Читать книгу В начале была тишина - А. Норди - Страница 2

Как и многие события в жизни, эта история началась не слишком оригинально: человек очнулся на полу в пустой комнате. Он не помнил о себе ничего, кроме имени: Мирон. Оно показалось ему необычным, хотя, по правде говоря, сравнить ему было не с чем: других имен он попросту не знал.

Мирон поднялся и огляделся: бетонные стены без окон, низкий потолок с тусклой лампочкой, закрытая деревянная дверь, рядом с которой висело зеркало, словно приглашавшее Мирона подойти ближе – узнать, как он выглядит.

Мирон приблизился к зеркалу и увидел отражение: бледное, худощавое лицо, светлые волосы, торчавшие в разные стороны так, будто их давно не касалась расческа, и серые глаза, смотревшие озадаченно и несколько отстраненно. Сколько же ему лет? На вид – около тридцати, хотя имеет ли возраст значение, если он даже не помнил, как очутился в этой комнате, а его внешность не пробуждала никаких воспоминаний?

За стеной раздался шум – топот и едва различимые голоса. Немного поколебавшись, Мирон распахнул дверь и вышел в полутемный коридор, где суетливо передвигались мужчины и женщины разных возрастов, одетые, как и Мирон, в серые штаны и рубахи. Незнакомцы с перепуганными лицами торопливо открывали двери, протянувшиеся по обе стороны длинного, казавшегося бесконечным коридора, и быстро скрывались внутри, словно малейшее промедление могло стоить им жизни.

– Что здесь происходит? – спросил Мирон у лысого мужчины, который нервно дергал ручку двери соседней комнаты.

– Скрэки! – выпалил тот с обезумевшим видом. – Скрэки идут!

Лысый еще раз дернул ручку – та явно заела и никак не хотела подаваться, а затем, оттолкнув Мирона, забежал в его комнату. Мирон кинулся следом, но дверь захлопнулась перед самым носом. Он схватился за ручку: заперто!

– Открой! Это моя комната!

Изнутри раздался истерический смех: лысый определенно радовался тому, как ловко ему удалось спрятаться от опасности. Вот только о какой опасности шла речь?

Словно в ответ на мысли Мирона из глубины коридора донесся стрекот – настолько пронзительный, что спину окатило холодом, а сердце пропустило удар. Чудовищный звук становился громче с каждой секундой: его источник передвигался по коридору, и это было явно что-то большое, быстрое и опасное. Что именно – сказать Мирон не мог, поскольку конец длинного коридора терялся во мраке, откуда и доносился стрекот.

– Не стой – беги! – раздался звонкий голос за спиной.

Мирон обернулся: перед ним стояла девушка. Как и остальные обитатели этого странного места, она была одета в просторные штаны и рубаху, за которыми угадывалось худосочное тело. Мирон отметил растрепанные темные волосы, будто остриженные парикмахером в припадке ярости, и угольки глаз, лихорадочно блестевшие в полумраке коридора.

Мирон удивился: откуда она появилась? Ведь он же видел, как все остальные незнакомцы спрятались по комнатам.

– Беги же! – взволнованно повторила девушка. – Им это нравится!

Она сказала что-то еще, но Мирон не расслышал: его оглушил пронзительный рокот за спиной. Резко обернувшись, он увидел темные фигуры, проступающие из мрака в конце коридора. Ростом до потолка, с продолговатыми маслянистыми телами и множеством изогнутых конечностей, они напоминали чудовищных насекомых, порожденных воспаленным воображением человека с инсектофобией. Головы скрэков (Мирон не сомневался, что это были именно они) состояли из выпуклых глаз, пылавших желтым огнем, и огромных мандибул, ощетиненных несколькими рядами острых зубцов. Челюсти тварей неустанно двигались, издавая тот самый потусторонний стрекот.

При виде Мирона скрэки на мгновение замерли, словно хищники перед атакой, заприметившие долгожданную жертву, а затем с удвоенной скоростью бросились по коридору, стремительно передвигая трубчатыми конечностями.

Мирон кинулся в обратную сторону, с изумлением отметив, что девушка уже исчезла – должно быть, она спряталась в одной из комнат.

– Откройте! – Мирон дергал за ручки и стучал в двери, пробегая по коридору, но никто не отзывался на его крики.

Коридор заканчивался развилкой: в обе стороны тянулись такие же длинные, тускло освещенные проходы с вереницей дверей. Мирон оглянулся – скрэки приближались! Времени на раздумья не было: какая разница, по какому проходу бежать, если он все равно не знает, куда приведет каждый из них?

Мирон бросился в коридор, уходивший направо, и спустя несколько минут бега очутился возле еще одной развилки. Он снова свернул направо, чувствуя спиной приближение тварей – стрекот становился громче. Мирон начал выдыхаться: громыхающее в груди сердце и бег по бесконечным коридорам измотали.

Наконец он оказался у очередной развилки. Недолго думая, свернул направо – и замер на месте, увидев в нескольких метрах от себя картину, от которой похолодело внутри: трое скрэков раздирали на куски человека, жадно впиваясь жвалами в его окровавленное туловище. Он не кричал, поскольку был уже мертв, да и кто бы выжил после таких увечий: оторванные конечности валялись рядом, а лысая голова с пробитым черепом безвольно покачивалась из стороны в сторону всякий раз, когда твари с остервенением выдирали внутренности из грудной клетки.

Лысая голова… Когда сердце вновь заколотилось, Мирон понял, что перед ним лежал труп лысого человека, который закрылся в его комнате. И каким бы подлым ни был поступок незнакомца, он явно не заслужил такой участи. Но как он оказался в этом коридоре, если спрятался в комнате Мирона?

Размышлять об этом было некогда. Мирон медленно попятился, не сводя глаз со скрэков: те с жадностью продолжали трапезу, принявшись потрошить живот лысого. Стрекот других тварей приближался по коридору, из которого Мирон совсем недавно свернул. У него остался единственный выход: броситься по второму проходу, свободному от скрэков – во всяком случае Мирон надеялся, что не повстречает там монстров.

Новый коридор оказался пуст, и вскоре Мирон добежал до еще одной развилки – казалось, огромное здание представляло собой бесконечный лабиринт из коридоров с вереницей закрытых дверей.

Пытаясь отдышаться, Мирон на этот раз решил свернуть налево – в полной уверенности, что снова увидит очередной длинный коридор. Но, к его удивлению, перед ним оказалась винтовая лестница с деревянными ступенями. Присмотревшись, Мирон заметил на них следы засохшей крови. Он немного поколебался, раздумывая над тем, как ему поступить: подняться по лестнице или пуститься в бег по следующему коридору?

Ответ нашелся быстро: когда по обоим проходам раздался стрекот приближавшихся скрэков, Мирон бросился вверх по лестнице.

Взбираясь по закрученным в спираль ступеням, он то и дело спотыкался: ноги устали от долгого бега и совсем не слушались. Голова кружилась, сердце таранило грудь, а во рту пересохло, но Мирон упорно продолжал путь наверх. Вскоре лестница, сделав последний виток, внезапно закончилась.

Перед Мироном открылось темное, едва освещенное пространство с покатым потолком и стропилами, заставленное множеством коробок, старой мебелью и разным хламом, среди которого он рассмотрел ржавый детский велосипед, стопки книг и древний компьютер с громоздким монитором. Нити паутины похоронным саваном свисали с балок на потолке, а воздух был настолько пыльным, что у Мирона зачесалось в носу.

В самом конце чердака виднелось круглое слуховое окно, откуда лился странный мерцающий свет с переливами синего и зеленого, будто снаружи полыхало северное сияние.

На лестнице раздался шум – громкий стрекот вперемешку с цокотом тонких конечностей по деревянным ступеням. Мирон, взглянув вниз, увидел скрэков, вереницей взбиравшихся по винтовой лестнице – еще чуть-чуть, и они пролезут на чердак!

Мирон подбежал к слуховому окну и, дернув ручку, распахнул его. Короткого взгляда через плечо хватило, чтобы заметить, как несколько скрэков уже выбрались на чердак и теперь подбирались к своей цели.

Мирон подтянулся на руках и высунулся из слухового окна – благо оно оказалось достаточно широким, чтобы в него мог пролезть человек.

Холодный ветер овеял лицо и растрепал волосы. Мирон, цепляясь за водосточную трубу, выбрался на карниз, узким выступом отделявший чердак от остального здания.

Он оцепенел от изумления, увидев вокруг бесконечную черноту, озаряемую яркими всполохами зеленого, синего и фиолетового оттенков, будто сама пустота пульсировала потусторонним светом. Казалось, огромный кирпичный дом, на карнизе которого застыл Мирон, парил в бескрайнем космосе: взгляд терялся среди множества туманностей, мерцавших фантастическими огнями на задворках Вселенной.

Когда из слухового окна вырвалась изогнутая лапа скрэка, напоминавшая засохшую ветку, Мирон вскрикнул от неожиданности – и сорвался с карниза, падая в бездонную пустоту.

Спустя мгновение он исчез – растворился в предвечном мраке, стертый из реальности, словно само его существование было чем-то бессмысленным и до конца не определенным.

* * *

Он пришел в себя на полу комнаты. Открыв глаза, увидел все тот же потолок с тусклой лампочкой, бетонные стены без окон, деревянную дверь. Мирон поднялся, ощущая странную легкость во всем теле, как будто не было никакого изматывающего бега по бесконечным лабиринтам, не говоря уже о падении в пропасть с чердака огромного здания. Он по-прежнему ничего не помнил о себе и понятия не имел, каким образом снова очутился в комнате, в которой вчера началась его жизнь… но было ли это вчера?

Размышляя над тем, как долго он провалялся без сознания, Мирон поднялся с пола и направился к двери, машинально взглянув в зеркало. Увиденное заставило его оторопеть: на него смотрел мужчина лет сорока, и его внешность разительно отличалась от той, что он увидел вчера. Темные волосы, стриженные ежиком, широкое обветренное лицо, заросшее густой щетиной, и карие, чуть прищуренные глаза – в его облике изменилось все, и даже ростом, казалось, он стал повыше.

Но как такое возможно?

Он провел рукой по лицу, желая удостовериться, что отражение в зеркале не обманывает, как вдруг услышал тихий скрип двери. Мирон заметил очертания лица в узкой щели у косяка и, подбежав к двери, резко ее распахнул, обнаружив на пороге девушку – ту самую незнакомку, которая уговорила его бежать от скрэков. Застигнутая врасплох, она испуганно дернулась на месте.

Мирон отметил, что ее внешность, в отличие от его облика, совсем не изменилась, и от взгляда на ее бледное лицо в груди почему-то заныло, будто раскрылись края едва зажившей раны.

– Извини, я не хотела подглядывать за тобой, – с виноватой улыбкой сказала девушка.

– Но именно этим ты и занималась. – Мирон выглянул в коридор, убедившись, что тот был пуст: никаких снующих туда-сюда незнакомцев и тем более насекомообразных тварей.

– Я просто хотела убедиться, что ты придешь в себя, – оправдывалась девушка, но Мирон не дал ей договорить – затащил в комнату и захлопнул дверь.

– Что здесь происходит? – спросил он. – Что это за место? Почему я очнулся с другой внешностью?

Он засыпал незнакомку вопросам, не сводя взгляда с ее растерянного лица: казалось, она была обескуражена его поведением.

– Раньше ты вел себя по-другому и вообще мало что помнил… – задумчиво протянула девушка, а затем, просияв от внезапного озарения, добавила с осторожной улыбкой: – Значит, они начали за тобой следить… Ты стал им интересен! Вот почему ты очнулся сегодня целым и невредимым – и помнишь то, что было вчера!

– Кто «они»? – Мирон скрестил руки на груди, стараясь не выдать волнения; от обилия информации в голове зашумело. – Ты имеешь в виду скрэков – тварей, которые гнались за мной по коридорам?

Девушка ответила шепотом, словно опасаясь, что их могут услышать:

– Они куда опаснее скрэков. Если ты им понравишься, они будут за тобой следить. Но только до тех пор, пока им это нравится.

– Что это значит?

– Это значит, что ты существуешь, пока они наблюдают за тобой.

Мирон непроизвольно окинул взглядом стены и потолок, нигде не обнаружив камер видеонаблюдения. Он покачал головой: объяснение незнакомки ничего не проясняло, а ее слова походили на бред умалишенной.

А может, в этом и состоит разгадка: они просто находятся в дурдоме, а жуткие твари, космическая пустота и провалы в памяти – всего лишь результат побочных эффектов лекарств, которыми врачи пичкают пациентов?

Мирон хотел озвучить эту мысль, но передумал и спросил:

– Они – это люди?

Девушка осторожно кивнула.

– Сколько их?

Она пожала плечами и задумчиво проговорила:

– По-разному: бывает один, а иногда сразу несколько. Но они всегда следят. Хотя могут пройти дни, годы или целая вечность, пока за тобой никто не наблюдает, но затем кто-нибудь опять начинает следить. И тогда ты снова живешь.

Мирон вздохнул, прикрыв глаза: он не сомневался, что у девушки поехала крыша от пребывания в этом странном месте. Значит ли это, что та же участь ждала и его – бормотать безумные речи о неких загадочных людях, тайно наблюдающих за пленниками дома-лабиринта?

– Это какой-то эксперимент? – наконец спросил он. – Над нами ставят опыты?

Девушка грустно улыбнулась:

– Ты всегда задаешь этот вопрос, и каждый раз я тебе отвечаю: нет, это не эксперимент. Иногда ты спрашиваешь про психушку, и я тоже отвечаю: нет, это не психбольница, а мы не сумасшедшие.

Мирон растерянно смотрел на девушку, изумленный ее способностью читать мысли.

– И нет, я не читаю твои мысли, – добавила она все с той же печальной улыбкой. – Иногда ты помнишь то, что я тебе говорила, а иногда забываешь. Все это повторялось бессчетное количество раз – и будет продолжаться до тех пор, пока они за нами следят.

– Ну хорошо, – раздраженно согласился Мирон: у него оставалось еще много вопросов, и он хотел поскорее узнать ответы, как бы бредово они ни звучали из уст девушки. – Что это за дом? И как ты объяснишь перемены во внешности? Почему я очнулся с другим лицом?

Незнакомка закусила нижнюю губу и устало сомкнула веки – с таким видом, будто этот разговор действительно повторялся несколько раз, а потому начал ее утомлять.

– Дом принадлежит Первоисточнику, а мы – его собственность. Ты проснулся с другой внешностью, потому что по-прежнему находишься в процессе создания: Первоисточник не может определиться, каким ты должен быть. Я множество раз наблюдала эти перемены: порой ты выглядишь решительным и смелым, а иногда у тебя растерянный вид наподобие того, что был вчера. Меняется не только твоя внешность, но и характер. – Она замолчала, а затем, внимательно рассматривая Мирона, тихо добавила: – Сегодня ты просто… другой. Впервые ты помнишь, что было раньше.

Слова незнакомки еще больше все запутали. Вопросы множились в голове, и Мирон вдруг ощутил какую-то странную пустоту внутри. Он хотел спросить про Первоисточник, но его прервал пронзительный стрекот, раздавшийся из коридора.

– Скрэки! – Лицо девушки исказилось от ужаса. – Они идут!

Она дернулась к двери и закрыла ее на замок в тот самый момент, когда за стеной раздался дикий вопль – кого-то из пленников дома раздирали заживо на куски. Мирон содрогнулся от этого звука, вспомнив, как вчера скрэки распотрошили лысого человека.

– Быстрее! Нужно задвинуть дверь! – суетливо скомандовала девушка.

– Чем?! – удивился Мирон, ведь комната была совершенно пуста.

Девушка бросилась к боковой стене, и Мирон обомлел, когда увидел возле нее массивный шкаф и стул. Но как они там оказались?!

– Не стой! Помогай! – Девушка, покраснев от напряжения, уже толкала шкаф с места.

Мирон поспешил на помощь, и спустя несколько мгновений, кряхтя от усилий, они придвинули тяжелый шкаф к двери. Стрекот за стеной усиливался с каждой секундой. Когда Мирон с девушкой отошли на середину комнаты, в загороженную дверь раздался оглушительный удар – с той стороны в нее впечаталось нечто огромное и сильное.

Удары повторялись один за другим, сопровождаемые жутким, нарастающим от ярости стрекотом: тварь, бившаяся в дверь за стеной, сходила с ума от голода. Шкаф вздрагивал от каждого толчка, и Мирон молился, чтобы старинный предмет мебели выдержал напор монстра.

– Скрэки не успокоятся, пока не доберутся до тебя! – воскликнула девушка, взглянув на Мирона. Ее лицо стало пепельным от страха, в глазах плескался ужас. – Они будут гнаться за тобой, потому что им это нравится!

– Кому – им?! Кто они такие?! – взорвался Мирон: он устал от постоянных недомолвок, к тому же неустанный грохот в дверь и стрекот твари оголили нервы до предела.

Девушка схватила Мирона за руку (он отметил, какой холодной была ее ладонь) и подвела к стене, где находился одинокий стул.

– Ты должен спасаться! – сказала она, бросив испуганный взгляд на шкаф: тот сдвинулся на несколько сантиметров после очередного удара в дверь. – Все ответы есть у Первоисточника. Ты должен его найти!

– Как?! – Мирон развел руками. – Мы в запертой комнате без окон! Как отсюда выбраться?!

– По вентиляционной трубе!

Девушка указала наверх, и Мирон проследил за ее пальцем: на стене, прямо под потолком, темнело широкое отверстие, забранное металлической решеткой. Мирон не мог с уверенность сказать, было ли оно там раньше – возможно, он просто его не замечал. Но куда вероятнее казалось другое: вентиляционное отверстие, как и мебель, чудесным образом появилось в комнате сразу же после слов незнакомки.

Мирон опустил взгляд и чуть не вскрикнул от изумления: девушка исчезла! Он даже не успел подумать, как такое возможно: в дверь раздался мощный удар, а затем шкаф пришел в движение, сдвинувшись сразу на полметра. Скрэк, издавая яростный стрекот, пролез в образовавшееся пространство. Он водил головой с хищно растопыренными мандибулами в поисках жертвы, и Мирону не оставалось ничего другого, как вскочить на стул и ухватиться за решетку вентиляционного отверстия.

Несколько мощных рывков на себя – и болты, фиксировавшие прутья, выскочили из стены: к изумлению Мирона, сорвать решетку оказалось гораздо проще, чем он рассчитывал.

Он обернулся и увидел, как скрэк с пылающими красным огнем глазами медленно подбирался к своей жертве, словно боясь ее спугнуть. Этой заминки хватило Мирону для того, чтобы швырнуть решетку в тварь, а затем, подтянувшись на руках, забраться в вентиляционное отверстие.

В затемненной шахте, оказавшейся на удивление широкой, воняло чем-то затхлым с примесью гнили, отчего к горлу подкатил комок тошноты. Мирон быстро пополз на четвереньках, ощущая ладонями шероховатую поверхность тоннеля.

Он оглянулся еще раз – в тот самый момент, когда голова скрэка пролезла в отверстие. Тварь в ярости билась у входа в шахту, не в силах пролезть дальше: ее грузное тело с множеством конечностей не помещалось в проходе.

Мирон полз дальше, стараясь дышать неглубоко: тошнотворная вонь с каждым метром становилась все сильнее, превращаясь в удушливый яд. Периодически на пути встречались вентиляционные решетки, служившие источником спертого воздуха и скудного света, падавшего полосками на пол и стены. Отверстия выходили в другие комнаты, в которых вчера прятались от скрэков напуганные мужчины и женщины, но сейчас эти помещения были пусты, поэтому Мирон решил не тратить время на их изучение. Он держал в голове последнее напутствие девушки – найти таинственный Первоисточник, у которого будут ответы на все вопросы.

Вскоре Мирон обратил внимание, что шероховатый пол тоннеля изменился: он стал податливым, упругим и влажным, словно пропитанным какой-то слизью, от которой щипало ладони и промокшие колени. Точно так же изменились стены и потолок – теперь они напоминали гладкие, блестевшие от выделений своды гигантской кишки.

Спустя несколько метров, когда шахта повернула на девяносто градусов, Мирон натолкнулся на источник убийственной вони: тусклый свет, сочившийся из вентиляционных решеток, падал на вереницу трупов, загородивших дальнейший путь по тоннелю.

Мирона чуть не вытошнило при виде груды полусгнивших останков, покрытых влажными ошметками штанов и рубах. Он хотел разглядеть лица мертвецов, но содрогнулся от омерзения: головы блестели от слизи, превратившей их в бесформенное месиво из разъеденной кожи и гниющего мяса, сквозь которое желтели кости черепа.

Мирон прильнул к ближайшему вентиляционному отверстию, жадно втянув затхлый запах из комнаты – даже он казался свежим по сравнению со смрадом, исходившим от разлагавшихся трупов.

Сколько их здесь? Как долго они лежат в тоннеле? От чего они погибли? Что за странная слизь покрывает останки?

Мысли хаотично метались в голове, но Мирон ухватился за самую очевидную догадку: он был не единственным человеком, который уже пытался пролезть по этой шахте.

Занятый размышлениями, он с опозданием заметил, как стены тоннеля пришли в движение: сокращаясь, словно внутренности гигантского червяка, они медленно смыкались, источая густую слизь с потолка. Капли с жирными шлепками попадали на Мирона, вызывая жжение на открытых участках тела; лицо, шея и ладони пылали от раздражения.

Карабкаясь на четвереньках по телам мертвецов, Мирон вдруг с ужасом понял, что они стали жертвой самого дома: словно гигантский организм, он переваривал их внутри себя, разъедая кислотной слизью.

Проход постепенно сужался. Казалось, еще чуть-чуть, и влажные стены шахты сомкнутся, раздавив Мирона. Вереница трупов подходила к концу, когда у самого последнего из них Мирон остановился, услышав тихий хрип, доносившийся из приоткрытого рта мертвеца. Он лежал на спине, раскинув руки, и его живот едва заметно приподнимался от дыхания.

Мирон колебался: подползти ближе или продолжить путь дальше, пока стены тоннеля окончательно не сомкнулись?

Умирающий человек вновь что-то прохрипел, и Мирон, чертыхаясь про себя, подобрался к нему. В следующее мгновение он оцепенел от ужаса, когда рассмотрел в полумраке лицо живого мертвеца. Кислотная слизь частично разъела кожу на щеках и лбу, обнажив мышцы и кости, но не было никаких сомнений: еще совсем недавно это лицо принадлежало самому Мирону! Он хорошо его запомнил, когда разглядывал вчера отражение в зеркале: та же худоба и бледность, отстраненный взгляд серых глаз, светлые взъерошенные волосы.

Словно подтверждая его догадки, мертвец прохрипел:

– Ты – это я.

– Как такое возможно?! – только и смог выдохнуть Мирон, наблюдая, как его вчерашняя версия облизывает пересохшие губы, покрытые засохшей кровью.

– У тебя мало времени, – просипел двойник. – Закончи то, что не получилось у нас.

Мирон, оглушенный внезапной догадкой, оглянулся на трупы, оставшиеся позади: это были его двойники – предыдущие копии, погибшие при неудачных попытках пробраться по тоннелю. Сколько же их было – его двойников и этих попыток?

Сиплый голос вчерашнего Мирона вернул его к реальности:

– Ты уже близок к Первоисточнику. Не останавливайся. Им это нравится.

– Кому им!? – не выдержав, крикнул Мирон: стены шахты продолжали смыкаться, дышать с каждой секундой становилось все сложнее, и времени на дурацкие недомолвки совсем не осталось. – Кто они такие?!

– У тебя получится пройти дальше, пока они за тобой наблюдают, – медленно проговорил мертвец, а затем, хрипло вздохнув, запрокинул голову в предсмертной судороге.

Мирон растерянно потряс двойника за плечи в тщетной попытке привести его в чувство, но тот безвольно обмяк. Убирая руки от мертвеца, Мирон коснулся чего-то твердого в нагрудном кармане его рубахи. Поколебавшись мгновение, он вытащил оттуда складной нож.

Мирон извлек из рукоятки лезвие – с упругим щелчком оно блеснуло в полумраке. В следующую секунду, когда своды шахты-кишки вплотную приблизились к Мирону и дальнейший путь уже был невозможен, он воткнул нож в мягкую поверхность пола – и вспорол ее.

Мирон раздвинул влажные края прорехи (они обильно сочились слизью, словно то была прозрачная кровь), и ослепительное сияние разорвало полумрак тоннеля. Когда глаза привыкли к яркому свету, он разглядел внизу пустую комнату, а в ней – человека, который сидел за столом и словно одержимый стучал пальцами по кнопкам пишущей машинки. А затем тоннель содрогнулся от чудовищного спазма, и откуда-то из глубины донесся утробный рев, будто разрез, сделанный Мироном, оказался для дома болезненной раной.

Шахта завибрировала, судорожно сжимаясь и грозя раздавить своего пленника. Мирон спешно проскользнул в отверстие – в тот самый миг, когда стены тоннеля, дрожа от спазмов, резко сомкнулись.

Мирон этого уже не видел: он пролетел несколько метров и грохнулся на пол. Когда искры в голове потухли, к нему вновь вернулась способность соображать и различать цвета: сквозь белую пелену проступил серый потолок с узким отверстием, откуда он вывалился. Мгновение спустя края прорехи сомкнулись, словно прямо на глазах затянулась гигантская рана, сочившаяся слизью.

Мирон поднялся и огляделся, потирая ушибленный бок. Он удивился, когда не обнаружил в комнате человека, еще недавно печатавшего за столом. Мирон оказался в просторном помещении, залитом слепящим светом, источником которого служило панорамное окно во всю стену.

Глаза заслезились, но Мирон все равно разглядел невероятную по красоте картину: снаружи падал снег, и его крупные хлопья казались серыми на фоне бледных облаков, которые словно излучали приглушенное сияние.

Где-то на краю сознания проскользнуло воспоминание о том, как вчера за стенами дома полыхали созвездия бескрайнего космоса, но Мирон от него отмахнулся: он чувствовал странное душевное безразличие, словно по обожженным нервам медленно растекалась анестезия, стирая тревогу, смятение и страх. В голове осталась одна-единственная мысль: найти Первоисточник, о котором говорили девушка и его двойник.

Мирон подобрал с пола нож, выпавший из руки после падения, и подошел к столу, за которым совсем недавно сидел человек. В каретку старинной пишущей машинки был заправлен лист бумаги, на котором Мирон разобрал напечатанные строки:

«…словно по обожженным нервам медленно растекалась анестезия, стирая тревогу, смятение и страх. В голове осталась одна-единственная мысль: найти Первоисточник, о котором говорили девушка и его двойник.

Мирон подобрал с пола нож, выпавший из руки после падения, и подошел к столу, за которым совсем недавно сидел человек. В каретку старинной пишущей машинки был заправлен лист бумаги, на котором Мирон разобрал…»

Последние слова поплыли перед глазами. Мирон, потеряв способность дышать от изумления и шока, ухватился за край стола. Когда гул в голове утих, а рвущееся наружу сердце сбавило обороты, Мирон трясущимися руками схватил стопку напечатанной бумаги и судорожно ее пролистал. Взгляд, хаотично перепрыгивая со строчки на строчку, выхватывал предложения и абзацы, которые детально описывали все чувства и действия Мирона с того самого момента, как он очнулся на полу в пустой комнате.

Не веря своим глазам, он еще раз перечитал слова, напечатанные на заправленном в каретку листе: текст заканчивался фразой о том, как Мирон подошел к столу с пишущей машинкой.

– Я еще не придумал, что будет дальше, – раздался сзади тихий голос.

Мирон обернулся и увидел перед собой невысокого мужчину средних лет с невзрачным лицом, будто вылепленным из грязно-белого пластилина. Такие лица можно рассматривать сотни раз, но так и не вспомнить ни одной выразительной детали. Лоб, нос, подбородок – все было каким-то стертым, оплывшим, замусоленным, а маленькие глаза напоминали мутные стеклянные шарики.

Мирон не сомневался, что перед ним стоял тот самый человек, которого он увидел печатающим за столом.

– Кто вы? – глухо спросил Мирон: во рту пересохло, и голос внезапно ослаб, будто в легких закончился воздух.

– Я тот, кого называют Первоисточником, – представился мужчина, растянув узкие губы в улыбке. – Причина всех событий и перемен в твоей жизни.

– Что это значит? – Мирон на всякий случай покрепче сжал рукоятку ножа.

К его удивлению, незаметное движение не ускользнуло от внимания человека, называвшего себя Первоисточником: он усмехнулся и картинно закатил глаза.

– Нож тебе не пригодится. – Мужчина покачал головой. – Его появление в сюжете можно считать роялем в кустах, но я просто не знал, каким образом помочь тебе выбраться из тоннеля. Я в полном тупике.

Первоисточник развел руками, и Мирон с изумлением увидел, как его лицо приобрело виноватое выражение, будто он действительно искренне сожалел о том, что пришлось пережить его собеседнику.

– Вы следите за мной и описываете каждый мой шаг! – Мирон кивнул на стопку бумаги. – Но откуда вам известны мои мысли?

Первоисточник, скорчив кислую мину, медленно прикрыл глаза, словно от беседы с Мироном у него началась мигрень.

– Ты так ничего и не понял.

– Что я должен понять?! – вспылил Мирон. – Вы – один из них? Один из тех, кто наблюдает за нами? Но зачем?! Что вам нужно?

Первоисточник вновь посмотрел на Мирона: теперь его взгляд приобрел пугающую остроту – можно порезаться, если бы эти глаза были осколками льда.

– Я не наблюдаю, – ответил он, выдержав паузу. – Я придумываю. Воплощаю истории на бумаге. Но есть один рассказ, который не дает мне покоя несколько лет. Никак не могу его закончить. Я так часто думал о сюжете и персонажах – в том числе о тебе, что в какой-то момент вымысел стал напоминать реальность, а реальность – вымысел. По правде говоря, я и сам теперь не знаю, где одно сменяется другим. Я даже не удивился, когда ты появился передо мной, хотя мне стоило бы задуматься о моем психическом здоровье, ведь не каждый день писатель разговаривает с вымышленным персонажем. Возможно, я просто сошел с ума. А может, и нет.

Он наконец-то замолчал, и его слова, напоминавшие бред сумасшедшего, черной накипью оседали в голове.

– То есть вы меня придумали? – с нервным смешком выдавил Мирон, сам удивившись тому, что произнес столь нелепую фразу. – Я – плод вашего воображения?

Первоисточник развел руками:

– Не только ты, но и весь дом, его обитатели, скрэки и все остальное – то, что было, есть и чему еще только суждено случиться. Все зависит лишь от того, как я об этом напишу.

Горло перехватило спазмом, будто невидимая рука сдавила трахею, и Мирон едва слышно выдавил:

– А девушка? Ее вы тоже выдумали?

В глазах Первоисточника промелькнуло удивление: казалось, вопрос Мирона застал его врасплох и озадачил.

– Девушка? – уточнил он и, не дождавшись ответа, тут же продолжил: – Честно говоря, я так и не решил, как лучше задействовать ее в сюжете. Я даже не придумал ей имя. Любопытно, что ты спросил про нее.

Он подошел к столу, выдвинул ящик и, покопавшись там, вытащил несколько листов бумаги.

– Это одна из вырезанных сцен. Не помню, когда ее написал, – сказал Первоисточник, протягивая листы Мирону. – У меня была идея активнее задействовать в рассказе девушку, но потом я полностью переключил внимание на тебя, посчитав, что девушке лучше остаться второстепенным персонажем.