Читать книгу Заложница миллиардера - Агата Лав - Страница 9

Я плохо помню, чем кончился вчерашний день. Просыпаюсь с тяжелой головой в той же спальне, в которой проснулась в прошлый раз, и пытаюсь вспомнить хоть что-то. Как я выбралась из гостиной Хозяина? Как мне удалось выползти из-под его крепкого тяжелого тела?

Кажется, я кричала на него… Говорила со злостью, что они все одичали в огромном доме и не замечают, как переходят грань. Что так не должно быть, что я живой человек, а не игрушка и ни в чем не виновата. Да, точно. Я помню, как произносила эти слова прямо ему в лицо.

Еще я упрямо поправляла майку, связывая разорванные концы. Ткань порвалась, не выдержав второй пары мужских рук за вечер. Я закрывалась как могла, а когда ни черта не получилось, расплакалась по-настоящему, сорвавшись в эмоции.

Дальше провал… Пустота.

Только смазанные детали остались в памяти.

Его джинсовая рубашка, которую он бросил на мои бедра.

Чьи-то шаги сбоку.

Потом появился тот врач из дорогой иномарки и сделал мне укол.

– Черт, – вырывается из груди, я провожу пальцами по рукам, ища место укола.

Меня пугает, что мне что-то вкололи, сделали это без спроса и без знакомства с моей медицинской картой. Хотя, скорее всего, в шприце было успокоительное или снотворное, чтобы я заснула поскорее и перестала истерить. Я точно была не в себе, меня впервые довели до эмоционального срыва, я даже не могу припомнить каждое событие вчерашнего вечера.

Но сейчас мне легче. Я обвожу взглядом спальню и замечаю новые вещи: мне принесли две вазы с чайными розами, которые источают приятный сладковатый запах, четыре торшера, которые поставлены в каждый угол комнаты и были включены всю ночь, и дюжину пакетов, которыми завален угловой диван у окна.

– Какой-то сумасшедший дом, – произношу вслух, не веря, что вижу перед собой гору оранжевых пакетов из главного модного магазина страны.

Их вертолетом сюда, что ли, доставили?

И зачем?

Я не составила список, о котором говорила Марина, но вещи все равно привезли.

– Грубый. Злой. Одичавший. И привыкший решать проблемы деньгами.

Я встаю с кровати и со стоном понимаю, что до сих пор закутана в рубашку Хозяина.

Вот и доброе утро!

Как тут не завестись прямо с утра? Я нетерпеливо срываю джинсовку с плеч и уже хочу закинуть ее в дальний угол, как замечаю странную вещь. Правая сторона рубашки имеет подкладку из жесткого материала. Весь правый рукав и половинка спины прошиты второй тканью, которая выглядит то ли как корсет, то ли как защита.

Я сжимаю рубашку в руках и не могу понять, почему так. Зачем это вообще нужно? И почему только одна сторона?

– Саша, – Марина зовет меня тихим голосом прежде, чем войти.

– Да, Марина. Можете войти.

Я заранее знаю, что увижу ее виноватый взгляд и поджатые губы. Домработница – островок адекватности в этом доме, она говорит спокойным голосом, смотрит как нормальный человек и, если честно, помогает мне сохранить рассудок.

Она входит с подносом, повторяя ритуал прошлого утра, и выдавливает из себя улыбку.

– Только не спрашивайте, как я спала, – качаю головой, прикрывая глаза на мгновение. – Тем более это был не сон, а забытье. Я помню, что мне сделали укол.

– Мне очень жаль. У вас была истерика, и врач посчитал необходимым… – она сбивается, ведь ей самой становится тошно от своего официального тона. – Саша, Кога накажут.

– Дадут десять розг? – Я не могу подавить усмешку. – Или как тут принято?

– Хозяин разберется. Я не лезу в эти дела, но он не спустит Когу его ужасную выходку.

– Очень обнадеживающе. – Я перевожу взгляд на рубашку, которую до сих пор держу в руках, и протягиваю ее Марине. – Для чего здесь подкладка?

Марина замирает посреди комнаты, разглядывая вещь в моих ладонях. Она все же ставит поднос на край кровати, после чего подходит ко мне и вытягивает рубашку из моих рук.

– Он отдал вам ее?

– Да. Только сперва порвал мою майку.

Я выворачиваю нужный край и показываю Марине подкладку, хотя по ее глазам отчетливо видно, что для нее это не открытие. Она знает об этой детали, и далеко не первый день.

– У него все такие, – говорит она тише. – Специально шили в одном ателье, я делала заказ у проверенных людей, чтобы никто не узнал. Привезла сразу двадцать штук. Они все джинсовые и трех цветов: черные, синие и темно-серые.

– Марина, вы уходите от ответа.

– Я его сестра, – неожиданно произносит она, вздрагивая от собственного признания.

– Что?

– Родная, – добавляет она.

– Но вы не выглядите как хозяйка. Наоборот, вы держитесь как прислуга.

– По-другому никак, мы даже повздорили с ним из-за этого. Он не терпит, когда ему лезут в душу. Поэтому я привыкла держаться отстраненно, почти как чужой человек, только чтобы быть рядом.

Она проводит ладонями по лицу, смахивая сухие слезы.

– Мне так больно за него, – Марина говорит совершенно другим голосом, мягким и грустным. – Я не могу помочь ему, как бы ни пыталась… Он не позволяет, он упрямый и привык быть всегда сильным. Скорее умрет в одиночестве, чем кому-нибудь покажет свою слабость. Даже если не виноват в ней. Он отдалился ото всех после той беды и никуда не выходит. Но он же еще молод, он же… Саша, помогите ему.

– Я?

– Да, вы. – Она снова кивает и сжимает мои пальцы сквозь джинсовую рубашку. – Вы разговаривали с ним, и не один раз. Такого давно не было, это почти чудо.

В зеленых глазах Марины ярко горит надежда. Она смотрит на меня как на единственный шанс для своего брата, держит мои пальцы крепче и боится, что я могу исчезнуть в любой момент, как мираж.

Мне становится неловко, я не понимаю, чего она хочет от меня. Как это помочь ему? Я не доктор, не психолог и не его друг, наоборот, Хозяин записал меня в список возможных врагов и ждет, когда его люди проверят мою биографию. Если он не слушает собственную сестру, то мне точно никак к нему не пробиться.

Да и что мне ему говорить? Я каждый раз теряюсь наедине с ним, а после порванной майки не хочу испытывать судьбу еще раз.

– Марина, – зову мягким тоном и постепенно вытаскиваю руку из ее захвата. – Как я могу помочь ему? Я даже имени его не знаю. Я ничего о нем не знаю.

– Узнаете. – Она решительно кивает. – Помните, вы хотели относить ему завтраки вместо меня? – Ее глаза вспыхивают азартом, и она тут же делает полуоборот, словно уже хочет что-то делать, решать, предпринимать. – Это хорошая идея, Саша. Я отказала, испугавшись, но сейчас понимаю, что так будет лучше. Он привыкнет к вам, начнет рассказывать о себе, позволит увидеть свое лицо, ему самому это нужно…

– А мне? Мне это нужно, Марина?

Мой вопрос ставит ее в тупик. Она замирает, перебирая в голове возможные ответы, но ни один из них не подходит. Поэтому она молчит и выцветает на глазах: вспышка оптимизма гаснет и оставляет после себя глухое разочарование. Она выглядит как человек, который на мгновение поверил в чудеса для детей, а потом экспрессом вернулся на взрослую землю.

– Я принесла омлет и овсянку с фруктами, – сообщает она официальным тоном, отходя от меня на шаг. – А также черный кофе и какао. Если нужно что-то другое, я приготовлю.

– Не надо так, Марина. Я же теперь знаю, что вы не домработница.

– Забудьте, я позволила себе слабость и жалею об этом.

Она разворачивается, чтобы уйти, но меня буквально тянет следом. Я касаюсь ее плеча, останавливая, и быстро делаю шаг, чтобы обогнать женщину и заглянуть в лицо.

– Чтоб вас, Марина! – вспыхиваю. – Я же не железная и вижу, как вам плохо! Куда вы уходите? Почему нельзя нормально поговорить? Я благодаря вам только и держусь в этом доме, вы с первой встречи вели себя адекватно и успокаивали меня. Я какого-то черта даже верю вам! Я не хочу, чтобы вы уходили вот так, с обидой или злостью…

Я запинаюсь, теряя мысль, потому что Марина вдруг тянется ко мне и обнимает. Словно мы старые подруги, которые повздорили из-за пустяка, но вовремя повернули назад. Мы действительно становимся ближе в это мгновение, я вижу перед собой не прежнюю собранную и строгую домработницу с идеальным гардеробом, кожей и манерами, а сильную женщину, у которой есть слабое место.

Ее брат.

У меня ведь тоже есть брат. Младший несмышленый идиот, от которого так и ждешь звонка из больницы или вовсе из полицейского участка. Я прекрасно понимаю чувства Марины, могу представить и страх за родного человека, и усталость, когда все твои старания тщетны.

– Я боюсь его, Марина. Подспудно… У меня язык заплетается, когда он оказывается передо мной. И еще вокруг вечно темно. Я не вижу его и могу только представлять, как он выглядит, как реагирует на мои слова.

– Он даже мне не показывается при свете. – Марина кивает. – Только врач да парни из охраны видят его.

– Он изуродован?

Марина опускает лицо.

– Саша, я дала ему слово, что ни с кем не буду обсуждать его внешность и прошлое.

Я понимаю, что это тоже ответ. Если есть что скрывать, значит, есть увечья. Из-за чего-то же он предпочитает черные комнаты и специально пошитые рубашки трех цветов?

– Вы уже отнесли ему завтрак? – Я оборачиваюсь через плечо и смотрю на часы на прикроватной тумбе.

– Еще нет. Он поздно ложится и поздно встает. А что?

– А что? – я повторяю ее удивленный тон, в котором вновь разгорается надежда. – Я еще ничего не решила, я только прикидываю возможность…

В дверь стучат, и мы с Мариной вместе оборачиваемся. Марина отзывается на правах хозяйки, после чего из-за двери выглядывает высокий охранник в черной рубашке.

– Хозяин, – произносит он басом.

– Что Хозяин? – Марина делает шаг к двери. – Он зовет меня?

– Нет, он идет сюда. Он хочет увидеть девушку.

Охранник указывает на меня подбородком.

– Сюда? – Марина едва проталкивает звуки сквозь удивление. – То есть в эту спальню?

– Да, он хочет войти.