Читать книгу Как соблазнить грешника - Адриенна Бассо - Страница 2

Год спустя

– Леди Фиона, неужели завтра вы собираетесь уехать? До меня дошли слухи, что армия короля уже на подходе и скоро опять появится на севере. Сейчас не самое подходящее время пересекать границу Шотландии. Это небезопасно.

Фиона замялась, затем, взяв себя в руки, решительно взглянула в иссеченное годами лицо старого рыцаря. Решение уехать вынашивалось не один месяц.

– Судя по всему, сэр Джордж, король Эдуард полон решимости разбить шотландцев наголову. Боюсь, мы можем упустить благоприятное время для такой поездки, и в этом случае мы так никогда и не выберемся отсюда. – Фиона попыталась улыбнуться, но губы плохо слушались ее, сомнения и страх сковали ей сердце.

В темных глазах сэра Джорджа возникло выражение нежного упрека. Будучи среднего роста, он казался более массивным и высоким за счет хорошо развитой мускулатуры, шрамы на его лице и руках напоминали о былых сражениях. В глубине сердца Фиона чувствовала искреннюю благодарность к этому суровому на вид, но доброму рыцарю, поддержавшему ее в трудную минуту. Иметь такого верного друга было огромным утешением для измученной и исстрадавшейся Фионы.

А страданий на ее долю выпало немало. Ровно год назад погиб ее муж. Более того, по злой иронии судьбы у них были отняты принадлежавшие им земли. Обида и возмущение от свершившейся несправедливости по-прежнему не давали покоя Фионе.

Она не сомневалась, что слухи о союзе, заключенном между ее мужем и шотландским графом Кирклендом, достигли ушей короля Эдуарда. Однако поскольку это были ничем не подтвержденные слухи и Генри нельзя было обвинить в измене, король решил действовать хитростью. Он позволил одному из своих фаворитов – грубому и жадному сэру Роланду Дюпре – предъявить якобы законные права на владение их землями. Возмущенный Генри отказался внять такой наглой выдумке. И тогда сэр Роланд при молчаливой поддержке короля вторгся в его владения, штурмом овладел замком и убил его владельца. Причем едва ли в честной схватке.

Фиона закрыла глаза, и перед ее мысленным взором опять возникли подробности той страшной ночи, разрушившей ее счастье и круто изменившей всю ее жизнь.

Та ночь вначале была очень тихой. Стража на стенах и башнях потеряла бдительность, что позволило врагам проникнуть внутрь замка и захватить врасплох спящий гарнизон. Разбуженные шумом Генри и преданные ему рыцари бились храбро и отчаянно, они защищали жизнь своих жен и детей. Однако отразить внезапное и жестокое нападение они не могли, слишком неравными оказались силы.

Превосходивший своей численностью, вооруженный до зубов противник не знал жалости: Генри и многие его воины погибли. Те же, кто уцелел, сложили оружие к ногам победителей, моля о пощаде. Вассалы Генри тоже поспешили признать сэра Роберта Дюпре своим новым господином.

Но только не сэр Джордж. Он первый, если не единственный, сразу после гибели сэра Генри принес клятву верности его сыну и наследнику десятилетнему Спенсеру. Именно благодаря сэру Джорджу Фионе и Спенсеру удалось выбраться из замка.

Дрожа от страха, Фиона, ее служанка и отец Ниалл шли следом за сэром Джорджем по сырому, покрытому плесенью тайному ходу, который вывел их из замка наружу. Раненого Спенсера на импровизированных носилках несли отец Ниалл и Фиона. Каждый стон раненого мальчика болью отзывался в ее сердце.

Ужас гнал их вперед. До сих пор Фиона помнила запах сырости, шуршание, писк крыс под ногами и приглушенный звон мечей последних защитников замка, сохранивших верность своему погибшему хозяину.

Туннель привел в пещеру, где они провели немного времени, которое показалось чуть ли не вечностью, пока сэр Джордж ходил в разведку. Наконец он вернулся, держа в руках поводья нескольких украденных лошадей. Уже светало, когда измученные беглецы поскакали прочь от замка, прислушиваясь, нет ли за ними погони.

К счастью, их никто не преследовал. В полном отчаянии Фиона направилась к своему старшему брату Гарольду. Прибыв к нему на седьмой день пути, они не встретили особенного гостеприимства. Тем не менее он не отказал им ни в крове, ни в пище.

– Сэр Джордж, вот вы где!

В звонком мальчишеском голосе звучала неподдельная радость. Обернувшись, Фиона увидела, как Спенсер шагал через полный народу двор замка. Как обычно, ее сердце сжалось от тревоги за мальчика, который, сильно хромая, пробирался между повозками, лошадьми, крестьянами и слугами, сновавшими взад и вперед.

Хромота мальчика была заметна издалека. Во время штурма замка у него оказалась сломана правая нога. Кости срослись неправильно, и теперь правая нога была намного короче левой. Увечье ребенка служило постоянным напоминанием как о перенесенных ужасах, так и о разбитой жизни, которую, как ни старайся, а восстановить в прежнем виде уже никогда не удастся.

Когда Спенсер приблизился, одна из охотничьих собак прыгнула ему на грудь. Хромой мальчик не сумел удержать равновесия и упал. Фиона вскрикнула от волнения, но, зная, как болезненно мальчик воспринимает свой физический недостаток, как не любит, когда его жалеют, она поспешно взяла себя в руки, делая вид, будто ничего особенного не произошло.

Больше всего Спенсер нуждался не в жалости, а в вере в него самого, и Фиона, как могла, поддерживала в нем веру в то, что в один прекрасный день его физический недостаток исчезнет и он опять станет здоровым и сильным.

Раздосадованный Спенсер отпихнул собаку, которая, играя, пыталась лизнуть его в лицо. Спенсер, тяжело дыша, с искаженным от напряжения лицом, пытался самостоятельно встать. Двигался он медленно и осторожно, пока наконец не выпрямился. Радостная улыбка озарила его лицо. Моргнув несколько раз, чтобы прогнать душившие ее слезы, Фиона одобрительно кивнула ему головой.

Сын с довольным видом кивнул ей в ответ.

– М-да, прошло столько месяцев, а он все такой же неловкий и слабый, – буркнул сэр Джордж, озабоченно глядя на мальчика.

– Напротив, с каждой неделей он выглядит все лучше и бодрее, – быстро возразила Фиона.

– Он может владеть мечом?

– Да.

– Уверенно и хорошо?

– Ему едва исполнилось одиннадцать, – укоризненно ответила Фиона.

– Впервые мальчик взял в руки меч, когда ему было пять лет. – Сэр Джордж продолжал как бы рассуждать вслух. – Я лично проследил за тем, чтобы ему сделали деревянный меч.

– Но вы же знаете, мой брат не разрешил мальчику упражняться с мечом. – Фиона продолжала защищать сына, раздосадованная тем, что ее родной брат не верит, что Спенсер научится как следует владеть мечом. – Отец Ниалл пытается обучить его кое-каким приемам, но ведь он священник, и меч – это не его призвание. А я уверена: если Спенсер получит должную подготовку, он со временем будет владеть мечом, как настоящий рыцарь, и хромота ему не помешает. Надо только дать ему возможность учиться.

– Если здесь нет такой возможности, – вздохнул сэр Джордж, – может быть, стоит поискать ее в другом замке. Что вы думаете по этому поводу?

– Поверьте мне, сэр Джордж, как мне ни была горька мысль расстаться с сыном, но я уже пыталась найти для него что-нибудь более подходящее. Отец Ниалл помог мне написать несколько писем ко всем друзьям и вассалам Генри – как знатным, так и обедневшим. – Фиона вспыхнула от стыда. – Никто не хочет брать мальчика под свою защиту.

– Никто? – Брови сэра Джорджа удивленно взлетели вверх.

Фиона нахмурилась. Она обратилась с просьбой о помощи к брату, но тот отказался. Приходилось самой заботиться как о своем будущем, так и о будущем приемного сына. Едва умея писать и читать, Фиона с помощью отца Ниалла написала и отправила письма с просьбой о помощи.

Настало тяжелое и мучительное время ожидания. С каждым полученным ответом, точнее, с каждым отказом, надежды Фионы таяли и таяли, пока не исчезли вовсе. Теперь оставалась только одна надежда – на саму себя. Никто не хотел покровительствовать ни ей, ни Спенсеру.

Что им оставалось делать? Томиться до конца жизни в замке брата, быть никчемной ношей, бесполезной и бесцельной. Такое положение казалось Фионе не только обидным и уязвляющим ее гордость, но и совершенно неприемлемым.

Долг перед покойным мужем и материнский долг перед приемным сыном сжигали ее изнутри, не давая покоя и подхлестывая к действию. Она была готова пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы будущее Спенсера сложилось счастливо. Впрочем, она немного лукавила: в своих мечтах и тайных желаниях она видела Спенсера цветущим юношей, сильным и удачливым воином, который в свое время вернет себе то, что принадлежало ему по праву рождения.

– Против Генри никогда не выдвигалось прямое обвинение в измене, однако король не пошевелил и пальцем, чтобы помешать захвату наших земель, – говорила Фиона. – А тут еще увечье Спенсера, из-за которого ни один из знатных рыцарей не хочет взваливать на свои плечи такую обузу, никто не верит, что из него получится настоящий воин.

Сэр Джордж помолчал, прежде чем с хмурым видом задать неприятный вопрос:

– А не будет ли лучше, если мальчик свяжет свою жизнь с церковью?

– О, сэр Джордж, и вы туда же, – рассердилась Фиона. – Мне хватает и моего брата, который только и талдычит, что из-за физического недостатка у Спенсера только один путь – в священники. От вас, сэр Джордж, я никак не ожидала этого.

Сэр Джордж виновато склонил голову:

– Вы же знаете, я хочу мальчику только добра.

– Как и я, – выдохнула Фиона, хотя порой она сама удивлялась: из-за чего она буквально лезет из кожи вон? Неужели ею движет жажда мщения, ради которой она готова подвергнуть жизнь Спенсера опасности? Может, все-таки стоит прислушаться к совету брата, не лишенному благоразумия, что для Спенсера в жизни остался единственный путь – духовный?

Чувствуя угрызения совести, Фиона молча смотрела на приближавшегося Спенсера. Широко улыбнувшись, мальчик радостно обнял сэра Джорджа. Счастливый вид Спенсера обрадовал Фиону, более того, усилил ее решимость не сдаваться. Мысль увядать в тоске, всеми забытой в поместье брата казалась невыносимой. То унылое, безотрадное будущее, которое пытались навязать ей и Спенсеру, внушало ей ужас и отвращение. Нет, она будет бороться изо всех сил за другое будущее, которое у них – у нее и Спенсера – отняли.

Разве не сам отец Ниалл с горечью признавался, что у Спенсера нет никакого призвания служить Богу?

Боевой огонек в глазах мальчугана, когда тот часами наблюдал за упражнениями воинов, служил наглядным доказательством того, что он неминуемо должен был стать наследником владений своего отца. У Фионы не возникало никаких сомнений на этот счет. Она твердо решила во что бы то ни стало помочь осуществлению их общей такой смелой и такой желанной мечты.

– Как вы полагаете, сэр Джордж, завтра мы будем готовы отправиться в путь?

Затянувшееся молчание озадачило и встревожило Фиону. Если сэр Джордж откажется, то без него они никуда не смогут поехать. А следовательно, им ничего больше не остается, как и дальше влачить унылое существование в этих стенах. От перспективы застрять здесь еще на несколько месяцев, а то и лет, у Фионы больно защемило в груди. Она так расстроилась, что не заметила, как к ним подошел ее брат.

– О, кого я вижу! Наконец-то к нам в гости пожаловал ваш верный друг, – раздался позади них насмешливый голос Гарольда. – Добро пожаловать.

– Милорд, я тоже рад нашей встрече. – Сэр Джордж вежливо кивнул в ответ, а затем подчеркнуто обратился к Фионе: – Все готово, леди Фиона. Если хотите, то в дорогу можно отправиться завтра утром.

– А я еду с вами? – встревоженно спросил Спенсер.

– Конечно, как же иначе! – воскликнула Фиона, едва сдерживая желание приласкать мальчика, погладить его кудрявую голову: вряд ли Спенсеру понравилось бы такое прилюдное проявление любви. – Сэр Джордж и его люди будут сопровождать нас в поездке на север в аббатство Святого Гилфорда, где мы помолимся и посетим его усыпальницу.

Гарольд недоуменно фыркнул:

– С какой стати вам взбрело в голову ехать так далеко? Усыпальница не прославилась никакими чудесными исцелениями.

– Гарольд! – внезапно рассердилась Фиона, ее вывели из себя не столько слова брата, сколько его самодовольный вид и притворная улыбка. – Мы едем туда не за чудесным исцелением.

Улыбка сразу исчезла с губ Гарольда, его маленькие острые глазки впились в лицо Фионы.

– Тогда позвольте узнать, зачем вы туда отправляетесь? Тем более сейчас, когда дороги так небезопасны?

Фиона запнулась. Лгать она не умела, а говорить правду было нельзя. Цель ее поездки держалась в строгом секрете от брата, и теперь буквально с ходу следовало придумать правдоподобное объяснение.

– Мне надо помолиться в тишине и уединении, ведь минул ровно год со дня гибели Генри.

– Моя церковь в вашем полном распоряжении, а также мой священник. Черт, если этого мало, то пригласите вашего святого отца. Надеюсь, молитв двух святых отцов вполне хватит, разве не так?

– Этого мало. Благочестие и уважение к памяти мужа призывают меня совершить столь дальнее паломничество, – упорствовала Фиона, притворно принимая покорный и смиренный вид и вместе с тем удивляясь, почему у брата возник столь внезапный интерес к ней самой и ее поездке? Все это время он едва замечал сестру и племянника. Хорошо еще, что Гарольд дал им приют, когда они приехали к нему в замок уставшие, измученные, упавшие духом. Однако затем, поняв в конце концов, до какой степени она и Спенсер безразличны ему, Фиона прониклась к Гарольду неприязнью.

Было очевидно, что Гарольд не хочет помогать ни Спенсеру, ни ей, вдове, оставшейся без средств к существованию. Пренебрежение к ним стало едва ли не главной причиной, заставившей Фиону пуститься в столь опасное путешествие. То жалкое существование, которое уготовил ей брат, не устраивало ее.

– Благочестивое паломничество в святое место как нельзя лучше подходит для того, чтобы почтить память мужа, – поддержал Фиону сэр Джордж. – Я горжусь той честью, которой удостоила меня леди Фиона.

Гарольд фыркнул, и по его глазам Фиона поняла, что он не очень верит ей и даже злится. Более того, когда сэр Джордж вступился за нее, Гарольд рассердился еще больше, что было заметно по его мрачной гримасе.

– Сэр Джордж уведомил меня в начале года, что собирается совершить паломничество, как только потеплеет. Мы со Спенсером решили, коль дело идет о муже и отце, нам стоит присоединиться к нему, – гнула свою линию Фиона, не позволяя сбить себя с толку. – Кроме того, вы постоянно заняты, вам все время недосуг. Каждый раз, когда я обращалась к вам с какой-нибудь просьбой, вы все время отказывали мне под тем или иным благовидным предлогом.

Лицо Гарольда искривилось жалким подобием притворной улыбки. И она, и он видели друг друга насквозь: брат никогда не дал бы ей ни денег для паломничества, ни сопровождающих для защиты во время поездки.

– Ну что ж, делайте что хотите. Коль вы решили ехать, то поезжайте. – Гарольд старался говорить спокойно, но скрыть душившую его злость он не мог и в конце концов сорвался. – Подобная независимость у женщины ни к чему хорошему не приведет.

Фиона закрыла глаза: противный страх холодным комком застыл у нее внутри. Конечно, ее нынешнее положение и так было незавидным, но она прекрасно понимала, что своим поступком совершенно портит отношения с братом. Если она ошиблась в своих расчетах, если ее план провалится… о последствиях даже страшно подумать. Тогда ей придется на коленях молить брата о прощении, тогда их судьба, ее и Спенсера, окажется целиком в руках Гарольда.

– Мне жаль, что мое паломничество так расстроило вас, милый брат. Но так велит мне голос совести и мой долг.

– Ну что ж, поступайте, как вам будет угодно. – Гарольд невольно смягчился. – Только потом не говорите, что я не предупреждал вас о том, что вы совершаете явную глупость.

Благоразумно промолчав, Фиона низко поклонилась. Фыркнув, Гарольд с недовольным видом развернулся и пошел прочь. Глядя ему вслед, она чувствовала, как с каждым шагом удалявшегося брата неприятное ощущение неловкости, всегда охватывавшее ее при разговоре с ним, все уменьшается и уменьшается. Итак, Гарольд уверился, что она направляется в аббатство Святого Гилфорда, однако это была хитрость, уловка с ее стороны. Она, конечно, планировала сделать там остановку, но очень короткую.

Фиона собиралась после молитв об умершем муже и поминальной службы ехать дальше на север, в этом-то и состояла подлинная цель ее поездки. Там, на севере, она намеревалась попросить помощи в восстановлении справедливости одного человека, который, как она надеялась, не откажет в ее просьбе.

Да, она хотела пересечь границу между Англией и Шотландией и обратиться за помощью к врагу, нет, тайному союзнику Генри, графу Киркленду.

– Я хочу, чтобы его схватили и привели ко мне, – громогласно объявил Гэвин Маклендон, граф Киркленд. – Живым!

По залу пробежал тревожный гул, сменившийся зловещей тишиной. Стражники, игравшие в кости на краю стола, побросали их и встали. Слуги, убиравшие остатки трапезы, застыли на своих местах. Служанки, ткавшие в дальнем углу, примолкли и склонили головы пониже к полотну. Даже гончие псы, которые грызлись из-за костей, подняли головы и навострили уши.

Сидя на возвышении Гэвин откинулся на спинку кресла, пронзительно глядя на трех воинов, стоявших перед ним. Вид у них был мрачный, а после сурового приказания их повелителя стал еще мрачнее и суровее.

Постукивая пальцами по резным поручням кресла, Гэвин ждал. Нет, не оправданий: его люди хорошо изучили нрав своего повелителя, чтобы так ошибаться. И все же в их лицах и фигурах чувствовался протест, несогласие, словно он требовал от них чего-то невозможного.

Все, в том числе и Гэвин, знали об этом.

– Мы гнались за негодяем больше недели, пока не потеряли его след, – буркнул Дункан, причем по его виду было заметно, что за собой он не видит в этом никакой вины.

Коннор, стоявший рядом со старшим братом, скрестил руки на груди.

– Гилрой убежал в горы. Он скрылся там, когда узнал, что его преследуют.

Двое его братьев одобрительно буркнули что-то себе под нос. Глядя мимо них, Гэвин заметил, как стражники у входа закивали головами, выражая свою поддержку, в то время как женщины, напротив, явно возмутились.

Недовольный Гэвин сердито взглянул на трех своих лучших охотников и следопытов, еле слышно выругавшись себе под нос.

– Почему Гилрой решил спрятаться в горах? Судя по его наглым поступкам, он считал, что ему нечего бояться ни меня, ни моих людей. Почти два года он безнаказанно ходил по моей земле, поступая, как ему взбредет в голову, отнимая все, что ему нравилось. Почему? Не потому ли, что он решил, что ему незачем опасаться моих людей – они все равно не поймают его? Черт побери, а ведь он прав!

Дункан застыл на месте.

– Мы ни в чем не виноваты. Не надо возводить на нас напраслину. Гилрой – еще тот проныра. Кроме того, ему сочувствуют многие наши жители.

– Да-а, – соглашаясь, кивнул Коннор, – половина людей из нашего клана считает его своим. Они дают ему и убежище, и кров, а когда, идя по его следам, мы попадаем в деревни, где ему помогают, то местные жители клянутся, что не видели его.

Приподняв руку, Гэвин со всей силы ударил кулаком по подлокотнику, не скрывая раздражения. Его сводный брат в последнее время не просто отбился от рук, а стал, судя по его поступкам, каким-то бешеным и бессмысленно жестоким. Он крал скот и зерно, причиняя всем сплошные бедствия. Такое поведение не могло не вредить Гэвину, оно умаляло авторитет его власти и подвергало сомнению его умение держать в подчинении людей своего клана.

В другое время с этим злом можно было бы смириться, но не сейчас, когда Шотландию раздирала междоусобица. Даже среди членов его клана не возникало единодушия насчет решения Гэвина поддержать короля Роберта. Несмотря на это, Гэвин продолжал быть верным своему слову и королю и вместе с тем достаточно благоразумным, чтобы не быть казненным и не погибнуть, как погибли многие горячие сторонники Роберта, слишком открыто поддерживавшие его в борьбе против английского короля Эдуарда.

Не довольствуясь расправой с захваченными в плен на поле битвы, король Эдуард привез более знатных пленников в Лондон, среди которых были Уильям Уоллес и Саймон Фрезер. И вот тут король насладился местью в полной мере. Пленники были сперва повешены, потом выпотрошены, четвертованы и под конец – верх унижения – их отрубленные головы, поднятые на копья, украсили Лондонский мост.

Столь жестокая казнь у многих отбила желание поддерживать и дальше короля Роберта, но только не у Гэвина. Напротив, это лишь усилило его решимость сделать все от него зависящее, дабы помочь королю Роберту сбросить английское ярмо и добиться независимости.

Но разве добьешься поддержки со стороны клана, если не получается справиться с собственным взбалмошным братом? Если слух о его слабости распространится и дальше, то одному Богу известно, к каким печальным последствиям это приведет. Кроме того, это была Шотландия: если ты слаб и не можешь удержать того, что тебе принадлежит, то другой клан с радостью объявит все отнятое у тебя своей собственностью.

Выражение твердой решимости отразилось на лице Гэвина, который не считал нужным скрывать свои подлинные чувства. Дункан, Коннор и Эйдан были его кузенами, сыновьями родного брата его отца. Они считались одними из самых опытных и сильных воинов клана. Верность каждого из них не вызывала у Гэвина и тени сомнений. Они так же, как и он, хотели, чтобы их клан продолжал разрастаться и процветать. В глубине души Гэвин чувствовал, что был излишне резок со своими верными воинами, но положение обязывало его быть беспощадным к чужим ошибкам.

Гилрой должен быть захвачен в плен как можно скорее.

– Милорд, в лесу на окраине дозорные заметили незваных гостей, – крикнул молодой воин, торопливо вбегая в зал.

От неожиданности Гэвин проглотил слова приказа, готовые слететь с его языка. Неужели это тот самый случай, который он так долго ждал? Сердце Гэвина подпрыгнуло и бешено заколотилось: неужели сейчас все разрешится и с тем, что его так раздражало, будет покончено навсегда.

– Это, наверное, Гилрой?! – не скрывая радости, воскликнул Гэвин.

– Похоже, нет. – Молодой воин застыл на месте, неуверенно глядя исподлобья. – Их видел Уильям. Он сказал, что там две женщины, один священник, мальчик и шесть воинов верхом. Уильям не разглядел их как следует, но считает, что они англичане.

Англичане? На его земле? От одной этой мысли Гэвин сразу напрягся, но внешне в нем ничто не изменилось. Если это не его брат, то кто же тогда? Это могло оказаться чьей-то хитростью с целью отвлечь внимание, чтобы напасть на его земли в другом месте.

– Возьмите людей и поезжайте навстречу этим пришельцам, – приказал Гэвин и, помолчав, добавил: – Интересно, сумеете ли вы справиться с этим поручением? Не ускользнут они от вас, подобно Гилрою?

От возмущения Дункан побагровел, Коннор помрачнел, а у Эйдана лицо так и скривилось от обиды.

– Мы справимся без всякого труда, – бросил Коннор.

С притворно невозмутимым видом Гэвин поднял руку и, не говоря больше ни слова, махнул, разрешая им удалиться. Явно раздраженные, три воина вышли из зала. Ну что ж, опасение перед возможной неудачей подхлестнет в них рвение, что было бы совсем неплохо. Усевшись по-глубже и поднеся ко рту кружку с элем, Гэвин задумчиво отхлебнул глоток.

Его взгляд скользнул по часовым, вернувшимся к игре в кости, но никто из них не поднял глаз из опасения встретиться с его взглядом. И неудивительно, никто не хотел злить вождя клана, учитывая его настроение. Со спокойным видом Гэвин сделал еще один глоток. Он ждал дальнейших событий.

Спрятавшись за толстым стволом поваленного дерева, Эван Гилрой сквозь густую листву осторожно наблюдал за тем, как к лагерю на холме подъезжали люди Маклендона. Заметив их приближение, часовой поднял тревогу. Одна из женщин направилась навстречу воинам Маклендона, явно приветствуя их. Ее сопровождал широкоплечий, приземистый рыцарь. Остальные люди, бывшие в лагере, столпились на краю. Те, кто имел оружие, не стали его обнажать. Пользуясь удобным моментом, Эван подполз с другой стороны поближе, чтобы разглядеть все как следует. Но увидел он лишь то, что уже и так успел рассмотреть.

По правде говоря, Эван уже четыре дня шел следом за этим необычным отрядом, и то, что делали эти люди, в глазах Эвана выглядело странно. Сначала они ехали по проезжей дороге, но как только оказались на земле Маклендона, свернули с большака и углубились в лес, явно нарушая границы чужих владений. Казалось, они специально привлекали к себе внимание, чтобы воины Маклендона их скорее обнаружили.

– Если мы собираемся напасть на них, чтобы захватить их добро, то сейчас самое время. Больше медлить нельзя, а не то воины Маклендона доберутся до них первыми.

Эван застыл на месте, узнав голос Магнуса Фрезера. Раньше Магнус не входил в состав постоянных членов шайки Гилроя, лишь в последнее время он стал непременным участником почти всех грабительских нападений, но Эван уже жалел об этом. Будучи сильным и ловким воином, Магнус был слишком заносчив и настолько высокого мнения о себе, что это не могло не вызывать раздражения, которое со временем переросло как у Эвана, так и у других членов его отряда в явную неприязнь. Постепенно у людей складывалось впечатление, что недостатки Магнуса перевешивают его воинские доблести. Одним словом, Магнус разочаровал всех.

– Судя по всему, тут и поживиться-то нечем. А люди Маклендона полагают, что мы далеко отсюда, – ответил Эван. – Было бы глупо обнаружить себя из-за каких-то безделушек. На большее тут трудно рассчитывать.

– А мне нравятся безделушки, – буркнул Магнус, сплевывая на землю. – Зря мы тянули. Нам следовало напасть на рассвете, как я предлагал. Тогда бы мы не попались на глаза людям Маклендона.

Эван отвел глаза в сторону: что ни говори, а Магнус прав. Конечно, им следовало напасть на пришельцев раньше, но что-то удерживало Эвана, и он, сам не зная почему, медлил и колебался. Вернее, он знал почему, но не хотел себе в этом признаваться.

Он устал. Необходимость бегать и прятаться, жизнь на ногах, без крова над головой утомили его.

В последнее время им сопутствовала удача. Все их набеги и грабежи заканчивались успешно, что должно было бы радовать. Однако вместо этого Эван испытывал сосущее чувство неудовлетворенности и внутренней пустоты.

Откровенно говоря, это была не та жизнь, которую он выбрал бы для себя. Бродяга, вор, изгой. Впрочем, ему, незаконнорожденному сыну Мойры Гилрой, всегда было нелегко, ведь его знатный отец наотрез отказался признать его своим сыном. И только на смертном одре, за несколько минут до встречи с создателем, отец назвал его своим сыном.

Однако к тому времени это уже не имело никакого значения. Дочь шотландского землевладельца Мойра Гилрой была с позором изгнана из собственной семьи, когда открылась правда. Ее любовник, могущественный и знатный граф Киркленд отвернулся от нее, отказавшись признать ребенка своим.

Брошенная всеми, одинокая Мойра все время взывала о помощи, и наконец сердце графа смягчилось. Он оказал бывшей любовнице милость, предоставив ей жалкую хижину на краю деревни и выплачивая ежегодно скудную сумму денег. Если бы подросший Эван не научился ловить дичь в лесу, то их жизнь – его и матери, – и без того нелегкая и полная лишений, стала бы совсем невыносимой.

Воспитанный на ненависти матери к графу, на ее непрестанных жалобах на несправедливость жизни, на ее ежедневных причитаниях по поводу житейских невзгод и трудностей, Эван вырос таким же озлобленным, как и его мать, на все и на всех. Два года назад, когда ему исполнилось двадцать лет, он стал заниматься разбоем, стремясь отомстить за свое нищее детство и юность. За короткий срок он приобрел славу отпетого негодяя, а также дерзкого и бесстрашного грабителя.

Когда ограбления участились, граф Маклендон отправил отряд воинов на его поимку. Они упорно шли по следам Эвана, преследуя его днем и ночью. Храбрость Эвана, которой он кичился, всегда бросаясь первым в бой, едва не погубила его. В последний раз их чуть было не захватили. Этот случай поубавил у него прыти и заставил задуматься над тем, что в конце концов ждет их всех. Старый граф умер, и теперь вместо него кланом правил его законный сын и сводный брат Эвана. Графу Гэвину Маклендону нельзя было отказать ни в справедливости, ни в благородстве, но и он относился к Эвану с таким же презрением, как и их отец.

– Если мы не намерены грабить этих заезжих гостей, тогда нам стоит совершить налет на Килмор. Тамошние амбары ломятся от собранного хлеба. Если там больше нечем будет поживиться, тогда продадим хлеб.

– Килмор – хорошо укрепленная деревня, – заметил Эван. – Впрочем, среди тамошних жителей кое-кто нам сочувствует.

– Ничего, когда им будет нечего есть и их дети заплачут от голода, они по-иному начнут смотреть на графа Киркленда, – прорычал Магнус.

Эван закрыл глаза, вспоминая свое голодное детство, и ему стало жалко этих людей.

– Я дал себе обещание никогда не грабить простых и невинных людей.

Глаза Магнуса хищно блеснули.

– Дельце как будто очень выгодное.

Среди подошедших к ним во время разговора грабителей поднялся одобрительный гул. Эван насмешливо вскинул бровь.

– Магнус, у тебя что на плечах? Когда твоя тупая башка начнет хоть немного соображать? Скажи, кому ты собираешься продавать хлеб? Лесным эльфам, которые привиделись тебе во сне?

Все вокруг рассмеялись, и охватившее всех напряжение заметно упало. Смеялись все, но не всем было смешно.

Магнус улыбался так же широко, как и другие, но костяшки на его руке, крепко обхватившей ветку дерева, вдруг побелели. Он был явно вне себя от злости, казалось, еще миг, и он бросится на Эвана. Поняв, какая ему грозит опасность, Эван пригнулся, нащупывая спрятанный в сапоге кинжал. Жаль убивать такого воина, как Магнус, но иного выхода нет. В таких случаях не остается времени для колебаний. Эван знал, с кем имеет дело и какие именно люди оказались в его шайке.

Бессердечные негодяи. Впрочем, как и сам Эван.

Магнус побагровел, и под левым глазом у него дрогнула мышца. Эван приготовился отразить нападение, но его не последовало. Магнус внимательно посмотрел на своих товарищей, затем отвел взгляд в сторону.

Эван медленно выпрямился, оставив кинжал спрятанным в сапоге. Ну что ж, похоже, на этот раз схватки не будет. Впрочем, Эван не обольщался. У него не оставалось сомнений, что в скором будущем поединок с Магнусом неизбежен.

И лучше быть готовым к нему.