Читать книгу Обратная сторона радуги - Аксинья Байкова - Страница 3

В момент, когда я выпала из состояния близкого к истерике, первое, что я ощутила, был нестерпимый холод. Глаза жгло от слез, а легким катастрофически не хватало кислорода. Все эти реальные ощущение на время вытеснили любые другие мысли из моей головы. Единственным желанием для меня стало – добраться до дома как можно скорее.

Кое–как сориентировавшись в пространстве, я поняла, что ноги по привычке несли меня к дому, но немного ошиблись с направлением и теперь придется идти по незнакомой и плохо освещённой дороге. Но вряд ли на меня сейчас кто–то способен был напасть: бомжи бы приняли меня за свою, еще и предложили бы ночлег, а уличным хулиганам одного моего вида стало бы достаточно для того чтобы понять, что брать у меня нечего.

Пройдя больше половины пути, я заметила, что все пространство вокруг превратилось в одну сплошную белую массу. И сначала я решила, что ослепла от слез. Но вскоре стало понятно, что это небо обрушилось на меня сверху в виде первого за эту зиму снегопада.

Крупные снежинки заполняли собой все пространство, неспешно кружась в необычном танце, и заканчивали свое небесное путешествие, покрывая всю грязь и слякоть вокруг. Каждая белая красавица была уникальна и своей формой и своим танцем, и я заворожено, как маленькие дети, следила за этой зимней сказкой вокруг. Казалось, снег не только скрывает от глаз все мрачное и неприглядное, но и приносит ожидание чего–то нового, заполняя собой образовавшуюся внутри пустоту от предательства. Очень хотелось поверить в зимнее чудо, в то, что снег заметет всю ту боль, что накопилась внутри за школьные годы.

Но это маленькое забвение не могло продолжаться бесконечно. Снежинки таяли, соприкасаясь с теплой кожей, оставляя после себя капли холодной воды. Я ускорила темп ходьбы. Везде одно сплошное предательство! Даже снег, околдовав меня своей красотой, принес за собой лишь холод и разочарование.

– Ева! – сначала я решила, что мне это послышалось, но затем знакомый голос настойчивее закричал, – ЕВА!

Я не остановилась, лишь ускорилась по направлению к дому.

– Постой, – голос раздался совсем близко и мгновение спустя передо мной стоял Леша. Но я обогнула его, слабо кивнув.

– А, эт ты, – фраза получилась сиплой и очень тихой.

– Ева ты в порядке? – Леша шел рядом, старательно пытаясь разглядеть мое лицо.

– Зачем ты здесь? – мне не хотелось отвечать на такой глупый вопрос.

– Я… я хотел извиниться. За все. За то, что так вышло. За выходку ребят. Прости, пожалуйста! – Леша тоже понизил голос, в котором читалось искреннее сожаление. Его сожаление и ничье больше.

– Хорошо, это все? – перед глазами уже замаячил родной подъезд.

– Нет… Можно тебя проводить? – Одиночка видимо не был уверен, что я приняла извинения.

– Считай, что уже проводил, – я уже поднималась по ступенькам, роясь в кармане замерзшими ледяными пальцами в поисках ключей от домофона. Леша хвостом шел следом за мной.

В молчании я, наконец, выудила ключи, открыла дверь и как можно быстрее постаралась подняться на второй этаж поближе к подъездной батарее. Но и настырный одноклассник не отставал.

– Чего тебе еще нужно? – возможно я была немного груба, но сейчас меня это мало волновало. Я осмелела настолько, что даже встретилась взглядом с Алексеем, прочитав по его лицу, что парень действительно переживает из–за произошедшего.

– Почему ты не идешь домой? – Леша казалось не заметил моего вопроса.

– А может, у меня нет дома? – ни с того ни с сего я вспылила, – Может я и вправду нищенка? Говори, что тебе нужно или вали отсюда!

– Ты не такая… – задумчиво пробормотал Одиночка, – Ты хорошая. Добрая. У тебя есть душа. Зачем ты уподобляешься этим ничтожествам?

– Тебе–то откуда знать? – я практически обняла батарею, – Разве это все имеет хоть какое–то значение?

– А неужели не имеет? – голос Леши немного дрожал, – Мы – люди, не животные, должны поддерживать друг друга вот в таких ситуациях. А то, что среди нас имеются…

– Слушай, иди на хрен со своей поддержкой, ясно? – внезапно мне захотелось высказать все, что накипело этому почти незнакомому человеку, – Все вокруг прекрасно знали о предстоящем зрелище, как и всегда впрочем. Где была твоя поддержка? Где ты был, когда мою голую задницу снимали на уроке физкультуры?! Там же где и все! В безразличии! Всем пофиг! И мне теперь пофиг!

– Ева, – мои слова если кого–то и задели, то только меня. Голос Леши стал еще более жалостливым, – Но это же не ты. Неужели ты хочешь быть подобной этой бездушной толпе из якобы людей вокруг?

– Да! Хочу! Хочу подобно всем думать только о себе! Хочу наживаться на чужом горе! Пускай другие теперь ощутят, какого это – быть мной! – я старалась говорить уверенно, а получилось слегка истерично и неправдоподобно. Потому что я этого не хотела. Да я вообще не знала, чего хотела.

– Это неправда, – Одиночка был абсолютно уверен в своих словах, будто знал меня всю жизнь, не меньше, – Ты добрая. Но ты замкнулась в себе, никогда не даешь отпора, не показываешь никому, какая ты на самом деле. Заставь этих придурков раскаяться, это будет лучше, чем побег из школы.

– Откуда ты знаешь? – я даже икнула от удивления, – Про побег?

– Любой бы поступил так на твоем месте, – Леша пожал плечами, – Но не ты. Ты не должна таким образом показывать свою слабость.

– Должна, не должна… – я фыркнула, – Я никому ничего не должна. Уходи отсюда, одиночка. Я пошла в свой картонный домик, кушать объедки с помойки.

По–моему настало время прекратить эту бессмысленную беседу. Тем более что моя одежда почти высохла, и, возможно, я шокирую мать чуть меньше, чем если бы я пришла полностью мокрая.

– Одиночка? Неужели меня и правда, так называют? – Леша был по–настоящему удивлен.

– А кто ты? – мне стало интересно.

– У меня есть имя. Алексей, – зачем–то напомнил он мне этот факт, – А клички и прозвища придумывают лишь те, у кого мозгов на большее не хватает.

– Клички отражают то, кем нас видят окружающие. Ты одиночка, я свинарка, – я пожала плечами и начала подниматься вверх по лестнице, – Пора бы к этому привыкнуть.

– Ты подавлена, я знаю. Но не дай миру вокруг сделать тебя черствой и бесчеловечной. Найди в себе силы, борись. Дай отпор! Они на тебя набросились потому что ты это разрешаешь! Но так же нельзя! Нужно поставить этих придурков на место, – Леша говорил уверенно, прямо как настоящий оратор.

– Иди ты знаешь куда со своими советами! – я побежала наверх быстрее, но мой спутник так и остался возле батарей, – Ты меня совсем не знаешь!

Ответом мне было молчание. Но меня это мало волновало. Как впрочем, и мало волновали все эти праведные речи о том, что нужно делать, а чего не нужно. Этот праведник хоть раз оказывался в моей шкуре? Испытал ли он хоть немного из того, что доставалось мне? Или его богатенькие папенька с маменькой сдували пылиночки со своего чадушка?

За дверью нашей квартиры меня уже поджидала мама, которая с первого взгляда даже не обратила внимания на мой внешний вид, потому как ее сегодня тоже переполняли эмоции.

– Ева! Наконец–то ты дома! Я уже начала волноваться! – мама металась по кухне, скорее всего, планируя меня накормить, – Представляешь, твой папаша опять допился до чертиков! Явился к нам в квартиру в наручниках! В самых настоящих наручниках! И это во второй раз за день! Уверял меня, что спас тебя от «ментов поганых»! Нет, ну ты представляешь? Давно пора этого алкоголика запихнуть на промывку мозгов, иначе…

– Мама, это правда, – я больше не могла выдерживать мамины причитания, – Мам!

– Что правда? – мать остановилась и наконец, выглянула в коридор. Ее глаза округлились, а брови сошлись на переносице. Такой взгляд у нее бывал только в случаях крайней встревоженности, – Господи! Ева, солнышко! Что с тобой случилось?!

Мои непослушные руки, наконец, справились с испорченным пальто, теперь настала очередь сапог. Но тут меня ждала неудача, ноги отказывались подниматься, и я бессильно рухнула на табуретку, одиноко стоящую в коридоре на том самом месте, где утром были разбросаны осколки зеркала. Наверное, правду говорят, разбилось зеркало – жди беды… Мать, видя мое состояние, рванулась ко мне и быстро помогла разобраться с обувью.

– О господи, Ева! Ты вся ледяная! Где ты была все это время? Я подумала, что ты занимаешься в библиотеке… – мама внимательно вглядывалась в мое лицо, пытаясь там прочесть ответы на все свои вопросы, – Красные глаза, опухший нос… И еще эта история с полицией… Почему ты молчишь?!

Руки матери легонько встряхнули мое тело, отчего где–то внутри будто что–то содрогнулось. А затем кашель накрыл меня с головой. Воздух будто резко закончился, и все что я могла делать – это безостановочно кашлять, безмолвно глотая воздух. Приступ прекратился так же внезапно как начался, оставив после себя хрипы и сипение в голосе.

– Мам, – я зашептала, – Не сейчас. Я так устала…

– Да, да… – в голосе самого родного мне человека слышалась паника, – Конечно… Я наберу тебе горячую ванну, ты согреешься… Поспишь, отдохнешь… Девочка моя хорошая…

Мама бормотала что–то еще, но ее слова мой слух отчего–то отказывался воспринимать. Здесь, дома, в безопасности и тепле на меня вдруг навалилась вселенская усталость. Все силы, заставлявшие меня добраться домой, разом закончились, будто кран моей внутренней энергии просто перекрыли.

Вода в ванной приняла мое тело жадно и грубо, сразу наполнив обледеневшее тело звенящей болью. Мне казалось, что я попала в огненное жерло вулкана, заставившее проснуться разом все мои чувственные рецепторы. От этого изнутри вырвался слабый всхлип, но выбраться из воды мне мешало отсутствие сил и нежелание двигаться, потому как это приносило все новые волны боли.

Момент, в который мое тело очутилось в кровати, я упустила. Просто появилось уютное тепло и знакомый запах родной подушки. Периодически надо мной мелькало мамино лицо с беззвучно открывающимися губами. Мне очень хотелось сказать, что все хорошо, я высплюсь и все смогу объяснить. Но стоило мне предпринять попытку заговорить, как новая волна кашля обрушилась на мои горло и легкие. Все прекратилось в тот момент, когда у меня застучали зубы. От холода. И этот холод был ни с чем несравним. Я чувствовала, что дрожу, дрожу и падаю в бездну изо льда. Лед был везде, отчего постепенно занемели руки и ноги, а затем в мое бедро вонзилась чрезвычайно острая льдинка, и спустя мгновение сознание провалилось в бездну.

*

– … и почему она все еще без сознания? – на мой слух внезапно обрушился голос матери, наполненный истерическими нотками. Сколько я была без сознания? Час? Два?

– Людмила Андреевна, – тихий и мягкий незнакомый голос отвечал матери спокойно, – Поводов для беспокойства нет. Ваша дочь идет на поправку, температура спала. Более того, она уже не заразна.

Я слышала каждое слово, но слабые попытки заговорить почему–то не увенчались успехом.

– Но почему она все еще не пришла в сознание?! Что с ней? – мама не собиралась успокаиваться.

– Я же говорил вам, сегментарная односторонняя пневмония, обморожение конечностей легкой степени. Ее жизни ничего не угрожает. Другое дело, что я не совсем уверен в здоровье ее психо–эмоционального состояния…

– И что это значит?!

– Это значит, что возможно она просто не хочет просыпаться…

Что?! Хочу! Где я вообще? Кто этот умник? Мое дыхание участилось от возмущения, что сразу же вызвало реакцию глубоко внутри. Хрипы сдавили горло, заставив слабое тело содрогнуться в приступе ужасного кашля. Я ощутила на себе знакомые теплые руки, но схватиться за них было выше моих сил. Да и быть в сознании было выше моих сил, поэтому ощущение реальности покинуло меня с той же быстротой, что и выключается лампочка.

– …столько всего произошло, ты обязательно должна очнуться, – теперь уже громкий шепот Лизы пробил стену моего бессознательного состояния, – Ева, а помнишь, как меня тоже положили в больницу, – я что, в больнице? – Ты тогда все время была рядом, теперь вот я на твоем месте… Я тоже делаю за тебя домашку, только… – подруга нервозно хихикнула, – не обижайся потом за тройки, хорошо? А еще Рома, ну то есть придурок, официально извинялся… И Марина…

При упоминании этих имен моего горло непроизвольно сжалось, а дыхание опять участилось. Это не осталось незамеченным.

– Лиза, – тихий голос Одиночки остановил сбивчивый рассказ подруги, – Не надо. Ей нужно спокойствие.

Откуда здесь взялся одиночка?

И… он был прав. Мне не хотелось вспоминать. Вспоминать значило опять испытать боль. А к этому мои неокрепшие разум и тело пока еще не были готовы. Пока.

– Думаешь… – Лиза всхлипнула, моя любимая жизнерадостная подруга всхлипнула! – Думаешь, она нас слышит?

– Конечно, слышит. Просто она пока не готова выбраться из своего кокона, – Леша говорил так, будто знал все, что творится в моей голове.

– Из кокона? – тон подруги был полон непонимания.

– Из кокона безопасности. Она очнется, когда разберется в себе.

– Она очнется, когда выздоровеет, – гневно возразила Лиза, – Ты точно чеканутый, Одиночка.

– Может и чеканутый, – Леша усмехнулся в несвойственной ему манере, – Зато я прав. Ева напоминает мне одного человека…

– Надеюсь, хорошего человека?

– Отличного человека, только вот…

Чем закончилась эта беседа, мне было не суждено узнать, поскольку мой внутренний выключатель вновь погасил огни моего сознания, и я вновь очутилась в темноте. В коконе безопасности. В месте, где мне было хорошо, тепло и комфортно.

– …Евушка, ангел мой, – на этот раз мою внутреннюю лампочку включил голос отца. Я уже успела забыть такой его голос – теплый, заботливый, любящий и… трезвый.

– Прости меня, прости за все… Ты, наверное, не догадываешься, но во всем виноват только я. Если бы не я, жили б мы сейчас на берегу черного моря, гуляли бы в парке, как самая настоящая семья. И твой папка бы никогда не позволил издеваться над своей девочкой, над своим ангелом! – голос отца задрожал может от возмущения, а может от слез, – Но ничего, отныне все будет по–другому! Ох, доберусь я до этих чертей проклятых!

Монолог отца прервал шум открывающейся, ужасно скрипучей двери.

– Володя? – удивленный голос матери отозвался эхом в моей голове, – Ты–то что тут делаешь?

Мама явно была недовольна присутствием отца.

– Ева и моя дочь тоже, – папа напомнил этот факт возмущенным тоном, – Она тут…два дня, а я узнаю об этом только сейчас! Я же отец…!

Два дня? Нет, не может быть… Я тут всего пару часов… Не может быть!

– А ты только что об этом вспомнил?! – мама сначала закричала, но видимо вспомнив где находится, понизила голос до гневного шепота, – Где ты был, когда…впрочем, мы оба знаем где ты был! Выйди! Дай мне пообщаться с моей девочкой!

– Нет! – папа сильно сжал мою ладонь своей теплой сухой большущей ручищей, – Хочешь поругаться? Пожалуйста! Только не здесь…

И вот опять я ощутила, что свет внутри меня вот–вот погаснет. Но я отчаянно не хотела пропускать этот момент, момент, когда папа и мама вместе, пусть и ругаются, но все же сидят вместе в одной комнате. Почти как семья, пусть и свела судьба нас всех здесь не по самому приятному поводу. Зато они рядом, беспокоятся за меня, вместе пытаются вытащить меня из моего кокона безопасности в реальность. Вместе. Как семья.

Мне всегда было интересно, каково это, жить в полной семье? Что при этом меняется? Мои детские воспоминания о семейных походах в парк и сладкой вате не помогали мне ответить на этот вопрос. Я была слишком мала, чтобы помнить сейчас что–то о настоящей классической семье.

Может быть, классическая идеальная семья это такой тип, который обычно показывают в американских фильмах? Отец – добытчик, мать – домохозяйка и хранительница очага, а дети – (обязательно двое, а лучше – трое) сорванцы и непоседы. Существуют ли вообще каноны семьи, то, на что нужно ровняться? Или каждая пара, решившая связать себя узами брака, сама для себя пишет свои правила?

А может ли неклассическая семья быть идеальной? И это я сейчас не про однополые браки. Ну вот например: я и мама. Чем мы не идеальная семья? В нашем доме нет места ругани, и каждый занят своим делом. Что еще для счастья надо? Это с одной стороны. С другой стороны, даже не беря во внимание тот факт, что маме тяжело тянуть меня одной, я точно могу сказать, что неполная семья никак не может быть идеальной. Потому что я не могу ответить на простой вопрос, что для меня – идеальная семья. У меня нет в голове образца, картинки того, к чему надо стремиться. Ведь, правда, не стремиться же к тому, чтобы стать матерью одиночкой или к тому, чтобы образовать семью из американских фильмов?

Если бы тогда, двенадцать лет назад, все сложилось бы по–иному и отец с матерью были бы вместе, я бы не терзала себя ненужными вопросами о канонах семьи и идеалах. И я бы уж совершенно точно не лежала бы сейчас в больнице с душевной болью и воспалением легких от того, что я так непохожа на других. Потому что в той, другой реальности я была бы как все – девочкой из благополучной семьи, за которую есть кому заступиться.

Ох уж это сладкое словосочетание «если бы». Если бы только можно было все изменить…