Читать книгу В поисках социалистического Эльдорадо: североамериканские финны в Советской Карелии 1930-х годов - А. В. Голубев - Страница 6

Карелия, расположенная по обе стороны финляндско-российской границы, относится к типичным для Европы историческим пограничным регионам, которые часто становились объектом международных конфликтов и для которых были характерны периодические изменения государственной принадлежности. Постоянные поселения образовались в Карелии к началу IX в. К тому времени карелы, отколовшись от других финских племен, уже сформировали обособленное племя, основной территорией расселения которого был Карельский перешеек и Северное Приладожье. Период неразделенной Карелии длился вплоть до начала XIV в., однако уже в начале XII столетия эти территории стали полем битвы запада и востока – Швеции и Новгородского государства. В западной части Карельского перешейка постоянно усиливалось влияние Швеции и шло насаждение католической веры, восточные же карелы попали под влияние Новгорода и русского православия. Подданными двух государств официально карелы оказались впервые в 1323 г., когда Швеция и Новгород произвели раздел их земель[55]. С тех пор на протяжении многих веков государственная граница разделяла финскую и русскую Карелии, а статус и местоположение самой границы неоднократно менялись.

На протяжении XV–XVII вв. карелы, стараясь покинуть конфликтные приграничные территории, расселялись всё дальше на северо-восток, колонизуя вместе с русскими обширные территории между Ладожским и Онежским озерами и Белым морем. К началу XIX в., когда в результате последней в истории русско-шведской войны Россия присоединила Финляндию, восточные карелы проживали на территории двух российских губерний – Олонецкой и Архангельской (так называемые Олонецкая и Беломорская Карелии). Беломорской Карелии суждено было сыграть существенную роль в истории финской культуры: именно здесь в 1820-1840-х гг. Элиасом Лённротом была записана большая часть старинных рун для финского национального эпоса

«Калевала»[56]. С середины XIX в. Карелия служила источником вдохновения для финских писателей и поэтов, художников и композиторов (течение «карелианизма»)[57]. Всё это играло важнейшую роль в пробуждении финской нации и формировании национальной идентичности.

Со второй половины XIX в. культурный и этнографический интерес финских образованных кругов к Карелии постепенно преобразовался в ирредентистские стремления, нашедшие воплощение в политической идее Великой Финляндии. Сторонники Великой Финляндии, исповедовавшие как политические, так и этнонацио-нальные идеалы, стали говорить о «естественной Финляндии», под которой подразумевалось единое целое, состоящее из Финляндии, Восточной Карелии и Кольского полуострова[58]. Финский ирредентизм не был чем-то исключительным: по всей Европе шло формирование аналогичных форм национально-географического воображения, ставших одним из наиболее эффективных инструментов мобилизации европейского населения в целях нациестроительства. В начале XX в. доктрина Великой Финляндии достигла международного масштаба в виде восточно-карельского вопроса, в котором изначально имели место как просветительско-гуманитарные черты, так и профинская идеологическая окраска[59].

Революция 1917 г. и последовавшая гражданская война в России привели к распаду Российской империи, в том числе к провозглашению независимости Финляндией. В 1918–1922 гг. финские добровольцы предприняли несколько попыток присоединить ряд российских территорий, населенных карелами, военным путем, в то время как официальный Хельсинки пытался добиться того же самого с помощью дипломатии[60]. Одним из аргументов присоединения к Финляндии «соплеменных» территорий было отсутствие у восточных карелов автономии и права на самоопределение. Это стало одной из причин, по которым в 1920 г. советское правительство объявило о создании карельской автономной республики[61]. Первоначально она называлась Карельская Трудовая Коммуна, а с 1923 г. – Автономная Карельская Советская Социалистическая Республика[62]. К началу 1922 г., когда финляндские дипломаты вынесли вопрос о международном статусе Советской Карелии на рассмотрение Лиги Наций, аргументируя это стремлением карельского населения к самоопределению, у советского правительства был весомый контраргумент: автономия в составе РСФСР уже являлась выбранной самими карелами формой национального самоопределения[63].

Красные финны, руководившие Советской Карелией в 1920–1935 гг.:

Эдвард Гюллинг (четвертый справа, с тростью в руке), председатель Совета народных комиссаров КАССР, и Густав (Кустаа) Ровио (третий справа, в черном пальто), первый секретарь карельского обкома ВКП(б). Первомайский парад 1930 г. в Петрозаводске.

Фото Г. А. Анкудинова из фондов Национального архива Республики Карелия

Внешнеполитические соображения были важными, но не единственными факторами, стоявшими за созданием автономной Карелии. К 1920 г. гражданская война в России подходила к концу, и перед большевиками вставал ряд новых проблем, связанных с управлением огромными территориями, доставшимися им в наследство от Российской империи. Принуждение военной силой (имевшее место в западных и северных областях Карелии) не могло быть долгосрочной стратегией. Для сохранения власти в стране, где значительная часть населения относилась к советскому правительству настороженно, а многие и откровенно враждебно, большевики полагались на разветвленный партийный и советский аппарат, представители которого контролировали ключевые сферы общественной, политической и культурной жизни. Этот же аппарат, по замыслам большевиков, должен был сыграть ключевую роль в просвещении и политическом перевоспитании непролетарских слоев общества – в первую очередь крестьянства – и в преобразовании местных сообществ в составные части новой общности советских людей. В этом отношении принципы государственного управления в ранний советский период напоминали методы колониальной администрации с той основной разницей, что функции колониальных чиновников выполнялись советской и партийной бюрократией, а сами колониальные практики были направлены на внутреннюю, а не внешнюю колонизацию.

В современной историографии рост интереса к концепции внутренней колонизации связан с монографией Александра Эткинда[64], получившей широкий (и неоднозначный) резонанс в научном сообществе[65]. Несмотря на натянутую доказательную базу, монография Эткинда стимулировала другие исследования, в том числе на материалах советского периода[66], а понятие внутренней колонизации оказалось полезным для переосмысления исторических форм взаимодействия между государственной властью и территорией, на которую распространялся ее суверенитет. Данные исследования, в частности, показали, что советский государственный аппарат нередко относился к территории страны как к колонии, а к ее жителям как к колониальным субъектам, в массы которых необходимо нести цивилизацию и культуру. После окончания гражданской войны темную, безграмотную, мелкобуржуазную и нередко открыто контрреволюционную Россию необходимо было колонизировать новыми советскими идеями, новым советским бытом и новыми советскими людьми, которых можно было воспитать из имеющегося населения, но которые могли прийти и извне. В Советской Карелии такими новыми людьми стали финские политэмигранты. Собственно автором проектов, определивших облик создаваемой карельской автономии, был бывший член финляндского парламента от социал-демократической партии Финляндии (СДПФ), доктор философии и «красный финн» Эдвард Гюллинг.

Гюллинг родился в 1881 г. в городке Икаалинен в достаточно состоятельной финско-шведской семье и с детства был двуязычным. В 1903 г., после трех лет занятий в Хельсинкском университете, он защитил магистерскую диссертацию об экономическом положении сельскохозяйственных рабочих в области Икаалинен. Его докторская диссертация была посвящена чрезвычайно актуальному для Финляндии начала ХХ в. торпарскому вопросу (истории финских крестьян-арендаторов – торпарей)[67]. Во время учебы в университете Гюллинг увлекся не только вопросами экономики и статистики, но и социал-демократическими идеями, широко распространенными в начале ХХ в. среди студенческой молодежи. В 1904 г. он вступил в СДПФ и благодаря своим исследованиям по торпарскому вопросу вскоре стал ведущим партийным специалистом в области аграрной политики. На выборах 1908 г. Гюллинг впервые избрался в парламент от СДПФ, позже его избирали повторно – в 1911 и 1917 гг.[68] Перед ним открывалась и университетская карьера – с 1910 г. он являлся доцентом статистики Хельсинкского университета.

Внутри СДПФ Гюллинг занимал особую позицию, настаивая на сотрудничестве с партией «Аграрный союз» с целью проведения социальных реформ. Он был одним из немногих, кто старался до последнего не допустить поляризации финского общества и тем самым избежать гражданской войны. Изо всей верхушки СДПФ лишь двое голосовали против инспирированного красными гражданского переворота (30 января 1918 г.), и одним из них был Гюллинг. После того как гражданская война всё же началась, Гюллинг в знак протеста в течение недели не занимал никаких постов, и лишь убедившись, что большинство рабочих не поддерживало его позицию, принял пост уполномоченного по финансовым вопросам в правительстве красных. Его стремления к компромиссу и миру с белыми окончательно сошли на нет после того, как белое правительство обратилось за помощью к правительству Германии, чтобы обеспечить окончательный разгром красных повстанцев. Когда советское правительство рекомендовало красным финнам прекратить сопротивление и эмигрировать в Россию, теперь уже Гюллинг выступил за решительное продолжение борьбы[69]. Он единственный изо всего партийного руководства отказался бежать в Россию, остался в подполье, а затем нелегально перебрался в Швецию.

В Швеции Гюллинг активно заинтересовался карельским вопросом, с которым он частично уже сталкивался во время переговоров с правительством Советской России. Вначале он не верил в победу большевиков в российской гражданской войне и проектировал объединение Скандинавии в федерацию с присоединением к ней автономной российской Карелии[70]. Убедившись, что большевики в России побеждают с широкой, как ему казалось, народной поддержкой, он создал новый проект, в соответствии с которым автономная российская Карелия оставалась бы в составе Советской России и становилась плацдармом для эскалации социалистической революции на европейский север. По мнению Гюллинга, посредством образования «особой Карельской коммуны, границами которой были бы Белое море, Онежское озеро, финляндская граница и Ледовитый океан», советскому правительству удалось бы разрешить две главные проблемы: удовлетворить национальные интересы карельского населения и лишить Финляндию оснований претендовать на эти территории[71]. Он считал, что претворять в жизнь эти идеи должны те, кто хорошо понимает суть карельского вопроса, а именно красные финны. Следствием этих предложений и переговоров Гюллинга с наркоминделом РСФСР Чичериным, а также Лениным и Сталиным, стало решение советского правительства об образовании из местностей Олонецкой и Архангельской губерний, населенных карелами, автономного областного объединения – Карельской Трудовой Коммуны (далее КТК). Эдвард Гюллинг стал первым руководителем карельской автономной республики (1920–1935 гг.).

Таким образом, Советская Карелия возникла в результате переплетения и борьбы идей, истоки которых лежали в националистических устремлениях, дипломатических переговорах, колониальных практиках и революционных ожиданиях. Финские националисты XIX в. первыми начали рассуждать о Карелии в терминах национального самоопределения; их последователи ХХ в. воспользовались крушением Российской империи, чтобы мечом и дипломатией заявить свои права на Карелию; это в свою очередь подтолкнуло советское руководство к предоставлению карелам национальной автономии. Сами карелы начали проникаться идеями самоопределения лишь под действием этих факторов в годы гражданской войны[72].

История не знает сослагательного наклонения, и поэтому сложно рассуждать о том, могла ли появиться автономная Карелия на советской политической карте 1920 г. без финского фактора, но ее концепции, траектории и даже административные границы сложились под влиянием идей финского национализма и их критического освоения в коммунистической риторике и практике. Разногласия, существовавшие в московском руководстве относительно статуса и уровня карельской автономии[73], не помешали тем не менее принять принципиальное решение о создании автономной республики. Поскольку местные власти к карельскому вопросу никакого интереса не проявляли, немногочисленные члены РКП(б) не вызывали доверия центра (практически все они относились к послереволюционному партийному набору), а в среде местных карельских националистов большевиков не было вовсе, при образовании автономии была сделана ставка на внешние силы – финских политэмигрантов, членов созданной в Москве в 1918 г. Коммунистической партии Финляндии (ФКП), которых большевистское руководство Советской России считало соратниками по борьбе. Красные финны имели солидный опыт партийной и государственной работы, среди них были бывшие депутаты финляндского Сейма, активные деятели ФКП и РКП(б), закаленные в революционных боях и гражданских войнах обеих стран. Образовательный уровень финнов, оказавшихся в руководстве КТК, также был существенно выше, чем у местных представителей власти: около 40 % из них имели высшее образование (против 1 % среди остальных), еще 30 % получили среднее образование (в целом по политическому руководству КТК эта доля была 10–15 %)[74]. Привлечение красных финнов для управления новым автономным образованием позволило центру решить проблему отсутствия в регионе проверенных большевистских кадров и национальной интеллигенции, а также активно использовать трансграничные этнические связи политэмигрантов для распространения своего влияния на Финляндию и сопредельные государства.

Для самих красных финнов, воспитанных и получивших образование в финской культуре, которая испытала сильное влияние карелинизма XIX в., эта роль была естественной, поскольку она соответствовала их культурным стереотипам о Карелии как отсталой территории, которую нужно было поднять до уровня цивилизованного Запада, разве что Запад теперь понимался в социалистических терминах.

Наконец, в долгосрочной перспективе и советское руководство, и красные финны планировали, что российский север станет своего рода форпостом мировой революции, а Карелия превратится в «образцовую социалистическую республику, способную революционизировать соседнюю Финляндию и скандинавские страны»[75].

Первые политэмигранты начали прибывать в Карелию уже в 1918 г., но до начала 1920-х гг. их было немного, скорее всего, не более 500 человек. В начале 1920-х гг. приток красных финнов в республику вырос, и к 1926 г. численность финской диаспоры Карелии увеличилась до 2,5 тыс. человек (0,9 % от всего населения края)[76]. Основными местами расселения политэмигрантов были столичный Петрозаводск и Петрозаводский уезд (49 % всего финского населения республики, причем половина из них в самом Петрозаводске), а также крупные национальные карельские районы – Ухтинский (20,4 %) и Олонецкий (13,2 %)[77]. Доля финнов в составе Карельского правительства (ЦИК АКССР) в 1923–1924 гг. составляла около 26 % и около 21 % – в уездных исполнительных комитетах. Позже, в 1925–1928 гг., она была в среднем 17 % в ЦИК и около 6 % в УИКах[78]. Многие иммигранты, оставаясь членами ФКП, вступали в РКП(б). В 1924–1929 гг. доля финнов в республиканской парторганизации составляла в среднем 14 %[79].

В начале 1930-х гг. финское население Карелии существенно увеличилось за счет новых волн иммиграции – перебежчиков и североамериканских переселенцев. К 1935 г. в республике проживало около 15 тыс. финнов – половина всей российской диаспоры[80]. Составляя в начале 1920-х гг. менее одного процента, а в 1933 г. лишь 3,2 % от всего населения края, финны на протяжении 15 лет занимали видные должности в советском партийном государственном аппарате, руководили крупными предприятиями, учреждениями, организациями вроде МОПРа и Осоавиахима, работали в области культуры, образования, науки, оставив заметный след в истории своей новой родины (так называемый финский период истории Карелии, 1920–1935 гг.)[81]. Многие становились кадровыми военными – значительную часть рядового состава и почти весь офицерский корпус Карельской егерской бригады (национальных войск республики) составляли военнослужащие финской национальности.

Таким образом, своеобразие этнической и политической ситуации в Советской Карелии в 1920-е – начале 1930-х гг. заключалось в том, что у руля в республике с русским и карельским населением (причем карелы даже не составляли большинства, хотя и дали название автономии) находилась небольшая группа финнов-политэмигрантов, которые сыграли ключевую роль в строительстве национальной карельской автономии. Подобная ситуация могла сохраняться только при условии полного одобрения политики красных финнов в республике со стороны руководства страны. Как только отношение московских властей к приграничной автономии и деятельности правительства Гюллинга изменилось, пришел конец финскому периоду в истории Карелии.