Читать книгу Таинственный противник - Агата Кристи - Страница 2

– Томми, старый черт!

– Таппенс, старая перечница!

Обмениваясь этими дружескими приветствиями, молодые люди на секунду застопорили движение на выходе из метро на Дувр-стрит. Словечки «старый» и «старая» были не слишком точны – общий возраст этой парочки не достигал и сорока пяти.

– Сто лет тебя не видел! – продолжал молодой человек. – Куда ты летишь? Может, перехватим где-нибудь пару плюшек? А то здесь нам, того и гляди, врежут – перегородили проход. Пошли отсюда!

Девушка кивнула, и они зашагали по Дувр-стрит в сторону Пикадилли[3].

– Так куда мы направимся? – осведомился Томми.

Чуткие уши мисс Пруденс Каули, по некой таинственной причине которую в кругу близких людей звали «Таппенс»[4], не преминули уловить легкую тревогу в его голосе.

– Томми, ты на мели! – безапелляционно заявила она.

– Да ничего подобного! – запротестовал Томми. – Кошелек еле застегивается.

– Врать ты никогда не умел, – сурово изрекла Таппенс. – Разве что сестре Гринбенк, когда ты внушил ей, что тебе назначено пиво для поднятия тонуса, просто врач забыл вписать это в карту. Помнишь?

– Еще бы! – Томми засмеялся. – Матушка Гринбенк шипела точно кошка, когда дело прояснилось. Хотя вообще-то неплохая была старушенция! Госпиталь – наш госпиталь! – тоже, наверное, расформирован?

– Да. – Таппенс вздохнула. – Тебя демобилизовали?

– Два месяца назад.

– А выходное пособие? – осторожно спросила Таппенс.

– Израсходовано.

– Ну, Томми!

– Нет, старушка, не на буйные оргии. Где уж там! Прожиточный минимум нынче, – самый минимальный минимум, – составляет, да будет тебе известно…

– Детка! – перебила его Таппенс. – Относительно прожиточных минимумов мне известно все, и очень хорошо известно… А, вот и «Лайонс»![5] Чур, каждый платит за себя. Идем! – И Таппенс направилась к лестнице на второй этаж.

Зал был полон. Бродя в поисках свободного столика, они невольно слышали обрывки разговоров.

– …и знаешь, она села и… да-да, и расплакалась, когда я ей сказал, что надеяться на квартиру ей в общем нечего…

– …ну просто даром, дорогая! Точь-в-точь такая же, какую Мейбл Льюис привезла из Парижа…

– Поразительно, чего только не наслушаешься! – шепнул Томми. – Утром я обогнал двух типчиков, которые говорили про какую-то Джейн Финн. Нет, ты слышала когда-нибудь подобную фамилию![6]

Тут как раз две пожилые дамы встали из-за стола и принялись собирать многочисленные свертки. Таппенс ловко проскользнула на освободившийся стул. Томми заказал чай с плюшками, Таппенс – чай и жареные хлебцы с маслом.

– И чай, пожалуйста, в отдельных чайничках, – добавила она строго.

Томми уселся напротив нее. Его рыжие волосы были гладко зализаны, но некрасивое симпатичное лицо не оставляло сомнений: перед вами джентльмен и любитель спорта. Безупречно сшитый коричневый костюм явно доживал свои дни.

Оба они смотрелись очень современно. Таппенс – не то чтобы красавица, но маленькое ее личико с волевым подбородком и большими широко расставленными серыми глазами, задумчиво глядящими на мир из-под прямых черных бровей, не было лишено очарования. На черных, коротко остриженных волосах кокетливо примостилась зеленая шапочка, а далеко не новая и очень короткая юбка открывала на редкость стройные ножки. Весь ее вид свидетельствовал о мужественных усилиях выглядеть элегантно.

Но вот наконец им принесли чай, и Таппенс, очнувшись от своих мыслей, разлила его по чашкам.

– Ну а теперь, – сказал Томми, впиваясь зубами в плюшку, – давай обменяемся информацией. Мы же не виделись с самого госпиталя, то есть с шестнадцатого года.

– Ну что ж! – Таппенс откусила кусок жареного хлебца. – Краткая биография мисс Пруденс Каули, пятой дочери архидьякона Каули из Малого Миссенделла, графство Суффолк[7]. В самом начале войны мисс Каули, презрев прелести (и докучные обязанности) домашней жизни, едет в Лондон и поступает на работу в офицерский госпиталь. Первый месяц: каждый день перемывает шестьсот сорок восемь тарелок. Второй месяц: получает повышение и перетирает вышеперечисленные тарелки. Третий месяц: получает повышение и переводится на чистку картошки. Четвертый месяц: получает повышение и намазывает маслом ею же нарезанный хлеб. Пятый месяц: получает повышение на следующий этаж с возложением на нее обязанностей санитарки и вручением ей швабры и ведра. Шестой месяц: получает повышение и прислуживает за столом. Седьмой месяц: на редкость приятная внешность и хорошие манеры обеспечивают ей очередное повышение – теперь она накрывает стол для самих палатных сестер! Восьмой месяц: печальный срыв в карьере. Сестра Бонд съела яйцо сестры Уэстхевен. Великий скандал! Виновата, естественно, санитарка. Недопустимая халатность в столь ответственном деле! Назад к ведру и швабре! Какое крушение! Девятый месяц: опять повышение – подметает палаты, где и натыкается на друга детства в лице лейтенанта Томаса Бересфорда (Томми, где твой поклон!), которого не видела долгих пять лет. Встреча трогательная до слез. Десятый месяц: строгий выговор от старшей сестры за посещение кинематографа в обществе одного из пациентов, а именно: вышеупомянутого лейтенанта Томаса Бересфорда. Одиннадцатый и двенадцатый месяцы: возвращение к обязанностям уборщицы, с коими справляется блестяще. В конце года покидает госпиталь в сиянии славы. После чего, обладающая множеством талантов, мисс Каули становится шофером и возит сначала продуктовый фургон, грузовик, затем генерала. Последнее оказалось самым приятным. Генерал был молод.

– Кого же из них? – спросил Томми. – Просто тошно вспомнить, как эти хлыщи катали из Военного министерства в «Савой»[8] и из «Савоя» в Военное министерство.

– Фамилию его я позабыла, – призналась Таппенс. – Но вернемся к теме. В известном смысле это был мой высший взлет. Затем я поступила в правительственное учреждение. Какие дивные чаепития мы устраивали! В мои планы входило испробовать себя на сельскохозяйственных работах, поработать почтальоншей, а завершить карьеру на посту автобусной кондукторши – но грянуло перемирие. Пришлось, точно пиявке, присосаться к своему учреждению на долгие-долгие месяцы, но, увы, в конце концов от меня избавились. С тех пор никак не устроюсь. Ну, а теперь твоя очередь – рассказывай!

– В моем послужном списке повышений куда меньше, – не без горечи сказал Томми. – Сплошная рутина, никакого разнообразия. Как тебе известно, меня снова отправили во Францию. Потом в Месопотамию[9], где я опять угодил под пулю. Отлеживался в тамошнем госпитале. Потом до самого перемирия застрял в Египте, поболтался там некоторое время и был демобилизован, как я тебе уже говорил. И вот уже долгие десять месяцев мучаюсь в поисках места! А мест нет. Или, если и есть, меня на них не берут. Какой от меня толк? Что я смыслю в бизнесе? Ровным счетом ничего.

Таппенс угрюмо кивнула.

– А как насчет колонии? – Она вопросительно взглянула на него.

Томми мотнул головой.

– Вряд ли мне там понравится, и уж я там точно придусь не ко двору.

– Может, богатые родственники?

Томми еще раз мотнул головой.

– О, Томми, ну, хотя бы двоюродная бабушка!

– Есть у меня старик дядя, который более или менее преуспевает. Но он не в счет.

– Да почему?

– Он хотел усыновить меня, а я отказался.

– Кажется, я что-то об этом слышала… – задумчиво произнесла Таппенс. – Ты отказался из-за матери…

Томми покраснел.

– Ну да, представляешь ее положение. Ведь, кроме меня, у нее никого не было. А старикан ее ненавидел. И хотел забрать меня просто назло ей.

– Твоя мать ведь умерла? – тихонько спросила Таппенс.

Томми кивнул, и ее большие серые глаза затуманились.

– Ты настоящий человек, Томми, я это всегда знала.

– Чушь! – буркнул Томми. – Вот такие мои дела. Я уже на пределе.

– Я тоже! Держалась, сколько могла. Исходила все конторы по найму. Бежала по каждому объявлению. Хваталась за любую возможность. Экономила, скаредничала, во всем себе отказывала! Все без толку. Придется вернуться под отчий кров.

– А тебе неохота?

– Конечно, неохота! К чему сентиментальничать. Папа – прелесть, и я его очень люблю, но ты и вообразить не можешь, какой я для него крест! Этот ярый викторианец[10] убежден, что короткие юбки и курение неприличны и безнравственны. Я для него хуже занозы, сам понимаешь. Когда война забрала меня, он вздохнул с облегчением. Видишь ли, нас у него семеро. Просто кошмар! С утра до вечера домашнее хозяйство, да еще заседания в клубе матерей! Я всегда была кукушонком. Так не хочется возвращаться. Но, Томми, что мне еще остается?

Томми грустно покачал головой. Наступившее молчание снова нарушила Таппенс:

– Деньги! Деньги! Деньги! С утра до ночи я думаю только о деньгах. Наверное, я чересчур меркантильна, но что с собой поделаешь?

– Вот, и со мной так же, – согласно кивнул Томми.

– Я перебрала все мыслимые и немыслимые способы оказаться при деньгах. Впрочем, их набралось только три, – продолжала Таппенс. – Получить наследство, выскочить за миллионера и заработать. Первое отпадает. Богатых дряхлых родственников у меня нет. Все мои престарелые бабушки и тетушки доживают свой век в приютах для неимущих дам и девиц благородного происхождения. Я всегда перевожу старушек через дорогу и подаю оброненные свертки старичкам, в надежде, что они окажутся эксцентричными миллионершами или миллионерами. Но ни один из них не пожелал узнать моего имени, многие даже и «спасибо» не сказали.

Они помолчали.

– Естественно, самый верный шанс – это брак, – продолжала Таппенс. – Я чуть не подростком подумывала выйти замуж за богатенького! А что? Достойное решение для всякой разумной девицы. Ты же знаешь, что я не сентиментальна. – Она помолчала. – Ну скажи, разве я сентиментальна? – в упор спросила она.

– Конечно нет, – торопливо согласился Томми. – Никому и в голову не придет заподозрить тебя в этом!

– Не слишком лестно! – возразила Таппенс. – Впрочем, ты, я полагаю, просто неудачно выразился. Ну и вот: я готова, я стражду, но ни одного миллионера на примете. Все мои знакомые молодые люди сидят на мели, как и я.

– Ну, а генерал? – осведомился Томми.

– По-моему, в мирное время он торгует велосипедами, – пояснила Таппенс. – Вот так! Но ведь ты-то можешь жениться на богатой.

– У меня тоже никаких перспективных знакомств.

– Ну и что? Взял бы да познакомился. Ты ведь мужчина. Я же не могу, подсторожив у «Ритца»[11] какого-нибудь типа в меховом пальто, остановить его и брякнуть: «Послушайте, вы человек богатый. Мне бы хотелось с вами познакомиться!»

– А мне ты советуешь подкатиться с такими словами к соответственно одетой девице?

– Не говори глупостей! Ты же можешь наступить ей на ногу, поднять ее носовой платок или еще что-нибудь в этом роде. Она поймет, что ты хочешь с ней познакомиться, обрадуется и остальное возьмет на себя.

– Боюсь, ты переоцениваешь мое мужское обаяние, – вздохнул Томми.

– Ну, а мой миллионер, скорее всего, бросится от меня как ошпаренный! Нет, на брак по расчету надеяться нечего. Остается, стало быть, «сделать» деньги!

– Но мы ведь попробовали и у нас ничего не получилось, – напомнил Томми.

– Мы испробовали все общепринятые способы, верно? А если попробовать что-нибудь неординарное? Томми, давай станем авантюристами!

– Идет! – весело ответил Томми. – С чего начнем?

– В том-то и загвоздка. Если бы мы могли себя чем-нибудь зарекомендовать, то нас нанимали бы для совершения разных преступлений.

– Восхитительно! – заметил Томми. – И особенно в устах дочери священника.

– Нравственная ответственность падет на работодателей, – возразила Таппенс. – Согласись, есть все-таки разница: украсть бриллиантовое колье для себя или для того, кто тебя нанял.

– Если тебя поймают, никакой разницы не будет!

– Возможно. Но только меня не поймают. Я жутко умная.

– Твоим главным грехом всегда была скромность, – вздохнул Томми.

– Не ехидничай. Послушай, Томми. Может, правда попробуем? Образуем деловое товарищество.

– Компания по краже бриллиантовых колье с ограниченной ответственностью?

– Ну, колье это я так, для примера. Давай организуем… как это в бухгалтерии называется?

– Не знаю. Я никогда не имел дел с бухгалтерией.

– В отличие от меня. Только я всегда путалась и заносила убытки в графу прибыли, а прибыль в графу убытков, за что меня и уволили… Вспомнила! Совместное предприятие![12] Когда я встретила это название среди занудных цифр, мне оно показалось ужасно романтичным. Есть в нем какой-то елизаветинский привкус: напоминает о галеонах и дублонах![13] Совместное предприятие!

– «Молодые Авантюристы» с ограниченной ответственностью? Так и назовем, а, Таппенс?

– Смейся, смейся, но, по-моему, в этом что-то есть.

– Ну и как ты собираешься находить потенциальных клиентов?

– Через объявления, – не задумываясь ответила Таппенс. – У тебя не найдется листка бумаги и карандаш? Мужчины, по-моему, всегда их носят с собой, ну, как мы – шпильки и пудреницы.

Томми протянул ей довольно потрепанную зеленую записную книжку, и Таппенс начала деловито царапать карандашом.

– Начнем так: «Молодой офицер, дважды раненный на фронте…»

– Ни в коем случае!

– Как угодно, мой милый. Но, поверь, именно эта фраза может растрогать сердце богатой старой девы, она тебя усыновит, и тебе уже не придется идти в молодые авантюристы.

– Я не хочу, чтобы меня усыновляли.

– Да, совсем забыла, у тебя на этот счет идиосинкразия. Не сердись, я просто пошутила. В газетах, полным-полно таких историй… Ну, а если так? «Два молодых авантюриста готовы заняться чем угодно и отправиться куда угодно. За приличное вознаграждение». Это надо, чтобы было ясно с самого начала. Да! Еще можно добавить: «Любое предложение в пределах разумного будет принято» – ну, как с квартирами и мебелью.

– По-моему, любое предложение в ответ на такое объявление может быть только очень неразумным!

– Томми, ты гений! Так куда шикарнее. «Любое неразумное предложение будет принято – при соответствующей оплате». Ну как?

– Я бы про оплату больше не упоминал. Звучит как-то назойливо.

– Ну, так оно и есть. И даже более того! Впрочем, может, ты и прав. А теперь я прочту, что получилось: «Два молодых авантюриста готовы заняться чем угодно и куда угодно отправиться. За приличное вознаграждение. Любое неразумное предложение будет принято». Как бы ты воспринял такое объявленьице?

– Как розыгрыш или как бред сумасшедшего.

– Ну разве это бред? Никакого сравнения с тем бредом, который я прочла сегодня утром. Совершенно замечательное объявление. Начиналось с имени «Петуния», а подписано было «Самый лучший мальчик». – Она вырвала листок и протянула его Томми. – Ну, вот. Я думаю, лучше всего это поместить в «Таймс». Обратный адрес: почтовый ящик номер такой-то. Будет стоить пять шиллингов[14]. Вот мои полкроны.

Томми вдумчиво изучал текст, лицо его заметно покраснело.

– Может, действительно попробовать? – сказал он наконец. – А, Таппенс? Просто для смеха?

– Томми, ты молодец. Я знала, что ты согласишься. Выпьем за наши будущие успехи! – Она разлила по чашкам остатки остывшего чая. – За наше совместное предприятие! Пусть оно процветает!

– «Молодые Авантюристы» с ограниченной ответственностью! – подхватил Томми.

Они поставили чашки и немного смущенно засмеялись. Таппенс встала.

– Ну, мне пора возвращаться в мои роскошные апартаменты.

– А я, пожалуй, прогуляюсь пешком до «Ритца», – сказал Томми с усмешкой. – Где и когда встретимся?

– Завтра в двенадцать в метро на «Пикадилли». Тебе удобно?

– Я целиком собой располагаю, – величественно объявил мистер Бересфорд.

– Тогда пока, до завтра.

– До скорого, старушка.

И они разошлись в разные стороны. Общежитие Таппенс находилось в районе, который слишком великодушно именовался «Южной Белгрейвией»[15]. Из экономии она не села в автобус. И уже прошла половину Сент-Джеймского парка[16], как вдруг вздрогнула от неожиданности, услышав за спиной мужской голос:

– Простите, не могли бы вы уделить мне несколько минут?