Читать книгу Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака - Адам Гидвиц - Страница 7

Сквозь крохотное окно в каменной стене Вильям глядел вниз на монастырские постройки. Даже в эти ранние мартовские дни трава была зеленой. Три вороны сидели на бортике фонтана, перекрикиваясь друг с дружкой. Одну было не отличить от другой – ни пятнышка, ни пестринки. Если Господь сотворил их такими одинаковыми, почему Он не сделал с человеком того же?

– Вильям, ты меня слушаешь?

Вильям перевел взгляд на худое лицо аббата и на его длинный, красный нос. Губы у аббата сошлись в скорбную гримасу, но в его запавших, обведенных темными кругами глазах я, казалось, прочел довольство. Или, быть может, облегчение.

– Я боюсь, ты не можешь оставаться здесь, Вильям, – сказал аббат, – ты не годишься нам. Я обещал твоему отцу, что я попытаюсь, и я воистину пытался, но… ты только посмотри на себя! Ты ешь в три раза больше любого из нас – мы пытались давать тебе меньше еды, когда ты был маленьким, так ты едва не умер от голода. Ты все время пререкаешься со своим учителем Бартоломью. Во время службы ты вертишься, как лиса в капкане. А теперь ты еще и разбил дорогостоящую каменную скамью. Не спрашивай меня, как ты ее разбил…

Я попытался подавить смешок.

Я вовсе не хотел смеяться. Это вовсе не было смешно. Это было просто… забавно.

Аббат метнул в меня мрачный взгляд и продолжил.

– Нет, – сказал он со вздохом. – Ты не подходишь нам. Так что я отсылаю тебя в Сен-Дени. Ты получишь осла и кое-какие книги, которые запросил отец Хуберт. Может, Хуберт придумает, к чему тебя приспособить. Он хороший человек. Наилучший. Самый благочестивый во всей Франции, кроме разве что короля. Хуберт отыщет подходящую пищу для твоей мятежной души.

Вильям мигнул. Еще раз. И еще. Сен-Дени? Его отсылают в Сен-Дени? Сен-Дени был одним из величайших монастырей в мире! Вторым домом для короля Франции! А он-то думал, его накажут. Это нельзя было назвать наказанием…

Поверх своего длинного красного носа аббат смотрел на Вильяма.

– Постарайся не скалиться так, юный брат. А то я могу передумать.

– Да, отец.

– Кроме того, тебе полагается епитимья. Так что ты не поедешь прямиком в Сен-Дени. Поедешь долгой дорогой. Через лес Мальзербе.

Ножки моего стула скрипнули на каменном полу библиотеки.

– Анри, ты же не всерьез!

– Напротив, брат Жером. Я часто предупреждал тебя, что ты балуешь парня.

– Мальзербе? Его же убьют. Это не епитимья. Это верная смерть.

Вильям выпрямился на стуле и пошире расставил свои большие ноги.

– Кто это меня убьет? Пусть только попробуют!

– Они без сомнения попробуют, Вильям, – окоротил я его, – и преуспеют. Те мерзкие изверги, что обитают в Мальзербе.

– Кто? – фыркнул аббат. – Это же просто сказка! Байки, доставшиеся нам от римлян.

– Вовсе нет! – воскликнул я. – Я был в лесу Мальзербе. Я прошел всего лишь несколько лиг, и мне очень повезло, что я сумел остаться в живых. Это совершенно…

Вильям не сумел скрыть своего любопытства.

– Кто такие мерзкие изверги, брат Жером?

Признаюсь, я не сумел сдержать улыбку. Мне всегда доставляло огромную радость обучение Вильяма.

– Мерзкие изверги, брат Вильям, – это мужчины и женщины, по крайней мере изначально. Они отказались чтить людские и Божьи законы. Еще во времена римлян, тысячи лет назад, они бежали в чащобу, укрыться от Божьего взора. Они живут в своей мерзости уже сотни поколений.

– В какой именно мерзости? – спросил Вильям, в возбуждении навалившись на старый деревянный стол.

– Осторожней, Жером, – пробормотал аббат.

– О, любой, какую лишь можно вообразить. Воровство, обман, предательство. И порой убийство. Шайка преступников, живущих вне законов и правил. Они творят все, что заблагорассудится, в том числе и неугодное Господу!

– Притом невозбранно! – добавил аббат.

– Что значит – «невозбранно»? – спросил Вильям.

– Ты должен знать это, Вильям, – проворчал аббат, – это значит «без всяких последствий».

– О, но последствия есть, – сказал я, – поколение за поколением люди менялись. Их сердца почернели и съежились, точно сливы, которые хранятся до Пасхи. От жизни во мраке чащобы их кожа стала бледной, а глаза красными. В точности как ты разводишь собак ради их дружелюбия и верности, они плодились ради жестокости и коварства. Они лишены сострадания.

– Тогда они зло, – сказал Вильям.

– Да. Такое зло, что вокруг их голов сияют круги черного света, словно извращенный ореол.

Вильям таращился на меня в сером свете, лившемся из крохотного окошка.

– Это правда?

– Сомневаюсь, – сказал аббат.

– Я видел их, Анри. Это правда.

Вильям откинулся на спинку стула. Стул затрещал так громко, что аббат вздрогнул, словно ожидая, что тот развалится под весом огромного тела юноши.

– Я не боюсь их, – провозгласил Вильям, – я отрежу их гнусные головы от их гнусных шей! Лишь дайте мне меч. Или топор. Любое оружие. Я не боюсь!

Я потянул себя за бороду, а аббат сказал:

– Вильям, ты дал обет. Ты носишь рясу. Скоро тебе выбреют тонзуру. Ты не можешь биться. Ни с кем. Ни по какой причине.

– Если мерзкие изверги попытаются убить меня, я не могу дать отпор? – растерянно переспросил Вильям.

– Даже если они будут угрожать твоей жизни, ты не можешь дать отпор.

– А если они покусятся на книги аббата Хуберта?

– Ты не должен давать отпор.

– А если они потребуют мою рясу? Не могу же я просто снять ее и отдать им?

Аббат пожал плечами:

– Не вижу, с чего бы им понадобилась твоя ряса, Вильям, но да, даже в этом случае ты не должен драться.

– Даже если они потребуют мои подштанники?

– Да чего ради им понадобятся твои подштанники? – фыркнул аббат.

Но я рассмеялся и поднял указательный палец.

– А ведь в этом он прав, отец. Являть свою наготу незнакомцу – грех.

Аббат с миг поразмыслил, потом сказал:

– Ладно. Если они захотят твои подштанники – хотя Бог знает, зачем им твои подштанники, – ты можешь защищаться.

– Значит, мне нужен меч! – провозгласил Вильям торжествующе, словно победил в богословском споре.

– Ни при каких обстоятельствах! – ответил аббат. – Если тебя принудят защищаться, ты не должен пользоваться ничем. Ничем, кроме плоти и кости.

– Ладно, – сказал Вильям усмехаясь и откидываясь на стул так, что его передние ножки повисли в воздухе, – пусть только эти мерзкие изверги попробуют!

Я облокотился на грубый деревянный стол. Серый свет из окна бросил на него паутину теней.

– Нет, Вильям, – сказал я, – лучше пусть не пробуют.

На следующий день мы отослали его. С тех пор я никогда его не видел.

– Неужто он пропал в этом страшном лесу? – спрашивает Мари. – Он и впрямь встретился с мерзкими извергами?

Жером пожимает плечами:

– Не знаю. И не уверен, что нам дано будет узнать.

По какой-то причине – которую я и сам не очень-то понимаю, – мой взгляд скользит к дальнему концу стола, к маленькой монашке, чье лицо почти скрыто кружкой. Трактирщик следит за моим взглядом. Мари тоже. Наконец к нам присоединяется и Жером. Мы все смотрим на нее.

Миг спустя она поднимает голову.

– Что? – говорит она.

Она притворяется удивленной. Совершенно явно притворяется.

– Ты что-то знаешь, сестрица? – спрашивает Жером. – Знаешь, дошел ли Вильям до леса Мальзербе? А если дошел, знаешь, что случилось с ним?

– Откуда мне знать? – в свою очередь спрашивает она. Она скрывает улыбку.

– Не знаю, сестрица. Но сдается, ты знаешь больше, чем выказываешь.

– Может, и так, – говорит она, помолчав. Она поднимает кружку. – А может, моя кружка пуста.

Трактирщик, опираясь на стол, встает.

– Эль за рассказ. Вот самая честная сделка из всех, что мне ведомы.