Читать книгу Золотая лихорадка в Орехово-Зуево - Ахмед Нуреев - Страница 2

Шел предолимпийский 1979 год. Москва и область готовились достойно встретить летнюю Олимпиаду-80, несмотря на бойкот со стороны ведущих мировых держав, якобы за ввод советских войск в Афганистан. Весь неблагонадежный контингент выявлялся и отправлялся, как тогда говорили, на «101-й километр», то есть подальше от столицы. Город Орехово-Зуево находится на 88 километре и тоже попал под зачистку. Город в криминальном отношении не совсем благополучный.

Нельзя сказать, что здесь орудовали крупные банды или группировки, но мелкого хулиганства, воровства, бытовухи, пьянства хватало с избытком. Ближе к Олимпиаде-80 в городе стало спокойно, на время все затихло. В Москву и область командировались сотрудники спецслужб со всех областей и республик страны. Даже «бытовуха» стала редкостью: пьяницы притихли, пили в основном дома, без драк.

В отделе уголовного розыска г. Орехово-Зуево было жарко. Нет, не от дел, а от летнего зноя. Стоял июнь. За столом сидел старший инспектор, капитан милиции Ахтямов Ваиз. Он боролся с дремотой, глядя на засиженные мухами обои на стенах, на шкаф для одежды у дверей, на свой обшарпанный сейф, на непонятно какого цвета старые столы и стулья в кабинете.

Вся эта унылая обстановка нагоняла на него тоску. Ему уже 28 лет. Давно окончил школу милиции. Чтобы как-то дальше продвинуться по службе, учился, вернее, перешел на 5-й курс заочного отделения юридического института. Он считал, что жизнь не удалась. До сих пор не женат, упустил свое время для этого, да и зарплата не ахти какая, некоторые коллеги по школе МВД уже майоры. Но работа в милиции ему нравилась, он любил острые ощущения. Сладко зевнул и потянулся, стул под его 82 кг слегка заскрипел. Для своего роста в метр восемьдесят он был крепко сложен, увлекался модным среди молодежи «каратэ», имел разряд по боксу. Займись он серьезно спортом, мог стать чемпионом, но выбрал уголовный розыск. Родился и вырос здесь, в татарской слободе, или, как еще называли это место, «выселки» города Орехово-Зуево, у одноименной станции Московской железной дороги. В слободе царил полугородской, полусельский быт, в основном семьи жили в частных домах. Местные жители работали на железнодорожном узле, фабриках, у некоторых имелось подсобное хозяйство, держали коров, коз или овец, кур.

Местечко было в криминальном отношении неспокойное. Кроме татар здесь жили русские, евреи и другие национальности, но татар было большинство, в основном переселенцы из Нижегородской области. Многие бежали сюда от раскулачивания, настоящие работяги, бывшие зажиточные крестьяне. Детство у Ваиза было неспокойным и трудным, имел множество приводов в милицию, по малолетству даже сделал несколько наколок на руке и плече, которых сейчас стыдился.

Напротив старшего инспектора сидел и считал мух его подшефный, Алексей Михайлов, инспектор УГРО, лейтенант. В свои 23 года выглядел лет на семнадцать, круглолицый, добродушный, коренастый, среднего роста, увлекался всеми видами спорта, очень доверчивый, что иногда мешало в работе.

– В шахматы что ли сыграем? – предложил Алексей, доставая доску с шахматами.

– Нельзя в рабочее время. Хочешь, на часок задержимся вечером и сыграем? – лениво ответил Ваиз, хотя безделье сильно надоело.

– Нет уж, после работы бегом в спортзал, и так пропустил два занятия из-за отчетов.

Так они коротали время, когда внутренний телефонный звонок заставил их вздрогнуть. Звонил дежурный.

– Ахтямов, Михайлов, на выезд! Убийство в трехэтажном доме, что у водокачки. Знаете этот блочный барак? Звонила соседка.

– Кто убит? – автоматически спросил Ваиз.

– Учительница химии, Давыдовская Корнелия Михайловна, пенсионерка, квартира пять, уточнил дежурный.

Квартира оказалась на третьем этаже. Скромная уютная обстановка: диван, железная кровать, двустворчатый шкаф с зеркалом на одной двери все довольно старое, но в хорошем состоянии. Чувствуется, что хозяйка следила за ними. У окна, на столе, накрытом кружевной скатертью, стояла ваза с цветами. Вдруг на стене зазвонили старинные часы, отбили три часа дня, одна гиря натянула цепь, на которой висела, почти до упора. Ваиз машинально подтянул гирю. Квартира была однокомнатная с маленькой кухней около четырех квадратных метров. Все было перевернуто «верх дном». Хозяйка сидела на табурете, уткнувшись лицом в кухонный стол. Она была привязана через пояс к спинке стула. На столе стояли две чашки и маленькая тарелочка с тремя бутербродами с колбасой. Одна чашка была пустая, видимо, гость выпил ее содержимое, а вторая почти полная. Стоял заварной чайник с очень густым чаем. Вокруг табуретки разлилась небольшая лужа крови. Хозяйка была одета в темно-синий пиджак, юбку того же цвета и белую кофточку с кружевами мода пятидесятых годов. Крашеные с сединой вьющиеся волосы аккуратно собраны в пучок на затылке. Это была не очень крупная, но упитанная женщина лет семидесяти пяти. На спине под левой лопаткой зияла рана, на пиджаке было большое кровяное пятно. На руках ожоги, на шее синяки женщину пытали.

Смерть наступила примерно шесть часов назад от удара ножом в спину, прямо в сердце. Удар профессиональный, на теле следы пыток.

Умерла сразу. Остальное после вскрытия, объяснила эксперт Рюмина Людмила, молодая женщина двадцати шести лет, высокая красивая блондинка, полная противоположность жгучему брюнету Ваизу. Эксперт была неравнодушна к старшему инспектору.

– Кто обнаружил женщину? – спросил Ваиз толкавшихся у дверей соседей.

– Я обнаружила, ответила женщина средних лет, соседка из шестой квартиры. Пошла на улицу к бочке за молоком, ее дверь была закрыта. Возвращаюсь, дверь гоняет сквозняком туда-сюда, но не хлопает. Я подумала, проветривает, она часто так делала.

– Во сколько это было? – спросил Ахтямов.

– Около девяти утра, – ответила соседка, – я всегда в это время за молоком хожу.

– Ну, а потом что?

– Я приготовила обед, чуток отдохнула, слышу стук, тук-тук. Думаю, чего-то долго Корнелия Михайловна проветривает квартиру. К ней постоянно бывшие ученики захаживают, после них она обычно проветривает. Некоторые курят у ней на кухне, душу изливают. Она, бедненькая, всех привечает, чаем с бутербродами угощает. Дай, думаю, пойду посмотрю. Ой, маменьки! Захожу она на кухне сидит, лицо на столе. Подумала, сердцем плохо стало, скорую надо вызвать. Она раз-два просила меня вызвать скорую. В доме телефонов нет, приходится чуть-ли не до станции к телефону-автомату бежать. Потом глянула она привязана, а на полу лужа крови. Побежала звонить в милицию. Вот и все, – почти плача рассказала соседка.

– Вы не видели, сегодня кто-нибудь к ней заходил?

– Нет, я никого не видела. Мои окна выходят на сторону железной дороги, двор я не вижу.

– Может, когда выходили за молоком, кого-нибудь видели или встретили?

– Нет, никого не встретила, – уверенно отвечала соседка.

Ваиз послал Алексея опросить других соседей, но многих дома не оказалось. Решили вечером еще раз обойти соседей.

В квартире был беспорядок, явно что-то искали. Воры обычно переворачивают все верх дном, вплоть до банок с крупой и сахаром. Здесь искали, более менее, аккуратно. Но, судя по обстановке, красть здесь было нечего, если только какие-то денежные сбережения. Их надо было найти, если, конечно, вор заранее не знал, где они лежат.

Решили сходить в ЖЭК и узнать список жильцов. В доме было три подъезда, по две квартиры на этаже, итого восемнадцать квартир. Список жильцов получили быстро. Вернувшись в отделение, стали его изучать, сравнили с картотекой. Дом оказался неблагополучным. За исключением учительницы, ее соседки с мужем и дочкой, еще двух квартир, остальные так или иначе имели дело с милицией. Кто за пьянство, кто за хулиганство, трое за мелкую кражу с текстильной фабрики. Один, некто Виктор Бурилин, вообще был рецидивистом, трижды судим, два раза за кражи, один за разбой. Полгода назад вышел из колонии. В настоящее время отсутствовал, считался отправленным за 101 – й километр в г. Ковров, к родственникам с целью профилактики перед Олимпиадой.

Вечером опросили всех остальных жильцов, никто никого не видел, особенно чужих. Мать Виктора Бурилина сказала, что сын уже шесть месяцев как живет в Коврове, работает там временно грузчиком в мясном магазине. Никаких зацепок для дальнейшего расследования, кроме него, у сыщиков не оказалось.

Утром начальник отдела угрозыска майор Зубарев Сергей Николаевич собрал сотрудников на совещание. В тридцать с небольшим, уже почти седой, он выглядел гораздо старше своих лет. Одетый в серую рубашку и серый видавший виды пиджак, он и сам казался серым. Крепкий, жилистый мужик, губил свое здоровье непрерывным курением. Курил он папиросы «Беломорканал» и только производства Ленинградской табачной фабрики. Папиросу изо рта вынимал только, когда говорил или ел. В остальное время она торчала во рту или, что бывало редко, дымилась в пепельнице. Сотрудники гадали, выпускал ли он папиросу изо рта во время сна. По характеру он был добрейшим человеком, всех всегда жалел, боялся невиновного человека по ошибке привлечь к уголовной ответственности. Сегодня, как никогда, он был на взводе, видимо, начальство накрутило.

В общем, считайте, что у нас ЧП! Звонили дважды из областного Управления, в преддверии Олимпийских Игр это убийство не вписывается ни в какие рамки. Давно доложили на самый верх, что от криминала область очищена, и на тебе особо тяжкое преступление. Наша задача и дело чести городской милиции в кратчайшие сроки раскрыть это преступление. Ахтямов изучает всех бывших учеников убитой, Михайлов еще раз опрашивает жильцов. Убийство произошло вчера, в четверг, около девяти утра, с особой жестокостью, перед смертью учительницу пытали. Кто-то должен был увидеть убийцу или убийц. Опросите родственников учительницы, пусть посмотрят на месте, может что-то пропало. Работаете днем и ночью. К вам в помощь даю еще старшего лейтенанта Семена Воскобойникова, он пусть изучит контингент ближайших домов и пообщается с родственниками. Вряд ли это приезжий или тем более случайный человек. Ищите мотив, это не обычная бытовуха! напутствовал их начальник, закуривая очередную папиросу.

– А сейчас идите работайте! Если найдете что-то интересное, докладывайте немедленно лично мне!

В школе каникулы, уже конец июня. Из учителей Ахтямов застал немногих, но директор, завуч и учитель физкультуры были на месте, в кабинете директора обсуждали детали предстоящего выпускного вечера. У этого кабинета ему частенько приходилось стоять.

– Разрешите? – постучался в открытую дверь кабинета Ахтямов. – Простите, дело срочное, я из милиции, капитан Ахтямов, по поводу Давыдовской! – сказал он, заходя в кабинет, обращаясь к пожилому мужчине в директорском кресле. Несмотря на жару он сидел в плотном темном костюме с серыми полосками из материала «жатка», в галстуке в горошек и белой рубашке.

– Проходите, присаживайтесь, – пригласил Иван Михайлович, директор. – У нас текущие вопросы. Мы очень расстроены произошедшим и готовы помочь, чем можем!

– Меня интересует все, что касается жизни Давыдовской в последнее время, – сказал Ахтямов, присаживаясь.

– Сначала его не узнали, одиннадцать лет прошло, как он окончил эту школу. Учительница по химии у него была другая. Первым его узнал физрук, а затем и директор. Она была хорошим педагогом и человеком, – начал свой рассказ директор.

После ухода на пенсию в школу заходила редко, но на вечера-встречи с выпускниками, обычно в феврале, и на выпускные балы мы ее приглашали, она иногда приходила. Мы, наш педагогический коллектив, навещали ее на день учителя, 8-го марта. Она уже лет шесть, как на пенсии. Могла бы еще работать, но слабое сердце не позволило. Бывшие ученики, говорят, её частенько навещают, вернее навещали. Врагов у неё не было. Она тихо ушла на пенсию, когда ей исполнилось семьдесят лет, сейчас ей должно быть семьдесят шесть. Несмотря на свой возраст и болезни, она вела активную жизнь. Ее муж погиб на фронте. Единственного сына 1926 года рождения, в самом конце войны тоже призвали. Он погиб уже после окончания войны в 1947 году в Германии, служил в оккупационных войсках. Она перебралась к нам из Винницы с Украины в начале войны с сыном и двумя младшими братом и сестрой. Брат Корнелии Михайловны – известный ученый-химик, в начале семидесятых уехал сначала в Израиль, а потом в США. Она сильно возмущалась по этому поводу, потом успокоилась. Младшая сестра, Циля Михайловна, живет в Москве с мужем и детьми, работает кассиршей в Большом театре. Благодаря ей мы часто возим старшеклассников в театр. Вот вкратце и все.

– Были ли у нее любимые ученики? – спросил Ахтямов. Директор не смог ничего про это сообщить, но учитель физкультуры сказал:

– У нее их было много, но особенно хочу отметить двоих. Наш бывший выпускник, отличник Руслан Наимов, особенно любил химию. Живет сейчас в пешей доступности от нее, в частном доме. Он постоянно ее навещает, приносит дефицитные продукты. Говорят, даже купил и подарил цветной телевизор. Очень интеллигентный мальчик, хотя ему сейчас, наверное, уже за сорок. А второй полная противоположность. Тоже бывший любитель химии, сейчас из тюрем не вылезает. Так вот, все вкусное, что Руслан учительнице приносит, этот тут же съедает, если не в отсидке. Корнелия Михайловна его очень жалеет, любит как сына. Он часто берет у нее в долг на выпивку, но, правда, вовремя всегда возвращает. Я с ним не раз говорил, чтобы не объедал учительницу, пенсии ей еле хватает на жизнь, да коммуналку заплатить еще надо. Он говорит она сама его угощает. Другие, в основном, ей письма или открытки шлют. Этот ее второй любимчик, Виктор Бурилин, живет этажом ниже, в одном подъезде с ней.

Это все, что узнал Ахтямов от коллег учительницы. Завуча недавно назначили, перевели из Ногинска. Поздно вечером трое, Ахтямов, Михайлов и Воскобойников, собрались в отделе. Воскобойников доложил:

– Родственники в шоке, врагов не было, красть у нее нечего. Правда, племянница видела одну золотую монету, еще царских времен. Учительница похвалилась ей, что недавно бывший ученик подарил, но она сомневается, что она золотая, очень желтая по цвету, не похожа на современные золотые изделия. Хотя, говорила, чистое золото и должно так выглядеть. Обещала завтра подъехать, показать, где лежала монета, рядом с недорогой брошью, семейной реликвией.

Михайлов ничего нового не узнал, кроме того, что одна жительница дома, возвращаясь рано утром с ночной смены, мельком видела мужчину, похожего на соседа, Виктора Бурилина. Хотя знала, что его отправили за сто первый километр. Ахтямов рассказал об услышанном от коллег Давыдовской. Вырисовывались направления что уточнить и где искать.

– Давайте так! Я переговорю с Русланом Наимовым о визитах к учительнице. Я его давно и неплохо знаю. А ты, Алексей, езжай в Ковров, найди там этого Бурилина. Расспроси как следует, когда он был в последний раз у учительницы, что делал. Семен с племянницей осмотрят внимательно квартиру на предмет хищения золотой монеты и других вещей. Вечером снова собираемся. Утром о наших планах я доложу Зубареву, а теперь по домам, – распорядился Ваиз, как старший по званию и негласный заместитель начальника отдела, хотя такой штатной единицы не было.

Он жил пока, по-прежнему, в частном доме. Хотя мать год назад получила от работы, как участница войны, хорошую трехкомнатную квартиру в районе Вешняки г. Москвы на двоих с сыном с перспективой возможного роста семьи. Ваизу было неудобно ездить на работу из Москвы в Орехово-Зуево, поэтому он жил в их старом доме.

Подходя к дому, он увидел темно-синие «Жигули» шестой модели, стоявшие у ярко горящего фонарного столба. Тогда эта машина считалась очень крутой. В ней сидели двое. Он машинально сунулся к кобуре, она была пуста. Вспомнил, что сдал табельное оружие. Из машины вышел мужчина чуть выше среднего роста, черноволосый с небольшой сединой на висках, с усами, лет под сорок, модно одетый. Джинсы, которые в то время были большой редкостью, лайковый кожаный пиджак, белая водолазка сидели на нем в обтяжку.

– Грузин какой-то, – подумал Ваиз, весь напрягшись.

Подойдя ближе, он узнал в мужчине своего дальнего родственника, Руслана Наимова. Это был привлекательный для женщин мужчина спортивного телосложения с довольной улыбкой на лице. Поздоровались.

– Надо поговорить, – сказал Руслан.

– Ну что же, пойдем в дом. А это кто с тобой в машине? – спросил Ваиз.

Василий, мой друг. Обещал подбросить его до Киржача. Ничего, посидит, подождет.

Они зашли в дом, прошли в гостиную. В комнате была спартанская обстановка, тумба с телевизором, железная кровать с никелированными набалдашниками, панцирной сеткой и периной, этажерка с книгами и круглый стол с тремя стульями. Основную хорошую мебель увезли в московскую квартиру.

Скромно живешь, заметил Руслан. Я зашел поговорить насчет этого нашумевшего убийства Корнелии Михайловны, моей учительницы. Она много помогала мне в химических опытах. Скоро я, возможно, обобщу свои исследования в химии, если не на докторскую, то уж на кандидата наук точно наберу. Что-то прояснилось с этим делом?

Не могу всего тебе рассказать, не положено. Завтра сам собирался с тобой поговорить, ты же часто ее навещал. Расскажи мне про ваши встречи и вообще, что знаешь, может кого подозреваешь?

– Кто еще к ней заходил кроме тебя? – спросил в ответ Ваиз.

Ничего конкретного не скажу. Она жаловалась, что в последние два года мало заходят. Кроме меня и Виктора, к ней наши девчата заходят покурить и поболтать. Виктор тоже ее ученик, живет по соседству. Позже меня года на три учился, увлекался химией, особенно в части производства спиртного из любого подручного материала и одурманивающих лекарственных средств. Видимо, консультировался с ней. Я, в основном, приносил ей продукты, пару раз духи «Красная Москва», ее любимые. Денег она принципиально не брала, хотя помогала мне разобраться в опытах, и я ей обязан своими знаниями.

– А где ты сейчас работаешь? – спросил Ваиз.

В одном химическом НИИ младшим научным сотрудником над одной темой, взял на три года. Мне нравится эта работа тем, что у меня свободный график посещения, и остается уйма времени на свои личные исследования. Скоро я, возможно, удивлю всех, сделав свое открытие. У Корнелии Михайловны я был две недели назад. Как всегда, принес ей кофе, чай, копченую колбасу и красную икру, да еще пару кур. Индийского чая я ей иногда сразу по десять пачек приношу, быстро кончается, наверное, Виктор чифирит. Я знаю, этот охламон Виктор ходит к ней покушать, чаю попить. Но мне хотелось всегда ей помогать, она была очень хорошим педагогом.

– Руслан, давай начистоту! Ответь мне на один вопрос, только честно. Сначала подумай, потом ответь. Ты дарил ей золотую монету?

Наступила пауза. Руслан вытащил сигарету и закурил, смотрел куда-то в пустоту. «Раньше он вроде не курил», подумал Ваиз. Руслан молча стал ходить из угла в угол.

Племянница Корнелии Михайловны рассказала, что тетя показала ей старинную золотую монету и объяснила, что ее подарил один из учеников. Логически размышляя, Виктор вряд ли мог это сделать. Он бы ее тут же загнал куда-нибудь. Остаешься ты, Руслан! Так дарил или нет? Если дарил, почему и откуда взял? Ответь, пожалуйста, это важно для следствия.

Руслан, наконец, поднял взгляд на Ваиза, потушил сигарету о каблук своего ботинка и заговорил:

– Я скажу тебе на словах сейчас, без протокола. Потом, возможно, буду все отрицать. Я действительно подарил ей старинную золотую монету, номиналом в десять рублей. Я много лет занимаюсь, вернее, пытаюсь получить из жидкого раствора твердое золото, но пока не получается. Она меня уговаривала бросить это дело, не тратить время попусту. Говорила, что это невозможно. Мне стало обидно, что она не верит в мои способности, и я купил на черном рынке одну золотую монету и подарил ей. Сказал, что у меня все получилось. Знаешь, она поверила и рекомендовала написать диссертацию, сразу докторскую. Я просил ее никому об этом до поры до времени не рассказывать, но видишь, она проболталась племяннице, может еще кому-нибудь. Обыщите ее квартиру, если не найдете монету, значит ее убил или убила тот или та, кто украл эту монету. Но я не смогу на допросе ответить, что именно я подарил эту монету. Зачем мне лишние проблемы.

– Смотри! Если мы поймаем убийцу, уже два человека, племянница и убийца, будут утверждать, то есть передадут слова учительницы, что монету подарил ее ученик, могут назвать твое имя. Тогда тебе придется объяснять ситуацию.

– Хорошо, если назовут меня, то я придумаю какую-нибудь легенду, – ответил Руслан.

– Учти, подарок недешевый, непростой, антиквариат, причем золотой. Сложно будет объяснить, почему ты подарил такую вещь скромной старенькой пенсионерке. Если бы это была молодая красивая женщина, мотив был бы понятен. Старую семейную реликвию подарить какой-то старухе? Мотив будет неправдоподобен. Думай хорошо. Могут поинтересоваться, откуда у младшего научного сотрудника монетка.

– Да, задача непростая, – сказал Руслан.

– Завтра прояснится, если монету не найдем, значит ее украли, это возможный мотив убийства. Тогда, предположим, ты засветишься. Если монета на месте окажется, твоя тема отпадает, в уголовном деле она фигурировать не будет. Ладно, позже вместе подумаем, как из-за этого дела тебе не пострадать. Впредь думай, кому и что дарить!

Руслан, озадаченный, уехал отвозить друга, а Ваиз долго ворочался, не мог уснуть, все думал над свалившимся, как снег на голову, делом и его последствиях для Руслана.

Мать Руслана после гибели на фронте мужа вышла замуж во второй раз за уроженца Башкирии, родила еще двоих детей: сына и дочь. Всего их стало четверо. Она была очень сильной, волевой, предприимчивой женщиной. В условиях советской власти умела зарабатывать неплохие деньги. Семья не бедствовала, она подняла двух сыновей и двух дочерей, но жили по-прежнему в старом ветхом четырехквартирном частном доме. Носила дорогие украшения с бриллиантами в ушах и на шее, в них же ездила одна в ночных электричках. Никто не осмеливался напасть на нее или обокрасть. Говорили, у нее хорошие связи в правоохранительных органах и криминальном мире. Видимо, кое-какое богатство досталось ей по наследству, вспоминал ее Ваиз, засыпая.

Утром Воскобойников пошел встречать племянницу убитой. Алексей уехал в Ковров. Ваиз уже пообщался с Наимовым и теперь до вечера был более-менее свободен. Решил сходить к эксперту Рюминой Людмиле. Она ему нравилась и только, особых чувств к ней не питал, сердце не выпрыгивало из груди при встрече с ней. Людмила перевелась к ним из ГАИ, где была экспертом по дорожно-транспортным происшествиям. Она окончила третий курс юридического института и перешла на четвертый. До этого училась в школе милиции. Вечерами они вместе возвращались из института, поскольку, бывало, уже очень поздно, Ваиз, как истинный джентльмен, провожал ее до дома. Учились они вечерами на заочном отделении три раза в неделю на разных курсах. Людмила жила по другую сторону железной дороги в пятиэтажке в городской части. Обратный путь Ваиза часто проходил после полуночи. Без встреч с местной шпаной случался редкий день, но он был свой, местный. Вырос здесь, и все знали, где он работает. Сначала в темноте, не узнав, становились поперек дороги, разглядев, пропускали, здороваясь:

– Привет, Васек!

В школе одноклассники также звали его по-русски «Васей». В отделе, где он работал, иметь дело приходилось, в основном, с криминалом. Местные правонарушители дали им свои клички, по аналогии со своим миром. Зубарев был – «Зуб», Михайлова сначала они между собой называли «Спортсменом», но потом почему-то прозвали «Колобком», Воскобойникова – «Пчелкой», а Ваиза «Васек», иногда «Чегеварой» за черные вьющиеся волосы и смуглую кожу.

Утром он доложил начальнику отдела о ходе расследования. Позже, когда вошел к Людмиле в кабинет, услышал ее голос откуда-то из-под стола:

– А, Чегевара! Собственной персоной! Какая честь для простых трудяг. – Она что-то искала под столом в очень красивой позе, Ваиз даже отвел взгляд в сторону. Наконец, пятясь назад, она вылезла из-под стола с сережкой в руке.

– Я по отпечаткам пальцев, есть что-то интересное?

– А я подумала навестить зашел! Есть отпечатки, схожие с картотекой. На чашке отпечатков нет, а вот на спинке стула есть, на утюге есть, и принадлежат они… Кому думаешь?

– Могут принадлежать только двоим – Наимову или Бурилину, – старался угадать Ваиз.

– С тобой неинтересно, все заранее знаешь, сказала Людмила, стройная, ростом чуть ниже его. Но есть и незнакомые отпечатки, скорее женщины.

– Я думаю, это соседка оставила. Так чьи же отпечатки, кого из двоих?

– Бурилина Виктора, неоднократно судимого, я там обо всем написала, – сказала Людмила, то отдавая заключение, то резко отдергивая руку. Ее широкие бедра касались Ваиза, когда он пытался взять заключение.

«Ей бы еще груди посолиднее, цены бы не было», подумал Ваиз, ударяясь об упругое тело.

Возясь, они настолько приблизились друг к другу, что еще минута и столкнутся губами для, якобы, случайного поцелуя. В какой-то момент это и должно было произойти, но, как в плохом фильме, открылась дверь, и вошел рассыльный, принес результаты вскрытия учительницы. Посмотрел на них с ехидной улыбкой и сказал,

– Людочка, извините, что прерываю ваши оперативно-розыскные мероприятия, но надо расписаться! Вот здесь, – показал он в своем журнале, отдавая конверт.

– Вскрытие указало время смерти с девяти утра до девяти тридцати. Удар был нанесен сильный, прямо в сердце, узким острым ножом, длиной лезвия более пятнадцати сантиметров.

– Такие удары может наносить человек, занимавшийся забоем свиней. – Впрочем, это было ясно и без вскрытия, – подумал Ваиз.

Рассыльный ушел. Дабы чего не подумали, вместе с ним ушел и Ваиз.

Михайлов добрался до Коврова часам к десяти утра на служебной «копейке» раздолбанных «Жигулях» первой модели. Несмотря на шестилетний возраст, машина бегала резво.

Ковров, небольшой провинциальный городок, районный центр Владимирской области, где выпускались: стрелковое оружие конструктора Дегтярева В.А., мотоциклы «Ковровец», экскаваторы. Первое поселение на месте будущего города на берегу реки Клязьмы упоминается чуть ли не со времен Юрия Долгорукого.

Население в городе под сто пятьдесят тысяч, мясных магазинов могло быть много, для сокращения поисков Алексей отправился в местное РУВД, где лично знали сосланных за «сто первый» километр.

Дежурный, капитан оказался приветливым малым, быстро нашли, к кому Бурилин ходил регистрироваться, вернее, отмечаться каждый день в 19 часов, и магазин, где он трудился. Вызвали участкового инспектора. Вместе с ним Михайлов отправился в мясной магазин, который находился почти на окраине города. Старое одноэтажное кирпичное здание с зарешеченными окнами стояло здесь не один век. Красная железная кровля местами сильно покрылась ржавчиной, окна небольшие, рамы покрашены почему-то синей краской, а не белой. Дверь массивная, деревянная, обита снаружи железом, на ней висел огромный старинный замок.

– Не вовремя пришли, закрыто, – заметил Алексей.

– Вход не с улицы, а сбоку, через деревянную пристройку, – объяснил участковый.

Сбоку обнаружилось небольшое крыльцо и открытая дверь в магазин. Алексей осмотрелся, вид был живописный. От магазина вниз к реке Клязьма шла тропинка, заросшая с обеих сторон крапивой, метрах в десяти у тропинки стоял деревянный туалет с крупными буквами на дверях М и Ж, дальше метров через пятьдесят виднелся берег реки, за рекой зеленый луг и лес красота. Как только шагнули внутрь, неприятный запах легкой тухлятины ударил в нос. В магазине было прохладно и темновато, маленькие окна не давали достаточно света, над прилавком горела тусклая лампочка. Торговый зал был приличным по размеру, за прилавком, у огромного пня для рубки мяса, стоял верзила лет пятидесяти в когда-то бывшем белым халате с кровяными пятнами и черном дерматиновом фартуке, видимо, мясник. Рядом стояла дородная женщина-продавец. Разглядев вошедших, она узнала своего участкового и защебетала,

– Арсений Владимирович! Как раз рубим, есть свежая свинина и говядина, вовремя зашли, через пару часов все расхватают. Что Вам отрубить?

– Мы по делу. Где ваш грузчик Бурилин? К нему из Орехово-Зуево «опер» приехал, – громогласно проговорил участковый. Не успел его дернуть за руку Алексей, как в подсобке раздался грохот, и хлопнула дверь. Они рванулись туда, увидели открытую запасную заднюю дверь и убегающего к реке мужчину, только пятки сверкали. Они за ним, тот добежал до реки, прыгнул в лодку и поплыл на другой берег. Участковый бегал вдоль берега и уговаривал его вернуться обратно. Стрелять даже в воздух не могли, у обоих не было оружия.

Виктор Бурилин, это был он, среднего роста, мускулистый коренастый мужчина, энергично греб. Алексей, недолго думая, быстро разделся до трусов и бросился вплавь догонять, но время было потеряно. Бурилин благополучно доплыл до противоположного берега, бросился через луг бежать к лесу. В запасе у него были минуты две-три, не более. Вот тут сравнились подорванное в лагерях здоровье курильщика и молодой спортивный организм. Почти у леса Алексей нагнал еле дышащего беглеца и, сделав подножку, уронил его, заломив руку.

– Все, начальник, сдаюсь! – прохрипел Бурилин.

– Ну что, «Чита», он же «Бур», пошли, и без глупостей!

– Как скажешь, Колобок!

Они переплыли Клязьму обратно в лодке и вернулись в подсобку магазина. Участковый усадил беглеца на стул и встал в сторонке, поигрывая железным крюком для перетаскивания мясных туш.

– Почему бежал? – спросил Алексей, стоя напротив Бурилина.

Инстинкт, сам не знаю, мало чего понавешаете на меня. Однажды мне уже припаяли чужое дело, ответил он, сплюнув сквозь зубы в сторону.

– Ладно, спрошу конкретно. Где был в четверг с 8 до 10 утра?

– Где? Здесь же и был.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Не знаю, я был здесь!

– Арсений Владимирович! Позовите этих двух сюда, пожалуйста! – обратился Алексей к участковому, показывая в торговый зал. Продавец и мясник стояли рядом, переминая в руках фартуки.

– Ну, мы это, вроде был, видели его, когда пришли, – первым сказал мясник.

– Да, да! Он был здесь, – подтвердила продавщица.

– Во сколько точно вы пришли в магазин и увидели грузчика? – спросил Алексей, пытаясь сделать свой голос строгим, но не очень получалось. После этого вопроса глаза Бурилина забегали, он весь подобрался на стуле, как пружина. Участковый даже сделал один шаг в его сторону, держа железный крюк в руке.

– Видите ли, в четверг в 11 часов утра наша родственница расписывалась в ЗАГСе, замуж выходила, мы с мясником там были, а магазин открыли только в 15 часов, после обеденного перерыва. Виктор был на месте, – пояснила продавщица.

– Он обычно приходит раньше и заходит через заднюю дверь.

– Значит у тебя нет алиби с 8 до 10 утра, Бурилин? Видел тебя кто-нибудь в это время? – снова обратился Алексей к грузчику.

– Меня много людей видели на улице, пока шел сюда, но я не местный, назвать их не могу. Все время я сидел в подсобке, магазин был закрыт, никто не мог зайти и увидеть меня!

– Ну что же, раз нет алиби, придется проехаться со мной в Орехово-Зуево. Заедем туда, где ты временно живешь, там еще спросим. Пошли!

Они с участковым зашли в дом, где временно жил Бурилин. Дома была хозяйка, пожилая женщина, тетя Бурилина, туговатая на ухо, в домашнем халате и переднике. После долгих расспросов узнали, что Бурилин со среды на четверг ночевал здесь, рано утром ушел на работу, во сколько точно не помнит, но рано. Алексея стали мучить сомнения, вдруг действительно Бурилин никуда не уезжал и все время был здесь.

– На чем можно добраться из Коврова до Орехово-Зуево, если выехать рано утром? – спросил Алексей участкового. – Да на чем угодно! Поездами проходящими, на автобусе, такси, тут всего 186 километров. Автобус идет часа три, такси домчит за два часа, скорый поезд так же.

– Ладно, давайте посмотрим расписания автобусов и поездов, такси вряд ли по карману нашему грузчику. В общем, Бурилин, если не окажется отбывающих на Москву поездов или автобусов с пяти до шести тридцати утра, считай, тебе повезло! – сказал Алексей.

– Начальник, говорю, никуда не ездил, чего время зря тратить?

– Проверить все-таки надо, – сказал Алексей, выводя на улицу своего подопечного. Сначала съездили на вокзал. В этот промежуток проходили два поезда: в пять часов двадцать минут – пассажирский и ровно в шесть – скорый. Бурилин вполне мог сесть в любой из них и в восемь утра быть в Орехово-Зуево, особенно на скором. Автобус отправлялся один в шесть утра, он мог на нем доехать только к девяти утра, что маловероятно, а следующий отходил, вообще, в восемь часов тридцать минут. Оставался один вариант – скорым поездом.

– Придется ехать, Бурилин. Есть варианты, тем более тебя видели соседи, – сказал Алексей, подойдя к своей машине, в которой сидел задержанный под контролем участкового.

– Тогда заедемте домой. Я переоденусь, а то в рабочей одежде, провоняю вам все здесь.

– Логично, – ответил Алексей, потрогав свои брюки, промокшие сзади насквозь от мокрых трусов. «Что люди подумают?» мелькнуло в голове.

К вечеру он доставил Бурилина в РУВД г. Орехово-Зуево и определил в камеру изолятора.

Семен Воскобойников встретил племянницу Давыдовской на железнодорожной станции, и они вместе прошли пешком до квартиры ее тети. Когда вошли внутрь, ей на какое-то время стало плохо. Семен срочно открыл окно, приложил на лоб девушки мокрое полотенце. Ее голова с черными кудряшками и большими темными глазами еле держалась на тоненькой шее. Она сидела на стуле в комнате, бледная, в сиреневом коротком платье из льна. Рукой показала на комод под телевизором.

– Там в задвижке шкатулка, еле выговорила. Посмотрите!

Семен открыл задвижку, вытащил шкатулку из дерева, инкрустированную перламутровыми ракушками, и поставил перед девушкой.

– Откройте, пожалуйста, – попросила она.

Семен пытался открыть, но у него не получалось, тогда девушка протянула тоненькую ручку, нажала на что-то, и она сама открылась. Оба, почти одновременно, глянули внутрь, шкатулка была пуста. Семен еще раз осмотрел ее, держа аккуратно в руках, чтобы оставить меньше следов от пальцев, на предмет наличия двойного дна, но ничего не обнаружил.

– С вашего разрешения я изыму шкатулку на экспертизу, может отпечатки остались.

– Пожалуйста, делайте что хотите. Монета и брошь лежали здесь, когда тетя мне показывала их. Может, переложила куда?

– Вам лучше?

– Да!

– Ну и хорошо! Посмотрите внимательно, может еще что-нибудь пропало из вещей, мягко попросил Семен. Девушка медленно прошлась по комнате, заглянула в шкаф, комод, потом прошла на кухню, осмотрела буфет, тумбу у стола.

– Вроде все на месте, даже древняя каракулевая шуба. Единственное, что я заметила, так это отсутствие чая в тумбе на кухне. У нее всегда там десять-пятнадцать пачек лежали хорошего индийского чая «Три слона». Бывший ученик снабжал, а сейчас пусто. У нее всегда был запас, сама любила попить, других угощала. Ей и кофе приносил этот ученик, но она его не пила из-за сердца, а других, особенно бывших учениц, угощала. Кофе три банки стоят. Я их заберу, если вы не против, в наше время это большой дефицит, – сказала она после осмотра.

– Хорошо! Сейчас в электричках перерыв, первая пойдет в двенадцать часов сорок пять минут, до этого у нас почти два часа, возьмите, что вам нужно. Затем пройдем со мной в отдел, запишем ваши показания, чайку попьем, потом я вас провожу на электричку. Вы не помните, тетя называла имя или фамилию ученика, который подарил ей монету?

– Нет, она не называла его, она их всех называла просто «мои ученики», во множественном числе, если даже это был кто-то один.

– Ну что, готовы? Идемте!

Она нашла большую хозяйственную сумку и забрала что ей нужно. Семен опечатал квартиру и они вместе отправились в отделение.

Вечером все сотрудники собрались у начальника отдела майора Зубарева подвести итоги. Факты были таковы: исчезла золотая монета и брошь, пачки черного чая. Это все, что обнаружила племянница убитой. Подозреваемый был один, Виктор Бурилин, 1941 года рождения, неоднократно судимый, по кличке «Чита», но у него, вроде бы, было алиби. Он в тот день ночевал в Коврове, если только не сделал вояж рано утром в скором поезде туда и обратно. Уточнить это было сложновато, при покупке железнодорожного билета в те времена паспорт или какой-нибудь другой документ не требовался. Мог и «зайцем» проехать, договорившись с проводником. На всякий случай запросили транспортную милицию опросить проводников этого поезда, показать фото Бурилина. При двенадцати вагонах нужно было опросить двадцать четыре человека, это бригада поезда, неизвестно, к какому депо приписана.

Экспертиза не обнаружила на шкатулке никаких отпечатков пальцев. Она была тщательно протерта. Был мотив кража старинной золотой монеты, которая стоила довольно дорого, о ценности броши сведений не было.

Решили еще раз допросить мать Бурилина и женщину-соседку, которая, якобы, видела его тем утром. Мать стояла на своем:

– Не был он, не приезжал!

Его видели во дворе соседи, да и сам он признался, что был дома, утверждал на допросе дознаватель.

– Не был! – твердила мать.

– А вы все утро были дома? – спросили ее, она задумалась.

– Я все время была дома, только утром с восьми до десяти ходила за станцию в город, в гастроном, яиц и масла купить, потом была дома, твердила она. Он не приезжал.

Получалось, что она отсутствовала как раз в то время, когда произошло убийство.

Провели очную ставку соседки и Бурилина, попросив ее уверенно опознать в нем того человека, которого она видела утром. Несмотря на то, что сейчас она категорически утверждала, что обозналась. Надеялись, что Бурилин перед таким фактом не устоит и расскажет, зачем приезжал домой. Но он стоял на своем: «Эту женщину давно не видел. В тот день не приезжал».

Расследование застопорилось, других подозреваемых не было. Не мог же Наимов убить учительницу, чтобы забрать монету, которую сам же ей подарил. Все же Наимова пришлось вызвать на допрос.

Так как он был дальним родственником Ваиза, допрашивал сам майор Зубарев, начальник отдела. Руслан Наимов признался, что подарил монету учительнице в знак благодарности за ее помощь в написании его научной работы по химии. Якобы, денег у него не было, он выпросил у матери семейную ценность – золотую монету, которую матери подарили на свадьбу. В дальнейшем, когда появятся деньги, он собирался выкупить ее обратно. В том, что его научный труд принесет большие деньги, он не сомневался. Это объяснение более или менее удовлетворило сыщиков.

Оставалась одна надежда на транспортную милицию. Держать Бурилина в камере долго в отделении не имели права. Все же решили на свой страх и риск продержать до понедельника вместе с двумя пятнадцатисуточниками за оказание сопротивления милиции при задержании. Санкции на обыски в его квартире и доме в Коврове, где он временно проживал, не давали из-за отсутствия серьезных улик.

В субботу поздно вечером Ваиз и эксперт Людмила Рюмина возвращались вместе домой на электричке после занятий в институте. Несмотря на то, что это была предпоследняя электричка, народу было достаточно, все сидения оказались занятыми. Они стояли в проходе в центре вагона, держась за ручки сидений, дремали. Через два ряда сидений у окна друг против друга сидели парень и девушка. Когда поезд дергался или тормозил, Ваиз приоткрывал глаза, Людмила, прислонившись к нему, на толчки не реагировала. Ваиз заметил, что парень с девушкой о чем-то спорят. Он смахивал на латиноамериканца: невысокого роста, смуглый, с длинными, зачесанными назад иссиня черными волосами, слегка напомаженными. Одет стильно, белый пиджак в обтяжку, белые джинсы, розовая рубашка, белые туфли. Худой, жилистый, он то и дело вскакивал и что-то шептал на ухо девушке. Она отвечала:

– Нет! Не могу! Давай в другой раз.

– Но я уеду через два дня, вернусь только в середине сентября!

– Вот приедешь тогда и решим!

В таком духе они тихо спорили. В отличие от парня девушка была пухленькой, с бледной кожей и каштановыми волосами, явно выше его ростом. Она то и дело прижимала к себе пакет с тетрадями для конспектов.

– Станция Чухлинка, – объявили по радио.

В вагон ввалилась группа парней, слегка выпивших. Они громко общались между собой, матерились. Ваиз хотел отреагировать, но Людмила остановила его:

– Не вмешивайся! Если уж совсем распояшутся, тогда сделаем замечание. Сейчас, наверняка, пройдет по вагону патрульная служба милиции.

Двое из ребят вышли в тамбур покурить, а трое встали в проходе рядом со спорящими парнем и девушкой. Они стали изредка делать им колкие замечания, но их словно не замечали. В это время появились три милиционера и с ними пятеро дружинников. Увидев их, ребята притихли и повели себя смирно. Патрульные узнали Ваиза и Людмилу, поздоровались, пару минут постояли с ними и пошли дальше в следующий вагон. Только они ушли, ребята снова загалдели.

– Эй ты, обезьянка! Не хочешь уступить место людям? – обратился один из них к парню в белом пиджаке. В это время сидевшая рядом с девушкой женщина встала и пошла к выходу. Грубиян сел на ее место, подтолкнув девушку, постепенно начал прижиматься к ней, двое стоявших смотрели на парня. Он не смотрел на них и только играл желваками. Сидевшие рядом с ним двое мужчин, молча встали и отошли в конец вагона на выход. Один из забияк присел к парню и взял его за рукав.

– Хороший пиджачок, не поделишься?

Все сидевшие в вагоне смотрели в пол и не вмешивались, хотя в вагоне было человек пятнадцать здоровых мужиков. Трое продолжали вести себя по-хамски, один даже за ухо подергал парня в белом пиджаке. Тот молчал, только девушка говорила:

– Прекратите, сейчас позову милицию!

– Ха, они уже далеко, курица! Что, русского парня не нашла? Пойдем с нами прогуляемся, начал приставать к ней севший рядом парень.

Ваиз не выдержал, подошел к ним. – Прекратите приставать к людям! Не успел он выговорить, как этот худенький в белом пиджаке вскочил, словно только ждал поддержки, и так профессионально начал метелить кулаками и ногами сразу двоих, что те не успевали отбиваться. Третьему Ваиз завернул руку и уткнул лицом в сиденье. Увидев потасовку, двое куривших в тамбуре ринулись в вагон, но тут уже не выдержали другие мужики. Набросились на этих двоих и хорошенько помяли им бока. На ближайшей платформе всех пятерых вытолкали из электрички. Парень в белом пиджаке несильно пострадал, но пиджак был порван и испачкан кровью. Недолго думая, он снял пиджак и выбросил на ходу в открытую верхнюю часть окна электрички. Девушка смотрела на него широко открытыми глазами, как на героя. Больше они не ругались и через две остановки вышли.

– Странно, – сказала Людмила. – Я думала, что весь неблагонадежный контингент уже отправили за сто первый километр. Откуда они взялись?

– Как раз оттуда и приехали, наверное, поразвлечься, – ответил Ваиз, усаживая Людмилу на освободившееся место и сам сел рядом. Людмила взяла его под руку, прислонилась к плечу и закрыла глаза. Она слышала, как ритмично бьется его сердце, и хорошая теплая волна накрыла ее.

– Вставай, соня! – будил ее Ваиз. Следующая остановка наша, электричка Петушковская, а то проспим и уедем черте куда, возвращаться придется точно пешком по шпалам.

Людмила встала, позевывая. Когда они вышли из вагона, моросил мелкий теплый дождь, было безветренно.

– Ой, я зонтик не взяла! Хорошую же погоду обещали! Промокнем, а идти далеко. И придется пилить пешком, автобусы не ходят, говорила Людмила, вышагивая под руку с Ваизом по платформе.

– Да, я уж точно промокну до трусов, мне же еще обратно идти, – соглашался с ней Ваиз.

– Слушай, Чегевара! У тебя есть свободное койка-место? Завтра выходной день, давай позвоним с автомата маме, чтобы не волновалась, а я переночую у тебя, если пустишь, конечно. Твой дом всего в ста метрах отсюда. Как ты на это смотришь?

– Я с удовольствием приму, поспишь на моей кровати. Я где-нибудь пристроюсь. Диван увезли в московскую квартиру.

– Ой, тогда не буду тебя беспокоить! Пошли ко мне, у меня есть диван и раскладушка.

– Смотри, дождь усиливается, до тебя далеко. Промокнем, еще простудишься. Пошли уж, что-нибудь придумаем.

Они дошли до телефонной будки, протиснулись туда вдвоем, позвонили матери Людмилы и бегом добежали до дома Ваиза. Когда вошли в дом, Людмила с интересом осмотрела спартанскую обстановку.

– Проходи, не стесняйся. Сейчас чайку попьем, – сказал Ваиз, направляясь на кухню ставить чайник.

– У тебя душ или ванна, что-нибудь работает? После дневной жары неплохо бы освежиться.

– Работает, только там газовая колонка. Умеешь включать или помочь?

– Помоги, будет лучше, а то что-нибудь не так сделаю.

Ваиз взял чистое полотенце и большой белый махровый халат, отнес в ванную и запустил колонку. Пока Людмила принимала душ, он постелил ей на своей кровати, а себе притащил видавшую виды раскладушку, сделанную из алюминиевых трубок. Расставил на столе чашки, чайник, варенье и печенье «Юбилейное», которым мать забила тумбу на кухне.

– Тоже неплохо бы принять душ, но лучше после чая, – подумал он. В это время в ванной раздался страшный грохот, как будто ударили в пожарный рельс. На улице, недалеко от дома, стоял столб, на нем висели на цепи кусок рельса и железный прут которым по нему стучали, оповещая народ в случае пожара или других экстренных событиях.

Ваиз пулей влетел в ванную, открывшаяся картина его ошарашила. Людмила сидела на деревянном полу, совершенно голая, раздвинув ноги и расставив руки. Голова ее была накрыта огромным жестяным тазом, в котором раньше мать Ваиза замачивала белье перед стиркой. До этого он висел на гвозде, у самого потолка. Как он упал на голову Людмилы, было трудно понять. Ваиз стоял как вкопанный, не зная, что делать. То ли таз сначала убрать, то ли прикрыть прелести Людмилы чем-нибудь, а посмотреть было на что.

– Что стоишь, как истукан? Помоги, сними этот чертов таз!

Ваиз аккуратно снял таз с ее головы, видимых повреждений не обнаружил. Таз упал удачно, вверх дном на ее пышную шевелюру, замотанную полотенцем. Помог ей встать, смотря куда-то в сторону, дал ей халат. Она не стала его надевать и снова залезла в ванную под душ.

– Чего уж теперь стесняться, раз увидел меня, в чем мать родила. Сейчас освежусь и выйду, – сказала она, направляя душ на слегка покрасневшую от падения шикарную попу.

– Не подглядывай, уходи! – засмеялась, не оглядываясь.

Ваиз сидел на стуле и пил чай, когда, наконец, появилась Людмила, без халата, обмотанная полотенцем, прикрывавшим ее прекрасное тело от груди и сильно выше колен. Он смущенно опустил взгляд и налил ей чай. Она поглядывала на него, слегка улыбаясь.

– Небось специально тазик-то повесил? – спросила Людмила.

– Я давно хотел выкинуть, но мать обещала кому-то отдать! – оправдывался он.

Попив чаю, легли спать, Людмила на кровати, он на раскладушке. Как только Ваиз закрыл глаза, опять появилась перед ним незабываемая картина в ванной. Он начал ворочаться, пружины раскладушки скрипели, сон не приходил. Открыл глаза опять наваждение, та же картина: стоит Людмила голая, там, где должен быть купальник, тело менее загорелое, груди стоят торчком, соски длиннее обычного, ниже пупка он боялся смотреть. Вдруг привидение нагнулось к нему и начало целовать его, сначала в подбородок, потом в губы. Только почувствовав, как на его лицо упали мокрые волосы, он понял, что это не сон, а все происходит наяву. Сначала он вздрогнул, подумав, что это неправильно, должно быть по-другому. Хотя до этого у него были женщины, но там было совсем другое чисто пообщались и разошлись. Тут он чувствовал ответственность, но мужское начало взяло свое. Он встал с раскладушки, поднял ее на руки и понес к кровати. Старинная железная кровать с панцирной сеткой долго скрипела в эту ночь, слушая различные ласковые слова.

Проснулись поздно, часов около одиннадцати. Комната была залита ярким солнечным светом. Людмила пошла в душ, потом приготовила завтрак. Ваиз лежал на кровати в раздумьях. Людмила ему нравилась, как и другие красивые женщины, но сказать, что он был влюблен в нее, было нельзя. После сегодняшней ночи он не знал, как вести себя дальше, тем более догадывался, что она к нему неравнодушна. Она надела на себя его рубашку вместо халата, которая прикрывала только верхнюю часть попы, из-за этого она казалась еще соблазнительней. Ваиз, забыв про завтрак, про грустные думы, снова привлек ее к себе.

Она ушла от него только в шесть часов вечера, сказав на прощание: – Не заморачивайся, Чегевара! Пусть это будет твоим сладким сном! – поцеловав его в ухо, выпорхнула, как будто ее и не было.

В понедельник утром все собрались на совещание у начальника отдела. Зубарев был в приподнятом настроении.

Дело, кажется, проясняется. Получили телетайпограмму от транспортной милиции: одна из проводниц опознала по фотографии Бурилина. Он сел в седьмой вагон скорого поезда в одиннадцать часов утра в тот день, сел не в Орехово-Зуево, а в Петушках. У него не было билета, проводница не хотела сажать. Он сказал, что в кассе нет билетов, а ему срочно надо на свадьбу в г. Дзержинск, это перед г. Горьким. Проводница пожалела его и пустила в вагон, даже денег не взяла. Вагон был купейный. Утро, пассажиры не спали, некоторые толпились в проходе. Наш клиент сел на откидной стул у окна в проходе, и она не заметила, когда и где он вышел. До Дзержинска он не доехал, там никто не выходил. В Коврове вышли шесть человек, но его она не видела выходящим, так как отлучалась в девятый вагон к начальнику поезда дать сведения о свободных местах. Обычно это делалось по внутренней связи, но был день, хорошая летняя погода, начальник стоял на перроне. Из этого сообщения можем сделать определенные выводы. Почему Бурилин не сел в этот поезд в Орехово-Зуево, где у него тоже есть остановка, а проехал в Петушки и станцию назначения назвал Дзержинск, а не Ковров. Ковров гораздо ближе, и денег за билет меньше платить. Похоже, наш клиент заметал следы. Ваиз, возьмись за него хорошенько, допроси, как следует, теперь есть, что ему предъявить.

– А обыски будем делать? – спросил Ваиз.

– Если расколется и сам все выдаст, будет проще. Он калач тертый, понимает, что к чему. Действуйте! – сказал начальник, закуривая вторую папиросу за совещание.

Бурилина привели в отдел, посадили на стул посередине комнаты. Присутствовали трое оперов Ахтямов, Воскобойников и Михайлов. За эти дни Бурилин зарос щетиной, глаза бегали, одежда помялась. Он переводил взгляд с одного опера на другого. В глазах виднелась тоска обреченного человека.

– Начальники, дайте закурить, – обратился он ко всем одновременно, но ему не повезло, в отделе, кроме начальника, никто не курил.

– Понятно! Кроме Зуба никто не курит! Может, стрельнете у кого-нибудь, жуть как курить хочется, – продолжил Бурилин.

– Чистуху напишешь, так и быть стрельну в коридоре, – сказал Ваиз, садясь верхом на стул напротив подозреваемого.

– Ты о чем, начальник? Я не при делах, у меня убойное алиби, процедил сквозь зубы Бурилин. Ты, Васек, знаешь, я не работаю по мокрухе!

– Подожди, а с чего ты взял, что речь идет о мокрухе? Тебя задержали за сопротивление милиции, почему тебе нужно алиби, не говорили! Отвечай, кого убил?

– Земля слухом полнится, училку грохнули, в КПЗ узнал, а то бы Колобок поехал за мной по мелочевке. Меня здесь не было! – стоял на своем Бурилин.

– Ладно, хватит дурака валять, тебя опознала по фотографии проводница скорого поезда. Сейчас поедем к тебе с обыском!

В ответ сначала послышался настоящий волчий вой, а потом Бурилин запел «Мурку».

– За сотрудничество со следствием, явку с повинной суд скостит срок, а он светит тебе немалый, а может и вышка. Добровольно выдашь монетку и браслет или поедем искать?

Тут Бурилина понесло: – Пишите явку с повинной, готов сотрудничать. Я не хотел убивать, дайте закурить!

Михайлов сбегал к ОБХСС-никам, принес пачку сигарет «Прима» и спички. Бурилин закурил и начал свой рассказ.

Магазин до трех часов не работал, я давно не был дома. Решил рано утром уехать на скором и к трем дня вернуться. Работа в магазине мне нравилась, не тяжело. Зарплата, правда, всего 67 рублей в месяц, но мне доплачивали по 5 рублей в день, кормили обедом, сами готовили. Мясо и колбасу завозили каждый день, работали без выходных получалось неплохо. В тот день завоз ожидался только в 16 часов.

Я никого не предупредил, мое отсутствие никто не заметил бы. По приезду домой я решил навестить учительницу Корнелию Михайловну, почифирить, у нее всегда классный чай. Чаем ее снабжал Наимов, она с собой мне всегда пачки три-четыре давала. Учительница была дома, как всегда, заварила мне густой чай, сделала бутерброды. Она меня любила, как сына. Я брал у нее в долг перед отъездом 25 рублей, вернул. Мне постоянно приходилось выслушивать ее нравоучения. В тот день все повторилось:

– Бери пример с Руслана Наимова, он скоро докторскую защитит. Работает почти круглосуточно, меня каждую неделю навещает, бывает и чаще. Ты ведь тоже был способным учеником, займись чем-нибудь толковым.

Я ей отвечаю:

– Ничего умного он не придумал, работает где-то младшим сотрудником, только вот деньги умеет зарабатывать, да дефицит доставать. А по моей технологии половина Орехово-Зуево самогон гонит. Если бы мог достать больше нержавейки, изготовил бы самые лучшие аппараты. Могу сделать спирт из любого подручного сырья: яблок, помидоров, картошки, березового сока, гороха, из опилок из чего хотите!

Она мне на это и говорит:

– Ладно! Ты не болтун, я тебе скажу, хотя Руслан просил никому не рассказывать. Он сделал открытие, которое в голове не укладывается. Я химик и то не верила, пока он не подарил мне образец. Он научился добывать золото из шлака и жидкостей.

– Что, алхимиком стал? – не поверил я.

– Сиди здесь, сейчас покажу, сказала Корнелия Михайловна, уходя в комнату. Я допил чай, слушая ее шаркающие шаги. Она принесла и положила на стол шкатулку, открыла ее, там лежали желтая монета и брошь. Брошь меня больше заинтересовала очень качественная работа.

– Смотри, это чистое золото, оно мягкое и желтое. Руслан сам его добыл. Когда он опубликует свои труды будет сенсация. Это тебе не спирт гнать.

Не знаю почему, но ее слова задели меня, еще я засомневался, что монета действительно золотая, подумал, дурят бабулю. Я видел, куда она положила шкатулку, решил незаметно взять монетку и оценить в ломбарде, вывести на чистую воду ее любимого ученика. Пока она собирала мне на кухне в пакет чай и колбасу, я вроде ходил туда-сюда, а сам незаметно забрал монету.

– Хорошо поешь, Чита! А брошь-то зачем взял? – прервал его Ахтямов.

Воскобойников и Михайлов, открыв форточку, махали папками, выгоняя дым от сигарет Бурилина. Он непрерывно курил, глубоко затягиваясь и, как побитая собака, жалобно глядел на них.

Бес попутал, воровская привычка, взял машинально, не задумываясь. Брошь-то успел кинуть в карман, а монету не успел, держал между пальцев. Когда забирал пакет, монета выскользнула и покатилась по столу. Она увидела, плюхнулась на стул и говорит:

– Виктор! Разве этому я вас учила? Думаешь, мне монету жалко? Нет, я веру в тебя потеряла. А монету можешь взять, если твоя совесть так низко пала. Ой, боже! Я тебя, как сына любила! – и в этом духе она причитала. – Лучше бы поругала или накричала. Я не знаю, что на меня нашло, такая злоба появилась на весь белый свет. Схватил с тумбы узенький такой нож и ударил ей в спину, не глядя.

– Ага! Не глядя, прямо в сердце, – прокомментировал Михайлов.

– Потом что было? – продолжал допрос Ваиз.

– Потом пришел в ужас от содеянного. Я ее тоже любил по-своему, больше, чем родную мать. Стер отпечатки на чашке и шкатулке, забрал в тумбочке десять пачек чая и пошел этажом ниже домой. Матери дома не оказалось, меня никто не видел из соседей. В общем, спрятал монету и брошь дома, идти в ломбард было опасно. Взял с собой чай и рванул на электричку до Петушков, остальное вам известно, закончил свой рассказ Бурилин.

– Хорошую сказку нам рассказал, сам-то в это веришь? Почему привязал ее к стулу? Почему пытал? Любил, говоришь, больше матери, а руки ей жег утюгом, потом душил. Что-то человеческое в тебе осталось? Колись уже до конца или тебе заключение экспертизы показать про пытки? напирал на него Ваиз.

– Говорю, бес попутал. Я засомневался, ее рассказ про монетку был не очень убедителен. Вряд ли кто подарит старухе золотую монету, особенно бывший ученик, подумал я. Скорее всего, выгораживает своего любимца, а у самой золотишко припрятано. Старая еврейка, наверняка, где-то прячет капиталец. Говорили, ее папаша был известным ювелиром или сама проговорилась когда-то, не помню, Бурилин закурил новую сигарету и стал уныло смотреть в окно, задумавшись.

– Продолжай, Чита. Что произошло дальше? – теперь уже Семен Воскобойников рявкнул на него.

– А что дальше? Дальше я ее чуть придушил и посадил на стул, она чуть концы не отдала, привязал к спинке стула. Стал спрашивать, где остальное золото. Она ни в какую. Говорит, нет золота, есть деньги, на книжке на похороны лежат пятьсот рублей, наличных нет. Ну, я так и сяк, в общем, прижег чуть утюгом, она в обморок. Понял, что оставлять в живых нельзя, дополнил свой рассказ Бурилин.

Сотрудники смотрели на него с ненавистью. Вот, чем отплатил ученик своей учительнице за всю ее доброту. Поехали к нему домой.

На суде Виктор Бурилин обливался горючими слезами, рассказывал, как он любил и уважал свою учительницу, во всем раскаялся. Но суд не поверил в его раскаяние. С учетом его прежних подвигов и убийства, совершенного с особой жестокостью, пожилой беззащитной женщины с целью ограбления, приговорил его к высшей мере наказания – расстрелу. Привели ли приговор в исполнение неизвестно. Бурилин пытался обжаловать решение суда, дошел до Верховного суда, но приговор оставили в силе.

Монету после завершения следствия и суда отдали наследнице по завещанию, той самой племяннице. Появление золотых монет царских времен строго контролировалось КГБ СССР. Они вели учет всех известных нумизматов и коллекционеров, а также случаев появления их в обороте. По инструкции сотрудники милиции сделали цветное фото монеты со всех сторон, даже ребер-боковин, указали адрес ее последнего местонахождения, адрес племянницы учительницы и отправили эти фото с рапортом в Управление внутренних дел Московской области. Ввиду того, что тогдашний министр внутренних дел СССР Щелоков противостоял руководству КГБ СССР, рапорт до поры до времени лег, как говорят, «под сукно». Мог ли тогда кто-нибудь из участников этого расследования предполагать, что история получит продолжение и рассматривать ее будут сначала на коллегии КГБ СССР, а затем на закрытом заседании Политбюро ЦК КПСС.

Работа ребят из уголовного розыска города Орехово-Зуево была замечена «наверху», и их всех Зубарева, Ахтямова, Воскобойникова, Михайлова, эксперта Рюмину перевели работать в Управление внутренних дел Московской области.

Не успели они освоиться на новом месте, как гром среди ясного неба, произошло новое убийство в Орехово-Зуево. Опять жертву пытали перед убийством, при осмотре квартиры нашли две золотые монеты царских времен, достоинством в десять рублей каждая. Убитым оказался мужчина тридцати двух лет, некий Валерий Кашапов, местный художник.

Дальнейшую историю событий рассказал мне капитан Ваиз Ахтямов, оказавшийся в этом водовороте криминальных событий.