Читать книгу Туман - А. Родионов - Страница 12
девять
ОглавлениеАнхельмо закрыл глаза, а когда снова открыл их, очутился перед зеркалом в школе. Дело было в сентябре, когда деревья уже начинали покрываться золотым панцирем, но еще сохраняли оттенки зеленого лета. Из носа текла кровь, из глаз – слезы обиды, а учительница стояла рядом и пыталась успокоить его.
– Анхельмо, ты не виноват, это он первый начал. Успокойся, всё будет хорошо.
Но Анхельмо не собирался успокаиваться. Всё началось с того, что Серж, самый задиристый мальчик из его класса, начал приставать к одной девочке, Веронике. Лицо Сержа сразу не понравилось Анхельмо, что-то в нем было отталкивающее, из-за чего Анхельмо пытался проводить с ним как можно меньше времени и как можно реже пересекаться во время игр. Но в этот раз он просто не мог стоять в стороне, когда Серж начал прилюдно издеваться над Вероникой.
– Посмотрите, какая косичка! – воскликнул он и изо всех сил дернул Веронику за косу.
– Серж, отстань от меня! – только и успела вымолвить девочка, до того, как слезы ручьем потекли из её глаз. Как назло, рядом не было никого из старших, а остальные дети предпочли не вмешиваться. Все, кроме Анхельмо. Хоть он был меньше Сержа и нередко проигрывал ему в физических состязаниях, в этот раз он смело вышел вперед и властным тоном заявил:
– Серж, ты слышал её? Оставь в покое Веронику и её волосы. Найди себе кого-нибудь по силам.
Серж, казалось, не верил своим ушам.
– Ты это мне, сопляк? Анхельмо, иди лучше дальше играй в свои игрушки.
– Я не уйду, пока ты не оставишь Веронику в покое.
– Ах так, ну тогда получай, – с этими словами Серж разбил Анхельмо нос. Неизвестно, чем бы кончилась вся эта история, но тут как раз подоспел учитель и разнял двух мальчиков, отправил Сержа в место для наказанных детей, а Анхельмо повел к умывальнику, промывать нос.
– Это он первый начал, Анхельмо. Всё будет хорошо, – повторял учитель, как будто Анхельмо и сам не догадывался, что всё будет хорошо.
Он зажмурил глаза, а когда снова открыл их, то понял, что сидит за партой. Календарь на стене класса показывал, что дело происходит в октябре, через пару недель после того неприятного эпизода с Сержем. Весь класс писал работу, и он увидел, как другой его одноклассник, Ганс, списывает работу у Сержа. Несмотря на свою задиристость, Серж был довольно смышленным мальчиком и хорошо учился. О Гансе можно было сказать то же самое, но природная лень иногда побеждала его, заставляя, в частности, списывать работы у одноклассников. К концу дня, когда учитель проверил все работы, троих учеников попросили остаться после уроков и зайти в учительскую. Этими троими были Серж, Ганс и Анхельмо. Все трое явились в кабинет сразу после урока, не очень понимая, за что им предстоит получить нагоняй – а другого повода зайти к учителю, как правило, не было. Первый вопрос был обращен к Анхельмо.
– Анхельмо, заметил ли ты что-нибудь странное сегодня во время контрольной работы по письму?
– Нет, учитель.
– Может быть, ты видел, как кто-нибудь жульничает?
– Нет, учитель, я ничего не видел. Я писал свою работу.
– Хорошо, можешь идти.
Анхельмо вышел из учительского кабинета и прислушался к тому, о чем учитель говорил с Сержем и Гансом. Оказалось, у них были две одинаковые работы, и учитель пытался выяснить, кто у кого списал. Естественно, оба хранили гробовое молчание, так что учитель решил поставить двойки обоим. Анхельмо подождал пока оба мальчика выйдут от учителя, обсудят ситуацию между собой (он не знал, к чему они пришли, но в этот раз обошлось без рукоприкладства) и разойдутся в разные стороны. Тогда он догнал Ганса, развернул его и выпалил следующее:
– Ганс, я видел, как ты сегодня списывал у Сержа. Я не скажу об этом учителю, но я считаю, что с твоей стороны будет честно, если ты признаешься, что списал у него. Из-за тебя Серж может получить двойку, а это неправильно, он ведь не делал ничего плохого.
– Анхельмо, не лезь не в своё дело. Ты сказал, что никому не скажешь, вот и не говори никому. Понял?
– Я-то понял, Ганс. Но подумал бы ты еще раз, а, – с этими словами Анхельмо удалился. На следующей день он узнал, что Ганс признался учителю в своём проступке, в результате чего двойка Сержа была исправлена на ту оценку, что он получил, а Ганс получил шанс переписать работу самостоятельно.
Анхельмо снова зажмурился. Хлоп. Хлоп. Он идет по улице. Судя по погоде, это снова октябрь. Он идёт по рыночной площади, он очень голоден. С самого утра у него во рту не было ни крошки, а бабушка не успела забрать его из школы и накормить, так что теперь он был вынужден тащиться домой самостоятельно, надеясь, что мама оставила какой-нибудь ужин на подоконнике. Впрочем, надежда эта была весьма слабой, потому что обычно маме не хватало времени на приготовление еды впрок, эти обязанности лежали на сеньоре Альбе, которая в этот день как назло куда-то запропастилась. И вот маленький Анхельмо топал себе домой, как, вдруг, у шедшей впереди него женщины прямо на его глазах выпал из сумки кошелек. Анхельмо поспешил подобрать его – кошелек был довольно увесистый. Недолго думая, он открыл его, увидев множество монет, на которые можно было очень много вкусной еды. Анхельмо стоял, не веря столь внезапному счастью, как, вдруг, совершенно другая мысль словно молнией пронзила его сознание. Недолго думая, он захлопнул кошелек и кинулся догонять женщину. Ему повезло – женщина не успела уйти слишком далеко и затеряться в толпе, что на рыночной площади и примыкающим к ней улицам было совсем не сложно. Анхельмо подбежал к ней, потянул за руку и затараторил:
– Сеньора, вы обронили свой кошелек. Вот он, я нашел его.
Женщина с недовольным видом покосилась на Анхельмо, словно он был виноват в пропаже её кошелька, пропаже, которую она даже не заметила, выхватила кошелек из его руки и пошла в противоположную сторону, приговаривая себе под нос:
– Ох уж эти воришки, совсем не дают проходу. Небось, вытащил у меня все деньги, половину уж точно. Надо проверить! Уж теперь-то я глаз не спущу со своего драгоценного кошелька.
Анхельмо не получил ни слова благодарности за свой поступок, вместе этого его обвинили в воровстве, однако настроение его нисколечко от этого не испортилось – этих слов он просто не расслышал. На сердце у него было как никогда светло, потому что он думал о том, что женщина теперь не будет горевать о пропаже и сможет накормить свою семью, которая, думал Анхельмо, просто обязана была оказаться большой, не мене пяти-шести человек. Эти мысли отвлекли его от улиц, от чувства голода, и он сам не заметил, как оказался у порога собственного дома.