Читать книгу Великая война и Февральская революция 1914–1917 гг. Воспоминания генерал-майора Отдельного корпуса жандармов, начальника императорской дворцовой охраны Николая II - А.И. Спиридович, А. И. Спиридович - Страница 8

Новый, 1915 год начался с большого для царской семьи горя. 2 января друг государыни А.А. Вырубова поехала поездом из Царского Села в Петроград. На шестой версте от столицы поезд потерпел крушение. Несколько вагонов было разбито, Вырубова тяжело ранена. Вытащенная казаком Конвоя его величества из-под обломков вагона, она пролежала несколько часов в железнодорожной сторожке и была перевезена в Царское Село. Царица с дочерь-ми встретила ее на вокзале и перевезла в дворцовый госпиталь.

Туда приехал государь. Вырубова была без памяти. Ждали смерти и причастили Святых Тайн. Вызвали из Петрограда Распутина. Его провели в палату, где лежала больная. Подойдя к ней и взяв ее за руку, Распутин сказал: «Аннушка, проснись. Погляди на меня». Больная раскрыла глаза и, увидав Распутина, улыбнулась и проговорила: «Григорий, это ты? Слава Богу».

Распутин держал больную за руку, ласково глядел на нее и сказал, как бы про себя, но громко: «Жить она будет, но останется калекой». Эта сцена произвела на всех очень большое впечатление. Впоследствии так и случилось. Анна Александровна не умерла. Ее оставили лежать в том же госпитале, где все палаты были заняты офицерами. Каждый день ее навещал кто-либо из царской семьи, не говоря уже про ее родных. Приезжал и Распутин. Это подняло большие разговоры и заставило меня сделать доклад дворцовому коменданту, хотя дело и не касалось охраны. В первый же приезд Распутина его встретил генерал Воейков и провел в палату к больной, держа Распутина за локоть. Это было замечено офицерами и передано в город в такой версии, будто Воейков шел, обнявшись с Распутиным. Несмотря на всю вздорность сплетни, ей верили и передавали из уст в уста. Пустили версию, что, когда Распутин вошел к больной, она лежала голая. Это особенно передавали и комментировали дамы, называя больную «бесстыжей» и забывая, что та была без сознания. Кроме того, произошел такой случай. Уходя однажды от больной, Распутин зашел в одну из офицерских палат, и говорили, будто бы благословил раненых. В ответ послышалась брань, и Распутин поспешил удалиться.

Офицеры передавали все это тем, кто их навещал, и с первых же дней по всем войсковым частям Царского Села пошли сплетни о том, что делается в госпитале. Будучи осведомлен о том из нескольких источников, я доложил обо всех этих слухах генералу Воейкову и высказал мнение, что Вырубову необходимо убрать из военного госпиталя и самое лучшее – оборудовать ей палату на дому, в ее же квартире. Генерал был того же мнения, но дела это не изменило. Больная оставалась там же, и лечение ее было поручено женщине-врачу Гедройц. Гедройц пользовалась большою симпатией императрицы, но репутация ее как врача была далеко не важная. И позже, когда Вырубова осталась калекой на всю жизнь – она хромала, – она сама, да и многие другие говорили, что тому виною исключительно госпожа Гедройц.

Катастрофа с Вырубовой вернула к ней ослабевшие очень в последнее время симпатии ее величества. Катастрофа послужила к сближению подруг, дружба которых приходила к концу. А с возвратом подруги становился ближе ко дворцу и старец Григорий, который, с началом войны, отошел было в сторону и потерял прежнее внимание их величеств. Катастрофа пролила и новый свет на отношения между Распутиным и Вырубовой. Было распространено мнение, будто бы они были в близких, интимных отношениях. Так говорили кругом. И тем более я был поражен, когда лейб-хирург Федоров сказал мне, что, делая медицинское исследование госпожи Вырубовой еще с одним профессором вследствие перелома бедра, они неожиданно убедились, что она девственница. Больная подтвердила им это и дала кое-какие разъяснения относительно своей супружеской жизни с Вырубовым, с которым она была разведена. Это обстоятельство, исключавшее физическую близость между Распутиным и Вырубовой, заставило тогда очень задуматься над сущностью их отношений. Сам Распутин рассказывал своим друзьям, что катастрофа с Аннушкой еще теснее связала их, что он еще больше полюбил ее и что она сделалась для него «дороже всего на свете, даже дороже царей».

22 января государь выехал в Ставку. Это было уже четвертое путешествие. Из новых лиц государя сопровождали гофмаршал Долгоруков и флигель-адъютант Мордвинов. Долгоруков, или Валя, как называли его близкие, был одним из друзей детства государя и был пожалован во флигель-адъютанты еще в 1896 году. Он был сын от первого брака графини Бенкендорф. Мордвинов был любимым адъютантом великого князя Михаила Александровича, но оставил его из-за женитьбы.

В нашем поезде перемен не было. Сойдясь после завтрака, начали разговаривать о Распутине и катастрофе с Вырубовой. Было интересно слышать мнение людей, вращавшихся в разных кругах общества. Оказалось, что в разных кругах высказывалось одно и то же сожаление, что Вырубова выжила. С ее смертью связывали падение влияния Распутина. В этом были все убеждены. К ней все относились враждебно. Враждебно относились и все мы, ехавшие в свитском поезде, враждебно относились и лица, ехавшие с государем. И все за ее близость к Распутину, за ее поддержку Распутина перед царской семьей. Вне этого Вырубова была очень симпатична. Единственным человеком, расположенным к Вырубовой и Распутину, при поездках государя, являлся Н.П. Саблин.

Но, конечно, при встречах с Анной Александровной все оказывались самыми расположенными к ней людьми, готовыми на все услуги. Такова жизнь. Правда, к Распутину никто не шел. Саблин не в счет.

23 января прибыли в Ставку. Красиво было в лесу, куда продвинулся поезд. Ясный морозный день. Кругом глубокий снег. Застыли, покрытые снегом, сосны. Веселый зимний пейзаж. Бодрящий воздух.

Государь долго работал с великим князем и его помощниками. Настроение в Ставке было спокойное, хотя немцы нажимали на Бзуре[30] и Равке[31] и на Карпатах. Командующий Юго-Западным фронтом Иванов приезжал в этот день в Ставку и делал доклад государю. Он был спокоен. В работе – утром в штабе, а вечером у себя в вагоне – прошел для государя и следующий день. В кабинете генерала Данилова появилась доска с надписью: «Его императорское величество государь император Николай II, во время своих пребываний в Ставке, изволил ежедневно выслушивать в настоящем помещении доклад по оперативной части в 1914–1915 гг.». В этот же день государь принимал варшавского генерал-губернатора Енгалычева. Был у Всенощной, вечером вновь занимался с великим князем.

25-го, в воскресенье, государь был у обедни, после чего обходил свой Казачий полк. Расспрашивал о подвигах, жаловал награды. Подойдя к красавцу уряднику 5-й сотни Семену Маслову, государь спросил, за что он получил первый Георгиевский крест.

– За атаку на эскадрон 13-го Уланского Прусского полка, ваше императорское величество.

– Как это было? – спросил государь.

– Это было, ваше императорское величество, 29 октября 1914 года. Рано утром мы, одиннадцать человек, вызвались охотниками произвести разведку. Был густой туман. Шли осторожно и наткнулись на немецкий разъезд. Но все-таки мы сомневались: они или наши?

До них шагов двести, стоят кучей, а туман большой. Я послал казака узнать. Тот вернулся и говорит: «Не сумлевайся, Семен, это немцы». Только мы это разговариваем, а туман-то открылся. Мы – в сторону и по лощине, за пригорком, стали обходить немцев. Навстречу попался жид. Мы его обыскали. Видим, у него немецкая пропускная марка. «Ты ведь наш житель, так почему же тебя немцы так обожают, что даже марку дают пропускную?» Жид смутился. Дальше – больше. Упал на колени, говорит: «Они меня послали узнать, сколько здесь войска стоит». Ну, мы тут, значит, его и зарубили. Затем встречаем польского пана. Он сам бежит к нам. «Здесь, – говорит, – за леском, коней сто немецких стоит, а около них спешенные уланы». Видим, что дело начинается серьезное. Стали отходить, а за нами – немецкий эскадрон. Так дошли до деревни. Тут мы спешились, передали коней крестьянам-полякам. Те ничего, не бегут, держат лошадей. В деревне мы нашли наших пехотных солдат. Составилось нас семнадцать человек. Устроили засаду, залегли вдоль забора по халупам. Смотрим: немцы выслали разъезд из трех человек, а за ним по шоссе весь эскадрон идет. Мы их подпустили, да подряд семь залпов по ним и дали. Тут они здорово оробели, сразу остановились. Лошади их взвились на дыбы и попадали. Тут у них сразу, на месте, шесть лошадей остались, девять улан да один офицер. Мы – на коней да карьером за ними. Догнали. Многих перекололи, изрубили, двух в плен взяли. Мы бы, ваше императорское величество, с ними со всеми справились, да по нам соседние германские пехотные части жестокий огонь открыли. Те уланы, что мы в плен взяли, сказывали, что они привезены сюда из-под Франции. Что вот там у них в полку за все время только шесть человек убито, а тут вот, у нас, за полтора дня полка не стало. За это дело я и урядник Болотов и получили Георгия четвертой степени, ваше императорское величество.

Рассказ произвел большое впечатление своей простотой. Много и других интересных эпизодов рассказали тогда казаки государю. Его величество был очень доволен. После завтрака государь осматривал новый поезд великого князя, а вечером отбыли в Ровно.

На другой день, в Ровно, государя встретила на вокзале великая княгиня Ольга Александровна, и они вместе поехали в ее лазарет; после завтрака сделали большую прогулку пешком, а в 7 часов поезд направился в Киев.

27-го, утром, приехали в Киев. Это был первый приезд после убийства там Столыпина. Мне было не по себе. Теперь там жили великие княгини Анастасия и Милица Николаевны, и свита очень интересовалась, как они встретятся с государем, так как натянутые отношения княгинь с царицей не являлись секретом.

При встрече депутациями Купеческого и Еврейского общества было поднесено на раненых по 100 000 рублей, Биржевой комитет поднес 50 000, а Комитет помощи раненым – 25 000. Государь проехал в Софийский собор, отслушал молебен, поклонился мощам Святого Макария, митрополита Киевского, осмотрел гробницу Ярослава Мудрого (XII век), принял икону Нерушимая Стена, принял совет Свято-Владимирского братства и от него – икону Святого Владимира и проехал в Покровский монастырь.

Киево-Покровский женский монастырь был устроен в 1889 году великой княгиней Александрой Петровной, матерью великого князя Николая Николаевича. Великая княгиня, принявшая монашество под именем Анастасия, подвизалась в монастыре до 1900 года, когда умерла и там же была похоронена. При монастыре была бесплатная больница и лечебница имени императора Николая II, обращенная с войной в лазарет для раненых. Там работали обе сестры, великие княгини[32]. Встреченный княгинями, государь отслушал краткое молебствие и прошел на могилу великой княгини. Простая, из зеленого дерна, могила. Прошли в лазарет. Там, около раненых, были много работавшие: княжна Елена Георгиевна Романовская, герцогиня Лейхтенбергская (от первого брака великого князя)[33], Марина Петровна и Надежда Петровна[34]. Лазарет произвел очень хорошее впечатление. Красиво, уютно.

Посетив затем дворянский лазарет, государь вернулся в поезд завтракать, а после завтрака посетил Киевское военное училище, устроенный там лазарет и большой военный госпиталь. Там государь прослушал доклад о лечении раненных в голову. То были несчастные изуродованные. Многим государь пожаловал награды. Картина была тяжелая.

Уже стало смеркаться, когда государь поехал в лавру. По традиции государь вошел в ворота лавры пешком. Через весь запорошенный снегом двор, как две широкие черные ленты, протянулись ряды иноков. Они низко, земно кланялись государю. В Великой церкви тихо. В стороне, в уединенном месте силуэты схимников. Мерцают свечи и лампады. Дрожат от них лики святых.

Государь поклонился чудотворной иконе Успения Божией Матери, принял благословение митрополита Амвросия, поднесшего икону, спустился в пещеры и поклонился перед ракою святителя Павла, митрополита Тобольского[35]. Тогда не обратили на это внимания, но как странно кажется это теперь.

Из лавры государь проехал к великим княгиням, затем посетил питательный пункт станции Киев, осмотрел военно-санитарный поезд и лазарет, сооруженный на средства служащих Юго-Западных железных дорог, и вернулся на вокзал.

Ко времени отхода императорского поезда в царский павильон собралось много народа. Приехали великие княгини с детьми, врачи и сестры отряда Северо-Американских Штатов. Их представил предводитель дворянства Безак. Были выстроены юнкера Киевского военного училища и школы подпрапорщиков. Государь сказал им небольшую, но горячую речь, закончив ее словами: «Желаю вам преодолеть с полным успехом нашего коварного и сильного врага».

В 8 часов 15 минут императорский поезд покинул Киев, провожаемый национальным гимном и криками «ура!».

Утром 28-го приехали в Полтаву. Ясный морозный день. Встреча на улицах опять носила теплый, задушевный, простой провинциальный характер. Зимние костюмы дам, полушубки, папахи, малороссийские платки – все было как-то особенно мило. На морозном воздухе, при зимней тишине, особенно весело звучал трезвон колоколов. Только накануне принесли в собор, с крестным ходом, местную святыню Горбаневской Божией Матери, и с ней пришло много простого деревенского народа.

С вокзала государь отправился в собор, где был встречен преосвященным Феофаном, который представил их величествам Распутина (долго был его другом, а затем стал заклятым врагом). «Сожалею, что тебе придется видеть отвратительного Ф.», – телеграфировала в тот день государю его супруга. Однако государь ничем не выказал своего неудовольствия и был милостив с архиепископом, как и со всеми.

Из собора государь проехал в лазарет, устроенный на средства казаков и крестьян. Там поднесли 10 000 рублей, и говоривший речь малоросс упомянул, что народ особенно благодарит за запрещение продавать во время войны водку. В лазарете государь долго говорил с 15-летним красивым мальчуганом, который делал поход с 176-м Переволоченским полком, был в боях, был ранен в левую ногу. Государь дал ему медаль за храбрость. Большинство раненых были ранены на Карпатах, и многие разрывными пулями. Австрийцы часто употребляли их.

Посетив затем дворянский госпиталь, государь проехал в Кадетский корпус, где были собраны все раненые офицеры, находившиеся в Полтаве. Государь говорил с каждым раненым, горячо всех благодарил и желал скорей поправиться. Осмотрев весь корпус, посмотрев гимнастику кадет, государь выразил уверенность, что кадеты будут радовать его своим поведением и занятиями.

Из Полтавы государь поехал в Севастополь. Все дальше и дальше убегали царские поезда от нашего северного, веселого, белоснежного зимнего пейзажа, и скоро из окон вагонов были видны уже унылые, черные зимой южные степи.

Туманное утро 16 октября 1914 года. Седая мгла висит над Севастополем. Тихо кругом. Город спит. Дремлет эскадра, лишь вчера вернувшаяся с моря под командой адмирала Эбергарда. Но не спят на крепостных фортах. В пять часов получено приказание: «Положение № 1», по которому форты готовы открыть огонь во всякую минуту. Ждут «Гебена»[36].

В 5 часов 15 минут с моря раздался тяжелый выстрел, за ним другой, третий, все чаще и чаще – это «Гебен» стрелял по Севастополю. А его сотоварищи в то же утро, но часом раньше обстреляли Одессу, Евпаторию и Новороссийск. «Гебен» бомбардировал Севастополь минут двадцать. Крепость открыла по нему огонь, и он ушел. Говорили, что пострадал. Но говорили и то, что он был даже на минном поле, но его почему-то не взорвали. Это почему-то связывали с именем Эбергарда. Ему будто бы кто-то докладывал, просил разрешения, он не позволил. Такие поползли слухи… Говорили и среди офицеров, даже среди матросов. Дошло до Ставки. Назначили дознание, но все затихло. Эбергард оставался на своем посту.

Теперь уже в разгар войны второй немецко-турецкий крейсер «Бреслау» 26 января дал по Ялте сорок выстрелов. И опять заговорили об Эбергарде: «Что же он делает?»

Среднего роста, худощавый, чистенький и аккуратный, адмирал был педантичен, строг, требователен и джентльмен в полном смысле. Офицеры его любили, но он плавать, по слухам, не любил.

Наши миноносцы и при нем рыскали по Черному морю и то и дело топили у турецких берегов их лайбы. В Ставке, в синематографе, все время показывали, как наши миноносцы работали под турецким местечком Зунгулдак. 28 января флот вернулся с моря, а 29-го государь приехал в Севастополь. С местными властями государя встретил и морской министр Григорович. Государь посетил флагманский корабль «Евстафий», крейсер «Кагул», морской госпиталь, осмотрел школу юнг и произвел смотр молодым солдатам. Погода была дивная, теплая, и все казалось в большом порядке.

На следующий день государь посетил все форты Северной и Южной сторон, осмотрел Романовский институт физических методов лечения, где видел раненых офицеров, посетил Владимирский собор, лазарет Красного Креста и вечером отбыл в Екатеринослав.

Всем виденным в Севастополе государь остался очень доволен.

31 января, в субботу, в широкую Масленицу утром, государь приехал в Екатеринослав. После приема депутаций государь проехал в собор по широкому проспекту, что тянется целых шесть верст от вокзала до центра города. Праздничная толпа, масса учащихся весело приветствовали государя. То там, то здесь стоявшие оркестры исполняли гимн.

В соборе архиепископ Агапит в приветственной речи отметил особое значение государевых объездов России во время войны.

– Это ваш подвиг, ваше императорское величество, – говорил владыка. – Вы трудитесь, наблюдая русскую жизнь и душу православного человека в наши скорбные, но святые дни. Вы лично видите, как Святая Русь, вместе со своим царем, ничего не жалеет для блага своей родины.

Государь осмотрел три лазарета с ранеными, подвижной госпиталь, осмотрел интересный музей Запорожский[37] имени Поля, где объяснения давал профессор Яворницкий, и принял несколько депутаций.

После завтрака с приглашенными государь отправился на Александровский Южнороссийский завод Акционерного общества Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода.

Завод занимал площадь в несколько квадратных верст, имел до девяти тысяч рабочих, шесть доменных печей и производил до 32 миллионов пудов чугуна в год. Теперь завод работал на войну для Военного, Морского и путей сообщения министерств.

Встреченный администрацией, государь пошел в мастерские, при входе в которые рабочие поднесли хлеб-соль. Завод работал полным ходом. Все рабочие были за станками или при своем деле. В некоторых местах стояли группы ночной смены, пожелавшие, вместо отдыха, видеть государя.

Государь медленно проходил от одного производства к другому, среди грохота, скрипа и шума машин, лязга железа, свиста вырывавшегося пара. Инженеры делали подробные разъяснения. Государь подходил к отдельным рабочим, расспрашивал о работе, внимательно выслушивал ответы, благодарил и проходил дальше к соседнему рабочему.

У доменных печей ручьем лился расплавленный чугун, направляемый к формам. Государь выслушивал объяснения. На особой площадке рабочий, когда подошел государь, направил огненный ручей чугуна по нарочно сделанной форме; и, шипя раскаленной массой и сверкая искрами, заблестели слова – «БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ». Были уже сумерки, и это произвело особый эффект. Особенно внимательно отнесся государь к разъяснениям в том отделе, где шла переработка чугуна в сталь, и особенно для военных надобностей. Государь не скрывал своего удовольствия от всего виденного и слышанного и очень сердечно благодарил администрацию завода и просил передать благодарность рабочим за их усердную работу и за блестящий порядок.

В Екатеринославе различными обществами, организациями, корпорациями и сословиями было поднесено государю в общей сложности 275 000 рублей, и в том числе от лоцманов 500 рублей и от некоего крестьянина Усаченко тоже 500 рублей.

Посещение государем завода, непосредственное общение с рабочими произвели на последних огромное впечатление. Мои подчиненные докладывали мне потом, с каким вниманием устанавливали рабочие с ними порядок, как заботились они, дабы никто из посторонних не проник на завод.

Я, лично переживший не одну тревожную минуту за десять с лишком лет охраны государя, был тогда инстинктивно спокоен, хотя государь был в гуще нескольких тысяч неизвестных нам рабочих. О какой-либо опасности для государя не было и мысли.

Слух о посещении государем завода широко распространился по губернии. Один из местных патриотов составил о том брошюру и пустил ее в обращение в большом количестве.

Из Екатеринослава государь направился в Царское Село, куда приехали утром 2 февраля.

В Царском Селе, во дворце была тяжелая атмосфера. К постоянной болезни ее величества прибавилось крайнее переутомление от работы в госпитале, от постоянных забот и волнений. Больная подруга – Вырубова – еще больше раздражала своими капризами и претензиями. Здоровье наследника было также нехорошо. Нога давала себя знать. Целыми неделями мальчик болел, и за ним требовался постоянный и очень внимательный уход. В последнем отношении положение было гораздо лучше, чем раньше.

Господин Жильяр, бывший раньше преподавателем, стал теперь гувернером наследника, а вернее, его воспитателем. Так неожиданно для всех разрешился этот важный педагогический вопрос. Государыня не хотела вводить в семью кого-либо из свиты. Для полковника Дрентельна, которого молва намечала в воспитатели, это был большой удар.