Читать книгу Опыт путешествий - Адриан Гилл - Страница 7

Мы можем определить возраст мужчины по количеству поводов в его жизни, чтобы надеть галстук. Все начинается с вечеринок по случаю детских дней рождений – красиво упакованные подарки, слезы и любители раскрашивать детские лица (почему-то с явными признаками педофилии). Вечеринки по случаю окончания семестра – сидр на мокрой траве, чтение стихов. Вечеринки по случаю обручения, выпускные балы, десятилетие мальчишников и свадеб, когда вы тратите свой отпуск на то, чтобы сидеть в аэропорту «Стэнстед» в ожидании самолета Ryanair, который отвезет вас в Хельсинки, а на вас надета футболка с надписью: «Закадри девчонку и напейся пива – последний уик-энд свободы для Гарри». Каждую летнюю субботу приходится бежать за свадебными подарками, а потом шутить по поводу MILF[24], солнечных ожогов и бритвы.

Потом наступают годы крещения детей, новоселий, за которыми следуют вечеринки по поводу разводов и участие в благотворительных вечерах и аукционах. После этого, к счастью, наступает некоторое затишье, и, пока ты в неглиже смотришь телевизор, твой выходной костюм поедает моль. Все продолжается до тех пор, пока не начинаются похороны.

Я сейчас нахожусь на подступах к элегии прощания, и это, как я думаю, продлится до тех пор, пока сам не встречусь на небесах с теми, кого провожал. Первыми обычно умирают дедушки и бабушки. Оплакиванию ты учишься на кролике или паре сдохших золотых рыбок, а потом наступает долгий период, когда смерть для тебя – настоящий шок, она кажется нечестной, пришедшей слишком быстро, слишком рано. Постепенно она становится обычной и предсказуемой. Число случаев смерти от онкологических заболеваний растет, как кусты живой изгороди вокруг дома. Артерии забиваются. Страшные и ужасные болезни наступающей старости подкрадываются к твоему поколению.

Пора похорон и прощаний начинается со смерти твоих родителей, и в какой-то момент кажется, что все сверстники одновременно хоронят своих отцов. Хочу вас предупредить – это гораздо тяжелее, чем может показаться. Говорят, мальчик не может окончательно стать мужчиной, пока жив его отец. Я говорил об этом со своим другом на следующий день после того, как он развеял прах своего отца над полями колокольчиков в Сассексе. Он сказал (и его голос при этом дрогнул): «Он не просто был отцом. Он был моим лучшим другом».

Сочувственное выражение моего лица мгновенно сменилось плохо скрываемым раздражением. Точка зрения, согласно которой наши родители могут быть и нашими друзьями, превращает мое сердце в камень, а любое сочувствие улетучивается. Сын и отец становятся друзьями, только если их отношения выстроены плохо.

Желание появляется с обеих сторон. Мальчики хотят, чтобы отцы были их приятелями, потому что приятели не отворачиваются от тебя, не заставляют чувствовать свою вину, интересуются, что происходит в твоей жизни, и не приказывают тебе вернуться пораньше, потому что завтра утром идти на работу. А отцы дружбой с детьми пытаются вернуть себе молодость. Они ведут себя как юнцы, делают глупости, как в детстве. Но у этого есть своя цена – поступая так, вы слагаете с себя ответственность за своего ребенка.

Одно дело – выпить с отцом, поиграть с ним гольф. Но на этом все и кончается, есть много вещей, которые делать с ним совсем не хочется. Вам не захочется поехать с ним на Корфу в отпуск. Смотреть порно. Узнать, где он был прошлым вечером. С ним вы не станете устраивать бой на полотенцах в раздевалке.

Однажды я позвал отца на свою вечеринку. Он покраснел. Ему было приятно мое приглашение, но он сказал, что, наверное, не придет. «Почему? – спросил я. – Будет весело».

«Ну, это же твои друзья».

«Ну и что?»

«Да ничего. Они прекрасные молодые люди. Но они твои друзья. Я бы их себе в друзья не выбрал. Несмотря на то что они очаровательные, веселые и привлекательные, они все-таки довольно скучны для меня. Да и могло бы быть иначе? Их радость в их потенциале. Их жизненная энергия – в обещаниях и ожиданиях».

«Тогда, – сказал я, – значит, и со мной тебе скучно?»

Он задумался на секунду. «Нет, ты же мой сын. Все, что ты сказал или сделал либо скажешь и сделаешь, мне необыкновенно интересно. Это меня волнует, а иногда и заставляет гордиться. Но, если бы ты был чьим-нибудь сыном, то я считал бы тебя щеголеватым, мелковатым, попусту тратящим свои способности молодым человеком, какого я совсем не хотел бы видеть рядом со своей дочерью». Справедливые слова.

Обернитесь на свою жизнь. Вспомните этапы, которые вы уже прошли, – все эти вечеринки. А теперь припомните, кто на всех этих вечеринках был вашим лучшим другом. Если вы, конечно, не Родни Бьюз[25], то в вашей жизни был по меньшей мере пяток «лучших друзей». Но вы выросли. И ваши пути разошлись. Друзья – лучшее, что есть в жизни. Но они взаимозаменяемы. Или сменяемы. Настоящая вечеринка с отцом проходит в паре шезлонгов. Если вы делаете из отца лучшего друга, это значит, вы меняете единственного в своем роде человека в вашей жизни на кого-то обычного. Стать лучшим другом своего сына – значит отказаться от самой важной в вашей жизни работы. Нам предстоит похоронить немало друзей. Но отца – только одного.

Няня только что вернулась с моими детьми – моими раскрасневшимися, вспотевшими и всклокоченными близнецами. Их мама ликует. Эдит была лучше всех на занятиях по плаванию (возможно, кроме нее, туда никто не пришел). Она научилась опускать голову под воду, спокойно сидеть в ней и даже выпускать в воду воздух. Но похоже, самое главное для нее то, что другая девочка, на четыре месяца старше, делает все гораздо хуже. «А как мой сын? – спрашиваю я. – Как у него дела?» Голос жены падает на октаву. «Он просто пьет воду». Ох… Я почувствовал сострадание к парню. Я его понимаю. Он не собирался выпить всю воду в бассейне. Он пытался убрать из него воду, чтобы не утонуть. Я это чувствую. И знаю, что плавание – это неправильное употребление понятия. Это замедленное утопление. Все пловцы в конце концов тонут – это эмпирически доказанная правда воды.

Но сегодня в этом доме самое главное то, что Эдит может задерживать дыхание под водой и делает это лучше, чем другая маленькая глупышка. Вот так. Старт дан, хотя выстрела я не слышал. Им только-только исполнился год. Они не ходят и не говорят, но мои близнецы уже вступили в жизненную гонку. Если вы в глубине души еще прячете сомнения в убийственной точности дарвиновской теории происхождения видов, пойдите и проведите пару минут у кромки поля, на котором играют в футбол дети из младших классов. Вы увидите прочный генетический императив – родителей, настроенных на триумф своих ДНК. Необходимость знать, что твой ребенок лучше, чем кто-то из соседнего двора, забивает гол или мастерски делает обводку. Это нехорошо. Но древняя рептилия[26] в вашем мозгу говорит, что это неизбежно. Как дети, сидящие в своих стульчиках, запрограммированы переворачивать вверх дном баночки с джемом, так же и мы запрограммированы на победный марш наших генов. Марш, похожий на нацистский.

Футбольная ассоциация только что запретила публикацию турнирных таблиц и результатов матчей лиг, в которых играют ученики младших школ. Соревнования – слишком серьезно для детей, которые просто хотят пинать мяч, объясняют нам. Но родители вне себя от гнева: их лишили возможности одержать малюсенькую победу. И это, возможно, самая трудная и невыносимая часть отцовства. Недостойное желание, чтобы твой ребенок победил другого ребенка. Никто тебя не предупреждает, что, став отцом, ты станешь фанатом. И у тебя будет пожизненный абонемент. То, что лежит сейчас перед тобой в коляске в теплом крем-брюле из собственных какашек, – это твоя команда. Ты будешь поддерживать ее каждым атомом своего существа, каждым звуком, вырывающимся из твоего горла, и до конца жизни. Трансферов здесь не существует. А главное, ты будешь чувствовать все и знать, что это – неправильно.

Став отцом, ты будешь упорно бороться с этим внутренним фанатом. Мой старший сын Али один сезон играл в регби. Я никогда не играл в регби. И совершенно не знаю этой игры. Никто, у кого не сломан нос, не знает, как в нее играть. Но я был горд. Мой внутренний фанат вдруг приобрел валлийский акцент[27]. «Как там твое регби?» – спросил я. «В этом году я в регби не играю, папа. Я работаю на ферме». Внутренний фанат задохнулся от боли и злобы. Но мое «я», которое пишет эти строки, сказало: «Все в порядке. Нет проблем. Уход за овцами… Готов поспорить, ты делаешь это лучше, чем другие ребята».

Взгляды и предпочтения внутреннего фаната во многом связаны с вашими личными неудачами. Нужно быть честным. Речь идет о вашем втором шансе. Сделай что-то, и он придет. Я сделал этого парня. Теперь я жду славы. Движущая сила – это наши неудачи и потери прошлых лет. Толстые папаши с потемневшими от никотина пальцами хрипят, бегая вдоль бровки, мычат в катарсисе. Огорчаются, издавая звуки, похожие на крики рожениц. Все это – свидетельство их неудач в детстве.

Однажды я был в детском саду и зашел в туалет, который, как казалось, был построен для шимпанзе. Рядом с детским писсуаром рыдал взрослый мужчина. Его сын, его единственный сын был лидером в соревнованиях по несению яйца в ложке. Он был уже совсем рядом. Он уже чувствовал вкус этого яйца. И тут яйцо упало. И вместо того, чтобы поднять яйцо, положить обратно на ложку и пересечь финишную черту, мальчик запустил ложку в толпу и упал лицом на траву в истерике. Это так потрясло его отца, что он не выдержал и вышел, поскольку не мог сдерживать своих рыданий. «Простите, – сказал он, вытирая рукавом слезы. – Со мной такого никогда не случалось. Я не плакал уже… Я не помню…».

Наверное, с тех пор как сам проиграл в подобном соревновании?

Со мной все наоборот. Меня ужасает вспышка успеха. Я никогда не занимался спортом. Вместо этого я упражнялся в цинизме. Мой отец провел свое детство в инвалидной коляске и передал мне глубокое презрение к грязным олухам и заискивающим дуракам. Но в последний день спортивных занятий я стащил у кого-то шиповки и принял участие в забеге на 100 метров. Я выиграл и установил новый рекорд школы – к удивлению всех (да и самого себя) и к ярости учителя физкультуры. Был момент, яркий момент славы, который я так до конца и не забыл. Он как шрам. Я могу его почувствовать. У меня сохранилось ощущение ленточки от медали на шее. Но это яд. Это дьявол. То чувство, которое я не хотел бы передать своим детям. Героизм, победа – могут быть дарвиновским императивом, если ты сам должен делать себе одежду и есть руками. Но для цивилизации и культуры – это тупик.

Мир, который мы создали, – не достижение шустрых и сильных, храбрых и отважных. Это результат усилий тех, кто умеет работать в команде, общаться с людьми, коллегиально обсуждать проблемы. Результат труда демократов и гуманистов. Правда заключается в том, что первые – редко лучшие. Они просто первые. Мораль – будьте умными, а не сильными. Люди, рядом с которыми вы хотите прожить жизнь, должны быть привлекательны и остроумны, а не должны уметь дольше других задерживать дыхание под водой. Быть взрослым хорошим человеком означает понять, что вы побеждаете лишь тогда, когда финишировал последний участник. Мы выключаем свет, когда все уже в постели. И совсем не хочется быть частью мира, который забудет про твоего ребенка.