Читать книгу 240. Примерно двести сорок с чем-то рассказов. Часть 1 - А. Гасанов - Страница 11
Анзорчик
Оглавление…Как-то сложилось, что одна из любимых мною тем неминуемо связана с периодом конца 90-х.
Именно этот период разделил мою жизнь на две половинки, где в первой – пионерский галстук, мороженное по 20 коп., песня Лещенко «Ни минуты покоя» и любимая моя учительница Мендыханым Галимжановна, а во второй – мне вдруг объяснили, что я «нерусский», в «Союзпечати» я видел своими глазами порнографические карты на витрине (в то же время выяснилось, что «любить» женщину можно ни только туда, а ещё в 3—4 места…), а на памятнике Ленину почти год красовалась кем-то намалёванная свастика (и всем было пофиг!), и спокойно витали в воздухе такие невозможные понятия, как «дать на лапу», «проститутка» и «толпой накурились».
Мне повезло, и этот период жизни я отсиделся в армии.
Два года и шесть месяцев я отдавал долг Родине в Подмосковье, где в форме лётчика (голубые погоны), в цеху я трудился плотником-станочником, делая гробы.
В день мы «строгали ” обычно по 2—3 штуки. Сие изделие мы называли «термос», ибо окромя самого гроба (полностью оформленного (белая ситцевая подушечка со стружкой, чёрный кантик кружевом по боку гроба)) в комплект входил ещё и цинковый параллелепипед (иногда с окошком на уровне лица) и поверх всего этого – здоровенный фанерный ящик, в три метра длиной. Три коробочки – одна в одной. В итоге конструкция была тяжёлой и громоздкой, вчетвером разве что… И по ведомости я (ко второму году службы – старший бригады работ спецзаказа) отмечал это как «изделие СКТГ-200″. Спецкомплект транспортировки груза – 200».
И каким-то макаром в наш закрытый коллектив (12—15 чел кустарей, три плотника, три грузчика, и проч., и все в форме лётчиков!) к нам периодически направлялись вновь прибывшие.
И вот к нам пришёл Анзорчик.
Одному богу известно, какого чёрта Арзори был к нам направлен.
Наше отдельное подразделение разумнее было-бы назвать взводом, потому-что больше 20-ти человек у нас никогда (как говорили дембеля) не собиралось. Пару сварщиков, пару электриков, пару столяров. Мы выполняли аварийные работы в любое время суток. Режим казармы нас особо не касался, и смотрели все на нас обычно с завистью. Препираешься такой за полночь, целый час моешься-бреешься, а потом куришь с Андрюхой Борисенко (и втихоря клюкнешь по пийсят), а потом мочишь харю до обеда, ворча на бегающих с утра по подъёму мимо твоей шконки салаг:
– Слышь, тише ты там, пехота… Полегче копытами…
А ещё лучше сержантик такой в 6 утра визгливо поднимет казарму:
– Рота подъём, мля!
И казарма вскочит, как ошпаренная, а командир роты прохаживается не спеша, а потом ядовито корит опоздавших в строй, и тут ты такой ковыляешь мимо вытянутого по команде «смирно!» строя, в трусах и тапочках, с закрытыми глазами, чтобы сонно побрызгать в томном эхе холодного туалета, и также прошоркать мимо, и смачно увалиться обратно спать…
И вот прибыл к нам Анзорчик.
…Анзор Данелия, между прочим.
Грузноватый невысоки хлопчик. Смелый взгляд. Ладошки пухлые.
Я удивлялся – шо це такэ?
Я – плотник-станочник с правом ремонта. Андрюха – сварной 4 разряда. Эдик Швачко – хороший КИП-овец. Ринатик Гатауллин – мазёвый арматурщик (и может заменить и плотника и КИП-овца, если чё!), и т. д. И весь наш худой коллектив – мастера и кустари, я вон до сих пор ножи охотничьи делаю, ибо люблю работать руками. А Анзорчик приходит, и мы удивляемся. Анзорчик ни то что пуговку пришить, он и умыться как следует не может. Капризный шумный карапуз, холёный и балованный, вечно требующий помощи и внимания, Анзорчик – боксёр с десятилетним стажем, который шутку-прибаутку обязательно сопровождает дурашливым замахом в челюсть, останавливая кулак в сантиметре:
– Цык-цык… Чё ты?.. А?.. Пощютил же я!.. Чё, пощютилка не понимаэшь?…
И обижается, насупливая брови, если кто не понимает «пощютилку». А кто третий раз не понял, и зажмурился, поднимая руки – Анзорчик серчает, краснея и размахивая руками, считая, что если ты такой тупой, что не понимаешь, то ты не уважаешь грузинов, и прочее, и Анзорчик смотрит с нескрываемой ненавистью, и еле сдерживает желание немедленно тебя убить.
Короче, хороший пёсик.
А я уже был в той сладкой стадии ” дедушки», когда «понял службу», и авторитет свой принимал как должное и обыкновенное, и перспектива получить по роже меня лишь забавляла. Нет, я не из робкого десятка, но по своей больной впечатлительности я всё чаще представлял, что разборка с резвым Анзорчиком меня не обойдёт стороной, ибо по породе своей я не сдержан, и не приемлю панибратства такого характера. Вон уже, безобидный и славный парень из Риги, Харалд, умница и чистюля, талантливый столяр, ни с того ни с сего получил по уху (а Харалду через месяц домой, а Анзорчик – два месяца, как служит!), и Харалд, сгорая от стыда перед молодняком, задумчиво и осторожно трёт пунцовое ухо, а Анзорчик (весьма тупое и самовлюблённое существо с пудовыми кулаками) отчитывает его по-отцовски:
– Говориль – нерьвы не играй? Говориль тебе?
И Харалд унижается, не зная, куда деваться от наших взглядов:
– Говорил…
У них произошёл диалог – в умывальнике Анзорчик попросил Харалда принести ему из тумбочки мыло (он всё время всем раздаёт поручения), а дембель-Харалд принял это за шутку, и Анзорчик пять раз смеялся, а потом заехал Харалду так, что Харалд ударился ухом об раковину и испачкал форму в мыльной луже. И Анзорчик искренне возмущается, еле сдерживаясь:
– Или я не говориль тебе?…
Короче говоря, я слегка затосковал.
Я знал наверняка, что тесного знакомства с Анзорчиком мне не избежать. И при своей щуплости я понимал, что моих кулаков на фоне очков явно будет недостаточно.
Я рисовал в фантазиях, как это неминуемо произойдёт.
Я повторюсь, я не лох и не трус. Но как-то я увидел, как чётко и грамотно Анзори ставит левый хук очередному непонятливому, и мне становилось грустно. Я понимал, что у меня мало шансов, и мне нужно начать всё это первым.
При откровенной глупости и никчемности, Анзорчик являл собой образец чопорности, брезгливости и мстительности, всякий раз переспрашивая собеседника, с трудом соглашаясь, что над ним не надсмехаются.
– Чё ты сказаль?… Че ты сейчас сказаль?…
И, прижатый за шиворот в угол очередной «насмешник», не веря своим глазам, тщетно дёргался, пытаясь урезонить взбеленившегося Анзорчика, не ведая, чем он так расстроен:
– Да… Подожди… Ды…
– Чё сказаль?, – переходил на кульминационный перед ударом визг Анзорчик.
У Анзорчика в Поти трёхэтажный дом и свой личный спортзал.
Сами грузины проходят мимо земляка с опаской. Настроение у Анзори меняется стремительно и непредсказуемо.
Только что сидели за столом, мирно беседовали и кушали, и вдруг резкий звук скользящего по полу стула, крики, шум, звон стакана об пол:
– Анзор, да ты подожди…
– Чё ты сказаль?… Чё ты сказаль?!..
– Да ты не понял… Анз…
И уже дубасит Анзори кулаками поверженного, сидя у него на груди.
…Скорее всего, я думаю, спас меня от неминуемой разборки Ваня Бойко. Черниговский пацан.
Тоже весьма интересный кекус.
Худющий, жилистый Ваня, со стороны совсем не впечатлял. Не интересный пацан. Рожа в прыщах. Сутулый и загорелый, Ваня явная деревенщина. На таких обычно катаются. Совершенно безотказный работяга. Шо коняка. Не раз Анзорчик отправлял Ваню с поручением. То одеколон принести «сматри – я понухаю! Эсли на себя побризгал…» То просто «иди, смотри – почтальон приходиль?», и Ваня спокойно и без задней мысли по-свойски «помогал», как и помогал каждому, кто обращался к нему с просьбой. А тут выяснилось, что Анзорчик чем-то остался недоволен, и Ваню схватили за шиворот, но Ваня обеими руками руку отодрал, и Ване обещали «показать», так как пришёл командир роты, и Ване пять раз прошипели «подожди, потом посмотришь!»…
И вот посреди ночи, часа в два, казарма проснулась от тонкого визга…
…Подкравшись к спящему Анзорчику, тощий Ваня осторожно просунул ремень между прутьев спинки изголовья кровати Анзора, обтянул ремнём шею дремлющего боксёра, и, намотав концы ремня на кулаки, упёрся ногами в кровать и стал душить Анзорчика, изо всех сил натягиваясь и краснея.
Пунцовый Анзорчик, мгновенно взбешённый, брыкал ногами, шипел и становился синим, но Ваня, облизывая губы, сипел, натягивая ремни:
– Ещё раз, сука… Ещё только р-раз ты, мразота, ко мне подойдёшь…
Анзорчик беленился, и бился так, что кровать прыгала и ходила ходуном, и пару раз он буквально становился вертикально, вцепившись в ремень, но змей Ваня, маневрируя, словно вожжами, не уступал, хмуро уговаривая:
– Ты меня понял, сука тупая?.. Ты понял меня?.. Угондошу тебя, скот тупорогий!..
Побившись с минуту, придушенный Анзорчик разразился немой молитвой, обливаясь слезами и мелко шлёпая сразу руками и ногами по сетке кровати.
Чуть ослабив хватку, Ваня строго выглянул сверху:
– Ты точно понял меня? Сучара… У!?
Анзорчик разрыдался навзрыд, шумно вдыхая воздух, совершенно подавленный и разбитый:
– Д… Д… Пын…, – и истово закивал головой, глядя на Ваню глазами полными ужаса и слёз.
Потом он полчаса сидел в темноте, сглатывая и натирая шею, растрёпанный и несчастный, а казарма жила своей жизнью, и на него старались не смотреть.
…Ваня остался таким же, каким и был раньше, что и пугало. Такая же дурачина, которого что обдурить, что припахать, бегает – лыбится, всем довольный.
А Анзорчик потух и сдулся.
Только раз я слышал как-то, как он обиженно сетовал кому-то в беседе, осторожно ощупывая горло и озираясь:
– Не мог но нормальному поговорить, что ли… Как звэрь савсэм…
****