Читать книгу Стихотворения - Адам Мицкевич - Страница 22

Кто этот старец сереброгривый,

Куда голубчик плетется,

Его под ручки ведут два хлопца,

Ведут мимо нашей нивы.

Запел, за лиру свою берется,

Дуть в дудочки хлопцы ладят.

Окликну старца, пускай вернется,

Под тем пригорком присядет.

«К нам на досевки пожалуй, старец,

Да с нами повеселись-ка!

Попей, искушай! Деревня близко

Переночуешь, скиталец!»

Внял, поклонился, уселся старец,

С ним рядом хлопцы садятся

На наши игры полюбоваться,

На деревенский наш танец.

Звучат свистульки и погремушки,

Валежник в кострах пылает;

Девицы скачут, поют старушки,

Досевки они справляют.

Но смолкли дудки и погремушки,

И возле костров нет люда

Бегут девицы, спешат старушки

Туда, где присел дед-дударь.

«Ах, как мы рады! Дед-дударь, здравствуй!

В веселый ты час явился!

Идешь, наверно, из дальних странствий?

Озяб ты и утомился!»

К огню подводят, к столу из дерна

Сажают, на первом месте;

Подносят меда, прося покорно

Откушать со всеми вместе.

«Мы видим лиру, мы дудки видим.

Сыграйте же добрым людям!

Набьем вам сумки, уж не обидим

И благодарны вам будем!»

В ладоши хлопнул: «Уймитесь, дети!

Уймитесь! Ну, ладно, коль уж

Вы так хотите – могу вам спеть я.

Но что ж вам петь?» – «Что изволишь!»

Взял в руки лиру. И медом сладким

Грудь старческую согрел он.

За дудки взяться мигнул ребяткам

И тронул струны, запел он.

«Где Неман льется, там путь мой вьется.

К селу от села шагаю

Через дубравы, через болотца

И песенки распеваю.

И внемлют люди, но все ж едва ли

Мое им понятно слово.

Смахну слезу я, вздохну и снова

Шагаю в дальние дали.

А кто поймет уж, так тот в печали

В ладони белы ударит,

В ответ на слезы слезой подарит,

И я уж не двинусь дале».

Тут замолчал он и, озирая

Народ на лужочке этом,

Нахмурив брови: «А кто ж такая

Прислушалась в стороне там?»

А там пастушка плетет веночек,

Сплетает и расплетает,

А рядом с нею ее дружочек

Веночком ее играет.

На лике девы покой душевный,

Опущены долу очи;

Стоит не радостной и не гневной,

Задумчива только очень.

И, как колеблет свой стан травинка,

Хоть ветер уже не дышит,

Вот так над грудью дрожит косынка,

Хоть вздоха никто не слышит.

С груди рукою она снимает

Какой-то листочек вялый,

О чем-то шепчет, глядит, бросает,

Сердясь на него, пожалуй.

И отступила, отворотилась

И ввысь повела глазами,

И вдруг румянцем лицо покрылось,

Покрылись глаза слезами.

И щиплет струны старик безмолвный,

На девушку он воззрился;

Взор соколиный, вниманья полный,

Как будто ей в сердце впился.

Он поднял чашу, и медом сладким

Грудь старческую согрел он;

За дудки взяться мигнул ребяткам

И тронул струны, запел он:

«Для кого в венок вплетаешь[2]

Лилии, тимьян и розы?

Ах, счастливца увенчаешь,

Для него венок сплетаешь!

Любишь! Как ты ни скрываешь

Выдают румянец, слезы.

В свадебный венок вплетаешь

Лилии, тимьян и розы!

Одному в венок вплетаешь

Лилии, тимьян и розы,

А другого отвергаешь

Не ему венок сплетаешь!

Коль счастливцу ты вручаешь

Лилии, тимьян и розы,

Так несчастному отдай уж

Хоть румянец свой и слезы!»