Читать книгу Лирика - Афанасий Фет - Страница 5

1859 (?)

* * *

<<1871 >>

* * *

4 ноября 1878

* * *

Самой мучительной страницей в безжалостной судьбе Фета был его роман с Марией Лазич, дочерью небогатого отставного генерала Лазича. Об этом трагическом романе сам Фет рассказал в письмах к своему другу И. П. Борисову и в воспоминаниях «Ранние годы моей жизни». (В воспоминаниях поэт называет Марию Лазич Еленой Лариной.)

Надежды поэта на получение части имения от брата и сестры и выход в отставку, после чего он смог бы соединить свою судьбу с любимой девушкой, не оправдались. Вскоре Лазич погибла от загоревшегося на ней платья. Был ли это несчастный случай или замаскированное самоубийство? Как бы то ни было, история с Марией Лазич не столько подтверждает легенду о черствости и корыстности Фета, сколько говорит о трагической судьбе, превратившей его на 31 году жизни в человека, вынужденного проститься с самым дорогим в своей душе: «Идеальный мир мой разрушен давно…»

Мотив огня, метафорический пожар в стихотворениях Фета… Не связан ли он со жгучими воспоминаниями о реальном огне, в котором сгорела его возлюбленная?

Е. Полтавец .

* * *

<<…>> Казалось, достаточно было бы безмолвно принести на трезвый алтарь жизни самые задушевные стремления и чувства. Оказалось на деле, что этот горький кубок был недостаточно отравлен.

Вскорости по возвращении в Крылов я выпросился на несколько дней в Березовку, и в самый день приезда моего к Бржесским появился Михаил Ильич Петкович и, здороваясь со мною, воскликнул:

– А Лена-то!

– Что? Что? – с испугом спросил я.

– Как! – воскликнул он, дико смотря мне в глаза. – Вы ничего не знаете?

И видя мое коснеющее недоумение, прибавил:

– Да ведь ее уже нет! Она умерла! И, Боже мой, как ужасно!

Когда мы оба немного пришли в себя, он рассказал следующее:

«Гостила она у нас, но так как ко времени сенной и хлебной уборки старый генерал посылал всех дворовых людей, в том числе и кучера, в поле, то прислал за нею карету перед покосом. Пришлось снова биться над уроками упрямой сестры, после которых наставница ложилась на диван с французским романом и папироской, в уверенности, что строгий отец, строго запрещавший дочерям куренье, не войдет.

Так в последний раз легла она в белом кисейном платье и, закурив папироску, бросила, сосредоточивая внимание на книге, на пол спичку, которую считала потухшей. Но спичка, продолжавшая гореть, зажгла спустившееся на пол платье, и девушка только тогда заметила, что горит, когда вся правая сторона была в огне. Растерявшись при совершенном безлюдьи, за исключением беспомощной девочки сестры (отец находился в отдаленном кабинете), несчастная, вместо того чтобы, повалившись на пол, стараться хотя бы собственным телом затушить огонь, бросилась по комнатам к балконной двери гостиной, причем горящие куски платья, отрываясь, падали на паркет, оставляя на нем следы рокового горенья. Думая найти облегчение на чистом воздухе, девушка выбежала на балкон. Но при первом ее появлении на воздух пламя поднялось выше ее головы, и она, закрывши руками лицо и крикнув сестре: «Sauvez les lettres [2]«, бросилась по ступеням в сад. Там, пробежав насколько хватило сил, она упала совершенно обгоревшая, и несколько времени спустя на крики сестры прибежали люди и отнесли ее в спальню. Всякая медицинская помощь оказалась излишней, и бедняжка, протомясь четверо суток, спрашивала – можно ли на кресте страдать более, чем она?» <<…>>

А. А. Фет.

«Ранние годы моей жизни».

<<…>> …друг, посмотри на всю мою ложную, труженическую, безотрадную жизнь и скажи мне – что же это такое? за что? и для чего? Да куда же деваться?.. <<…>>

<<…>> Дело вот в чем: я встретил девушку – прекрасного дома и образования – я не искал ее – она меня; но – судьба, и мы узнали, что были бы очень счастливы после разных житейских бурь, если бы могли жить мирно, без всяких претензий на что-либо; это мы сказали друг другу, но для этого надобно – как-либо и где-либо! Мои средства тебе известны – она тоже ничего не имеет… Я представил этому благородному существу все, на что другие никогда не хотели даже обратить своего эгоистического взгляда; и она, понимая и сочувствуя моим незаслуженным страданиям, – протягивает руку… <<…>>

<<…>> Пойду в поход – себя не жаль, потому что черт же во мне, а жаль прекрасного созданья… <<…>>

<<…>> Это существо стояло бы до последней минуты сознания моего передо мною – как возможность возможного для меня счастия и примирения с гадкою действительностью… <<…>>

<<…>> Я не женюсь на Лазич, и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений, она передо мной чище снега… этот несчастный гордиев узел любви или как хочешь назови, который, чем более распутываю, все туже затягиваю, а разрубить мечом не имею духу и сил. <<…>>

<<…>> Не будем обвинять никого – это ребячество. Все люди одинаково дурны и хороши – одни только более или менее умны – восприимчивы к впечатлениям. Ты говоришь о каком-то «дождался» – я, брат, ждал, ждал и теперь не жду, чего ждал. Я ждал женщины, которая поймет меня, – и дождался ее. Она, сгорая, кричала: «Au nom du ciel sauvez les lettres! [3]« – и умерла со словами: он не виноват, – а я. После этого говорить не стоит.

Смерть, брат, хороший пробный камень. Но судьба не могла соединить нас. Ожидать же подобной женщины с условиями ежедневной жизни было бы в мои лета и при моих средствах верх безумия. Итак, идеальный мир мой разрушен давно. Что же прикажешь делать? Служить вечным адъютантом – хуже самого худа; ищу хозяйку, с которой буду жить, не понимая друг друга. Может, это будет еще худшее худо – но выбора нет. <<…>>

А. А. Фет. Из писем И. П. Борисову

1849–1851гг.