Читать книгу Как повесить ведьму - Адриана Мэзер - Страница 10

– Мне сегодня звонил ваш директор, – сообщает Вивиан, замерев в дверях гостиной.

Я сижу, скрестив ноги, на большом белом диване. Вокруг в беспорядке разбросаны бумаги и книги.

– Он рассказал о шкафчике? – беспокоюсь я.

– Да. – В изгибе ее бровей читается осуждение. – Я только не понимаю, как тебе удалось заработать подобную репутацию за такое короткое время.

Я напрягаюсь.

– То есть все было бы гораздо понятней, если бы случилось позже? Когда меня узнали получше?

– Ты же знаешь, я не это имела в виду. Беспричинно бросаешься на людей. Что с тобой происходит последнее время? Ты мне больше ничего не рассказываешь.

Я стараюсь успокоиться. Вивиан права. До болезни папы я бы рассказала ей все, что произошло, а мачеха выдала бы пару едких комментариев о ребятах, которые это сделали. Мы бы, конечно же, над ними посмеялись, и все стало бы гораздо проще. Теперь же я словно постоянно обороняюсь.

– С той вчерашней выпечкой было что-то не так, – вздыхаю я. – Больше пятнадцати человек ушли домой из-за тошноты. Все обвиняют в этом меня. Поэтому и написали на шкафчике: «психопатка».

Губы мачехи поджимаются. Она опускает на диван рядом со мной маленькую коробку пиццы.

– Я с этим разберусь. – И вылетает из комнаты.

Вивиан звонит в пекарню. Ее голос постепенно становится громче, в нем слышна любимая интонация «я говорю с идиотом». Мы обе вспыльчивы, и не повезло тому, кто попался ей под горячую руку. Когда я была маленькой, мы срывались друг на друга лишь дважды. Но ругались так яростно, что соседи вызывали полицию. Один раз из-за того, что Вивиан швырнула вазу в примыкающую к соседям стену, а второй раз она кричала так долго и громко, что они испугались, вдруг у нас кого-то убивают.

Конечно, во время этих ссор папы дома не было, и я ему о них ничего не рассказывала. Мы ссорились из-за того, что я не хотела обсуждать с психологом свое полное отсутствие друзей, Вивиан считала, что я просто слишком привязана к отцу. Где-то в глубине души я всегда боялась: она права, проблема во мне.

Открываю коробку, откусываю кусочек сырной пиццы – совсем не такой, как в Нью-Йорке – и в сотый раз проверяю телефон на наличие сообщений от Джексона. Ни одного. Все, что он сегодня рассказал, кажется реальным. Хотя немного странно, что в отличие от всех в школе Джексон хорошо ко мне относится. Великолепно, подозрительность Вивиан к добрым людям передалась и мне.

Я замираю с поднесенной ко рту рукой и кладу недоеденный кусок пиццы обратно в коробку. Джексон сегодня признался, что знает об отце. Больше никому в школе не было известно об этом. Откуда бы? Джон мог узнать об этом единственным способом. Мне становится плохо.

Собираю книги и тетради и иду в свою комнату. Поверить не могу, что почти доверилась ему. Легко обмануть одинокого человека красивыми словами. Какая же я дура.

– Это ничего не изменит, я все равно собираюсь обсудить случившееся с Мэйбл. – В голосе Вивиан сталь. – Извинений недостаточно.

Миссис Мэривезер? Я медленно тащусь по ступеням. Какое отношение она имеет к пекарне? Внезапно слова Джексона о любви матери к готовке начинают обретать смысл. Неприятное чувство в душе становится насыщенней. Может, Вивиан была права насчет них.

– Готово! – кричит мачеха от подножия лестницы.

Она будет бороться за меня, но сейчас комфорт мне важнее всего остального.

– Отлично. – Голос выдает разочарование.

– Всегда пожалуйста, – говорит она в ответ.

Я иду по коридору к своей комнате и слышу слабый скрип, когда приближаюсь к комнате винного цвета. Заглядываю внутрь и включаю свет. Кресло-качалка нервно раскачивается вперед-назад. Я хватаю его за ручку, останавливая, и осматриваю комнату. Но больше в ней нет ничего странного.

Выходя обратно в коридор, я смотрю направо, потом налево, и только после этого продолжаю путь в комнату, мечтая, чтобы бра в коридоре были ярче и не отбрасывали столько теней. Прежде чем войти, просовываю в комнату руку и включаю свет. Я медленно открываю дверь… и вижу одежду, вновь кучей валяющуюся на полу.

– Что за черт? – спрашиваю пустую спальню.

Ладно, успокойся. Или кто-то пытается меня достать, или со шкафом что-то не так. Пару раз передвигаю старый засов, он скрипит. Вытаскиваю жалкие остатки сложенной одежды с верхней полки и перекладываю ее на пол рядом с кучей. В центре задней стенки вырезан изысканный цветок Черноглазой Сьюзен, такой же, как и на остальной мебели в комнате. Я просматриваю каждый уголок шкафа, проверяю петли в поисках какого-нибудь изъяна.

На всякий случай даже простукиваю само дерево – дверцы, боковые стенки и заднюю. Секундочку, а здесь звук другой. Я постукиваю рядом с цветком. Определенно, там пусто. Вытаскиваю голову из шкафа и хорошенько его толкаю, пытаясь отодвинуть от стены. Он не поддается. Эта штука словно весит пять сотен фунтов.

Снова обращаю внимание на цветок и прощупываю его края. Слышится слабый щелчок, и один из лепестков словно бы слегка отходит от стенки. Он действительно сдвинулся или мне кажется? Я подцепляю цветок кончиками пальцев и тяну, он легко отслаивается и падает на ладони.

Просовываю руку в образовавшуюся на месте цветка дыру и касаюсь кончиками пальцев чего-то шелковистого. Подаюсь вперед, пытаясь его подхватить, и осторожно вытаскиваю на свет стопку писем, перевязанную голубой лентой. Они пожелтели от старости, но еще хранят заплесневелый запах духов.

Я напрочь забываю о сваленной на пол одежде. Сажусь за туалетный столик и развязываю скрепляющую письма ленту. Медленно и осторожно я раскрываю первый конверт, доставая из него плотные листы. Почерк писавшего такой мелкий и с замысловатыми завитушками, что сложно разобрать слова.

Моя дражайшая Эбигейл!

Ничто не доставит мне большей радости, чем вновь увидеть твою улыбку. Я искренне верю, что болезнь матери вскоре завершится и я смогу вернуться к тебе. Наберись терпения, любовь моя, ибо я бессилен в эти прискорбные времена.

Навеки твой,

Уильям.

Старые любовные письма. Как романтично. Могу поспорить, они принадлежат девушке с портрета в комнате с роялем. Это была ее комната? Почему-то у меня складывается стойкое ощущение, что да, ее. Ей нравились цветы Черноглазой Сьюзен. Потому вся мебель и украшена ими.

Внезапно выключается свет, и я подпрыгиваю от неожиданности. Да вы прикалываетесь! Только не сейчас! Я откладываю изысканные письма на столик и на ощупь отправляюсь на поиски лежащего на прикроватной тумбочке фонарика. Руки мои дрожат.

– Вивиан! – кричу, мчась по темному коридору, но мачеха не отвечает. Добравшись до лестницы, я вижу мерцающий в передней свет. – Вивиан!

– Что? – Ее голос доносится снизу, из глубины коридора.

Весь путь до кухни я преодолеваю бегом, зная, что найду мачеху именно там. Вечером она всегда заваривает листовой чай. Толкаю дверь в конце коридора и обнаруживаю Вивиан, которая сидит у плиты и разжигает газ под старинным чайником.

– У меня снова вырубился свет, – говорю ей.

– Но ремонтник все починил.

После всех странностей, случившихся сегодня, меня совсем не устраивает сидеть в темноте.

– Возможно, но у меня в комнате свет не горит.

Она со стуком отставляет пустую чашку на мраморную столешницу и через заднюю дверь выходит в патио. Я направляюсь следом, свечу фонариком, пока Вивиан открывает щиток с множеством переключателей.

– Ты права, один выключен. – Она щелкает им, возвращая в правильное положение. – Пойдем посмотрим. – Мачеха быстро заходит в дом.

Не хочу, чтобы она увидела письма.

– Все нормально. – Я иду с ней в ногу. – Я проверю и скажу, включился свет или нет.

– Сама посмотрю. Если проблема не решилась, я позвоню этому идиоту и заставлю все переделать. Я не собираюсь еще один вечер спотыкаться обо всю мебель, потому что из-за темноты не вижу дальше десяти футов.

Спорить с Вивиан бесполезно, особенно когда она раздражена. Мы идем в комнату. Разве я закрывала дверь? Не помню, как это делала. Затылок покалывает от неприятного предчувствия. Я хватаюсь за ручку раньше Вивиан в надежде, что успею спрятать от нее письма.

– Свет горит, – выпаливаю как можно скорей.

– Ты какая-то нервная. Все в порядке? – Она ловит мой взгляд и толкает дверь в комнату.

Я мгновенно кидаю взгляд на туалетный столик, но писем на нем нет. Исчезли! Что за?.. Подхожу ближе и отодвигаю стул, проверяя, не упали ли они.

– Эта комната – катастрофа. – Вивиан морщит носик. – Сэм, ты уверена, что все в порядке?

Сердце ухает в пятки. Не понимаю, куда они могли пропасть.

– Да. И это была не я.

– Со светом?

– С этим! – Указываю на одежду. – Когда я пришла, все так и было. И кое-что исчезло, пока не было света. Думаю, кто-то решил поиздеваться надо мной.

– Хочешь сказать, что кто-то проник в дом? Все двери закрыты.

– Из моей комнаты кое-что пропало, и моя одежда уже второй раз оказывается на полу. – Мне трудно сохранять спокойствие.

– Помедленней. Что пропало?

– Кое-что…

Взгляд ее останавливается на дыре в задней стенке моего шкафа.

– Если ты не хочешь рассказывать, как я могу помочь?

– Ладно. Это письма. Я нашла их в нише в шкафу.

– Итак, ты говоришь, что кто-то скинул на пол всю твою одежду. Каким-то образом ты отыскала в шкафу старые письма. А потом выключился свет и они исчезли?

– И кресло-качалка в бордовой комнате двигалось само по себе.

Вивиан хмурится.

– Ты хорошо спишь? Понимаешь, что я просто шутила, когда говорила, что ты не понравилась местному привидению, правда?

– Я не считаю, что это был призрак. Я считаю, что это человек.

На кухне свистит чайник.

– Пойду сниму. А потом можем нормально обо всем поговорить.

– Нет. – Я захлопываю за ней дверь.

Снова начнутся разговоры о визитах к психологу. Я не свихнулась. И плохой сон со всем этим никак не связан. Кто-то со мной намеренно играет. Могли ли эти сумасшедшие ведьмы из школы зайти так далеко и пробраться ко мне домой? Да, пожалуй, могли. Может, даже Джексон в этом замешан. Спорим, они сейчас умирают со смеху.

На тумбочке жужжит телефон. Сообщение. Джексон: «Нашла что-нибудь?» Почему-то от его вопроса закипает кровь. Он точно со мной играет! Я: «Лжец». Джексон: «???» Я швыряю телефон на кровать и хватаю металлический фонарик – источник света и потенциальное оружие. Удерживаюсь и не топаю по лестнице только потому, что не хочу, чтобы Вивиан знала, где я.

Захожу в комнату с роялем и останавливаюсь перед портретом Эбигейл, изучая каждую деталь. Она спокойная, с темно-коричневыми волосами и счастливыми серыми глазами. Задний фон скрыт плотными тенями, но я почти уверена, что девушка стоит у камина в библиотеке, прямо перед потайной дверью.

– Каким-то образом я попала в мир твоих секретов, – говорю я картине.

Я ищу подпись художника, но ее нигде нет. Осторожно освещаю фонариком задник портрета. Бинго! Сзади прикреплена карточка с надписью бабушкиным почерком. Спасибо тебе, Шарлотта. На ней значится: Эбигейл Роу, 1691.

За год до судов над ведьмами? Я снова присматриваюсь к шелку и кружевам. Кажется, это платье слишком причудливо для колониального периода. В учебнике по истории я видела портреты пуритан того времени, и все они носили максимально простую одежду и чепцы. Черных и землистых тонов, а не веселых голубых и белых. Насколько я читала, детям не разрешалось играть, у них не было игрушек, потому что это считалось проявлением легкомыслия и греховности. Эбигейл ни за что не могла разгуливать в таком виде по Салему семнадцатого века. Что-то здесь не так.

У меня за спиной падает на пол хрустальный бокал.