Читать книгу Генезис педагогических понятий в России в XI – XX вв. - А. Н. Рыжов - Страница 3

Возникновение и развитие терминов неразрывно связано с развитием языка, поэтому чем богаче язык, тем бóльшую глубину и содержательную нагрузку имеют слова и термины. Особенностью возникновения письменности и складывания языка у славянских народов было соединение этого процесса с распространением христианства, поэтому вместе с азбукой славяне получили целый комплекс переведенных богослужебных, духовно-нравственных, научных сочинений. Славянскими просветителями Кириллом, Мефодием и несколькими их учениками уже в IX веке на славянский язык были переведены Евангелие, Апостол, Псалтырь, главные церковные службы, избранные Жития святых – Патерик, Ветхий Завет, Номоканон.[34, с. 27] Кроме того, в XI–XII вв. был переведен целый комплекс научных сочинений. По свидетельству академика В.М. Истрина, уже в первой половине XI века были переведены «Хроника» Синкела, «Хроника» Георгия Амартола, История Иудейской войны Иосифа Флавия, Христианская топография К. Индикоплова, Повесть об Александре Македонском [35, с. 32–36] и др. Так, например, в Изборнике 1073 г. представлены фрагменты «Диалектики» Иоанна Дамаскина и «Категорий» Аристотеля.[36] Постепенно стали создаваться отечественные грамматические, географические, астрономические, медицинские и другие сочинения.

Комплекс источников XI–XVII вв., в которых раскрывается содержание пдагогических терминов и понятий, довольно широк, поэтому их условно можно разделить на три группы:

К первой группе относятся книги, которые не могут подвергаться никаким изменениям и правке, и педагогические термины в которых оставались неизменными на протяжении многих столетий. Это Священное Писание, Псалтырь, богослужебные книги, памятники церковного законодательства – Кормчие книги и др. Эти книги в соответствии с нормами христианства должны были находиться в каждой семье и передавались следующим поколениям, поэтому одни и те же педагогические понятия становились достоянием многих поколений.

Ко второй группе источников можно отнести книги, служившие для назидательного, духовно-нравственного чтения: Жития Святых, летописи, сборники «Пчела», «Золотая цепь», «Златоуст», «Пролог», «Измарагд» и др. Естественно, что для чтения этих книг необходимо быть грамотным, чему служил обширный перечень учебных пособий по различным отраслям знания.

К третьей группе источников относится научная и учебная литература: азбуки, буквари, грамматики, учебные псалтыри и часословы, арифметики, певческие сборники, хронографы, космографии, лечебники, учебные пособия по «семи свободным искусствам» и пр.

Содержание всех этих сочинений включало в себя систему педагогических терминов, достаточно однозначно закреплявших конкретное понятие и явление.

Весь комплекс педагогических терминов и понятий для удобства их рассмотрения целесообразно распределить на несколько групп:

– термины и понятия общепедагогического характера («образование», «просвещение», «воспитание», «обучение» и их производные); Эти важнейшие педагогические термины служили ценностным основанием для других славянских и иностранных терминов и понятий.

– термины, закреплявшие наименования учебных заведений («училище», «школа», «дидаскалия», «семинария», «коллегиум (-я)», «академия», «классы» и др.);

– термины, обозначающие участников процесса обучения («ученик», «учащийся», «школьник», «учитель», «дидаскал» и др.);

– термины, характеризующие содержание, формы, методы, результаты обучения и воспитания («наставление», «педагогия», «дидаскальство», «урок», «класс», «упражнение», «свидетельство» и др.).

Рассмотрение приведенных терминов сопровождается решением ряда задач:

– показать влияние христианской системы ценностей на процесс становления и развития педагогических понятий в России на протяжении XI–XVII вв.;

– рассмотреть содержание наиболее значимых педагогических понятий, раскрыть пути и формы их использования и взаимодействия;

– рассмотреть причины и пути пополнения славянских педагогических понятий иностранными, их соотнесение друг с другом и использование в практике образования;

– раскрыть преемственность содержания терминов на всем протяжении периода XI–XVII вв.

Знакомство человека с педагогическими терминами происходило буквально с рождения, когда ребенку мама читала Евангелие, поучительные описания Жизни Святых, пела Псалтырь или рассказывала то, что слышала в храме на службе и др. Эти же книги или цитаты из них встречали и вели ребенка в ходе обучения грамоте дома или в училище. Осмысление содержания терминов и их вхождение в обиходную речь происходило в процессе обучения грамоте и письму, через сборники для чтения – «Пчелу», Пролог, «Златоуст», «Измарагд», «азбуковники» и пр. Знакомство учеников с понятиями и их содержанием осуществлялось, во-первых, в училищах; во-вторых, в ходе каждодневного домашнего чтения, самостоятельного или со взрослыми. Круг учебных пособий и книг для чтения у разных сословий был совершенно одинаков, что обеспечивало и одинаковое усвоение содержания педагогических понятий. С XII–XIII вв. стали создаваться хронологически выстроенные описания исторических событий – летописи, сохранившиеся в многочисленных списках, и представленные различными регионами и периодами. Весь этот комплекс книг с добавлением богослужебной литературы сопровождал и ребенка, и взрослого человека в повседневной жизни: дома, в учении, в храме, на военной или гражданской службе, во время отдыха. И естественным состоянием человека при подобном подходе было стремление жить самому в соответствии с содержанием тех педагогических терминов, которые его сопровождали. Центральное место в системе педагогических понятий с XI века занимал термин «образование». В соответствии с христианским учением человек создан по Образу и Подобию Бога, поэтому задача каждого человека – приближение к Образу, формирование в себе стремления к постоянному движению в этом направлении. Отсюда и термин «образование». Анализ источников позволяет говорить о том, что образование признавалось основой всей жизни человека. Поскольку образование как процесс имеет характер учения, в источниках эти понятия нередко ставились рядом или отождествлялись: «О доблих велелепных муж умных сказанием и временописанием и з образием [здесь и далее выделено мной – А.Р.] и учительством душеполезным»[37, л.15 об.], «на пестрое книжное образование утвержающе отрокы».[38, л. 254–254 об.] В то же время в источниках педагогический термин «образование» встречается реже, чем многие другие. Связано это с важностью самого слова Образ, с нецелесообразностью подвергать его содержание каким-либо изменениям, а также ясностью для каждого христианина, что оно означает. Так, например, в духовно-нравственном сборнике «Пчела» (рукопись XIV века) приводятся такие суждения: «личины образ видится в зеркале, душевный же беседами является», «слово – образ есть делу», «такоже и ум, свой свет посылая, всяческая и тело и дела светла образует», «якоже печать прилепляется к мякхку воску, такоже и учение мудрых в младых детин образуется», «яко же тем образ телесный и личный является, такоже и беседою душевный образ образуем назнаменуется».[39, лл. 54 об., 112,154; 40, л. 37] В другом источнике этого же периода сообщалось: «един от боляр царевых, воевода сый саном, душевною бодростию и величством же и всеми инеми добротами ими же вид телесный и доблесть душевнаго мужества образоватися обычай имать».[41, л. 56] В приведенных свидетельствах источников не только раскрывается содержание нескольких сторон понятия «образование» для XIV–XVI вв., но и показано, что его использование являлось уже привычным для людей делом.

Несмотря на свою значимость, проблема становления и развитие термина «образование» в XI–XVII вв. до настоящего времени не получила в историко-педагогических исследованиях своего рассмотрения.

Ведущими средством в достижении Образа признавалось физическое и нравственное развитие человека, поддерживаемое духовным «питанием» через личный пример окружающих людей и книги. Так понималось и реализовывалось содержание термина «воспитание», который активно использовался в источниках и русском языке уже с XI в. и буквально означал «вскармливание», или физический и нравственный рост человека. Отсюда происходит и слово «возраст» – войти в рост, т. е. получить воспитание. Значение умственного роста термин «воспитание» в исследуемый период в себя не включал по ряду причин. Во-первых, умственное развитие человека признавалось неотделимым от нравственного и являлось его составной частью; во-вторых, умственное развитие, рассматриваемое отдельно от нравственного, могло привести к «мудрствованию», т. е. росту самомнения, гордыни, эгоизму; в-третьих, оно отождествлялось с учением, а не с воспитанием, например: «уму доброму учися, а старейшему человеку повинися».[42, л. 17] Поэтому в источниках, вплоть до конца XVII века, отдельно постановки задач развития ума в рамках содержания термина «воспитание» не встречается.

Содержание термина «воспитание» получило раскрытие в Священном Писании – книге, составлявшей предмет постоянного чтения каждого христианина,[43, с. 469; 44, с. 97; 45, с. 24–25] а также в Кормчих – памятниках древнерусского права. В Священном Писании содержание воспитания раскрывалось следующим образом: «И вы, отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем».[46, с. 231] Хорошо видно, что термин «воспитание» включал в себя «учение» и «наставление», которые признавались его составными частями. При этом термины «учение» и «наставление» имеют общую направленность, но разное наполнение: «учение» – это процесс внутренний, а «наставление» – внешний. Высокая ответственность родителей-христиан за небрежное воспитание детей вводилась в Кормчих книгах («Ефремовская» рукопись XIV в.): «Аще кто своя чада не воспитает… яко чадо ненавистник».[47, л. 15] Подобные предостережения в Кормчих встречались уже в ранних рукописях XI–XII вв.

В число книг, служивших для постоянного чтения представителями всех сословий и возрастных групп, входили Жития Святых. Содержание рукописей включало в себя широкий перечень жизненных правил и норм, закрепленный конкретными педагогическими терминами. Эти термины активно входили в жизнь каждого человека, поскольку Жития читались родителями маленьким детям, изучались в училищах, с ними знакомили в церквях во время проповедей, они составляли основной жанр духовно-нравственного чтения в свободное время. Количество сохранившихся с XI–XVII вв. списков Житий очень велико, поэтому представляется целесообразным на примере некоторых из них показать употребление термина «воспитание» поэтапно, с XI по XVII вв. В скобках приводится дата рукописи:

«Благодетию же паче млеком воспитан» (XI в.);[48, с. 06]

«Сию введи в Святую церковь сущно воспитетися» (XI в.);[Там же]

«Се аз владыко и дети яже воспитах духовным твоим брашнем [питанием – А.Р.]» (XI в.);[49, л. 27]

«Благодательно из млада в вере чисте воспитан» (XII в.);[50, л. 250]

«От благородныя крове рожься и воспитан благочестиво» (XII в.);[51, л. 105]

«Иже воспитает отроча благоугодно благостен есть» (XIII в.);[52] «Во благых обычаих воспитан» (XIII в.);[53] «Тыи бяше того же Констянтина града рожаи и вспитание» (XIV в.);[54]

«Понеже б [Всеволод] во Олговичех всих удалее рожаем и воспитаем… Воспитанием любовь имяше ко всем» (XV в.);[55, с. 149]

«Дети своя во благоверии и в законе Христове воспиташа, и в поучении книжнем возрасти и наказа, и научи» (XVI в.);[56, с. 50]

«Воспитевши же блаженнаго сына своего Элеуферия, и научивши его святым книгам, и вдасть…. некоему епископу» (XVI в.);[57, стб. 1031]

«Воспитан же добре наказании и божественным книгам научися» (XVI в.);[58, с. 134]

«Рождением и воспитением Нижняго Новагорода гражанин» (XVI в.);[59, л. 212]

«Иже от юности во благочестии воспитанному» (XVII в.).[60, с. 135]

Рассмотренные примеры употребления термина «воспитание» на протяжении семи веков отражают его единообразное понимание, включавшее в себя физическое и нравственное развитие человека. Кроме того, можно проследить соотношение терминов «воспитание» и «учение».

Содержание термина «воспитание» достаточно наглядно раскрывается и в древнерусских летописях. Так, например, Лаврентьевская летопись (рукопись 1377 г.) сообщает: «Аще родится… девоческ пол то воздоя́т [должное воздадут – А.Р.] и прилежнее воспитают»,[61, стб. 1377] а в Софийской летописи (рукопись сер. XV века) о Великом князе Дмитрии Ивановиче Донском упомянуто: «воспитан же бысть в благочестии и в славе со всяцеми наказании духовными».[62, с. 104] Термин «воспитание» и его производные нередко содержался во фрагментах Житий, помещавшихся в летописи.

В историко-педагогической литературе анализ процесса становления и развития термина «воспитание» в период XI–XVII вв. практически не производился, поскольку распространено мнение, что сам термин стал использоваться лишь с XVIII в.[63, с. 3; 64, с. 21; 65, с. 138] Исключение составляли выполненные в 1960-е годы работы Б.Б. Комаровского «Русская педагогическая терминология» и И.М. Кантора «Педагогическая лексикография и лексикология», в которых признавался факт существования в русском языке слова «воспитание», однако с крайне узким значением. Так, в работе Б.Б. Комаровского отмечалось: «До XVI века слово «воспитати» имело чисто житейский смысл – «вскормить». Затем оно постепенно приобрело педагогическое значение».[66, с. 58–59] По мнению И.М. Кантора, «В области теории воспитания еще в XVII веке утверждается термин «воспитание», заменивший термины «уход», «взращивание», «вскармливание».[67, с. 182] Эти утверждения представляются недостаточно обоснованными, поскольку тысячи сохранившихся источников периода XI–XVII вв. говорят о педагогическом значении термина «воспитание», который уже с XI века обозначал физическое и нравственное развитие человека в условиях осуществления образования. В этой связи весьма показательно, что И.М. Кантор говорит о существовании «теории воспитания» в XVII веке, когда, по его мнению, утверждался термин «воспитание». Точка зрения о столь позднем его происхождении – в XVII веке отражает, вероятно, определенные историографические установки своего времени или же показывает недостаточно хорошее знакомство с источниками.

Взгляд на время становления термина «воспитание» стал несколько пересматриваться в 1980-90-е гг., когда появился ряд статей, посвященных этой проблеме. Так в статье М.А. Галагузовой «Эволюция понятия «воспитание» сделана попытка «отодвинуть» время становления этого термина к Древней Руси и включить в его содержание элементы не только физического, но и нравственного развития человека: «Определяющим для этого очень продолжительного периода [X–XVII вв. – А.Р.] было христианское воспитание, в основе которого лежало усвоение подрастающим поколением христианской морали».[68, с. 50] Применительно к периоду IX–XII вв. В.М. Петровым было замечено, что «слова «воспитание» и «взрастание» – синонимы. Воспитание родственно словам питать, напитать, питание… Этим же термином – «воспитание» – стали обозначать и процесс доведения до полного роста».[69, с. 56] Автор явно имел в виду и нравственное развитие ребенка, поскольку вряд ли можно довести человека «до полного роста», не развивая его нравственно.

О времени появления и характере педагогической терминологии достаточно определенно и взвешенно упомянул в своем исследовании, посвященном общим проблемам развития школы и педагогической мысли Руси IX–XIII вв., С.Д. Бабишин: «Она [ «кириллическая книжность» – А.Р.] ускорила процесс формирования у восточных славян педагогической терминологии, что имело огромное значение для развития древнерусской педагогической культуры. Приведем выборку таких терминов…: учение, ученик, учитель, чтение, писание, списание, лечба, излагати, научати, поучати, изучати, разумети, познати, памятовати, воспоминати, восприятие, воспитание и др. Наличие в письменности XI века вполне устоявшихся педагогических терминов для обозначения различных способов и средств обучения грамоте также отодвигает зарождение обучения грамоте у восточных славян ранее 988 г. Книжная педагогическая терминология не могла сложиться мгновенно, ей должен был предшествовать какой-то период развития».[70, с. 57] Однако подобное верное, по сути, утверждение является своего рода исключением для историко-педагогической литературы.

С осуществлением образования и воспитания теснейшим образом было связано обучение, которое признавалось на протяжении XI–XVII вв. ведущим средством реализации и образования, и воспитания. Появление терминов «учение», «научение», «изучение», «наука», «обучение» также относилось к периоду XI–XII вв. При этом термин «обучение» в смысловом отношении включал в себя «учение» и «наставление», и понимался как процесс передачи и усвоения какой-либо практически необходимой и духовно полезной информации, под которой понималось и христианское вероучение, и изучение грамоты, и чтение книг, поскольку все это было единым процессом. Такое понимание основывалось на том, что человек преодолевает свои недостатки сам – он учится, его лишь в этом направляют и наставляют. Обучение признавалось определенным результатом подобного наставления. В период XI–XII вв. вошли в употребление и родственные «учению» термины: «учитель», «ученик», «ученица», «учительница» (в значении места учения), «училище» и др. Эти термины и их понятия получили свое отражение в тех же группах источников, которые были указаны выше.

Термин «учение» и его производные достаточно широко представлены в Псалтыри – книге, служившей как для обучения грамоте и пению, так и для постоянного каждодневного чтения: «уста праведнаго поучатся премудрости», «научу беззаконные путем Твоим» и пр.[71] В Ефремовской Кормчей (рукопись XII в.) есть следующие примеры использования рассматриваемых терминов: «Учащимся гражданскому закону не подобно есть елинских обычаи приимати», или «И тогда к тому глаголемым от них верныим научающемся вере и образу».[72, л. 62 б, 96 б] В другом популярном на Руси с XII века своде правил – «Пандектах» Никона Черногорца (рукопись XIV века) приводятся такие значения терминов: «яко могут в наказании и в ученьи Господни воспитати приводимыя дети», «рукоделию научитеся делати».[73, л. 17 а, 148 в] Приведенные фрагменты показывают, что даже в источниках правового характера термин «учение» имел педагогический смысл.

В широко известном памятнике письменности XI века – «Изборнике» 1076 г. содержатся термины «учение», «учитель», «ученик» в значениях: «боиться ученик учителева слова, паче же самого учителя»; «яко подобает ученики учатся уму с многою хитростью и кротостью наставляти»; «делы благочестивыими и учении доброчестивыими светяся» и др.[74, с. 242, 448, 486]

Можно говорить о том, что уже с XI века достаточно ясно отражалось значение «учения» не только как педагогической, но и нравственной категории. Тогда же в XI веке широкую известность получило математическое сочинение Кирика (Новгородца) – «Учение, имже ведати человеку числа всех лет».[75, с. 122–129; 76 с. 25–40]

Содержание термина «учение» и его соотношение с другими педагогическими понятиями раскрывают многочисленные свидетельства Житий и летописей:

«Иже дети младыя на Твою любовь обучати и смерти на преобидение» (XI в.);[77, с. 035; 78, л. 250]

«Родивши и воспита, добронравне научивши по книгам» (XIII в.);[79, л. 93 в]

«Крестьяну же родителю сын, тем же научися и внешних мудрых научения» (XIV в.);[80, л. 70 а] «д-ми [4-мя – А.Р.] языки философьи научися, елинский, римский, сурский, жидовский» (XIV в.);[81, л. 274 а]

«Рождьшужеся отрочати и седьмаго лета возраста достигшу, вдан бывает родителема книгам учитися» (XVI в.).[82, с. 411]

Термин «учение» в источниках нередко употреблялся как «учение книжное». Однако этот термин в историко-педагогической литературе недостаточно обоснованно использоваться в значении «школы учения книжного». Это словосочетание получило распространение после сделанного еще в 1944 году историком Б.Д. Грековым утверждения: «Совершено ясно, что «учение книжное» – это не просто обучение грамоте, а школа, где преподавались науки, давалось серьезное по тому времени образование. Грамоте обучали не в этой школе. Простая грамота была известна на Руси задолго до Владимира».[83, с. 15] Вряд ли можно согласиться с подобным утверждением, поскольку термин «учение книжное» использовался в источниках с XI века как синоним термина «учение», а термин «школа» появился в русских источниках только с XIV в. Термин «учение книжное» недостаточно верно раскрывал и Б.Б. Комаровский. Без ссылок на конкретные источники он характеризовал его следующим образом: «в летописных записях дидактический процесс в узком смысле обозначался словами учение книжное, учить книгам, учить ремеслу, учить пению, учить письму и т. п.».[84, с. 56] В приведенном утверждении можно согласиться лишь с оценкой первого словосочетания, поскольку остальные были значительно ýже по содержанию и включались в него.

Достаточно широкое знакомство населения русских земель с содержанием термина «учение» и его производных отражают летописи. В Лаврентьевской летописи (рукопись 1377 г.) есть такие упоминания: «муж хитр книгам и ученью», «учителен и хитр ученью божественных книг», «исполнен книжнаго ученья», «благочестно делатель научися… очима управленье, языку удержанье имети».[85] В этой же летописи приведено свидетельство: «Ярослав же се, якоже рекохом, любим бе книгам, многы списав, положи в церкви святой Софьи, юже созда сам… И ины церкви ставляше по градом и по местом, поставляя попы и дая им от именья своего урок, веля им учити люди, понеже тем есть поручено Богом, и приходити часто к церквам».[86, с. 66] В приведенном свидетельстве летописи интересен факт централизованной оплаты труда священников-учителей из государственной казны уже с XI века. Эта практика продолжала сохраняться до середины XIII в., а в отдельных княжествах до образования единого государства в середине XVI века. В

Софийской Первой летописи (рукопись сер. XV в.) под 1030 г. упомянуто: «И прииде к Новугороду, собра от старост и поповых детей 300 учити книгам»,[87, с. 136] «преставися Аким Новгородский, и бяше ученик его Ефрем, иже ны учаше».[Там же.] Летописи раскрывают и содержание термина «учитель»: «Тех же всех учителей грамотных призываше к себе Митрополит и наказываше, православие и благочестие крепко соблюдати, и безумных речей и неподобных ошаятися».[88, с. 94] На учительскую деятельность смотрели одновременно как на учительство в деле распространения христианства и как на учительство по распространению грамотности.

В середине XIII–XV вв., т. е. в период монгольского нашествия, в связи с опустошением ряда территорий, разорением храмов и, как следствие, сокращением числа училищ, приходскому духовенству разрешалось уже частным порядком в церквях или домах прихожан учить детей грамоте, письму и счету. И плата за их труд происходила уже не из княжеской казны, а осуществлялась самими обучающимися «по их силам», т. е. платили кто сколько мог. Такие священники и дьяконы стали называться «мастерами грамоты». Лишь пению в этот период обучали нередко лица не духовного звания, для которых подобное занятие было своего рода ремеслом. В этой связи нуждается в переосмыслении укоренившийся в историко-педагогической литературе взгляд, будто бы «мастера грамоты» – частные лица, повсеместно занимавшиеся обучением с XIII по XVII вв. при отсутствии церковно-государственных училищ.[89, с. 28–29; 90, с. 49]

Термины «учение», «учитель», «ученик» встречались и в таких источниках, как царские грамоты и послания архиереев. Например, в Послании 1228 года (список XVI века) Патриарха Германа II (1222–1240) Митрополиту Кириллу указывалось: «… аще и пленники некия потом учителем их предающее учити священныя грамоты и учения священный возраст».[91, с. 304] Далее в тексте грамоты содержится важное требование о запрещении рукополагать в священники и назначать учителями пленников, так как само их положение может отрицательно повлиять на воспитание вверенных им детей. Сохранились примеры использования термина «учение» и в царских грамотах. Например, в Грамоте Царя Иоанна IV Васильевича (1557 г.) в Казань предписано: «Учити же младенцы не токмо читати и писати, но читаемое право разумевати, и да могут и иные научати».[92, с. 243] Раскрытие задач деятельности учителей-священников в только что присоединенной к России Казани отражает распространение русской педагогической терминологии на новые российские территории.