Читать книгу Безлюдье. Жатва Мертвых - Ал Коруд - Страница 2

Похмельный понедельник

     До чего же славно лежать на мягкой постели и рассматривать длинные ноги, ну и то, что чуть повыше лежащей рядом ослепительно красивой женщины! Почему многих мужчин притягивает именно эта часть женского тела? Им даже не лень обернуться вслед прошедшей мимо дамы и заценить её достоинства сзади. Женщины же придумали специальные модели купальников и нижнего белья, чтобы подчеркнуть именно то, что так некрасиво обзывается в обществе. Еще приятней эту упругость пробовать на ощупь. Михаил немного повернул голову и не смог удержать стон, щека, покрытая пластырем отчасти зудела.

– Тебе плохо? – Полина обеспокоенно повернулась к нему. В её глазах читалась искренняя тревога.

– Нет, мне очень хорошо, – Михаил потянулся и поцеловал женщину в шею.

– Ну тогда я пойду сварю кофе, – Полина, не торопясь, встала и наклонилась за легким халатиком. Она знала, что Михаил наблюдает сейчас за ней. Посмотреть же было на что, ее тело было поистине великолепным! Природа редко дарит такое совершенство лучшей половине человечества.

  При среднем росте высокие соразмерные ноги, в меру узкая талия, переходящая пропорциональной волной в округлые бедра. Прямая красивая спина, крепкие плечи, плоский живот со светлым треугольником в паху. Ну а грудь, грудь – это шедевр неведомого скульптора, высокая, среднего размера, как два правильных полушария, венчаемые жемчужного цвета сосками. И было заметно, что хозяйка такого великолепного тела старается содержать его в форме – в ляжках просвечивают крепкие мышцы, грудь приподнята не только от природы, живот имеет явно выраженный рельеф. И ко всему этому телесному великолепию неизвестным создателем добавлена копна светло-пшеничных волос. В натуральности цвета Михаил уже убедился.

– Насмотрелся? – Полина игриво обернулась.

– Да… – только и смог выдохнуть Михаил. – Ты лучше иди, а то я снова останусь без кофе.

   Женщина улыбнулась, стрельнула глазками в сторону укрытой простыней важной части мужского тела и выскользнула из комнаты. Бойкич смог спокойно перевести дух и оглядеться вокруг. Утром он узнал место, куда вчера его привезли насквозь больным и опустошенным. Это был дом для временного проживания строительной бригады, разбирающей здания в соседнем поселке. Относительно новый и чистый он оказался вполне пригодным для временного пребывания здесь людей.

   Он, вообще, смутно помнил события ночи. Полина утром рассказала, что никогда еще не спала с таким озверевшим самцом, а Михаил в свою очередь  не считал себя секс-маньяком. Даже если принять во внимание воздействие неизвестного излучения, то все равно было странно узнать подробности произошедшего и количество их соитий. Утром даже пришлось поменять простыни, от старых остались лишь названия. Правда, они их тут же несколько помяли. Михаил уже в здравой памяти действовал не спеша, с удовольствием наблюдая за уплывающей на волнах блаженства женщиной. Он уже знал, что они улетают безмерно дальше.

  Сейчас, несмотря на проведенную им весьма бурную ночь, Михаил почему-то совершенно не ощущал себя вымотанным. Голова была чистой, тело расслабленным и в меру отдохнувшим. События вчерашнего ужасающего дня покрылось некоей причудливой мутной пеленой. Видимо, мозг сгенерировал для себя в качестве защиты фильтр, напрочь отсекший чудовищные воспоминания и оставивший все ужасное в мягком полузабытье.

  Через пять минут Полина принесла на подносе две чашечки кофе и бутерброды нового мира: сухие хлебцы и консервированная ветчина с салом. Они пили безумно вкусный напиток, разговаривали, смеялись, потом снова, занимались любовью. Но оба они знали, что это идиллия не будет вечной, наслаждаясь каждой секундой, подаренной им судьбой. Они не в сказке, сон когда-нибудь закончится и придется вернуться в реальный мир. Но пока....  пока есть только зовущие к любви губы, упругое тело великолепной любовницы, бешеные скачки на скрипящей кровати, восторг экстаза и полное умиротворение души и тела. Магия и таинство любви между мужчиной и женщиной.

   В окно залетел одинокий заблудившийся шмель и одновременно с ним в помещение проник шум заезжающего во двор автомобиля. Потом раздалось несколько нетерпеливых гудков. Мужчина и женщина потрясенно оглянулись на окно, но все хорошее не вечно, всему приходит конец. Полина быстро накинула на себя халат и выглянула во двор.

– Николай приехал, – медленно протянула она. Потом повернулась и, посмотрев исподлобья, спросила. – Ты ведь уйдешь?

– Ты знаешь ответ, – хриплым голосом ответил Михаил. Ему хотелось сейчас выть волком, кататься по полу, но он уже осознавал, что от судьбы уйти нельзя.

– Да, знаю. Ты – атаман, и уже не принадлежащий только мне мужчина.

   Женщина молча натянула брюки и куртку и вышла из комнаты. Бойкич же стал искать свою одежду и амуницию. Пистолет по старой привычке лежал у изголовья на тумбочке, а автомат Великанова стоял рядом со стулом. Даже любовные игры не помешали им забыть о безопасности. Что за времена настали! Одевшись, он выглянул в окно. Николай спокойно сидел за рулем, он приехал на разъездном «Гелендвагене». Крепкая немецкая машинка всю весну исправно бегала по окрестным полям и весям. Атаман вышел в коридор, где стояла Полина, подошел и обнял ее за талию.

– Прости, но так надо. Спасибо тебе за все, в другое бы время… в другой жизни.

– Не говори ничего. Я все понимаю, иди. Ты же Атаман, это твое время, твой народ. А что я? Я буду помнить эту ночь всегда, – она быстро поцеловала его в губы и убежала на кухню.

    Михаил постоял немного у двери, потом тряхнул головой и вышел на крыльцо. Он понимал, что переступая порог этого дома, оставляет острейшую занозу в сердце. И занозу большую, такие долго не заживают, а саднят и напоминают о себе до самой смерти. И еще атаман понимал, что не может ничего с этим поделать, ставшая внезапно необычайно бурной река жизни влечет его безжалостно дальше по течению. Ну а тихие заводи они…, они остаются только во снах и грезах. Человеку суждено там только совершать прогулки, а жить приходится в этой гнусной реальности.

   Сначала мужчины ехали молча. Николай мрачно косился на своего друга, но начинать разговор не решался.

– Много людей знает, где я был?

– Мало, и они не из болтливых.

– Это правильно, надо молчать и забыть. Ты понял?

– Да, понял, понял. Ты то, как сам? – Николай еще раз взглянул на молчаливого друга. – Любовь-морковь?

– Она проклятая, и как не вовремя …

– Эх, Миша, когда она вовремя бывает. Теперь как?

– Никак. Семья есть семья. Да и Атаман я нынче, не только за себя отвечаю.

– Понятно. Куда едем?

– В правление. Как у нас дела, вообще, обстоят? Меня вчера, как видишь, вышибло из седла.

– Да как… победа, гром литавров раздавайся! Вот Юрке кисть оторвало, теперь жить ему с этим, людей у нас поубивало, точно не знаю сколько. Лечебница переполнена, много наших там помогает, пожары потушили, улицы от хлама расчистили. Потапов где-то на трассе ищет убежавших бандитов. Складников на допросах. Там один капитан бандитский соловьем поет, говорят твоих рук дело?

– Подробности не спрашивай, лучше забыть.

– Хм, – Николай странно взглянул на Михаила, – у нас и так атас, так тут ко всему прочему узнаю, что атаман у нас головой тронулся. Хотя после такого дня неудивительно. Кто бы год назад сказал, что буду в тракторе на пулеметы переть! Как жизнь нас круто поменяла.

– Не поменяла, Коля, просто глянец наждаком стесала. Но ты молодец. Страшно было?

– Да знаешь, нет. Азарт даже был, адреналин шкалил за все сто, особливо, когда пули по корпусу трактора бить начали. Хотя если бы всадили из гранатомета точно в кабину, то нам алесс капут настал досрочный. Еще в начале улицы по отвалу пару раз гранатой схлопотали, но потом мужики шмаляли вдоль бортов. Не знаю, кто такую умную команду подал, но хрен к нам прицельно сунешься. Трупов шесть потом нашли по краям переулка этого, двух с готовыми к бою граниками. С той стороны вояки зело вооружены были и злы на меня. Почитай у каждого по «Мухе». Этих туб полно на огородах валяется. Да… –  Николай замолчал, – слушай, я что подумал: если бы мы сразу не занялись собиранием всяческого оружия, да тренировками, стрельбами, нас эти уроды смяли в легкую. Сколько у нас солдат реальных? На пальцах руки сосчитать, а смотри же – отбились! И ведь все ты начал, еще с самого первого дня нам все про оружие талдычил. Как будто знал наперед, что пригодится.

  Михаил вздохнул. Его чуйка не помогла в этот раз сберечь людей. Не было это колдовской магией, а чем-то сродни шараде. Только вот как научиться её разгадывать?

   Вскоре они уже подъезжали к двухэтажному зданию правления. Около крыльца было оживленно, бригадиры раздавали указания, отъезжали машины, в двери забегали и выбегали люди. Михаил прошел мимо, не здороваясь, люди расступались перед своим атаманом, смотрели на него настороженно и молчали. Но в самом кабинете, напротив, было тихо и спокойно. В большой комнате за пультом связи сидела Наталья Печорина и принимала по телефону чей то доклад. В углу на табуретке дремал Хант, держа в руках свою вечную трубку. Он сразу очнулся и хитро посмотрел на Бойкича.

– Доброго дня, Михаил Петрович, как самочувствие?

– Могло быть и получше.

– Что поделать, нынче у нас не курорт. Давайте я вам чаю сделаю, – отставной майор отошел в угол, где стоял кулер, а атаман прошел в свою комнату.

  Печорина странно посмотрела сквозь незакрытую дверь на Михаила и стала кому-то названивать, затем схватила исписанный блокнот и убежала на крыльцо. Через пару минут она вернулась со Складниковым и Тормосовой. Те зашли в кабинет с настороженными лицами и сели напротив Бойкича.

  Первым заговорил Мартын Петрович:

– Михаил, вы себя нормально чувствуете?

– Давно так хорошо себя не ощущал, Мартын Петрович. Со мной все в порядке, и давайте вынесем за скобки события вчерашнего вечера и сегодняшней ночи. Я снова в работе и хотел бы услышать от вас последние новости.

– Ну тогда ладно. Вчера был, и в самом деле, чрезвычайно тяжелый день, и вам тоже пришлось несладко, – полковник замолчал. – Наташа, дай, пожалуйста, краткую сводку.

– Михаил Петрович, вот что имеем: полного списка потерь пока нет, но счет идет на десятки. Вчера вечером полностью зачистили Должу и трассу. Потапов с разведгруппой ушли в погоню за двумя машинами убежавших бандитов. Часть разведчиков вернулась утром, лейтенанту послали смену из ополченцев. В старой Долже много разбитых домов, два здания сгорели полностью, но все пожары потушены. Войтович там наводит порядок. Пострадали и несколько зданий и в новой части. Шальные пули и снаряды. Сейчас собираем ремонтные бригады, чиним технику. Часть людей находится возле кафе в полной боевой готовности, там Кораблев командует. Мамоновы с Васильевыми по окрестным полям патрулируют на своих самокатах, вдруг кто из нападавших туда сбежал.

   -Убитые, где сейчас, Наташа?

– Они, – женщина немного поперхнулась, – в леднике. Там Вязунец с помощниками проводит их осмотр и протоколирование.

– Да правильно, – Бойкич задумался, – завтра похоронить надо бы людей.

– Мы уже подумали об этом, Михаил. Туполев с его ребятами готовят гробы, – на этих словах Печорину прорвало. Она уронила голову на руки и горько зарыдала, тяжело, видимо, ей давалось внешнее спокойствие. Бойкича это совсем не удивило, он подошел к женщине и положил руку на ее голову, немного приглаживая волосы. Наталья подняла лицо, посмотрела сквозь слезы на атамана и начала оправдываться. – Простите меня, тяжело все это заново переживать.

– Ничего, Наташенька, ничего, всем сейчас трудно, надо пережить. Я понял вас, подготовка идет.

– Да – женщина уже вытерла платком слезы, поправила блузку и продолжила, – механики готовят маленький трактор с ковшом, к утру могилы будут готовы. И еще, завтра белорусы подъедут, сообщили, что делегацию посылают, обещают помощь. В остальном в поселке порядок, люди держатся как могут. Ночью на улицах комендантский час, ходят патрули из ополченцев.

– Спасибо, Наташа, – Михаил повернулся к Складникову. – Ну а вы, Мартын Петрович, что можете сообщить?

– Ну, сейчас уже понятно, что это нападение той самой подмосковной банды "Черного генерала". На нас именно напал их сборный рейдовый взвод, где-то более 50 бойцов и техника, подробности будут позже. Пока еще не все трупы собрали, и есть только пятеро пленных, – при этих словах полковник выразительно посмотрел на атамана. – Один пошел на активное сотрудничество. Капитан Мелехов, он и в самом деле капитан Российской армии, у бандитов числился в разведке, хотя командовал этой операцией не он. Уже ясно, что нападение это не случайное. Подробней расскажу позднее, как сам разберусь. Бандитская группировка на настоящий момент полностью разбита. Не ожидали они такого яростного сопротивления, а потом, после первых тяжелых потерь попросту растерялись. Решили напасть на нас без основательной разведки только потому, что по радиоперехвату поняли, что у нас объявлен выходной. И вот оно как потом получилось.

– Да уж, кровавое воскресенье какое-то, – согласился с безопасником Бойкич. – Когда будут итоги следствия?

– Дня через два. Можем заодно и с соседями тогда все обсудить.

– Я думаю, что они точно знали, куда шли, но себя переоценили. Для нас и сотни людей маловато. Отчего интересно подобная наглость?

– Доселе им не приходилось встречаться с серьезным сопротивлением. Попросту потеряли берега. Такое бывает сплошь и рядом.

– Возможно, полковник. Татьяна Николаевна, вы что скажете?

– Да что сказать, Миша. Ужас какой вокруг вчера творился, но наши люди вели себя просто замечательно. Могу констатировать, что в нашей общине сложился крепкий и сплоченный коллектив. И это во многом ваша заслуга. Теперь я очень хорошо сознаю, почему вы так в военщину с самого начала ударились. Это, пожалуй, только нас и спасло. Таковы уж реалии нового мира – свободные люди должны быть вооружены и уметь за себя постоять. Что по делу: как секретарь совета всех оповещаю, что мы решили провести новое собрание совместно с делегатами от белорусских анклавов, а пока собираем необходимые материалы для этой встречи. Там уже будут более конкретные предложения.

– Хорошо, рад, что все работают, не унывают. Нам нанесли подлый удар, но мы справимся, ведь у нас впереди еще более жестокие испытания, но мы и их выдержим, – Михаил перехватил на себе странный взгляд. На пороге стоял Хант, он держал в руках две чашки. Одну поставил на стол перед атаманом.

– Думаете, Михаил Петрович, будет еще нападение? – Печорина вся в этот момент напряглась, остальные тоже посмотрели на атамана несколько настороженно.

– Будет, если атаман сказал, значит, будет, – неожиданно ответил за Бойкича Хант. Он присел на свой любимый табурет и с совершенно спокойным выражением на лице прихлебывал чай. – Неужели вы еще не поняли его дар?

    Присутствующие не нашлись что ответить. И еще их сбивал с толку странный взгляд атамана. Женщинам даже показалось, что цвет радужки у атамана то и дело менялся.  Скомкано они закончили совещание и несколько обескураженные разошлись по своим делам.

– Ты что имел в виду, майор? – после некоторого молчания спросил Михаил.

– Я думаю, мы оба поняли, о чем я, – спокойно ответил ему узкоглазый азиат. Он занимался свои любимым делом, то есть, не торопясь, набивал старую трубку свежим табаком. Трофей одной чрезвычайно секретной операции в очень далекой стране. – Знаешь, почему я здесь остался? Ты приехал и принес в этот мир надежду.

– О-хо-хо, что вы все из меня избранного делаете? Мы же не в фантастическом боевике живем, Хант. Здесь обычная жизнь.

– Не увиливай от ответа, атаман, ты уже познал Силу. Её темную и светлую сторону. Она дана тебе во спасение.

   Михаил молча выдвинул из стола полочку и достал сигару, отрезал ее кончик, прикурил:

– Познал. Тяжела шапка Мономаха, ох, как тяжела.

   Они оба замолчали. Два побитых жизнью взрослых мужика, совершенно от этой жизни еще не уставших. Их обмену мыслями не нужны были слова, только поменявшийся внезапно резко цвет радужки глаз выдавал странность этого диалога.

   Следующие несколько часов прошли в сплошной суете. Михаил сел в свой «Сузуки» и начал объезжать «горячие» точки их поселка. Первым он посетил медицинский пункт, который произвел на него мрачное впечатление. С Ниной переговорить не удалось, он только мельком увидел ее в приоткрытую дверь. Она метнула на мужа, как ему почудилось, поистине испепеляющий взгляд и отказалась с ним разговаривать. В самой операционной беспрерывно шли операции.

  Пол в коридоре был залит засохшей кровью, сюда привозили раненых, здесь и сортировали. Девочки-студентки уже просто не держались на ногах, сейчас их положили на диванчики в просмотровых кабинетах, а роль медсестер и сиделок взяли на себя взрослые женщины. В палатах шли перевязки, менялись окровавленные бинты, чистились раны, ставились капельницы и дренажи. Удушливо несло лекарствами, кровью и страданием.

  Палаты не были рассчитаны на такое количество людей, поэтому часть раненых перенесли в школьное общежитие, здесь оставляли только самых тяжелых. Михаилу удалось лишь узнать, все ли необходимое есть у медперсонала. Оказалось, что пока запасы лекарств есть, но остро не хватает самих врачей, да и вообще людей опытных, умеющих сделать укол или перевязку. Вопрос о питании был уже решен, за это дело взялась поселковая столовая. Бойкич вышел на крыльцо, там он наткнулся на стоявших рядом Ирину Мелентьеву и Дмитрия Рыченкова, крепкого паренька из команды Степана Карпова. Они стояли, обнявшись, и о чем-то тихо переговаривались. Атаману пришлось громко хмыкнуть, чтобы привлечь к себе внимание.

– Михаил Петрович, – смущенно протянула Ирина. Под глазами у нее были темные мешки, лицо выглядело уставшим и иссушенным.

– Как вы, Ирина? – Михаил пристально посмотрел на женщину, та выдержала взгляд и напускно бодро ответила.

– Нормально, вот вчера был настоящий ужас. К вечеру просто с ног валились. Сейчас дали немного поспать, чай принесли, завтрак. Вот вышла малость свежим воздухом подышать, – она оглянулась по сторонам. –  Странно, вокруг весна, солнышко светит, птички поют, а у нас там смерть и страдания, – они немного помолчали. Затем Ирина продолжила. – Самое страшное, когда детей понесли. Одна девушка прямо на операционном столе умерла. В других условиях, в городской клинике да с опытными врачами можно было бы спасти, а здесь… У наших студентов истерики после этого начались, хорошо мама моя сумела привести их в чувство. Самые тяжелые раны, как ни странно, у гражданских. Ополченцы все сплошь бронежилетах, там больше поломанных ребер и ушибов от попаданий. Ну и руки, ноги, – женщина взглянула на атамана. – Мужчины, вообще, у нас молодцы, женщин и детей первыми на перевязки пропускали. Сами зубами пакет разорвут, и кто кого может бинтует, по той жизни больше иных примеров было. В общем, справляемся, атаман, тяжело, но терпимо.

– Слышал, Анечка Корзун ранена?

– Да, раненых выносила, и пуля попала прямо под бронежилет.

– Там целая история вышла, – вступил в разговор Дмитрий, – уже к концу дело шло, к крайней улице мы выдвигались. Один из местных сунулся вперед без команды и пулю схлопотал в ногу, артерию пробила, кровищи… ужас. Ну, Аня и побежала к нему, там и самой прилетело. Снайпер бил, больно точно попадал. И не сунуться, бандиты вдоль заборов залегли, сильный огонь вели. У нас, как назло, ни выстрелов к РПГ, ни «Мух» не осталось. И, значит, Серега Носик, вылетает с пулеметом на середину улицы и прямо с колена начинает поливать длинными очередями. Мы Анечку быстренько подхватили и бежать. И представляешь, командир, у Серого ни царапины! Вот что значит любовь!

   Бойкич выразительно посмотрел на собеседников:

– Тогда недели через две будет еще одна свадьба. Вы-то как сами, надумали?

   Ирина смущенно взглянула на Дмитрия и промолчала.

– Как так, командир? Завтра похороны, какие тут свадьбы, еще сорок дней, – крепыш развел руками.

– Смерть, смертью, а жизнь, жизнью! – отрезал атаман. – Раз вы живы остались, надо и дальше о будущем думать. Времена другие, правила новые. Не так нас много и осталось, чтобы о каждом горевать бесконечно. Целый мир помер, а нам жить суждено оказалось.

– Наверное, так, –  задумчиво протянул озадаченный Дмитрий.

– И еще, раз Степан погиб, принимай, Дима, бригаду, – Михаил попрощался с парочкой и двинулся дальше.

   В последующие два часа он объехал мехдвор, пилораму, потом заглянул к Туполевой. С людьми старался общаться по делу, сантиментов не разводить. Лишние нервы никому сейчас не нужны были. Около школы он наткнулся на Ольгу Шестакову. Очень обрадовался, долго тискал ее, затем огорошил новостью о предстоящей свадьбе. Девушка даже не нашлась, что в этот раз ответить атаману, хотя никогда обычно за словом в карман не лезла. Зубастая девка! Вообще, идея со свадьбой отчего-то стала для атамана в этот час чрезвычайно важной. Хотелось противопоставить пришедшему ужасу смерти и страданий что-то яркое и радостное для всех.

  Там же Михаил приметил белобрысую голову Артема Ипатьева, парень проходил мимо по улице. Он окликнул пацана, но тот только чуть повернул голову в его сторону, лицо его было заплаканным, и двинулся дальше по дороге, подметая пыль сандалиями.

– Что такое с ним? – огорошено спросил Михаил у сидевших рядом на крыльце ребят.

– Девушку у него убило, – ответил серьезным тоном голубоглазый паренек лет двенадцати. – Светку с Должи. Их бандиты в доме вместе с бабушкой порезали.

  Михаил чуть не завыл волком от такого страшного известия, но при детях как-то смог сдержаться. Подождал немного, чтобы успокоиться, потом резко встал и, не прощаясь, пошел к машине. Ольга задумчиво посмотрела ему вслед. От цепкого взгляда снайпера не ускользнуло то, что глаза старшего друга неожиданно полыхнули в этот момент странным мистическим светом. Девушка еще долго сидела на месте, ощущая вокруг себя некий холодок. Она не боялась тогда, когда вчера убивала людей. Но сейчас ей стало как-то не по себе. Кто он на самом деле их атаман?

   К вечеру Михаил смог, наконец-то, добраться до дома, в нем никого не было. Положив рацию на стол, он занялся немудреным ужином. Нашел на полке консервированного цыпленка и разогрел его с красной фасолью, не забыв добавить специй и маринованных овощей. Вышло очень даже неплохо. Затем он поставил на огонь чайник и занялся растопкой камина, вечера еще были холодными. Да и ужасные события последних двух дней вызвали в организме некий непреодолимый озноб. Он понимал, что это нервное, но огонь ведь всегда помогает согреть и тело, и душу. Есть какая-то таинственная взаимосвязь между пламенем и человеком, необыкновенно древняя дружба между ними, еще, наверное, с пещерных времен. Когда зачастую только тонкая стена огня служила для людей границей между жизнью и смертью.

   Пока он занимался камином, на крыльце послышались шаги, и в гостиную вошла Нина. Не здороваясь, она скинула с себя ветровку, обувь и присела на кресло перед камином.

– Чай будешь? – спросил осторожно Михаил. Женщина кивнула.

  Он молча налил большую кружку свежезаваренного чая и пододвинул к креслу журнальный столик, чуть позже добавил туда две тарелки готовой еды, хлеб и столовые приборы. Они молча ели, затем он все-таки решился:

– И как жить будем, Ниночка?

– Как? – она повернула к нему лицо, запавшие глубоко глаза болезненно горели. – Ну а как нам жить после всего этого?

– С чистого листа. Былого не вернешь, а жизнь продолжается.

– Да, жизнь продолжается, – согласилась она, потом уронила чашку на стол и разревелась, глухие рыдания сотрясали женщину, плечи дергались от всхлипов. Михаил сразу оказался рядом и крепко обнял жену, и неожиданно для себя сам заплакал навзрыд. Таких бурных слез не было у него с похорон матери. Они сидели рядом и чувствовали, что вместе со слезами уходит все черное и злое, засевшее намедни в их души. Минут через десять успокоившиеся, они просто сидели рядом, крепко обнявшись, как будто боялись потерять друг друга навсегда.

   Михаил предложил что-нибудь выпить, и они оба дружно выбрали обычную водку. Бойкич покопался в кладовке и нашел подаренную кем-то бутылку кристалловской «Столичной». Сам он водку не любил и пил сей напиток редко. Махнув по полстакана горькой, они закусили огурчиками из банки, потом начали разговаривать.

– Какой вчера был ужас, Миша! Понесли раненых, и сразу много! Юрку привезли, кисть болтается, сам бледный, а все шутить пытается. Его Ингвар из-под огня вытащил, говорит из какого-то бардака их обстреляли. Это что такое?

– Бронемашина такая. Попал бедный Юрка, но наши, вроде как, все живые?

– Да, под конец Толика Рыбаков привезли, пуля по шее чиркнула, я зашивала. Шрам будет глубокий, еще бы сантиметр и все, – она неожиданно замолчала. – Налей, Миш, еще.

  Они выпили, водка огненным шаром падала в желудок, но совершенно не пьянила. Только вытянутые в струну нервы немного разжались.

– Но самое страшное, – Нина снова заплакала, –  когда детей привезли. Девочку лет четырнадцати принесли прямо в операционную, умерла у Николая на столе. Боже, как он ругался! Никогда от него слова матерного не слышала, а тут…  Еле успокоили, думали, грохнется в обморок.

– Там еще дети убитые были, в поселке, – Михаил помрачнел лицом, – не уберегли их, век себе не прощу. Подружку у Артема с мамой изнасиловали и убили.

  Нина снова прильнула к плечу мужа и заплакала, потом вдруг подняла голову и всплеснула руками:

– Мишенька, у тебя ж все виски седые! И что у тебя с глазами случилось? – она на миг прикрыла веки, потом снова посмотрела пристально. – Нет, показалось, наверное, никогда такого у людей не видела. Ведь и тебе столько пришлось пережить, а я-то дура все о своем! Ты же за всех в ответе нынче, – она ойкнула и накинулась с упреками на мужа – И ты зачем, скажи на милость, под пули полез? Говорят, у вас там бой с группой фашистов был? Откуда у нас фашисты?

– Да на упырей из недобитков попали. Андрюху при мне убило из ПБ, но я уже отомстил за него.