Читать книгу Брак под вопросом - Аиша Идрисова - Страница 10

– Да гони ты ее в шею, сколько у него этих жен еще будет, знаешь? Сегодня одна, завтра другая. Девки-то сейчас какие пошли – не приведи Господи. Видят мальчика из приличной семьи – вот и стараются забеременеть от него, чтобы жизнь себе обеспечить.

Я закатила глаза. Эту песню тетя Тамара (соседка моей свекрови по даче, Тамара Ильинична) поет уже лет пятнадцать, если не больше. Тетя Тамара – на мой взгляд – самозабвенная сплетница и манипуляторша, "выжившая" двух своих невесток из дома. А все потому, что ее сын, Олег, очень сильно любит свою маму.

Да, еще он из тех мужчин, которые считают, что "жен может быть много, а мама у человека – одна". Ну, то есть мать его в этом убедила.

Все невестки не приходились Тамаре Ильиничне ко двору. Одна из них, Маринка, с которой у нас намечалось нечто вроде дружбы, со слезами рассказывала мне, что муж во время семейных разборок всегда принимает сторону матери, спуская на жену всех собак. "Мама знает лучше, у мамы вкуснее, спроси у мамы, не перечь маме, не спорь с ней, мама, мама, мама…" – проходило рефреном через жизнь Марины, отравляя ее ядом токсичных слов.

Когда Маринка благополучно исчезла из Олежкиной жизни, тетя Тамара вздохнула с облегчением и быстренько женила его на дочери своей приятельницы, милой и скромной Наташке. Наташка оказалась не промах, жить со свекровью отказалась и увезла Олега на съемное жилье. И даже родила ему сына, как две капли воды похожего на Олежку.

Ну вы уже догадываетесь, чем закончилось дело? Вместо того, чтобы идти после работы к жене и сыну, Олежка ехал к маме, ужинал там и часто оставался ночевать, потому что "мама принимает меня таким, какой я есть, а ты требуешь квартиру купить" и "мама у меня святая, тебе до нее далеко". В итоге Наташка сложила вещи мужа в сумку и выставила на лестничную клетку, объявив, что подала на развод. "Моему ангельскому терпению пришел конец", – объявила она.

Тетя Тамара потом долго удивлялась, что не устраивало невестку: должен же сын навещать свою маму. Она же его растила, воспитывала, ничего для него не жалела. Сам Олежка был согласен с мамой и очень благодарен ей за счастливое детство…

Сейчас Олежка живет с мамой, работает каким-то наладчиком в местном техникуме, карьерных амбиций не имеет и жениться больше не желает: "Все бабы меркантильные, им от мужика только деньги нужны".

Не знаю, какой слепой нужно быть женщине, чтобы в здравом уме пойти замуж за Олега, но подгнившее с одного бока яблочко, не умеющее зарабатывать и чуть что – утыкающееся в мамин подол – уверено в собственной неотразимости. Потому что смотрит на себя восхищенным взглядом материнских глаз: "Ах, какой красавец, какой умница, какой характер золотой".

Ну, в принципе, все счастливы: Олег у мамы под боком, а тетя Тамара имеет в лице сына мужа-добытчика и отца-утешителя, которого у нее никогда не было. С сыном Олег видится один раз в неделю – и его, по-моему, это вполне устраивает. И Марина, И Наташа, кстати – обе довольно быстро вышли замуж. Надеюсь, они тоже счастливы…

Я с наслаждением потянулась и налила себе еще одну чашечку мятного чая с молоком: люблю после баньки побаловать себя чайком. Мы гостим у родителей Саши: здесь чудесный бревенчатый дом, восхитительная природа, свежий воздух – в общем, ребенку здесь хорошо.

Санька, повозившись пару дней с Ванюшкой, сам изъявил желание поехать на выходные к родителям (видимо, надеялся на помощь с их стороны, ха-ха!). Не стала его переубеждать – я сама очень люблю бывать здесь.

Видимо, Саша не подумал о том, что у Надежды Игоревны тоже горячая пора: в начале осени моя свекровь солит на зиму хрустящие огурчики и капусту, собирает и сушит грибочки, закатывает в банки лучики летнего солнца: помидоры, перцы…

Обожаю бывать здесь в августе-сентябре. С утра до позднего вечера в доме витают умопомрачительные запахи варящегося сливового и яблочного варенья. На чердаке источает терпкий аромат тонкая яблочная пастила по татарскому рецепту: прозрачная, карамельно-золотистая, с легкой кислинкой послевкусия. На веранде выстроились шеренги трехлитровых банок с соленьями. В деревянном бочонке истекает соком квашенная с морозной клюквой капуста. А с высокой террасы открывается шикарный вид на реку.

Проснешься часиков в пять, – когда с реки поднимается молочный туман, а солнце еще нежится в облаках за склоном ближайшей горы, пройдешься по росистой траве босиком, вдохнешь запах гречишных полей, что принес свежий ветерок – и как будто наполнишься жизненной энергией, восстановишь нервы, убитые за неделю пребывания в городе. И такой покой на просветлевшей душе царит, такое умиротворение и благость, что кажется: ну ее, эту цивилизацию, буду жить здесь до скончания века…

Я здесь всегда оживаю. Ванька, ошалевший от такого обилия свежего воздуха, целыми днями спит на веранде, и у меня просто освободились руки: сегодня помогала Надежде Игоревне закатывать банки, чистила сливы и даже испекла яблочный пирог. Потом долго парилась в бане: делала медовую маску для волос и кофейный скраб для тела… Отдыхала по полной программе! Не хочу слышать о смысле жизни в исполнении Сани – за эту неделю мозг проел он мне изрядно, и у меня просто не осталось слов утешения. Я сама была будто "на нуле"… Сейчас они с отцом "восстанавливают нервы", то есть наливаются вишневой наливкой на террасе.

Кстати, с Андреем (благодаря моей невероятной дипломатичности и материнскому чутью) удалось договориться. Я долго разговаривала с Сашей, объясняла ему, что сыну сейчас как никогда нужна наша поддержка и он, кажется, понял. Утром следующего дня позвонил сыну, попросил прощения и сказал: "Будете жить у нас столько, сколько потребуется. Это твой дом. Возвращайся, сын, я был неправ!".

В общем, на следующей неделе Андрюшка приведет невесту к нам знакомиться. Господи, я буду свекровью! И бабушкой! Надеюсь, я не буду похожа на Тамару Ильиничну.

Я покосилась на тетю Тамару, рассказывающую за чаем Надежде Игоревне о своих нерадивых и ленивых невестках. По-моему, совсем неудивительно, что браки ее сына так быстро распадались.

Ни за что не буду ругать свою невестку, ни за что. Всегда приму ее сторону, даже если она и будет неправа.

И есть ли жизнь с одной женщиной?

По вечерам, когда тихо увядал закат за рекой, Павел Александрович любил сидеть на террасе, увитой виноградом, и читать. Частенько к нему с вязанием подсаживалась и жена, и тогда они вели долгие задушевные разговоры "за жизнь": говорили о детях, внуках, сравнивали прошлогодний урожай с нынешним, обсуждали ситуацию в стране, погружаясь в политические споры…Иногда по выходным приезжал сын с семьей, и тогда вынималась из старинного серванта, доставшегося еще от бабушки, вишневая наливка, нарезались щедрыми ломтями розовые сладкие помидоры, посыпанные солью, пахучий сыр и домашние пироги-с мясом, с грибами и капустой, и…начинались долгие задушевные разговоры: отцу и сыну было о чем поговорить и было о чем помолчать…

В последнее время Павел Александрович замечал, что сын ходит сам не свой: залегли под веками темные круги, взгляд когда-то ясных карих глаз из живого сделался тоскливым и каким-то отрешенным: казалось, сын потерял вкус к жизни, и одной вишневой наливкой здесь было не обойтись.

– Что ты, Сань, сумрачный какой? На работе чего случилось? – Павел Александрович сделал попытку наугад прощупать болотисто-зыбкую почву.

Саша тяжело вздохнул.

– Устал. Просто устал, – коротко пояснил он, – Да еще и Андрюха огорошил своей новостью…Выбило меня немного из колеи, отец. Живу, ем, сплю, работаю – все как всегда. А вот ощущение того, что не свою жизнь живу, не покидает. Депрессия чтр ли, не пойму… У тебя так было когда-нибудь?

Старик молча и пристально разглядывал осунувшегося сына. Знать бы, что творится у этих молодых в голове…Все у них не так, депрессии какие-то придумали, кризисы, психологов. Тьфу…

– Нам, Санек, не до депрессии было, – Павел Александрович разлил по стаканам наливки и вновь заговорил убедительно и страстно:

– Раньше ведь как было? Отработал пять лет – получи квартиру. Потом обставь ее, холодильник купи, телевизор. И каждой покупке радовались, – потому что вещи с трудом доставали. У вас же сейчас и радостей от покупок нет: вон оно какое- товарное изобилие, бери не хочу! И дружнее мы как-то были что ли: в гостях собирались каждую неделю, песни пели за столом – хорошо было… Это у вас сейчас – каждый сам по себе да каждый сам за себя… Сидите по своим норам, друг друга не видите, все торопитесь куда-то, эээх…

Саше сделалось еще горше на душе. Ему в последнее время часто снились молодежные вечеринки, летние походы в лес, сплавы по горным речкам, посиделки с гитарой у костра. И никуда это все не делось, просто…людям и впрямь некогда. И не собраться всем вместе, как раньше: у всех свои заботы: дети, внуки, работа. Саша остро ощущал течение времени: тело, которому он пр вык доверять, стало неожиданно давать сбой, память не была прежней- впрочем, и качество жизни заметно потускнело. Почему, зачем, когда?! А что же дальше, тихая старость в окружении внуков? Пенсия? Смерть и вечный сон на кладбище?

– И после сорока жизнь можно изменить, – сказал Саня, глядя куда-то вдаль, – Некоторые начинают все снова с нуля…И жизнь снова играет красками…

Отец смотрел, не понимая, куда клонит сын. Женщины в кухне смеялись чему-то за чаем, из дома доносился их звонкий смех. Саня испытующе посмотрел на отца.

– Пап, а скажи честно, – по-детски наивно сказал он, – Тебе когда-нибудь другие женщины нравились? Ну, кроме мамы? Ты думал-чисто теоретически- о том, что было бы, если бы ты решился поменять свою жизнь? Начать, так сказать, с чистого листа?

Но ответа отца Саше услышать было не суждено: громко заплакал на веранде маленький Ванечка, забегали вокруг него женщины, а Надежда Игоревна принялась за уборку стола, прогоняя отца с сыном в дом: " Заканчивайте свои заседания, поздно уже, ребенку свет мешает!".

Но во всей этой суете Саша не мог не заметить взгляд отца, обращенный на него: потрясенный и немного…разочарованный.

Впрочем, он и не надеялся, что отец его поймет…