Читать книгу Пределы осуществления и защиты исключительного права патентообладателя - А. С. Ворожевич, Арина Сергеевна Ворожевич, Мария Евгеньевна Глазкова - Страница 4

1. В отечественной цивилистике институт пределов осуществления субъективных прав традиционно рассматривается в неразрывном единстве со злоупотреблением правом[4]. Как отмечается отдельными исследователями, принцип недопустимости злоупотребления правом представляет собой не что иное, как требование к субъектам не выходить за пределы права в процессе их реализации[5]. На нормативном уровне (ст. 10 ГК РФ) институт пределов осуществления гражданских прав раскрывается через установление запретов на конкретные формы злоупотребления правом.

При этом под злоупотреблением правом принято понимать избранную правообладателем форму осуществления субъективного гражданского права, противоречащую цели, ради которой соответствующее право было предоставлено субъектам, и причиняющую вред интересам иных лиц и общества в целом[6]. Квалифицирующим признаком данного деяния в соответствии с действующей редакцией ст. 10 ГК РФ является заведомая недобросовестность. Слово «заведомо» в данном случае используется неспроста. Оно указывает на то, что правообладатель в полной мере осознает противоправность своих действий и намеренно реализует право в ненадлежащих целях, что способно привести к нарушению прав и законных интересов иных лиц. Иными словами, речь идет о действиях, совершаемых с прямым умыслом[7].

Подобному доктринальному толкованию в полной мере корреспондирует сложившаяся правоприменительная практика. Как неоднократно указывалось судом, для квалификации действий субъекта в качестве злоупотребления правом необходимо установить, во-первых, незаконную цель осуществления субъективного права[8], во-вторых, умышленный характер поведения субъекта[9].

Обозначенный догматический подход к пределам осуществления субъективных гражданских прав нуждается в переосмыслении. Во-первых, необходимо признать, что большинство российских цивилистов при исследовании данного института исходят не из его сущностных особенностей, потенциальных значений, которые он может принимать в системе гражданско-правовых отношений, а из нормативной конструкции ст. 10 ГК РФ.

Применение формально-юридической методологии обусловило полное «сращивание» института пределов осуществления субъективных прав с принципом незлоупотребления правом при выхолащивании содержания первого, подмене его вторым. Поэтому до сих пор не были раскрыты и реализованы все возможности, связанные с применением пределов осуществления субъективных прав, для обеспечения эффективного функционирования отдельных правовых систем и комплексных институтов.

Во-вторых, если даже рассматривать обозначенный вопрос сугубо в нормативной плоскости, нельзя игнорировать тот факт, что пределы осуществления субъективных гражданских прав и последствия за их нарушения установлены не только в ст. 10 ГК РФ, но и в иных положениях гражданского законодательства. Так, пределами осуществления прав членов органов управления хозяйственных обществ выступают требования добросовестности и разумности. В данном случае речь идет не о субъективных обязанностях, а именно о специфических критериях оценки правореализационных практик субъектов.

Немного забегая вперед, отметим, что в патентном праве (ст. 1362 ГК РФ) также определены способы осуществления исключительных прав, которые при установленных условиях представляют собой выход за пределы их осуществления и, как следствие, основание для вмешательства в сферу господства правообладателя[10]. Наличие подобных специальных требований и механизмов воздействия на правореализационные практики исключает применение в охватываемых ими ситуациях ст. 10 ГК РФ. Однако это не отменяет указанного факта, речь в таких случаях идет именно о пределах осуществления субъективных гражданских прав.

В-третьих, утверждение о необходимости сопоставления правореализационных моделей (форм осуществления права) с целями предоставления субъективного права[11], также являясь порождением позитивистского подхода, обладает незначительной эвристической ценностью.

Прежде всего в данном аспекте необходимо отметить, что устанавливающая конкретное субъективное право норма есть результат, с одной стороны, деятельности множества субъектов и инстанций, с другой – компромисса между различными социальными группами, определить общую цель которых является по меньшей мере затруднительным[12].

Если бы конкретная цель предоставления субъективного права была бы определима, то отпала бы сама по себе необходимость в установлении пределов осуществления такого права. Подобная цель учитывалась бы еще на стадии закрепления содержательных границ права, за пределами которых субъект перестает действовать на основании права. Кроме того, как будет подробно рассмотрено далее, допустимость форм реализации субъективного права во многом зависит от конкретного конфликта интересов, возникшего в отношении блага, принадлежащего управомоченному лицу. Таким образом, пределы осуществления права должны быть направлены не на обеспечение конкретной цели, с которым законодатель якобы связывал его предоставление, а на справедливое разрешение данного конфликта с учетом аксиолого-функциональных ориентиров правовой системы.

2. К раскрытию сущности пределов осуществления субъективных прав надлежит подходить с позиции системно-институционального подхода, рассматривающего их в качестве одного из элементов правовой системы, способствующего поддержанию ее стабильности.

На данном этапе важно сделать несколько общих замечаний относительно конструирования правовой системы. С одной стороны, данный процесс является результатом воздействия совокупности социально-экономических и политических детерминант, с другой – одним из факторов, определяющих преобразование общественных отношений в конкретной сфере. Разнообразие социальных практик, характеризуемых специфическим содержанием, субъектно-объектной структурой, обусловливает выделение в пределах общей правовой системы относительно автономных образований подотраслей, комплексных институтов (например, патентное право). Подобные правовые системы служат опосредованию отношений в определенной сфере, согласованию актуализируемых в рамках соответствующих социальных практик интересов.

Под интересом в данном случае необходимо понимать требования или желания, которые субъект индивидуально или в сообществе стремится удовлетворить[13]. Иными словами, речь идет о потребности, имеющей социальный характер[14]. В зависимости от установок конкретных субъектов, характеристик объекта, в отношении которого они возникают, интересы способны приобретать самые различные значения, направленность, вступать в противоречие как друг с другом, так и с требованием стабильности системы. В подобном аспекте они с очевидностью не могут определять назначение субъективного права и иных системных институтов.

Ориентиром при конструировании и реализации правовых институтов должны служить прежде всего заложенные в основе правовой системы ценности. Под ними здесь и далее предлагается понимать ключевые установки соответствующей системы, отражающие наиболее значимые типизированные интересы, поддержание которых в рамках конкретной социальной практики является условием ее эффективного осуществления.

Важно подчеркнуть, что с позиции характера их воздействия на правовую систему такие ценности, цели являются внутренними – они задают саму сущность такой системы, являются детерминантами ее существования, критериями оценки эффективности. При этом областью их актуализации могут служить все сферы общественного развития.

Направления воздействия правовых институтов на общественные отношения, сообразуемые с обозначенными ценностями, та роль, которая им отводится в рамках правовой системы, характеризуются понятием функций. Принципиально важно разграничивать данное понятие с категорией цели. Как было отмечено Р. Мертоном, понятие функции включает в себя точку зрения наблюдателя и необязательно точку зрения участника. Социальная функция относится к наблюдаемым объективным последствиям, в то время как цели относятся к субъективным планам[15].

Институциональное назначение субъективного права как одного из элементов правовой системы заключается в обеспечении заложенного в основе соответствующей правовой системы (подотрасли права) ценностно-функционального баланса, стабильности самой такой системы. Вместе с тем здесь важно сделать два принципиальных замечания.

Во-первых, любые правовые установления являются в значительной мере типизированными. В случае с субъективными правами на нормативном уровне, как правило, четко устанавливаются лишь временны`е и содержательные границы такого права, при выходе за которые субъект перестает действовать на основе права. В то же время допустимые правореализационные модели определяются весьма абстрактно. Как в случае с правом собственности, так и с исключительным правом, законодатель устанавливает общие, входящие в содержание субъективного права правомочия, осуществление которых способно привести к воплощению в конкретных социальных практиках назначения данного правового института, но может и не привести.

Во-вторых, конструируя те или иные правовые институты, предоставляя субъективные права, законодатель всегда основывается на принципиальном допущении – презюмировании участников общественных отношений рациональными и добросовестными[16] субъектами.

Под рациональностью в таком случае понимается нацеленность поведения субъекта на достижение «строго определенных результатов»[17]. Добросовестность же характеризует соответствие действий субъекта таким признакам, как честность, соблюдение интересов иных участников общественных отношений, отсутствие попыток введения другой стороны в заблуждение, неприемлемость осуществления права во вред[18].

Учитывая вместе с тем, что в реальности правообладатели могут в конкретной ситуации не проявлять данных свойств, субъективное право на правореализационной стадии может обернуться во вред ценностно-функциональным основам соответствующей системы. При этом высока вероятность, что пострадают правомерные интересы иных участников гражданских правоотношений.

В подобном аспекте неотъемлемым элементом правовой системы должны являться механизмы, служащие согласованию действий конкретных субъектов с институциональным назначением субъективного права, обусловленным системными ценностями и функциями. В терминах известной кибернетической модели «обратной связи» речь идет об «устройствах», которые измеряют удаленность от желательного состояния системы и начинают функционировать в ситуации, когда отклонения принимают слишком большое значение. Подобными правовыми инструментами и призваны быть пределы осуществления субъективного права.

Функциональное назначение пределов осуществления субъективного права – пресечение ненадлежащих правореализационный моделей определяет форму их воплощения как запрет на определенные действия. В качестве рабочей гипотезы важно при этом отметить, что в отдельных случаях подобные пределы должны устанавливаться посредством не негативного обязывания правообладателя (ограничение возможностей по реализации права на собственные действия), а наделения правами в отношении объекта иных субъектов (ограничения возможности правообладателя требовать определенного поведения от других лиц). В последующем данный тезис будет раскрыт на основе исследования исключительного права патентообладателя и его пределов.

Закрепленная ст. 10 ГК РФ система пределов осуществления гражданских прав изначально разрабатывалась применительно к злоупотреблению вещными и обязательственными правами[19]. Установленные в ее рамках основания и условия, а также средства пресечения действий правообладателя в полной мере отвечают особенностям форм осуществления таких прав, порождаемых ими конфликтов интересов.

Во-первых, осуществление вещных и обязательственных прав в противоречии с их социальным назначением предполагает инициативные действия управомоченного субъекта, в отношении которых возможным является определить преследуемую субъектом цель и оценить ее с позиции субъективной добросовестности. Во-вторых, избрание правообладателем конкретной правореализационной модели способно воздействовать на интересы ограниченного круга лиц, актуализируя конфликт частных интересов[20]. Прямого вреда общественным интересам как признаваемым потребностям того или иного сообщества, представленного принципиально неограниченным кругом лиц, в сохранении благоприятных форм его жизнедеятельности[21] в таких случаях не причиняется. Конечно, если субъект реализует свое право в целях получения несправедливых преимуществ, он в известной мере дестабилизирует имущественный оборот, что противоречит публичным интересам. Вместе с тем такое влияние является косвенным.

По общему правилу при столкновении интересов правообладателя и иных лиц приоритет отдается первому как действующему на основе гарантированного мерами государственного принуждения субъективного права. Ситуация меняется, когда избранная управомоченным субъектом правореализационная модель подчинена достижению противоречащих аксиолого-функциональным основам правовой системы последствий, в то время как интересы противопоставленных ему субъектов, напротив, соответствуют подобным ценностным ориентирам. В таком случае исходя из базового принципа справедливости приоритет должен отдаваться интересам последних. При этом субъективному праву должно быть отказано в защите. Таким образом, в основу квалификации правореализационной практики в сфере вещных и обязательственных правоотношений в качестве злоупотребления правом закономерно заложен целевой критерий – осуществление права в целях, противоречащих его институциональному назначению, заведомо недобросовестно.

3. Принципиально иным образом дело обстоит в сфере патентных правоотношений. В соответствии с современной экономической теорией результаты интеллектуальной деятельности относятся к так называемым общественным товарам (благам), иными словами, к товарам, потребление которых одними субъектами не уменьшает степени их доступности для других[22]. Их противоположностью выступают частные товары, от владения и использования которых автоматически отстраняются все третьи лица, как только ими завладел кто-либо один. Как справедливо было отмечено Р. Познером; «общественный характер при отсутствии специальной защиты делает крайне сложным предотвращение незаконного присвоения»[23].

А. Госсериес, сравнивая права из патента с правом на земельный участок, констатировал: «Общее количество земли ограничено. Ее использование одним индивидом ограничивает возможности других по использованию. Иными словами, мои соседи потеряют нечто от моего использования, а я потеряю нечто, если откажусь от своего права. В случае с патентоохраняемыми объектами, напротив, использование мною конкретного объекта не снизит возможностей использования этого же объекта моим соседом»[24]. Подобное понимание ОИС позволило сформулировать в зарубежной доктрине его первый фактический признак – «неконкурирующее потребление» (non-rivalrous consumption). Объект признается «неконкурирующим», если его использование одним индивидом не лишает всех иных лиц доступа к нему, не умаляет их возможностей по его использованию[25].

Вторым основополагающим свойством патентоохраняемых объектов является «неисключительность» (non-excludability), которая характеризует крайнюю сложность (или даже невозможность) обеспечить использование объекта конкретным лицом без предоставления подобной возможности всем и каждому, добиться «исключительного использования объекта»[26].

Нельзя сказать, что в отечественной правовой доктрине подобные характеристики патентоохраняемых объектов вовсе не нашли отражение. Так, в своем фундаментальном исследовании проблем интеллектуальной собственности В.А. Дозорцев констатировал, что ввиду того, что нематериальные объекты, в отличие от вещей, не ограничены в пространстве, они могут быть использованы неограниченным количеством лиц[27].

Еще более категорично относительно категории «интеллектуальная собственность» высказался М.А. Верхолетов: «с момента создания она (интеллектуальная собственность. – Примеч. авт.) поступает в общечеловеческую сокровищницу знаний, как бы создатель ни прятал свою частичку общечеловеческого «сокровища». От этого она не теряет своей потенциальной привлекательности, и любой человек вправе претендовать на нее наравне с ее создателем»[28]. «Интеллектуальная собственность как объект всеобщего пользования в обществе более доступна, чем любая другая вещь (или вещное право), в связи с чем она должна быть доступна для каждого пользователя»[29]. Вместе с тем из подобных утверждений не было выведено принципиальных следствий, касающихся принципов права интеллектуальной собственности, особенностей осуществления и защиты исключительного права и т. п.

Наконец, необходимо отметить, что многие патентоохраняемые объекты характеризуются существенным социально-экономическим значением – с их использованием может связываться решение социально значимых проблем, обеспечение экономического развития, научно-технического прогресса, удовлетворение потребительского спроса на выскотехнологичные товары.

Как отмечалось еще в советской доктрине, изобретение представляет собой «продукт специфической творческой деятельности, обычно служащий тем потребностям общества, которые не могут быть удовлетворены уже известными или очевидными средствами»[30], «новое, повышающее уровень современной техники творческое разрешение технической проблемы»[31].

Создание таких объектов является, как правило, ответом на актуальные потребности в производственной, экологической, медицинской и иных значимых для социально-экономического развития сферах, решением сложных общественных задач[32]. Так, в Европейском Союзе (далее – ЕС) технологические разработки были названы институтом, «обеспечивающим постоянный экономический рост и решение глобальных проблем континента»[33]. Преобладающая часть предметов, без которых социум не представляет своего существования, были в свое время зарегистрированы в качестве изобретений, промышленных образцов и т. п.

4. На основе исследования имманентных характеристик патентоохраняемых объектов можно сделать ряд предварительных выводов относительно сущности исключительных прав и пределов их осуществления.

Необходимо начать с того, что патентоохраняемые объекты могут способствовать удовлетворению значимых потребностей неограниченного круга лиц. В связи с этим с их свободным использованием сопряжен существенный публичный интерес. Установление на нормативном уровне режима исключительного использования таких объектов в любом случае редуцирует возможный общественнополезный эффект от создания инновационной разработки. В то же время целесообразность данного решения не подвергается серьезным сомнениям ни на международном уровне, ни в рамках развитых национальных правопорядков. В подобном аспекте закономерно предположить, что институциональное назначение исключительного права не ограничивается обеспечением частных интересов, так как его определяют также значимые с позиции публичных интересов ценности и функции, которые способны компенсировать потерю выгоды от свободного использования. Данный тезис будет раскрыт в следующей части исследования.

В основе второго вывода, индуцируемого из анализа сущности патентоохраняемых объектов, может быть тезис о том, что в рамках системы патентного права институт пределов осуществления субъективного права нуждается в существенном нюансировании по отношению к закрепленной в ст. 10 ГК «генеральной клаузуле».

Рассматривая пределы осуществления субъективных прав применительно к сфере вещных и обязательственных правоотношений, мы констатировали, что избрание субъектом ненадлежащей правореализационной модели приводит к нарушению интересов, как правило, ограниченного количества лиц. В то же время, как показал анализ сущностных особенностей патентоохраняемых объектов, с реализацией прав на них могут связываться существенные публичные интересы. При этом последние могут носить как «потребительский» характер – обеспечение населения высокотехнологическими товарами, так и «пользовательский» – использование чужих разработок для создания конкурентоспособных продуктов и обеспечения в конечном счете инновационного развития.

Данный вывод следует дополнить сопоставительным анализом правового режима вещей и патентоохраняемых объектов. В случае с материальными объектами наблюдается очевидное совпадение частного и общественного интересов в правовом закреплении их присвоения конкретному субъекту[34]. Установление и гарантирование прав собственников служит реализации совокупности общественных интересов: стабильности оборота, минимизации конфликтов, возложению бремени содержания имущества на определенный субъект. С противоположной ситуацией – предоставлением свободного доступа к вещам неограниченного количества лиц каких-либо значимых общественных интересов не связано. В силу материального характера, свойства конкурирующего использования такие объекты в конкретный момент времени могут находиться во владении и пользовании ограниченного количества лиц. Альтернатива в таком случае следующая: либо атрибутировать каждую вещь конкретному субъекту при возложении на него обязанностей, либо санкционировать «войну всех против всех» за ограниченные ресурсы. Выбор в данном случае очевиден.

С другой стороны, в основу патентной системы изначально заложен фундаментальный конфликт интересов, обусловленный предоставлением исключительных прав на общественные блага, притом выбор патентообладателем той или иной правореализационной модели способен нарушить интересы целых общностей, государства в целом, блокировать развитие отрасли экономики. В подобном аспекте пределы осуществления исключительных прав как механизмы, служащие согласованию разнонаправленных интересов, имеют особое значение.

Как справедливо было отмечено А.В. Волковым, необходимость в ограничении правореализационных практик прежде всего возникает в ситуациях правовой неопределенности и «появления возможности для выбора модели своего поведения»[35]. Нельзя не заметить, что именно подобная ситуация имеет место в случае с исключительным правом. Нематериальный характер патентоохраняемых объектов, их нелокализуемость в пространстве обусловливают существование потенциально неограниченного числа возможных правореализационных практик.

Здесь важно подчеркнуть, что опять же в силу естественных свойств патентоохраняемых объектов возможности по применению гибких механизмов, обеспечивающих баланс интересов в интеллектуальной сфере, существенно шире, чем в сфере иных правоотношений. Так, возникновение публичного интереса в использовании вещи актуализирует дихотомический выбор: либо сохранить права частного собственника и пренебречь подобной общественной потребностью, либо, напротив, реализовать ее и прекратить право частной собственности на вещи. В этой связи на нормативном уровне для случаев стихийных бедствий, аварий, эпидемий, эпизоотий и иных чрезвычайных обстоятельств был предусмотрен институт реквизиции как один из способов прекращения права собственности (ст. 242 ГК РФ). Для удовлетворения государственных и муниципальных нужд, связанных с использованием земельного участка, предусматривается механизм выкупа такого объекта у его собственника (ст. 179 ГК РФ)[36].

В сфере интеллектуальной собственности подобного жесткого выбора не возникает. Для того чтобы обеспечить публичный интерес достаточным, необходимо расширить число субъектов, управомоченных использовать разработку. Доступность патентоохраняемых объектов для неограниченного круга лиц позволяет конструировать различные субъектно-содержательные модели использования таких объектов. Применение пределов осуществления исключительного права в данной ситуации должно служить тем гибким правовым средством, которое, обеспечивая реализацию связанных с патентоохраняемым объектом публичных интересов, не препятствует реализации правомерного коммерческого интереса правообладателя.

5. Таким образом, применительно к патентной сфере следует констатировать необходимость расширения пределов осуществления субъективных гражданских прав за рамки принципа незлоупотребления правом и разработки дополнительных критериев оценки поведения правообладателей и инструментов «корректировки» ненадлежащих правореализационных моделей. При конструировании системы подобных пределов необходимо исходить не только из характеристик преследуемых правообладателем целей, но и из значения объекта права (объектный критерий), особенностей возникающего вокруг него конфликта интересов, в том числе не обусловленного недобросовестным поведением правообладателя.

Общими основаниями применения пределов осуществления исключительных прав должны выступать следующие действия патентообладателей: во-первых, реализация исключительного права в противоречии с его институциональным назначением в целях получения несправедливых выгод и преимуществ при причинении вреда частным и(или) общественным интересам (злоупотребление исключительным правом); во-вторых, осуществление исключительного права в противоречии с его институциональным назначением в ситуации, когда в надлежащем использовании патентоохраняемого объекта иным по отношению к правообладателю субъектом есть существенный общественный интерес.