Читать книгу Училки. Сборник - Агата Санлайт - Страница 3

Алина

По дороге домой я почему-то все время мысленно возвращалась к Шаукату Вяземцеву. Было в нем что-то такое, что притягивало и привлекало меня как женщину. Однако я не такая дура, чтобы предполагать, будто этот богатый плейбой реально мной заинтересован. Скорее всего, хочет затащить в койку. В лучшем случае, предложить пару постельных марафонов. Оно мне надо? Нет уж! Подобные интрижки губительны и для репутации преподавателя и для женского самолюбия. Неприятно осознавать, что тебя используют, как ожившую секс-игрушку, а потом выбрасывают за ненадобностью. Даже если богатей не скупится на откупные.

Да и репутация в вузе мне гораздо дороже сомнительного внимания Вяземцева. Не хочу, чтобы на меня показывали пальцем, не хочу, чтобы коллеги обсуждали за спиной какая я глупая, падкая на деньги и хорошую жизнь. Не хочу, чтобы каждый богатый студент стремился повторить подвиг Вяземцева. Ну, а что? Раз одному удалось, другие, что, рыжие? Это же для них нечто вроде спорта.

Нет, нет и нет…

А все-таки… какие у него глаза. Голубые, редкий цвет, между прочим. Да и мускулы… Качается, наверное…

Я расплатилась с таксистом через сбербанк онлайн и вошла на свою территорию. Мой Тошка вовсю резвился с няней – крупной темноволосой татаркой в возрасте. Фирдаус Шамсутдиновна помогала мне с сыном с первых же дней его жизни. И сейчас собирала непоседу в садик, забирала оттуда, кормила. Тяжело, когда нет бабушек и дедушек. Отца я никогда не видела, а маму схоронила еще в двадцать лет. Когда сверстники только и думали, что о тусовках, дискотеках, свиданиях…

А мамы вдруг раз – и не стало. Врачи сказали – разрыв кисты яичника. Утром мама ушла на работу, как обычно чмокнув меня в щеку. Мы планировали вечером поесть пельменей, которые сами налепили недавно… А днем мне позвонили и сказали, что маме неожиданно стало плохо. Скорая приехала быстро, но уже ничего не смогла сделать…

Я почти год вставала по утрам и на автомате ставила две чашки на стол… А потом убирала одну и плакала…

И только через полтора года я, наконец-то, раздала мамины вещи и разобрала ее документы. Оставила себе блокнотик в коричневой обложке, хранящий запах мамы и ее аккуратный, каллиграфический почерк и бумажку со стишком.

Она словно благословляла меня с небес…

Этот пожелтевший от времени кусочек бумаги я хранила в столе до сих пор…

Тошка стал моим спасением от одиночества и пустоты, которая поселилась в душе. Его детский задор заставил меня вспомнить, что я еще не древняя старушка, у которой все позади, а впереди лишь воспоминания… Запах жизни, но не ее вкус.

Видимость, но не настоящая жизнь…

Вот и сейчас мой мальчик и Фирдаус Шамсутдиновна играли во дворе в мячик. Резвились, напоминая, как же это здорово, что ты здоров, силен и еще вполне молод. Как же здорово жить! Я торопливо закинула домой сумку и присоединилась к веселью.

Мы носились по газону, хихикали. Перебрасывались мячиком, ловили его. Старались застать друг друга врасплох. Делали обманные движения, временами попадали в высокую ель, что росла неподалеку от забора и дерево возмущенно шуршало иголками.

Нет ничего прекрасней и удивительней, чем эти минуты безудержного, светлого и беззаботного веселья… И нет ничего важнее их в жизни…

Спустя часа полтора игры устали все. Даже мой неутомимый Тошка.

Я накормила непоседу пельменями, и он умял целую тарелку за милую душу. Сама я тоже отдала должное еде. Устала и вымоталась за день.

Уложила сына и несколько минут любовалась им. Я часто так делала, потому, что в последнее время Тошка стал смыслом моей жизни и моим единственным неповторимым мужчиной.

Маленький курносый носик уже посапывал, аккуратные губы растянулись в улыбке – ему снилось что-то приятное. Сын очень быстро вытянулся и давно перегнал сверстников. Стал широк в плечах так, что многие футболки и толстовки нужного роста оказывались маленькими. Но очень хорошо сложенным.

Я обожала его зеленые глазищи, иной раз такие хитрющие. Когда малыш затевал прятки или сюрприз для мамы. А иногда такие восторженно-искренние…

Я осторожно погладила Тошку по растрепавшимся каштановым волосам и отправилась спать.

И все-таки, лежа в кровати и закрыв глаза, я снова подумала о Вяземцеве. Зачем? Почему? Нет! Определенно мне нужно выбросить его из головы и четко дать понять, что парню ничего не светит. Если вдруг он еще этого не понял…

И у меня есть целых два средства для этого. Если не поможет первое, прибегну ко второму.

От мысли, что Вяземцев отступится, почему-то вдруг стало неприятно. Я даже немного расстроилась. Но постаралась успокоиться и вскоре крепко уснула.

Наутро няня забрала сына, чтобы отвести его в детский сад и оставила мне чай с яичницей. Преподавателю, как знаменитому пловцу перед тренировкой, необходимо побольше белка… Дабы монотонно бродить взад-вперед по аудитории, гипнотизируя студентов и таким способом заставляя их хоть что-то запомнить…

Если заснули – будить анекдотом.

Я позавтракала и отправилась в вуз.

Здесь я проделала традиционный ритуал любого преподавателя, который имел несчастье явиться на рабочее место первым.

Вначале я попросила у вахтерши снять кабинет с сигнализации. Затем проверила, выключилась ли красная кнопка над кабинетом. Если не выключилась, надо возвращаться к выходу из корпуса и заново просить снять помещение с сигнализации…

После этого я быстро открыла замок и выключила рубильник сигнализации, под ее навязчивое тиканье. Будто часовую бомбу обезвреживала.

Если всего этого не сделать в правильном порядке, вначале тебя оглушит сирена, затем охранники, которые прискачут на защиту бесценного вузовского имущества. Преподавательских столов, еще помнящих Брежнева, разваливающихся стульев и самого ценного – старых контрольных и экзаменационных листков. А затем тебя окончательно оглушит кто-то из вузовского начальства. «Ибо нефиг!» – как выражались в моей молодости.

Завершив ритуал без потерь: времени охранников, вузовского начальства и моего слуха, я сняла плащ и поставила чайник. Я вообще любила первые пары. Я – жаворонок, встаю около полседьмого, в семь утра, в крайнем случае. Люблю рано начинать рабочий день, чтобы часам к четырем уже возвращаться домой. Не всегда получается. Но большую часть недели я трудилась именно так.

После первой пары пришла Настя Рудникова. Я вернулась с лабораторок к нагретому чайнику и разложенному на тарелке печенью с шоколадом.

– Будешь? – кивнула подруга.

– Ты ж знаешь, я не люблю сладкое. А вот чай – с удовольствием.

Мы почаевничали и разошлись по занятиям. После очередных лабораторных работ мне ужасно захотелось еще горячего чаю. Не смотря на отопление и два нагревателя, которые прикупил завкафедры в лабораторию, в помещении было жутко холодно.

В том году я даже предложила хранить в наших аудиториях медикаменты. Естественно, за деньги! И прибыль для кафедры и первая помощь задубевшим преподам…

А кто-то из выпускников, зайдя к нам в гости, сказал: «Понятно, почему преподаватели и в восемьдесят лет бодрячком! В таком холоде мясо не портится».

Я вышла из кабинета и почти столкнулась с Шаукатом Вяземским.

Этот наглый плейбой улыбнулся, придержав за локоть и непозволительно долго не убирал руку. А затем сунул мне в лицо букет… из фруктов, ягод и леденцов на палочках. Физалис, клубника, черешня, виноград… Такой подарок стоил целое состояние… Я отшатнулась, едва не наткнувшись на одного из наших преподавателей – Панфилова Владислава Сергеевича. Пожилой мужчина с военной выправкой и окладистой бородкой покачал головой и бросил многозначительный взгляд на Татьяну Матвеевну Антонову – тоже нашу преподавательницу старшего поколения. Ярко накрашенная брюнетка с каре, в синей шелковой блузке и юбке-клеш едва доставашей до колен, посмотрела на меня осуждающе.

Татьяна Матвеевна напоминала мне нашу школьную учительницу, которая красилась так, что штукатурка разве что не осыпалась… Но стоило девочкам мазнуть губы блеском, следовала длинная лекция о том, как это вульгарно и некультурно.

Как говорил Владислав Сергеевич: «Старые коммунистки красятся так, чтобы, при случае, пойти в разведку в свой же вуз, и без макияжа остаться неузнанными».

Вот и сейчас ей бы не в вуз в таком виде, а на сцену Мюзик холла. Но осуждала Татьяна Матвеевна меня…

– Здравствуйте, Владислав Сергеевич. Простите, я вас не видела.

– Здравствуйте, Татьяна Матвеевна.

– Здравствуйте, Алина Хаматовна, – пробурчали коллеги и торопливо отправились дальше по коридору. Я поймала на себе еще пару осуждающих и любопытных взглядов от коллег и студентов и мысленно выругалась. Вот же черт! Принес нелегкий этого Вяземцева! Разве я давала ему повод?!

– Алина Хаматовна, букет возьмите! – подлил масла в огонь этот наглый плейбой, словно не заметил фурора, который наша пара произвела на кафедре. Наверное, даже крокодил во фраке, цитирующий законы Ньютона, не вызвал бы большего интереса.

Я прочистила горло и строго спросила:

– Простите, а за что мне такое внимание? Я вроде бы даже еще не исполнила для вашей группы оперную арию «Вы неуд свой сумели искупить».

Вяземцев усмехнулся моей остроте и широко улыбнулся:

– А разве я не могу просто подарить букет красивой женщине?!

Выглядел он при этом так невинно и одновременно соблазнительно, как девственница в толпе моряков дальнего плавания.

На нас уже откровенно глазели пестрые кучки студентов, которые собирались возле кабинетов для лабораторных и практических занятий. Мимо прошла и быстро поздоровалась еще пара наших старейших преподов. Гусман Натанович Ахтенов – очень хороший и приятный мужчина и Филлип Андреевич Чернов – нелюдимый, мрачноватый тип.

Пожилая полная лаборантка – Светлана Максимовна Перхова обогнула нас по широкой дуге, поздоровалась и юркнула в кабинет, едва дав мне ответить.

Я снова мысленно выругалась и подавила желание высказать все в лицо этому идиоту, из-за которого я теперь стану эпицентром всех местных сплетен месяца на два, не меньше. И еще невесть что придумают! Уверена, некоторые мысленно уже уложили нас в одну постель!

Уверена, жанр «научная фантастика» придуман изначально для рассказов вузовских научных работников, которые безудержно фантазировали про коллег.

– Послушайте! – довольно громко, чтобы услышали все интересующиеся, произнесла я. – Я – ваш преподаватель, а вы – мой студент. Наша половая принадлежность здесь роли не играет. Простите меня, Шаукат Вяземцев. Отдайте этот букет кому-нибудь из ваших прекрасных одногруппниц, а у меня дела.

Я собиралась ретироваться, но сильная рука удержала на месте. Вот же проклятье! Хватка у этого пижона прямо, как у боксера.

– Алина Хаматовна. Ну зачем вы так? – и главное лицо такое искреннее-искреннее, будто бы даже немного расстроенное! Вот же дамкий угодник! Умеет состроить нужную мину. Наверное, после такой многие прямо на шею к нему кидаются. Чем дольше продолжал нашу беседу Вяземцев, тем сильнее я на него злилась.

Нашел время и место! Зачем нужно дарить букет на глазах у всей кафедры? Студентов и преподавателей! Он, что, совсем идиот?! Не-ет! Наверное, он нарочно! Рисуется, красуется, демонстрирует, как очередная дурочка падает к его ногам в туфлях стоимостью, как весь мой дом.

А может еще и на видео записывает. Мало ли какая у него аппаратура. Я точно знала – Вяземцев не пишет в тетради на лекциях, а фиксирует все на камеру.

– Послушайте! – поучительно и как могла спокойно произнесла я. – Во-первых, преподаватель как витрина. Смотреть можно, трогать – нельзя! – я уронила взгляд на свой локоть, который держал Вяземцев. И он сразу же отпустил. Ну слава богу! – Во-вторых! Любые подарки и прочие «приятности» для преподавателя недопустимы. Потому, что мы должны сохранять объективность. В-третьих. Вы не интересуете меня, как мужчина. И поэтому, пожалуйста, относитесь ко мне как к педагогу, а не как к женщине. Вы меня поняли?

Вяземцев огляделся. Ну, наконец-то! Заметил заинтересованность на лицах студентов и недоумение на лицах моих коллег. Пока он замешкался, я отчеканила:

– До встречи на лекциях! – и быстро устремилась в кабинет к Иреку. Одному из наших молодых преподавателей, влюбленному в меня уже очень давно. Я никогда не давала ему повода и старалась не уделять повышенного внимания. Надеялась, что Ирек со временем остынет и найдет другой объект для симпатии. Но сейчас я впервые в жизни нарушила все собственные правила.

Никогда не заводить романов на работе.

Никогда не давать мужчине повод думать, что я им заинтересована, если, на самом деле, это не так.

Никогда не использовать влюбленных в меня мужчин для личных целей.

Никогда не играть на чувствах других.

Применив первое оружие против Шауката под названием «строгая и язвительная училка, которая не видит в студентах мужчин» я решила закрепить результат и задействовать второе оружие. Оружие, увы, обоюдоострое. К такому прибегают лишь в крайних случаях, когда не видят иного выхода.

Спиной ощущая присутствие Вяземцева, я суматошно подскочила к Иреку и тот сразу же поднялся из-за стола, приглаживая рукой курчавые черные волосы. Надо сказать, он был очень даже приятным на вид. Вполне себе симпатичным татарином, спортивным, хотя и худощавым, выше меня на две головы. Не таким красавчиком, как Вяземцев. Ну дак я и не замуж за него собиралась.

– Ирек! Вы не напоите меня чаем? – наступив на горло своей совести, в наглую спросила я.

Тот вначале опешил. И покосился на щель приоткрытой двери, в которой появился несносный Вяземцев! Ну не умеет этот плейбой останавливаться!

Шаукат вошел в преподавательскую так, словно он тут хозяин. Огляделся, бросил Иреку дежурное:

– Здравствуйте!

И сфокусировался на мне так, словно мой коллега исчез с горизонта. Вот прямо совсем испарился. Больше того, мы с Шаукатом наедине, и я очень жажду с ним пообщаться.

Вот как выглядел сейчас Вяземцев!

Хозяином положения в чужом кабинете, куда его даже не приглашали!

– Алина Хаматовна. Я ведь ничего в ответ не ожидал. Просто хотел сделать вам приятное! – богатей бесцеремонно прошествовал дальше, притормозив возле стола Ирека. Ну да, для нашей долларовой и евровой элиты закрытых дверей нет. Есть слабые замки и те, которые приходится ломать руками оплаченных мастеров. – Если я действовал немного бестактно в рамках вуза, прошу меня извинить. Алина Хаматовна, я всего лишь хотел выразить вам свое восхищение и подарить букет. Разве это плохо?

Плохо! Ой, как плохо! Особенно то, что голубые глаза этого субъекта меня так смущают, заставляют снова и снова смотреть в них. А от близости Вяземцева сердце пускается вскачь. Очень и очень плохо. Не говоря уже о том, что мне безумно захотелось клубники из букета!

– Алина, тебе помочь? – Ирек всегда был джентльменом. Поэтому прежде я старалась всеми силами дать ему понять, что между нами ничего не случится. Слишком он казался положительным. Но сейчас положение выглядело отчаянным, и я пошла на крайние меры. Совесть под моим каблуком кряхтела, хрипела, пыталась вырваться и напомнить о том, что нельзя использовать чувства других в своих целях. Но я продолжила игру.

Взяла Ирека под руку и произнесла:

– Шаукат. Я благодарна вам за внимание. Такая настойчивость не может не льстить женщине. Но я уже встречаюсь с этим мужчиной. И прошу вас, не компрометируйте меня столь настойчивым вниманием. Многие могут решить, что я ветреная, непостоянная. К тому же, студенты не должны ухаживать за преподавателями. Давайте уже назовем вещи своими именами. Прошу вас, покиньте преподавательскую. Я буду очень рада помочь вам со своим предметом и честно оценить на зачете или экзамене.

Вяземцев немного помедлил. Посмотрел как-то очень странно: то ли досадливо, то ли зло и вышел вон, оставив букет на холодильнике, что ютился у входа в преподавательскую.

Я выдохнула, и начала судорожно прикидывать – как теперь выкрутиться. Но когда повернулась к Иреку, то поняла, что попала. Совершенно так, конкретно попала по вине этого наглого плейбоя Вяземцева! Чтоб ему пусто было!

* * *

Шаукат

Зачем, ну вот зачем ему вздумалось встречать Алину с букетом у лаборатории?! Кат только потом понял – насколько это было неуместно и неправильно. Студенты косились с такими лицами, словно уже порнушку смотрели с Алиной и Катом в главных ролях! А преподаватели! Эти так вообще окидывали такими взглядами, словно… Алина и Кат, правда, прямо здесь в коридоре устроили сцены из порнушки.

Стоило подумать о том, как эти столетние ханжи – вузовские преподы старшего поколения отреагируют на невинный жест Ката! И просчитать реакцию нагормоненных малолеток с первых курсов! Пожилые преподы, наверное, еще на комсомольских собраниях тиранили «товарищей» за порочное поведение. А эти студенты за секунду придумают черт знает что.

Лучше бы встретил Алину после занятий. Возле здания или еще как! Хорошая мысля́ приходит опосля́. Хотя, на самом деле, Кат слишком хотел побыстрее увидеться с Алиной, и нетерпение вытеснило все разумные мысли и доводы.

Вяземцев намеревался извиниться, объяснить, что ничего порочного и плохого в его жесте нет, но сделал лишь хуже.

А затем Алина учинила Кату строгий выговор и сбежала…

Он собирался догнать ее и спокойно все объяснить в кабинете. Но оказалось, что у Ката нарисовался соперник. Он еще усомнился бы. Подумал, что Алина обманывает, чтобы отделаться. Но этот нескладный преподаватель, в каком-то дурацком черном свитере и джинсах, не способный даже нормально постричься, смотрел на физичку такими глазами… Вот прямо тут съел бы или отымел. Кат прекрасно понимал значение этого взгляда. Парень влюблен в Алину, она не врала.

А сама Алина?

Об этом Кату оставалось только догадываться. Он легко читал прежних своих пассий. Надули губки, потупились – обиделись. Надо бы подарить цветы, бриллианты или брендовую сумочку. Смотрят исподлобья с ожиданием – злятся или на что-то досадуют. Надо повторить ритуал. Улыбаются или беззаботно болтают – счастливы. Можно повторить ритуал, чтобы эффект закрепился. Студенточек Кат тоже видел насквозь. Как они поглядывали на предметы своей любви и надежды, как смущались, когда те косились в ответ. Как пытались найти повод завести разговор, и снова тушевались некстати. Краснели и опускали глаза.

Детство, детство…

Алину Кат прочитать не мог. Она казалась совершенно закрытой. Но по ее решительным действиям и словам, Кат понял, что надо уйти. Подумать, как действовать дальше. Тем более, что они уже совсем скоро увидятся.

Алина еще не знала. Но группе Ката в последний момент поменяли расписание и теперь они как раз попадали на лабораторные занятия к Ибрагимовой. А это значит, что буквально через пару у Ката появится совершенно честный и безупречный повод увидеться с ней.

Всю лекцию по высшей математике Вяземцев был сам не свой. Мать твою! Да что с ним такое? Волнуется так будто снова подросток и ждет свидания с любимой девочкой. А ведь никакого свидания не предвидится! Эта зараза наверняка снова напомнит о преподавателе-витрине и укажет Кату на его место.

От этих мыслей становилось одновременно волнительно, приятно и гадко. Коктейль эмоций так увлек Вяземцева, что он вообще отключился от реальности. В результате заработал повышенное внимание всей компании взрослых студентов.

– Эй? Ты чего сник, Кат? – потрепал его по плечу Темыч. – Расстроился, что преподша отшила? Бро-ось! Пари – это ж всего лишь пари! Вечером телочек снимешь, развеешься! А то вчера слинял из клуба пораньше… Надо было Ундину по полной… оттрахать!

Вяземцев обернулся к другу. Серые глаза смеются, на широком славянском лице так и написано – жаждет увидеть, как приятель выплачивает деньги за проигранное пари. Темыч всегда был азартным. В юности даже почудил с игровыми автоматами. Но затем понял, что бизнес – тоже дело азартное и «остепенился». Но порой прежняя мания «выскакивала».

– Вот уж нашел из-за кого переживать! – фыркнула Ляля с верхней парты, обдав Ката флером дорогих сладких духов. – Эта дамочка даже маникюр нормальный сделать не может. Вы видели ее ногти? Остриженные почти под ноль!

– Лялечка! Не завидуй! Тебе не по статусу! – вмешался Сергей Горский.

– Да больно надо! Этой серой мышке! – снова фыркнула Ляля.

– Ну да… Такой серой, что все наши мужики слюнями исходят, – шепнул Морецкий, сидевший по правую руку от Ката.

– Мне лично можешь проигрыш не возвращать! Мне вообще это пари не нравится! – подал голос Сомин. – Как-то это все неправильно!

– О! Нашего мордобойца заела совесть! – слишком громко хихикнул Хасбеков. Пожилой преподаватель с благородной сединой на висках даже поднял голову и сделал тому замечание:

– Вы, меня, конечно извините. Но если наше общество вам не интересно, можете выйти!

Кат и его компания очень уважали таких педагогов. Тех, что не заискивали перед толстосумами, вели себя строго, но сдержанно. Со студентами не панибратствовали, молоденьким девушкам глазки не строили и фривольные анекдоты не рассказывали.

Да и объяснял этот профессор свой предмет очень даже толково. Хасбеков тут же среагировал:

– Простите, больше не буду!

И хотя тон его был немного насмешливым, аудитория оценила. Остальные студенты совсем притихли. Уж раз Хасбеков засунул язык за зубы… Остальным и вовсе стоит помалкивать.

Ката оставили в покое, позволив опять погрузиться в мысли об Алине. Странные мысли, очень непривычные. То он воображал, как проводит ее после практики и объяснится, наконец-то, нормально. А она приветливо улыбнется и согласится пойти с ним в кафе. То вспоминал ее походку и взгляд. Даже пару раз возбудился не к месту.

На следующее занятие компания «взрослых студентов» шла в явном предвкушении зрелища. Все поглядывали на Ката, а Ляля то и дело фыркала и горделиво отворачивалась. Мол, то же мне, нашли предмет для спора!

Алина Хаматовна появилась в коридоре за две минуты до начала занятия. Окинула поток Ката внимательным взглядом и у Вяземцева сладко засосало под ложечкой. Вот же! Как пацан какой-то! Он глаз не мог отвести от физички. Так и пялился, ловя ее косые взгляды.

Только и думал о том, как же здорово подчеркивают прямые ножки Алины черные резиновые джинсы, а тонкую талию – угольный пояс. Как же к лицу физичке синий облегающий свитер. И как собранные в высокий хвост волосы открывают длинную изящную шейку и демонстрируют нежный овал лица…

Алина подергала дверь и усмехнулась:

– Ну что ж! Похоже, лаборантка пока ушла. Сама открою. Или… готовьте таран! – она снова усмехнулась и стремительно двинулась в сторону будки вахтерши.

Кат невольно проводил Алину внимательным взглядом. Не сдержался, уставился на ее бедра, которые так и перекатывались. В штанах сразу же стало тесно. Пришлось срочно прикрыться сумкой.

– Какая женщина! Валькирия! – усмехнулся Ахметьев.

– Ну да. В старушечьей водолазке под горлышко и дешевеньких джинсиках! – фыркнула Ляля.

– Ничего ты не понимаешь, малышка! – хмыкнул Ахметьев. – Дамочка зачётная. А ее строгий прикид очень даже секси… Так и думаешь, как она разденется… ммм… Да и ролевуха: она строгая преподша, с хлыстом, а он – покорный студент в коже… очень даже неплохо сейчас идет в разных клубах…

Кат едва сдержался, чтобы не врезать приятелю по башке.

– Ты повежливей, там! – предупредил он зло.

– Видал? – обратился Ахметьев к Морецкому. – Отелло отдыхает! Зарэ́жу, убью, покалечу… – произнес он с кавказским акцентом.

В эту минуту появилась Алина с ключами в руке.

Толпа студентов разошлась, давая физичке дорогу. Она попыталась открыть замок, но тот не поддался. Заметив ее старания, Кат приблизился.

– Разрешите, попробую? – спросил вежливо, стоя слишком близко к Алине. Так близко, что возбуждение снова нахлынуло и дыхание сбилось.

Она, как назло, выпрямилась и почти коснулась плечом Ката. Его обдало жаром. В паху потяжелело. Кат сунул руку в карман, скрывая результат близости с Алиной, и протянул вторую ладонь за ключом. На секунду их пальцы соприкоснулись и Ката опять обдало жаром.

Мать твою! Так придется переходить на домашнее обучение. Не бродить же по вузу с пушкой в штанах.

– Ну попробуйте! – с сомнением и вызовом произнесла Алина. – В противном случае придется уже искать таран…

Кат снова услышал «Какая женщина!» от Ахметьева и, подтолкнув дверь, с усилием открыл замок.

– Старые замки такие, – улыбнулся он, протягивая Алине ключ.

– Любят молодых открывающих? – усмехнулась она.

– Уже не способны оценить женскую красоту! – зачем-то пошутил ниже пояса Кат.

Алина покачала головой и взяла ключ так, чтобы не касаться больше ладони Ката. Вяземцев ощутил, как нечто неприятное пронзило до кончиков пальцев. Она, что, брезгует?

Студенты повалили в аудиторию, и Темыч подтолкнул замешкавшегося Ката туда же.

Когда все расселись одна из малолеток, бледная и какая-то странная, обратилась к Алине.

– Алина Хаматовна. Мне что-то нехорошо. Живот очень болит. Можно я пойду в общежитие отлежаться?

Физичка встала и подошла к девушке. Слегка нажала тут, там, одновременно расспрашивая.

– Так больно? А так?

– Не нравитесь вы мне, – был вердикт Алины. – Я отведу вас в компьютерный класс. Там сейчас нет занятий. Посидите. А я вызову скорую.

– Да я отлежусь… – попыталась возразить девушка.

– Нет. У вас нехорошие симптомы. – Светлана Максимовна? – окликнула физичка только что вошедшую в кабинет лаборантку.

– Да, Алина Хаматовна.

– Пожалуйста, проводите девушку в компьютерную. У вас ведь есть ключи?

– Да, конечно.

– Дождитесь вместе с ней скорую помощь. И меня позовите, как только врачи приедут.

– Хорошо, Алина Хаматовна. А методички, материалы раздадите сами?

– Да, конечно.

Алина отметила всех по списку и разделила на группы по трое. Назначила лабораторные работы, и сама шустро принялась выдавать пособия.

Кат действовал словно на автопилоте, наблюдая за физичкой, не в силах отвести от нее глаз. Даже очередные шуточки его компании не смущали.

«Влип наш красавчик!»

«Похоже, физичке пора спорить на Ката».

«Самое время его бухгалтеру подойти и подписать всем сотрудникам премии. Не заметит даже, как оставит автограф».

«Артем, ты, это, там не зевай! Давай ему на подпись дарственную на бизнес!»

Кату было плевать на подколки. Он искренне восхищался Алиной. Ее умением решить любую ситуацию, тем, как ловко она управлялась со студентами, методичками, и со всем остальным. А еще ее неожиданными познаниями в медицине.

– Так! Работы есть у всех! К концу занятия сдадите мне результаты. Оформите красиво уже дома. Начинайте. Я скоро вернусь! – и физичка явно убежала к девушке с больным животом.

Но студенты есть студенты. Второй курс! Вчерашние школьники! В аудитории начался шум и гам. Парни принялись ржать и делиться впечатлениями, девчонки хихикать и щебетать о шмотках-украшениях.

Кат какое-то время наблюдал за творившемся и вдруг стукнул кулаком по столу. Все взгляды обратились к нему.

– А ну всем заниматься! Что вам Алина Хаматовна сказала?!

Ну да, серьезного дядечку бизнесмена молодежь слушалась лучше, чем грамотного и интеллигентного преподавателя. Ребята принялись за работу, зашуршали методички, начали стучать установки.

– Да ты никак здорово запал на нее? Прямо счас задымишься! – ухмыльнулся во все лицо Хасбеков.

– Эй, Кат! Это ты ради пари или так? – поинтересовался Ахметьев. – Может ты уже того? Втюрился в нее?

– Да отстаньте вы от него! – возмутился Сомин. – Правильно сделал, что навел порядок.

– Ну да! Ради этой фифочки! – фыркнула Ляля в очередной уже раз.

Кат встал, молча достал телефон и перекинул по мобильному банку всем деньги за проигранное пари.

– Все? – спросил он с вызовом. – Считайте, что я проиграл!

Мужики слегка даже опешили. И пока все соображали, что да как, Кат устремился на выход – посмотреть, не нужна ли помощь Алине.

Физичка нервно мерила шагами кабинет, заставленный столами с допотопными компьютерами и неудобными стульями. В центре, рядом со столом преподавателя сидела та самая больная девушка, уже белая как мел. Складывалось впечатление, что студентка еле держится на стуле. Рядом суетился врач скорой помощи.

– Вы очень вовремя нас вызвали. Фактически спасли ей жизнь. При разрыве кисты яичника не всегда можно успеть оказать первую помощь, – резюмировал врач, пока девушку уносили на носилках.

– С ней точно все будет в порядке? – спросила Алина, серьезная и расстроенная.

Кат инстинктивно приблизился к ней, подставил плечо.

– Ну точно вам только господь Бог скажет. Но все должно быть нормально. Вот мой телефон. Можете потом позвонить.

– Спасибо. – выдохнула Алина. Лаборантка сунула ей в руку стакан с теплым чаем.

– Алина Хаматовна, выпейте, на вас лица нет! – произнесла она, подставляя физичке стул. Кат оглядывался, чувствуя себя ужасно ненужным. Не знал, чем помочь, как поддержать, но уйти почему-то не мог. Просто не мог бросить ее одну. Такую растерянную, расстроенную и такую… трогательную.

– Может вам купить успокоительного? – спросил он, присев на корточки возле физички. Она глотнула чаю и, кажется, только теперь его заметила.

– Занятие! – всплеснула руками Алина и собиралась встать.

– Не волнуйтесь вы так! – удержала ее за плечо лаборантка. – Сейчас я схожу и наведу там порядок.

– Когда я уходил все работали, – сообщил Кат. – Хотите что-то еще? Пиццу, пасту, суши…

Алина вдруг сфокусировалась на нем и посуровела.

– А вы почему не в лаборатории? Или решили переквалифицироваться в официанта?

Препод он и есть препод. Хоть трава не расти, а прогульщика отчитает.

Но Ката это почему-то не злило. Напротив, он улыбнулся и пообещал:

– Я все сделаю. Не сомневайтесь. Если не успею сейчас, останусь на следующее занятие. У нас окно.

– Имейте в виду! – она отпила еще немного чаю. – Я не зачту работу, если сами не сделаете! А только спишете у Старцева.

И снова несправедливое замечание почему-то совсем не обидело Ката. Он усмехнулся:

– Даю слово! Все сделаю сам и лично вам покажу! Так вам заказать пиццу или пасту? Вам нужно прийти в себя!

Алина залпом осушила кружку, встала и медленно пошла к двери. Кат чувствовал – с ней что-то не то. Вот прямо каждой своей клеточкой ощущал! Переживал, как будто ему есть дело до этой чужой, отстраненной женщины! Было, было ему до нее дело! Было, мать твою! И еще какое!

Он остановил Алину и развернул к себе. Боже! Да у нее глаза на мокром месте!

– Что с вами, Алина Хаматовна? Я могу чем-то помочь?

Слова вылетели сами. И следом еще, совершенно неуместные:

– Алина… Не расстраивайтесь. Скажите и я все для вас сделаю!

Она сфокусировалась на лице Ката. Удивилась, вскинула бровь. Вспомнила о том, что она – преподавательница, в он – студент, чтоб его! Посуровела. Сделала серьезное лицо.

– Алина, нас никто не видит. Просто скажите, чего вы хотите. Что случилось. Я вам помогу. А когда выйдем отсюда, я ни словом ни с кем не обмолвлюсь. Клянусь! Даю вам свое слово!

Кат закрыл дверь на ключ, приблизился к растерянной Алине снова и взял ее за руку.

– Моя мама умерла от разрыва кисты, – она всхлипнула, вдруг упала на стул и разрыдалась: горько и безутешно. – Пришла на работу, жаловалась на боль. А потом, когда вызывали скорую, было уже поздно… А я… я в это время веселилась у подруги, праздновала ее день рождения.

Алина закрыла лицо руками и зашлась слезами еще сильнее.

Кат взял стул, сел рядом, крепко обнял ее и прижал. Начал неловко гладить по волосам, по спине.

– Вы поплачьте, выскажитесь. И станет легче. Алина, а хотите после занятий я свожу вас в парк аттракционов или в ресторан? Или в клуб «Амазонки». Там удивительные фэнтезийные шоу…

Он говорил и предлагал все подряд. Все, что только на ум приходило. А она только плакала и плакала. Такая милая, трогательная и… родная. Да, мать твою! Роднее некуда. Он готов был из кожи вон вылезти, чтобы ей помочь. Вот только не знал как.

Какое-то время Алина рыдала – навзрыд, тихо и безутешно. А Кат продолжал прижимать, гладить ее…

Затем физичка начала успокаиваться. Чуть всхлипнула, вытащила из кармана салфетку и принялась аккуратно промокать глаза. Кат выпустил ее и просто смотрел. Обалдел, обомлел… Не мог взгляд отвести от ее лица, немного детского, огромных глаз, еще более глубоких сейчас, после слез…

– Ну вы как? Все хорошо? – он налил еще чаю из чайника на преподавательском столе и сунул его в руки Алины. Она обняла чашку ладонями и начала молча пить.

Слезы высохли. А когда закончился чай, на Ката взглянула все та же недоступная, серьезная преподша, которой Алина была совсем еще недавно.

– Шаукат. Вы меня извините. Дала слабину. Пойдемте на занятия. И я буду вам очень признательна, если никто не узнает о моей слабости.

И прежде чем он успел хоть слово сказать, возразить, напомнить о своих предложениях, Алина поставила чашку на стол, открыла дверь и вышла из кабинета…

Кату ничего не оставалось, как только двинуться следом. И… снова восхититься этой женщиной. Невероятной! Невозможной! Не такой, как все остальные.

Она выглядела прежней. Плечи расправлены, голова гордо вскинута. На косые взгляды других преподавателей, что заметили, как Кат вышел из кабинета вслед за Алиной, смотрела прямо и без смущения.

А когда зашла в аудиторию, принялась распоряжаться и руководить так, что студенты по струнке ходили.

– Ну ты дал! – усмехнулся Темыч, когда Кат сел на свое место и принялся выполнять лабораторную работу. – Так всех построил. А потом еще и деньги вернул. Что, она такая непрошибаемая?

– Она не такая… чтобы на нее спорить! – шикнул на друга Кат и вернулся к работе.