Читать книгу Министры финансов - А. В. Пачкалов, Александр Владимирович Пачкалов - Страница 9

Дмитрий Александрович Гурьев происходил из небогатого дворянского рода, известного с XV века. Будущий министр финансов получил домашнее образование и после этого так же, как его отец, служил в армии. В молодости несколько лет жил за границей, где получил «иностранную образованность», а по другим оценкам, совершенствовался в основном в сфере гастрономии. По словам Ф. Ф. Вигеля, Гурьеву «хотелось во что бы ни стало попасть в люди, и слепое счастие услышало мольбы его. Он случайно познакомился с одним молодым, женоподобным миллионером, графом Павлом Мартыновичем Скавронским, внуком родного брата Екатерины I, отправлявшимся за границу. Гурьев умел ему полюбиться, даже овладеть им и более трёх лет странствовал с ним по Европе… Получил он ‹…› сверх того от Скавронского три тысячи душ в знак памяти и верной дружбы». Гурьев пользовался также покровительством фаворита Екатерины II Г. А. Потёмкина после женитьбы графа Скавронского на племяннице Потёмкина. На карьеру Гурьева повлияла и женитьба на графине П. Н. Салтыковой, «тридцатилетней девке, уродливой и злой, на которой никто не хотел жениться». С 1800 года Гурьев примкнул к окружению будущего императора Александра I, в том числе был близок к М. М. Сперанскому, П. А. Строганову, В. П. Кочубею, Н. Н. Новосильцеву и А. А. Чарторыйскому. По словам Ф. Ф. Вигеля, «умел он как-то припутаться к партии Новосильцовых, Кочубеев, Чарторыйских и попал в товарищи министра финансов», «посредством родственных и других связей… водворился он в так называемом высшем кругу». После воцарения Александра Гурьев назначен управляющим императорским кабинетом, соответственно и карманными деньгами императора. В 1802 году свёл знакомство с министром финансов А. И. Васильевым, стал его приятелем, а потом и заместителем.

В последние годы жизни А. И. Васильев тяжело болел, поэтому Министерством финансов фактически руководил Гурьев. Известно, что он надеялся стать министром финансов сразу после А. И. Васильева (до назначения Ф. А. Голубцова, против которого он плёл интриги), но ему это не удалось. Благодаря значительной поддержке М. М. Сперанского, а также, вероятно, при содействии А. А. Аракчеева Гурьев был назначен министром финансов только в 1810 году, после того как «не проявившего себя на должности министра» Ф. А. Голубцова отправили в отставку. К этому времени Дмитрию Александровичу было уже почти 60 лет. Одновременно с назначением министром финансов Гурьев стал членом Государственного совета и директором Государственной комиссии погашения долгов.

Как полагал управляющий делами комитета министров, государственный секретарь, автор мемуаров М. А. Корф, вначале возглавить министерство предложили В. П. Кочубею, но тот отказался. По мнению графа Ф. П. Толстого, высказанному с иронией, Д. А. Гурьев, «сделался министром финансов за введение в счётные шнуровые книги Кабинета Его Величества, которого он был директором, различных цветов линеек – голубых, красных, синих, зелёных, розовых, малиновых. Насколько эти стольких красивых цветов линейки облегчают счетоводство шнуровых книг, знают бухгалтеры, но с наружного виду эти книги сделались гораздо красивее, а как у нас чрезвычайно высоко ценится наружность, то Гурьев по представлении этих книг был пожалован графом».

По словам писателя и публициста Р. И. Сементковского, «трудно себе даже представить, как этот бывший гвардейский офицер, обязанный своим служебным повышением исключительно матримониальным делам и умению угождать людям, – этот bon vivant, этот человек, прославившийся изобретением гурьевской каши, мог попасть в министры финансов в такое время, когда во главе управления стоял Сперанский, и ещё труднее понять, как он мог в течение тринадцати лет продержаться у власти. Кажется, ему это удалось только благодаря тому, что он щедро раздавал деньги тем, кто заручался влиянием при помощи разных интриг и козней». Другой современник отмечал, что Гурьев как министр не пользовался «ни малейшим уважением, зато по кухмистерской части он достиг неувядаемой славы изобретением великолепной гречневой каши на мозгах из говяжьих костей, о которой не только во всём Петербурге и Москве известно, но и в самых отдалённых краях России. А любящие покушать господа утверждают, что эта каша есть важнейшее изобретение нашего века». По воспоминаниям экономиста и публициста Н. И. Тургенева, «его дом был одним из первых в Петербурге; всякий день там собирались придворные, дипломаты, высшие чиновники. Его жена, которая всемерно поддерживала влияние мужа, была своего рода властью, не признавая которой можно было навлечь на себя опасности». О своей первой встрече с министром Тургенев вспоминал, что тот «читал – или делал вид, что читает, – номер “Минервы”… Я считал подобного рода чтение вполне естественным даже для русского министра. Теперь, вспоминая эпизоды тех времён, я склонен думать, что министр не столько читал “Минерву”, сколько желал показать мне, что в часы досуга читает подобные издания». Далее Н. И. Тургенев писал, что Гурьев, «как и многие другие министры, был окружён ловкачами, прожектёрами, которые переполнены новыми идеями и обладают большими возможностями».

Первые годы управления министерством (до отставки М. М. Сперанского) главную роль в финансовом ведомстве, видимо, играл сам Сперанский, а не Гурьев. Сложилось мнение, что все проекты Гурьева были созданы под влиянием более компетентных лиц. Публицист и историк Р. И. Сементковский пишет: «Пока Сперанский был во власти, он сам управлял финансами: ему нужен был не столько самостоятельный, сколько исполнительный деятель, а угождать Гурьев умел».

В 1810 году по инициативе М. М. Сперанского был принят финансовый план, разработанный небольшим кругом влиятельных лиц: Д. А. Гурьевым, Б. Б. Кампенгаузеном, В. П. Кочубеем, Н. С. Мордвиновым. В соответствии с планом предусматривалось сбалансирование государственных доходов и расходов с помощью прекращения выпуска ассигнаций и увеличения налогов. Реализация плана была сорвана Отечественной войной 1812 года и отставкой М. М. Сперанского. Отечественная война и заграничные военные походы ещё более ухудшили состояние российских финансов. В дальнейшем, несмотря на повышение налогов, дефицит бюджета только возрастал. Министр финансов в откровенно мрачных тонах писал А. А. Аракчееву: «Мы касаемся до столь трудной развязки финансовых оборотов, что нельзя без ужаса подумать о последних месяцах сего года и чем они кончатся».

После увольнения М. М. Сперанского между ним и Д. А. Гурьевым произошёл конфликт, но через некоторое время отношения были восстановлены. Именно Дмитрий Александрович настоял на назначении ему содержания, даже напоминал императору о полезности возвращения Сперанского к государственной деятельности, что было проявлением своего рода мужества. В переписке министр финансов часто интересовался мнением М. М. Сперанского в отношении финансовых проектов, реализуемых им в министерстве. «Вы один в состоянии дать направление и совокупить к единству действия правительственных частей, ежели бы были введены в круг прежнего вашего положения», – писал он опальному государственному деятелю.

Важным финансовым решением министра финансов после Отечественной войны было изъятие из обращения части ассигнаций для повышения их курса. Также была отменена откупная система обложения винной торговли и установлена казённая продажа вина, благодаря чему в первые годы после реформы резко возросли доходы государства. В период министерства Дмитрия Александровича был создан Государственный коммерческий банк, ставший достаточно автономным от верховной власти учреждением, разрабатывалась реформа введения пенсионной системы для государственных чиновников, по поручению Александра I создавались проекты будущей крестьянской реформы. Весь период министерства Гурьева происходила борьба между сторонниками протекционизма и свободной торговли.

За время работы в Министерстве финансов Гурьев дважды подавал прошение об отставке, ссылаясь на слабое здоровье, однако император не удовлетворил эти прошения. В 1823 году Гурьев оставил должность министра финансов: официально по собственной просьбе и по состоянию здоровья. Неофициально считается, что настоящей причиной было истощение государственных доходов, в том числе вызванное «тою угодливостью, которую проявлял Гурьев по отношению к разным влиятельным лицам». Поэт А. Е. Измайлов, служивший в Министерстве финансов, написал сатирическое стихотворение на отставку министра.

Раздражение среди современников вызывало и то, что Гурьев значительную часть средств, переданных правительством для оказания помощи голодающим в Белоруссии, потратил на покупку разорённого имения одного из дворян для своих нужд. При этом с голодающих продолжалось взыскание недоимок. По словам Б. Б. Кампенгаузена, самого желавшего стать министром финансов, «человек толстый, жирный и откормленный (то есть сам Гурьев) не может понимать нужд голодного». Недовольство императора вызывало желание Гурьева увеличить власть министра финансов. Также сказалось и общее разочарование Александра I в реформаторской деятельности, усиление консервативных тенденций. На отставку Гурьева могли повлиять разногласия с членами Государственного совета и особенно с Н. С. Мордвиновым – председателем Департамента государственной экономии, ухудшение отношений с А. А. Аракчеевым, другие обстоятельства.

Острым критиком финансовой деятельности Гурьева выступал новый министр финансов Е. Ф. Канкрин. Он писал: «Казначейство приближается к банкротству… доходы совсем не поступают, как предместник мой полагал». По словам графа А. И. Рибопьера, «не у многих государственных людей было столько врагов, как у Гурьева. Немало интриг ведено против него. Император Александр, однако, верил в его честность и познания и постоянно защищал его против врагов». Отставка Гурьева пришлась на Пасху 22 апреля 1823 года. Она произвела большой шум в Петербурге. «Христос воскрес, Гурьев исчез!» – поздравляли друг друга жители. После отставки и до смерти в 1825 году Дмитрий Александрович сохранил должность министра уделов и управляющего императорским кабинетом.

Гурьев – один из немногих министров финансов, которому посвящена специальная монография, автором её является Л. П. Марней. По её мнению, деятельность Гурьева была недооценена в историографии, так как он был одним из предшественников денежной реформы Е. Ф. Канкрина, подготовившим базу для её реализации.

В отношении личности Гурьева его современники писали, что он «никогда не был ни хорош, ни умён… вместе с тем чрезвычайно искателен и угодителен». В отношении финансовых вопросов «держался строгой тайны». Отмечали, что он «…обладал умом неповоротливым и ему трудно было удержать равновесие суждений». Гурьев «был недоступен для подчинённых… покровительствовал родственникам». Писатель и журналист Н. И. Греч называл Гурьева не иначе как ничтожество. М. А. Корф отмечал, что «Гурьев был человек без большого делового ума и ещё менее учёного образования; но имел много доброй воли и ещё более придворной тонкости». По словам мемуариста Ф. Ф. Вигеля, Гурьев «подведомственных ему чиновников… подавлял тяжестью ума своего; в свете же имел все задатки величайшего аристократа, хотя отец его едва ли не из податного состояния». Семейство Гурьева было «в обществе нестерпимо и нагло со всеми, кого не признавали своими, то есть (чин, титул и древность рода! в сторону) со всеми, коих богатство и кредит при дворе были незначительны». Ф. Ф. Вигель считал, что «Гурьевы какими-то финансовыми оборотами более чем щедротами монарха стяжали себе великое состояние и сделались вельможами, тон общества стал заметно грубеть; понятия о чести стали заметно изменяться и уступать место всемогуществу золота». Ф. Ф. Вигель также писал об алчности Гурьева, о том, что он был одним из первых, кто стал «у нас основателем явного поклонения золотому тельцу». После того как Дмитрий Александрович стал министром, его называли «горделивый граф», «почитавший себя первым министром» и имевший «дурацкую напыщенность». В воспоминаниях государственного деятеля того времени, писателя и публициста Ф. В. Ростопчина о Гурьеве говорится, что он был «человек умный, весьма любезный в тесном кружке, не имеющий другого образования, кроме уменья свободно объясняться по-французски, интриган и честолюбец в высшей степени, относит всё к самому себе; обременён делами, которыми занимается в полудремоте; столь же грузен телом, сколько тяжёл на работу; великий охотник до лакомых блюд и до новостей в административном мире; легко поддаётся на проекты; всем жертвует своему желанию удержаться в милости и увеличить своё состояние». Экономист, писатель-публицист К. А. Скальковский отмечал, что «в управлении финансами Гурьев держался строгой тайны, в своих планах отличался темнотою, притом был недоступен и тяжёл для подчинённых, покровительствовал родственникам, а его финансовые операции даже людям, не особенно расположенным к его врагам, но вникавшим в его дела, казались “волшебными” и “мало полезными в настоящем положении финансов”».

Вместе с тем другую оценку деятельности Гурьева оставил в мемуарах сотрудник министерства П. И. Голубев, принадлежавший к «небольшому кружку людей, которые чтили память графа Гурьева». По словам П. И. Голубева, министр Гурьев «со славой вышел из величайших финансовых затруднений», а всеобщая к нему ненависть была незаслуженной и вызвана тем, что министр «не слишком-то милостиво поступал с должниками казны», а «вельможи недолюбливали Дмитрия Александровича за чрезвычайную скупость в распоряжении государственными суммами». Мемуарист, издатель «Петербургского Еженедельника» О. А. Пржецлавский вспоминал, что Гурьев «вообще не был любим, в особенности за то, что интересы казны, в соответствии с интересами частных лиц, соблюдал слишком строго и в явный ущерб справедливости. Самые явные претензии к казне испытывали нескончаемые проволочки и оканчивались отказом».

По мнению Л. П. Марней, «Гурьев был деятелем своего времени, и, как всякому человеку, ему были свойственны как положительные, так и негативные черты, свои слабости, симпатии и антипатии. Однако в своей государственной деятельности он стремился в меру сил и способностей служить России… Сохранившиеся проекты, многие из которых так и остались на бумаге, позволяют говорить, что Д. А. Гурьев являлся достойным предшественником Е. Ф. Канкрина».

Помимо руководства финансами, Гурьев прославился как заядлый любитель гастрономии, на его изысканные обеды приходили высокопоставленные сановники. Дмитрий Александрович стал изобретателем известной гурьевской каши, рецепт которой сохранился до наших дней. Появлению гурьевской каши предшествовал обед министра в имении отставного майора, где на десерт была подана совершенно необычная на вид и вкус каша, приготовленная крепостным крестьянином.

Гурьев пожелал купить крепостного. Владелец повара «запросил ни более, ни менее как… меру золота (червонцев)» (мера – сосуд для измерения сыпучих тел объёмом около 26 литров). Гурьев, к удивлению владельца повара, согласился. Как отметил описавший это событие князь А. Л. Голицын: «…что обыкновенному смертному подчас кажется невозможным, для министра (особенно финансов) кажется пустяками… Что же касается до графа Гурьева, имя которого гремит нераздельно с кашей, то он уничтожил неимоверное количество ея…» Имя Гурьева также носили паштеты, котлеты и т. д. Гурьевской называли в XIX веке ещё и разведённую водой водку. Гурьевским также был назван императорский фарфоровый сервиз численностью несколько тысяч предметов. Помимо финансов, Александр I доверил Гурьеву управлять санкт-петербургским Императорским фарфоровым заводом. Кроме гастрономии и фарфора, Гурьев оставил о себе память и в архитектуре. В селе Богородское (современное село Богородское Рузского района Московской области) на его средства в стиле классицизма была построена каменная церковь, сохранившаяся до наших дней и открытая для богослужений.