Читать книгу Возрождение - Акулина Шмакова - Страница 2

Хотела б жить в кармашке на твоей рубашке,

чувствовать подтяжку и дремать под твой спокойный голос,

вздрагивать и улыбаться под внезапный гром твоего смеха.

Выгляну на мир однажды с высоты твоего роста,

и лицо твоё большое наверху подарит радость мне

с улыбкой в экзотических глазах.

Возьми меня на ручку, поднеси к губам и дай коснуться.

Чудо из чудес…

Пересади меня на твёрдое, надёжное плечо —

я обхвачу его руками и ногами, как коня,

и буду гладить ткань, как гриву, пока ты идёшь так быстро,

что я в страхе прикрываю глазки и смотрю сквозь щёлку,

куда милый мой несёт меня сегодня и всегда.

I’ll put your note into my little

silky pouch for knickknacks,

keep it close to heart.

And I’ll be thinking of you

kissing my green painted nails,

with my eyes closed

and my hair swaying sweetly in the wind

in an elaborate and pensive sort of dance.

I’d pull you closer.

See the black holes in my eyes and what they’ve eaten:

oranges, suspenders,

operas and lies,

white shirts and models,

ballet and pink flowers shedding dew

and cigarettes we shared for two

and fantasies I wrote in books and exam papers about me and you,

my Dad’s mug that I give to you

each time you come, my Daddy Two.

I love you just that much.

Я положу твою записку

в шёлковый мешочек для безделиц

и хранить буду у сердца.

И, закрыв глаза, я буду думать,

как целуешь мои ногти с изумрудным лаком,

пока волосы мои нежно колышутся

в замысловатом и мечтательном подобьи танца.

Я бы прижала тебя ближе.

Увидь же у меня в глазах чёрные дыры и всё то, что они поглотили:

апельсины и подтяжки,

оперы и ложь,

белые рубашки,

и моделей, и балет,

розовые цветы, роняющие росу,

и сигареты, разделённые на двоих,

и сказки, что я писала о нас в своих книгах и экзаменационных листах,

кружку моего папы, которую я тебе даю,

когда ты здесь, мой Папочка-2.

Именно так сильно я тебя и люблю.

обнажена перед тобой.

твой взгляд скользит по моим мыслям, страхам,

по самообманам, Sehnsucht1, чистой ярости под напряженьем в триста вольт.

ну, я люблю такие письма, где вверяю тебе душу, как младенца.

подержи её-меня нежнее.

улыбнулся, и тепло на сердце.

я всегда с тобой раздета. давай глубже

поищи. на всё отвечу. ты прочтёшь

в глазах на радужках историю с начала до конца,

где были мои пальцы и что губы бормотали перед сном вчера.

я абсолютно вся в твоих руках, как кошечка, сдалась на твою волю.

ты меня ведь не продашь и не ударишь, не прогонишь.

знаю это точно,

и поэтому раскрыты мои руки, ноги и глаза тебе навстречу.

я так откровенна.

я так откровенно упиваюсь моей սեր2 к тебе.

ну а ты?

прекрасно слушаешь, по-братски ласков – ну, насколько можешь.

но ты скрыт под листьями, как клад. мне не позволено содрать их

или всё по одной пуговице расстегнуть, взглянуть, о чём ты думаешь.

одно могу я сделать supposition3: в постели ты мечтаешь не о нас, и ей скорей, чем мне, себя покажешь.

я могу тут много ходить голой – переносно и буквально – ты в меня не влюбишься,

а мне по-извращённому приятно так секретами души своей трясти перед тобой.

2

ты нанёс клеймо на мою кожу, будто Тёмный лорд.

все неприкрытые участки были равнодушно вновь отвергнуты.

натягиваешь поводок.

смотрю непонимающими глазками. не верю. говорю:

ну Грант, реши, как ты относишься ко мне. я подхожу,

я подбегаю близко, а меня пинком в пушистый бок.

какое унижение! какая низость…

но тебе нельзя ничто в упрёк:

ты ангел, а твой мозг – шедевр искусства так за миллион,

и воры – вот, как я – всё норовят скандально его выкрасть, «вынести».

заметь: я предложила быть приятелями, вместо чего ты – про секс, про секс, про секс.

подумала: ну ладно, раз он так, тогда и я; может, теперь я ему нравлюсь.

но на эту мысль и был расчёт?

за День рождения спасибо.

что-то зябко.

я оденусь.

Ты желанен, как Сириус Блэк:

Так умён, и уверен, и важен.

Я хочу быть твоею Малфой.

Вот, как раз мои issues достали

Тебя. Я непростой человек.

Разве ты ищешь лёгких путей

И любовь между полных грудей?

На тебя мне не жалко ногтей…

Я Роксана, так будь мой Блэк.

Во мне вейлы кровь, ты – мой крэк,

Храбрый лев с гриффиндорской башни.

Смех общажный. Нежно. Влажно.

Дай срастёмся с тобой в симбиоз.

Поцелуй меня крепко, наверно.

Ворох писем – наш клад бумажный.

Агрессивных забудь своих коз.

Ты просто моя пристань.

Подплываю, закидываю ручки,

Отдыхаю и качаюсь на волнах.

Это грудь моя вздымается.

Устала. Почеши меня за ушком,

Собери же паруса мои и

Накорми собой мой трюм.

стоп. стоим. нам много тут идти,

и осень капает по головам.

я твой букет, лежащий в луже,

брошенный рукою нежной —

подожди, послушай!

ты желаешь мне добра, а я с утра

включаюсь думать о тебе.

и вот – с тобой!

внизу преступный бой,

твоя коленка, боже мой…

запомню всё, во что одет,

и быстро фото, чтоб смотреть,

когда хочу.

я не могу.

я больше не могу.

ты душишь моё сердце асфиксией,

кайф ловлю.

хочу вживую так прижаться,

и сказать, как я люблю,

и попросить о ласке, ласке, ласке, ласке…

ласке! тронь моё плечо! я упаду…

от твоих глаз мне горячо.

слезой течёшь по подбородку и —

рыданием на волю рвёшься.

изогнусь в постели, кончив,

чтобы опустеть от мысли: «никогда».

в крапиве Марьино сердечко, как в тюремной клетке:

сплёл паук узор из нитей, рваный башмачок и плесень.

хлеба каравай разрежут дома.

люди любят.

только сердце Марьино тоска по Джиму губит…

расцветают амариллисы, жасмин благоухает.

души кружат в платьях и костюмах,

смокинги, коньяк, сигары,

а со всех сторон шипами роз сердечко Марьино проткнуто.

киноплёнку проявил не тот, кто снял.

как вернуть себе права? вписаться в титры?

так тот фильм всё не оплакала.

Почему у меня нет брата?

Может, он улетел в космос?

Или был он похищен пиратом?

Может, в зебре исчез между полос?

Почему у меня нет брата?

Не настигла ль родного расплата

Лишь за то, что любовником был

Королевы? А может, забыл

Меня брат мой родной? Как же так?

Разве он не скучает один?

Кто меня защитит ото льдин?

Я за ним – и в огонь, и во мрак!

просто

хорошо

сидеть с тобой вдвоём,

хоть где,

хоть для чего,

ловить твой взгляд, как рыбку,

посмущаться,

быстро перестать,

подумать о губах,

представить, что в штанах,

потом обняться на прощание

так долго, как люблю.

I think I don’t love my friend.

I guess I only pretend.

I simply can’t grasp

The nature of feelings, die ich verschwende.

I say, let’s try it this way:

Hold me at night.

Whether we like it is what’s to be found.

I say, let’s try it that way:

Take me with you

Where you’re going.

Let’s see if I’m worthy.

Close friends, with one in love.

Close friends sometimes make —

love.

Close friends and pen on paper.

I know you’re not

Attracted to my curves,

I’ve got no sumptuous shape.

But I’m a fierce and fucking

Scarlet poppy in a desert.

If not you, I’ll wither.

«Cause of your angelic dry hot weather,

I will wither.

Will you water me?

Will you?

Water me.

Думаю, я не люблю своего друга.

Скорее всего, я только притворяюсь.

Я просто не могу постичь

Суть чувств, что я напрасно трачу.

Вот что, давай попробуем так:

Обнимай меня ночью.

Нравится нам или нет, так и поймём.

Вот что, давай попробуем иначе:

Бери меня всюду, куда ты идёшь,

Посмотрим, достойна ли я.

Близкие друзья, один испытывает любовь.

Близкие друзья иногда занимаются любовью.

Близкие друзья, и перо на бумаге.

Я знаю, тебя не тянет к моим изгибам,

у меня нет роскошных форм.

Но я неистовый грёбаный

алый мак среди пустыни.

Если ты не рядом, я засохну.

От твоей сухой жары, мой ангел,

я засохну.

Ты польёшь меня?

Ведь да?

Полей меня.

Искры пота на драгоценном плече,

Кроткая улыбка

И глаза, заглянув в которые, думаешь:

Ей известно всё на свете,

Даже то, что было вчера вечером,

Когда к тебе пришла подруга…

Вика вырезала меня из журнала,

Мой голос поплыл в небесах облаками,

Я выросла из своей комнаты

И рассеялась над городами.

Я пришла в тот лес по своей воле.

На той рыбалке было очень весело.

Сказала, что костром не обожгусь, но села близко.

Сказала и в огонь вложила руку.

Котёнку позвонила, несла чушь про его рыжую хозяйку.

Я пришла в тот лес по своей воле.

Это моя первая рыбалка и первая рыбка.

Единственное лишь воспоминание,

Оно уже запятнано корнем из кожи.

Я не хочу их видеть больше никогда!

Но я люблю растения тоже!

Вот бы пересадить армянские цветы в рыхлую почву и заботливо полить…

В твоих глазах есть осознание себя

Как привлекательного, нужного, умелого самца.

Ты неприкрыт в своих глазах, и потому

Бросаю я в них взгляд так часто, как могу,

И там приют свой нахожу.

В твоих глазах домашняя герань,

Печенье вафельное, чёрный кофе или чай

И горный воздух.

Так они круглы, что ты похож на барсучка;

Меня страшат углы, но я зависима от остренького перца,

А его в тебе богато, аж ломится дверца.

Образ глаз твоих не ускользает.

Выраженье их люблю. Не выгоняй. Уже скучаю.

на скамье, где над нами висела рюмашка;

как взглядом тебя провожала я в душ;

в блиннолетний вечер в кружевах под платьем;

и на почте дала бы тебе на том столике;

и когда сам с собой ты играл в «дурака»,

забралась на кровать я с ногами, твой взгляд;

разговор тридцать первого наш декабря,

я томилась средь пены, и мысли как кролики.

в ночь новогоднюю пьяный шаг в сторону.

после него хочу так же с тобой,

ты ведь мне сам сказал: так не считается

(может, затем, чтобы я успокоилась).

мне лишь с тобою быть, больше не маяться.

Она не хочет выпускать из рук коробочку,

Распахнув ресницы навстречу секундной стрелке,

И только когда та делает полный оборот,

Ставит коробочку на место.

Ей нравится тяжесть коробочки в руках.