Читать книгу Дерево манго - Аль-Язия Халифа - Страница 3

Дверь дома обычно весь день остаётся открытой, кроме полудня, когда её закрывают, чтобы сохранить прохладную свежесть кондиционера и не дать ей уйти наружу.

Я резко открыла дверь дома, и солнечный свет в компании с палящим зноем с силой ворвались внутрь, опередив меня.

Дом моей бабушки представляет собой очень скромное жилище. Зала для гостей в центре объединяет все остальные комнаты. Нет ни коридоров, ни перекрытий и потому, если вдруг открывается дверь дома, то сразу попадаешь в центр залы – и тут ощущаешь ароматы тлеющего угля, парящие в воздухе, и тянущиеся за ними тонкие ароматы горящих угольков, проникающие везде и оседающие на одежде.

В углу залы лежат четыре подушки и коврик для сидения, перед ними на полу покоится посеребрённый металлический поднос, на нём стоит кофейник, чашечки для кофе, чаша с водой для мытья рук и угощение для гостей, а также нож и рядом с ним ещё финики особенно сладкого сорта «халас».

Однако моей бабушки не было в этот раз там, где я ожидала её увидеть: обычно она сидит в этой части дома, чтобы доброжелательно приветствовать каждого прохожего.

– Баабушка! Баабушкаа! – я стала звать её, мелкими шажками направляясь в её комнату. Мне показалось необычным, что после полуденной молитвы бабушки в доме не было. Тут я подумала, что, возможно, она в ванной комнате готовится к молитве, и даже показалось, что я услышала её голос, дающий указания водителю положить все покупки у входа в дом. Я остановилась перед дверью её комнаты и, повернувшись налево, увидела её, несмотря на некоторую сутулость, стройно стоящую снаружи перед открытой дверью и заслоняющей собой вход, словно преграждая жаркому свету вход в дом.

Оперевшись правой рукой на деревянную палку и подобрав левой рукой подол абайи, она словно поторопилась в направлении двери, пытаясь собрать все свои силы после утомительного утреннего визита к родственникам и соседям, а затем и похода к портовым торговцам за продуктами и мелочами для дома.

– Мир вам! – как и всегда, бабушка приветствовала родной дом независимо от того, был ли там кто-то внутри или дом был пуст. Я стояла и наблюдала за каждым движением её глаз, пристально вглядывающихся во все углы дома. Войдя внутрь, бабушка стала звать служанку, крича ей:

– Сарруд! Саррууд!

Сама того не желая, повинуясь её зову, я встрепенулась ей навстречу и, растеряв все свои мысли, совсем забыла о своём подарке ей.

– Это ты, малышка? Что случилось?

Я протянула правую руку, желая снять пакет, подвешенный на её палке, однако бабушка опередила меня, перехватив руку и подтянув меня к себе, затем наклонилась и обняла меня, окутав меня нежностью и приятным смешанным ароматом амбры и шафрана, которым пропиталась её одежда и накидка на голове. Затем одной рукой немного подправив платок на лице, она снова наклонилась ко мне, чтобы одарить мою растрёпанную голову своими поцелуями. Я подняла на неё глаза, желая ответить ей моим полным любви взглядом, но тут бабушка неожиданно сказала, вернув меня из фантазий:

– А что это там у тебя в руке?

Я посмотрела на свою ладонь и вспомнила о подарке, и, взяв его двумя руками, подняла выше, глядя бабушке прямо в лицо, со словами:

– Я принесла тебе манго, бабушка! Понюхай, как сладко пахнет!

Я так обрадовалась бабушкиной улыбке из-под накидки – и это тоже отличительная особенность и преимущество детей, ведь они ниже ростом и видят всё! Бабушка, слегка повернувшись, стала кричать:

– Гулям! Гулям! Принеси сюда коробки!

Подняв свою палку и, сняв с неё синий пластиковый пакет, всё ещё продолжая держать палку под мышкой, взяла правой рукой у меня манго, не произнеся ни слова. И вдруг целые коробки, полные оманского манго, открылись передо мной…

– Это всё тебе! – отметила бабушка. Да, это истинно её способ дарить благодарность другим, и, пожалуй, никто не способен преподносить подарки бабушке подобным же щедрым образом, она всегда опережает, одаривая всех, кто вокруг, и тот, кто дарит ей подарок, получает в ответ в разы больше.

«Да, это моя бабушка!» – подумала я.

– Сарруд! Сарруд! Эту коробку отнеси Фатиме Бинт Султан, а вторую – положи на кухне! – заходя в залу, приказала бабушка. Проводив её взглядом перед тем, как выхватить манго из ящика, я попрыгала вслед за ней.

Оставив сумку и палку на полу в зале рядом с подносом с угощениями для гостей, бабушка присела на ковёр, придвинула к себе чашу с водой и, бросив в него подаренное мною манго, правой рукой принялась его мыть, в то время, как вытянутой левой она уже дотянулась до кофейника. Бульканье воды и последовавший за ним стук чашечек для кофе – и бабушка уже достала одну из них чистой, чтобы налить себе кофе. Поправив подушку и облокотившись на неё левой рукой, она стала маленькими глотками пить кофе, ароматом которого теперь была овеяна вся зала. Я стала следить за каждым её движением, и, о как же мне захотелось выпить этого кофе вместе с ней! Но бабушка уже давно объяснила мне, что кофе не для детей.

Выпив чашечку, она положила её в чашу с характерным бульканьем и крикнула:

– Сарруд! Сарруд! Принеси уголёк! Огонь уже погас в курильнице.

Бабушка принялась ворошить угольки, пристально вглядываясь в них, будто желая отыскать в огоньках остатки потухающей жизни. Затем она вытащила нож и погрузила его в чашу для мытья, и нож булькнул так же, как и чашечка. Манго же тем временем оказывалось то в правой, то в левой её руке. Вытащив правой рукой нож из воды, бабушка перекинула манго в левую руку и принялась разрезать его: при первом же прикосновении её ножа к кожуре плода свежий яркий манговый аромат вырвался на свободу, а оранжевый сок просачивался сквозь её пальцы. Она нарезала мякоть продольными кусками, оставляя длинные и широкие борозды. Каждый раз, когда я видела эту картину, мне на память всегда приходила игра «крестики-нолики».

Закончив, бабушка повернула манго так, что мне стали видны сладкие кубики, от одного вида которых у меня всегда текли слюнки.

Обычно первый кусочек вручался мне, и сегодня бабушка не изменила традиции: одарив меня им, она той же рукой, которой держала нож, передала мне всё манго. Я, стоя перед ней, правой рукой схватила кусочек, а левой заполучила само манго.

Я подошла к чаше с посудой и бросила в неё манго и присела, чтобы насладиться сладким первым кусочком с ровно высеченными кубиками, откусив квадратик в самом центре – потому что самый большой, конечно! Всё моё лицо и руки покрылись сладкой мякотью: все десять пальцев рук словно соучаствовали в нападении на манго!

Ещё до того момента, когда мои губы коснулись жёлтых кубиков, нос уже погружался в мякоть. И пока я пыталась разобраться с кубиками, мой язык вдруг сам по себе решил сначала опробовать их первым, в то время как мои челюсти словно сопротивлялись тому, чтобы откусить кусочек полностью!

Моим зубам ничего не оставалось, как послушаться – и погрузиться в сок манго, обильными потоками вырывающийся наружу, cбегая по шее и рукам. Однако же я совершенно не обращала на это никакого внимания, просто не желая испортить себе всё удовольствие!

В это время бабушка, приподняв накидку, покрывавшую её лицо, зацепила её выше и, чуть вытянув шею и наклонившись над тарелкой, попробовала кусочек манго, не пачкая при этом ни покрывало, ни одежду, и спросила:

– А где ты его взяла?

– У дома дяди Сейфа, – ответила я, пояснив: – Мы там ловили цикад!

Я отвечала, медленно поедая манго, уминая кусочек за кусочком так, чтобы каждый заполнял мой рот и словно таааял в нём, даря мне напоследок неповторимую сладость наслаждения вкусным соком!

– И зачем вам эти цикады? – поинтересовалась у меня бабушка, даже не ради моего ответа, а просто наслаждаясь беседой с маленькой девочкой.

– А я и не знаю, цикады – это насекомые, и все дети их ловят… Даже Фаттум и Хамду, и Муззу, и Аффари бинт Саид! А вот я боюсь цикад, но иду, просто чтобы поиграть с детьми.

Бабушка погрузила руки в чашу, и вода в ней стала окрашиваться в жёлтый манговый цвет, обтекая её пальцы. Вытащив моё оманское манго, которое я бросила в чашу, и не разрезая его на кусочки, как первое, она взяла его в руки вертикально и, приложив нож поперёк, стала поворачивать манго, и его сок засочился ей на руку. Не прошло и нескольких мгновений, как она разрезала манго по кругу пополам так, что одна из половинок стала похожа на стакан, наполненный соком, а вторая – на чашу, из которой торчит косточка, словно ожидая того момента, когда дети примутся лизать её и вытаскивать из сочной мякоти.

Я смотрела на разрезанное манго так, как будто ничего другого в этом мире больше не осталось. И пусть да, правда, что покрасневшие пальцы бабушки были также частью этой картины, но мне кажется, я не могла думать больше ни о чём другом!

– Какую часть ты бы хотела? – словно издалека до меня донеслись отзвуки голоса бабушки, силой вернувшие меня в реальность. Я подняла свои глаза и встретилась взглядом с бабушкой: её маленькие добрые глаза, прикрытые нависшими, словно года, постаревшими веками, из-под которых, не переставая, сочились слёзы, – наверно, чтобы глазам не было больно в сухую погоду. Поэтому чёрные, подведённые сурьмой глаза бабушки оставались влажными даже в самые жаркие дни лета.

– Или хочешь обе половинки? – расслышала я, словно в пояснение первого вопроса. Я отвела свой взгляд, сосредоточив его теперь на кусочке манго, который только что почти доела сама, высосав из него все соки, оставив висеть только тонкие волокна. Я снова положила этот кусок в рот, так и не ответив на вопрос бабушки, и стала жевать кожуру плода. Бабушка улыбнулась и сказала:

– Иди возьми себе ложку на кухне.

Я стараюсь беспрекословно исполнять команды бабушки. Я поспешила на кухню, совсем забыв о самом манго.

На кухне я увидела Сурейду (именно таким было её настоящее имя, которое бабушка несколько переиначила, следуя своей манере изменять имена или названия вещей, которые ей было сложно произносить: она переделывала имя так, чтобы оно стало похожим на что-то ей хорошо известное, и то, чего бы она не забыла. А «сарруд» – это небольшой круглый коврик, сделанный из пальмовых листьев). Она стояла перед зажжённой газовой плитой. Аромат горящих угольков царил повсюду, и Сурейда уже почти взяла щипцами горящий камушек, чтобы поднять и положить его в курильницу для благовоний, и тут я подбежала к ней, чтобы выдвинуть ящик тумбочки, всё ещё продолжая пережёвывать манговую кожицу. Но тут я остановилась.

– Сурейда! Открой дверцу, пожалуйста, мне нужна маленькая ложка.

– Разве ты не видишь, что я занята?!

Я ненавидела просить что-либо у этой Сурейды! Она не слушала или даже не пыталась вникнуть в то, что я ей говорила.

Взглянув на неё, я ответила ей:

– У меня руки грязные.

Она искоса посмотрела на меня, и что-то непонятно пробормотала на филиппинском языке. Я знала точно, что она не выполняет указания в принципе, и потому никак не могла понять, как же она жила с моей бабушкой, любая из фраз которой всегда звучала в повелительном приказном тоне. Но Сурейда послушала меня и, приоткрыв шкафчик и вытащив из него большую столовую ложку, протянула её мне… но я отказалась! Мне самой уже удалось втиснуть голову между нею и открытым ящиком, да и времени объяснять у меня, собственно говоря, уже и не было вовсе, потому я просто схватила маленькую чайную ложку и вырвала вторую ложку из руки Сурейды, всё ещё продолжающей что-то привычно ворчать. Но я не обращала никакого внимания на то, что она говорила, я понимала главное: манго ждёт меня!

Два лёгких прыжка, и я оказалась снова у бабушки. Но вдруг… Казалось, что большего ужаса я и не могла испытать: мои ноги остановились, как вкопанные, я застыла на месте, мою голову захватили чёрные мысли… Как?! Как могла моя бабушка есть то, что так хотела съесть я, – пусть даже я и не сказала, как сильно мечтала об этом манго!

– Это манго немного кисловатое… Да и косточка мягковата ещё, – c этими словами бабушка посмотрела на меня, держа косточку в руках, и добавила:

– Вот тебе, – произнесла она, потянувшись за тарелкой и передав её мне: у меня в руках теперь оказалась тарелка с двумя полными половинками манго.

Глубоко выдохнув, я перевела дух и улыбнулась ей такой широкой улыыыбкой: и как это мне показалось, что бабушка съела манго вместо меня?.. И я набросилась на манго! Начав с той половинки, что похожа на маленький стаканчик, я стала поедать мякоть манго, упиваясь соком, подобно тому, как пьют сок из стакана, быстрыми жадными глотками, ведь самое вкусное было ещё впереди! Затем, повернувшись, я принялась за вторую половинку фрукта с торчащей из него косточкой. Двумя движениями я облизала косточку, как мороженое, и затем стала чайной ложкой вынимать мякоть вокруг косточки. Так, прорыв ложкой несколько борозд, я бросила ложку на тарелку и стала лизать косточку, упиваясь её сладостью… Я переживала самые чудесные моменты, представляя себе, что у меня в руках не просто манго, а манговое мороженое!

Бабушка подобрала маленький кусочек манго, который я не заметила, и одним движением забросила его себе в рот, пережевывая, но вдруг остановилась, будто вспомнив о чём-то важном:

– На, держи. И сохрани косточку. Уж очень хороший вкус у этого манго.

Я продолжала наслаждаться манго, однако после того, как поняла, что бабушка сказала, спросила её:

– А зачем оставлять косточку, бабушка?