цели был открыт огонь из пушек. Черчилль, хотя и был уже лицом вполне гражданским, взял на себя инициативу, чтобы организовать оборону и выход из ловушки. У него вырвалось: «Держитесь, ребята! Это будет интересно для моей газеты». Черчилль помог раненым уехать на локомотиве назад, в расположение британской армии, но сам попал в плен. Ему повезло, что он успел вовремя выронить свой маузер и был захвачен бурами (отрядом командовал один из их ведущих военачальников Луис Бота) безоружным, иначе его вполне могли бы и расстрелять как вражеского шпиона. Существует легенда, что Черчилля взял в плен бурский боец украинского происхождения. Но имена двух буров, захвативших Черчилля, известны, и ни Адольф де ла Рей, ни Франсуа Шангион не были родом из Украины.

Узнав, что их пленник – сын лорда Рандольфа Черчилля, буры вполне обоснованно решили, что им попала в руки важная птица, и не согласились его отпустить, несмотря на его гражданский статус. Черчилля поместили во временную тюрьму для британских военнопленных в столице Трансвааля Претории, в помещении педагогического училища. Там он познакомился, среди прочих буров, с молодым адвокатом по мирной профессии Яном Смутсом, будущим фельдмаршалом, премьер-министром Южной Африки, другом и соратником Черчилля. Бурский главнокомандующий Пит Жубер тем временем принял решение, что Черчилля как гражданского журналиста нужно отпустить. Но судьба снова оказалась благосклонна к Уинстону: прежде чем решение Жубера дошло до охранников тюрьмы, Черчилль бежал.

Он готовил побег вместе с несколькими другими британскими офицерами, но когда дошло до дела (12 декабря 1899 года, после 27 дней плена), через стену тюрьмы успел перебраться только Черчилль. Пешком и в товарном вагоне поезда, скрываясь от погони в заброшенной шахте, он сумел достичь Мозамбика, тогда португальского владения, а оттуда – Южной Африки: 23 декабря 1899 года он сошел с борта парохода в Дурбане. Буры назначили премию за его поимку «живым или мертвым» – 25 фунтов, и этот дерзкий побег в одночасье превратил его в героя всей Британской империи. Империя как раз крайне нуждалась в героях – дела в войне с бурами шли неважно. В Дурбане его встретили толпы ликующих горожан, и Рождество он отпраздновал в компании британского главнокомандующего генерала Буллера.

Уинстон Черчилль не стал почивать на лаврах и возвращаться в Британию. Вместо этого он с подачи Буллера вступил в звании лейтенанта в полк Южноафриканской легкой конницы и с ним принимал участие в боях, продолжая при этом оставаться военкором Morning Post. Поэтому условием его службы была невыплата армейского жалования. Черчилль достойно проявил себя в тяжелом и неудачном сражении при Спион-Коп, при форсировании реки Тугела, во взятии Претории. Вместе со своим двоюродным братом Сонни, девятым герцогом Мальборо, он был одним из первых британских солдат, вошедших в Преторию, и вместе с ним взял в плен полсотни буров, охранявших тюрьму, из которой сам недавно сбежал.

Младший брат Уинстона Джек тоже принял участие в войне, но недолгое. Старший брат, прошедший свои войны без единой царапины, ему якобы заявил: «Джек, глупый ты осел, ты был тут всего пять минут и уже схлопотал пулю!» Дженни, узнав о ранении Джека, поступила сестрой милосердия на госпитальное судно, чтобы ухаживать за младшим сыном. Уинстон, полгода повоевав в Южной Африке, получил медаль за кампанию и вернулся в Британию, где издал еще две книги своих репортажей: «Из Лондона в Ледисмит через Преторию» (о своем плене и побеге из него) и «Поход Яна Гамильтона» (о своем участии в походе на столицу Трансвааля). А новым подарком судьбы ему стали всеобщие выборы, которые объявил премьер-министр лорд Солсбери на волне патриотического подъема британцев. «Выборы цвета хаки», как их сразу же окрестили, наконец-то запустили политическую карьеру Черчилля.