Читать книгу Фейри Чернолесья - Алан Чароит - Страница 3

Прошли те времена, когда в Чернолесье сторонились учеников колдуна. Теперь только появишься, как начинается: помоги там, помоги сям… Но Элмерик не жаловался. Ему было даже приятно: если просят – доверяют.

Вот и в этот раз плотник Итан отвёл Элмерика в сторонку от телеги, пока его подруга Келликейт пересчитывала мешки с зерном, и зашептал:

– Слухай, Рыжий, дело есть. Ты ж, грят, чародей и бард?

– Я ещё учусь, – начал было Элмерик, но увидел, как в глазах Итана гаснет надежда, уступая место страху, и быстро поправился. – В общем, да. А что надо?

– Ты можешь потолковать с фейри? – плотник мял в руках шапку.

– Смотря о чём. Не томи уже, рассказывай всё, как есть, – Элмерик махнул Келликейт, мол, тоже подходи, послушай. Это не понравилось Итану.

– А эта пигалица нам зачем?

– Эй, она вообще-то тоже ученица мастера Патрика! – вспылил Элмерик. – Может, побольше меня понимает в чародействе. И уж точно побольше твоего!

Плотник от такого напора смутился и забормотал, выкручивая свою шапку чуть ли не в жгут.

– Да эта… того… я никого обидеть не хотел. Просто… ну этаво… неловко как-то при девице. Не всё ж рассказать можно.

Бард вздохнул. По его мнению, Келликейт можно было доверить всё, что угодно. Она редко смущалась, не злословила, не осуждала и вообще была из тех девчонок, которые воспринимаются как «свой парень», но человеку со стороны это так просто в голову не вложишь. Зато у него нашлось объяснение получше.

– Дядь, она не обычная девица, а сама наполовину фейри. Уши острые под платком прячет, чтобы деревенские не пугались лишний раз.

Тут плотник впервые глянул на Келликейт – нет, не с уважением – со страхом. Аж шею в плечи втянул и невнятно пробурчал в пшеничные усы:

– Ну ежели так, то, оно, конечно… м-да… – но уже через миг он взял себя в руки и, прочистив горло, предложил. – А пойдёмте в таверну. Угощу вас элем, всё расскажу. Элмерик, конечно, согласился. Кто же от такого отказывается?

Сегодняшний день выдался погожим, даже жарким, а в таверне, за толстыми стенами да под соломенной крышей, было почти прохладно. Самое время отдохнуть и пообедать.

Итан сел, хлопнул широкой ладонью по столешнице (к нему сразу подбежал мальчишка) и обстоятельно сделал заказ. В первую очередь, конечно, эля. А ещё – хлеба с травами, тушеной капусты и даже немного вяленого мяса. В общем, плотник в Чернолесье явно не бедствовал.

– Видал, какие столы и лавки крепкие? – он снова хлопнул ладонью. – Моя работа!

И пока Элмерик восхищенно цокал языком, Итан пригубил эль, утёр пену с усов и вздохнул.

– Только энто всё в прошлом. Сейчас-то мои дела пошли наперекосяк. А всё из-за фейри…

– Дай, угадаю: ты их разгневал, – Келликейт подпёрла подбородок обеими руками.

Ну да, она никогда за словом в карман не лезла. Элмерику порой приходилось за неё краснеть. Ладно бы ещё спросила… но нет, слова прозвучали утвердительно, даже с нажимом. Стоит ли удивляться, что плотник начал оправдываться.

– Я не делал ничего дурного! А она взъелась на меня ни за что, ни про что! Такое тоже случалось. Не все младшие ши Чёрного леса относились к людям дружелюбно, некоторые вредили просто в силу пакостного характера. Может, статься, Итан нарвался на болотных бесов? Этим только дай волю – изведут человека. Или яблоневые девы – всем хороши красавицы, только порой пьют человеческую кровь. Поэтому бард счёл за должное уточнить:

– Да кто «она»-то?

Ответ поразил его до глубины души.

– Льиса, фея Рябинового ручья, – плотник шмыгнул носом, как мальчишка. – Я теперь, понимаешь, ни вброд, ни по мосту, ни верхом, ни на телеге – никак. Работёнку подкинули аж в самом Задолье, а как я туда попаду, если всякий раз в воду падаю и на тот берег ни-ни, – сразу захлёбываться начинаю. Эх, плакали мои денежки…

Сам Элмерик Льису никогда не встречал, но многое о ней слышал от мастера Патрика. Старый мельник-колдун уж на что не любил младших ши, а эту ласково называл Рябинкой и говорил, что увидеть её не так-то просто: мол, прячется от людей. Только если прислушаешься, как ручей звенит, огибая камни, можно услышать тихое пение Льисы. Элмерик пытался, но без толку: то мельничное колесо грохочет, то птицы кричат… На зиму Льиса, как и прочие водные духи, ложилась спать, а по весне, бывало, шалила: разливала воды по полям, подтапливала низины. Ну так оно и понятно: Рябиновый ручей только в народе ручьём прозывается, а на королевской карте означен как небольшая, но всё-таки река.

– … и опять ухнул в воду! Такие дела.

Элмерик только сейчас понял, что пропустил часть рассказа мимо ушей. Оставалось надеяться, что Келликейт слушала.

– Очень странно, – девушка поджала губы.

Элмерик хорошо знал этот недоверчивый взгляд: теперь плотник так просто не отделается, Келликейт из него всё вытянет. А та уже засыпала Итана вопросами.

– А дары приносить пробовал? А лодочку по воде пустить? Ей это нравится. Кстати, а откуда тебе известно, что фейри ручья зовут именно Льиса? Вы всё-таки встречались?

– Н-нет, что ты! – плотник отчаянно затряс лохматой головой. – Я к бабке Шеллиди на поклон ходил, починил ей лавки, подновил плетень, а она взамен задала три вопроса фейри. И та изволила ответить. Мол, да, знает меня, но не таит никакой личной обиды. И даже то, что я русло ручья от своего огорода отвёл, ущерба ей не нанесло.

– Погоди, что ты сделал? – ахнула Келликейт.

– Р-русло отвёл.

– С этого и надо было начинать!

– Но бабка Шеллиди сказала…

– Да что понимает твоя бабка! – тёмные глаза Келликейт метали молнии, и Элмерику пришлось вмешаться. Положив ей руку на плечо, он шепнул:

– Знаю я эту бабку. И мастер Патрик её знает. Она правда ведьма, так что запросто могла задать вопросы Льисе и получить ответы. И уж точно не стала бы врать.

– А может, вы сами у неё спросите? – Итан смотрел на них, как пёс, выпрашивающий лакомство.

– У бабки? – не понял Элмерик.

– Да нет же, у фейри. Шеллиди-то, может, глухая и не разобрала чегось?

– А зачем тебе русло править понадобилось, умник? – фыркнула Келликейт.

– Да я совсем чуть-чуть подкопал, чтобы в половодье огород не затапливало. Между прочим, Томми, что на другом краю деревни живёт, тоже так делал – и ничего. Ходит себе через мост, как миленький! Ему, значит, можно, а мне нельзя? – плотник аж покраснел от возмущения.

Ничего не поделаешь – придётся выкликать фейри из воды. Элмерик вытащил из чехла серебряную флейту, подарок прабабки Марджери, и пробежался пальцами по отверстиям, пробуя звук.

Келликейт сразу поняла, что он задумал, и решительно встала.

– Идём, сыграем ей песенку. Только поскорее, а то нам бы ещё на мельницу засветло поспеть.

* * *

– Вот же твою бесовскую матушку трижды об забор! – первое, что Итан сделал на берегу, это поскользнулся и щлёпнулся в воду. Причём, не куда-нибудь, а прямо на острые камешки. – Всю задницу отбил! Вы слышали? Слышали?! Я же говорил!

В журчании воды Элмерику и впрямь почудился тихий смех, но он не был до конца уверен, что это не плод его буйного бардовского воображения. Впрочем, Келликейт тоже нахмурилась и рявкнула на плотника.

– Вылезай, умник. И держись от воды подальше, пока мы всё не выясним.

– Будет ещё девчонка мной командовать! Пусть даже и ушастая, – проворчал Итан.

Игнорируя протянутую руку Элмерика, он сам выбрался из воды и принялся выжимать намокшую рубаху.

Элмерик хотел снова вступиться за подругу, но вовремя одумался: та и сама умела дать отпор, а вот на попытки вступиться могла здорово обидеться. Да и было бы от кого защищать! Подумаешь, мужик деревенский, необразованный… какой с него спрос?

Поэтому он сделал то, что с самого начала собирался: поднёс к губам флейту. Все младшие ши были неравнодушны к музыке и неизменно прислушивались, когда он от души играл в саду или на лесной поляне, устроившись под деревом. Прежде Элмерик и не подозревал, что у него столько благодарных слушателей, – пока не научился их видеть.

Вот и Льису тоже привлекли мелодии, идущие из глубины сердца. Элмерик, прикрыв один глаз (это был особенный приём, которому он научился совсем недавно), почти сразу разглядел бледную девушку под мостом. Её фигурка казалась прозрачной, будто сотканной из воды, длинные пепельные волосы украшали кувшинки. Не переставая играть, он сделал Келликейт знак бровями, мол, фейри пришла, но девушка его гримас не поняла.

– Эй! Льиса здесь! – пришлось отнять от губ флейту. Конечно, стеснительная ши тут же спряталась, а Итан завертел башкой.

– Где?!

– Уже нигде, – с досадой огрызнулся бард. – Я могу либо играть, либо разговаривать. А вы уж сделайте что-нибудь сами.

– Ой, прости, заслушалась, – спохватилась Келликейт. – Играй, в этот раз я не оплошаю.

И всё повторилось: Льиса выглянула на чарующие звуки музыки, вплетающейся в звон ручья, и даже начала тихонечко подпевать. Элмерик был так счастлив наконец-то услышать её голос, что даже пожалел, когда Келликейт заговорила.

– Льиса, я знаю, что ты здесь. Не прячься, выйди. Я хочу лишь поговорить, как сестра с сестрой. Во мне течёт кровь младших ши и я не желаю тебе зла.

– Я знаю, кто ты, – фейри подплыла ближе, и Элмерик поразился, увидев, что у нее вместо ног – рыбий хвост. – Я знаю всё, что приносит вода. Всё, что было сказано на берегу. Всё, что было спето. Всё, что было выплакано и сделало мою воду солонее. О чём ты хочешь потолковать, леди Алого Шиповника?

– Уж точно не о себе…

Элмерик заметил, как Келликейт вздрогнула, когда фейри напомнила ей старое прозвище, а вместе с ним и прошлое, которое хотелось забыть. А плотник ещё и подлил масла в огонь.

– Леди?.. простите, мэм. Я не понятия не имел, что вы из благородных. Впредь буду почтительнее.

– Заткнись! – перебила его девушка с яростью, совершенно не подобающей благородным девицам.

Льиса рассмеялась; её смех был похож на журчание воды по камням.

– Твоя человеческая половина слишком сильна, сестрица. Боюсь, нам будет нелегко понять друг друга.

– И всё же я попытаюсь, потому что уже пообещала, что помогу этому остолопу, – процедила Келликейт, злобно зыркнув на съёжившегося Итана. – Скажи, подруга, за что ты преследуешь этого человека?

– Я могу ответить лишь на три твоих вопроса, – Льиса, погрустнев, поправила в волосах кувшинку. – Таков мой гейс. Эх, я-то думала, ты и впрямь поболтать хочешь.

– Я бы с удовольствием! – улыбнулась Келликейт, шагая вперёд. Студёные воды ручья коснулись её ног, но она не взвизгнула и даже не поморщилась. – Прости за настойчивость, мне привычно думать о деле в первую очередь, и только потом о радости.

– Беседа со мной доставляет тебе радость? – фейри хлопнула в ладоши и во все стороны полетели подсвеченные солнцем брызги. – Тогда ты не должна ничего спрашивать. Ведь после того, как я отвечу, я больше не смогу разговаривать с тобой. Как бы я ни пыталась, ты будешь слышать журчание ручья и только.

Келликейт вздохнула:

– Тогда я бы предпочла не задавать вопросов.

– Так не задавай.

– Но я же обещала!

– Тогда задай.

Элмерику стало жаль Келликейт. Девушка была очень скрытной, о её прошлом он кое-что знал, поэтому счёл за должное вмешаться.

– Давай лучше я спрошу.

– И навсегда лишишь себя возможности слышать Рябинку, о которой мастер Патрик нам все уши прожужжал? – криво усмехнулась Келликейт.

– Уж лучше я, чем ты. Думаю, тебе очень не хватает дружбы с кем-то из народа твоей матери.

– Моя мать не была духом вод.

– Но она была из младших ши. В общем, ты понимаешь, что я имел в виду. Не зря же Льиса сказала, что твоя человеческая половина слишком сильна.

– Это потому, что я выросла среди людей, и в этом нет ничего плохого, – Келликейт по привычке защищалась даже, когда на неё не нападали.

– Никто и не говорит, что это плохо! – Элмерик закатил глаза. – Но не пора ли отдать дань и второй половине?

– Пф! Я ничего не должна матери, которая бросила меня в корзинке, как паршивого котёнка!

– Не матери. Себе, – Элмерик очень не любил ссориться, но в некоторых случаях становился настолько упрямым, что сам удивлялся.

– Мне очень жаль, что вы ссоритесь из-за меня, – скорбно прожурчала Льиса, опустив голубые, как весеннее небо, глаза.

– Мы не ссоримся, а спорим. Это не одно и то же, – смутился Элмерик. – Слушайте, у меня есть мысль! А пусть плотник сам спросит.

– Я не стану с ним разговаривать, – фейри покачала головой.

– Из-за обиды?

Элмерик сообразил, что задал вопрос лишь в тот момент, когда получил на него ответ.

– Нет, всего лишь ещё один гейс. Лично меня этот смертный ничем не обидел. Впрочем, я уже говорила об этом старой женщине, что приходила от его имени. И прости, бард, но теперь тебе придётся спросить меня ещё дважды, а потом мы распрощаемся навсегда. Надеюсь, ты хотя бы иногда будешь приходить к реке, чтобы поиграть на флейте?

Элмерик сперва ахнул, а потом махнул рукой. А чего он хотел? Рябинка хоть и не кровожадное зубастое чудище, но всё равно из младших ши, а те, как известно, хитры и умеют добиваться, чего хотят. Тем более, он сам благородно предложил, а Льиса решила воспользоваться его предложением, пока никто не передумал… Зато она теперь сможет дружить с Келликейт. А на долю Элмерика ещё достанется чудес – разве мало их на свете?

Теперь главное было не прогадать с оставшимися вопросами. Элмерик почесал в затылке – так ему лучше думалось.

– Ты говоришь, что не обижена на Итана, но всё равно не даёшь ему пересечь твои воды. Быть может, он обидел кого-то ещё?

– Так всё и было, – кивнула Льиса. – Только не вздумайте меня винить! Нет ничего зазорного в том, чтобы защищать друзей и даже мстить за них.

– И в мыслях не было! – Элмерик прижал руку к сердцу. – В этом люди и младшие ши похожи. Мы тоже вступаемся за близких.

Льиса одарила его благодарной улыбкой. Она и впрямь была милой и такой светлой, что Элмерику было ужасно жаль прощаться, едва познакомившись.

– А можно задать третий вопрос позже? – сорвалось с губ. В следующий момент он понял, что сглупил.

– Нет. Потому что ты уже задал его, бард… – она говорила что-то ещё, но Элмерик уже не понимал ни слова: всё слилось, забурлило и стало водой.

– Келликейт, передай ей, что я был рад знакомству, – глаза сами собой вдруг стали влажными, и он закусил губу. – И что обязательно буду приходить к ручью и играть для неё.

– Она тебя прекрасно слышит, – девушка пожала плечами. – И говорит, что ты дурак. Потратил третий вопрос почём зря.

Льиса же, плеснув рыбьим хвостом, скрылась под водой. Элмерик только моргнуть успел, а её уже и след простыл.

– Что теперь будем делать? – по голосу было слышно, что Келликейт злится.

– Ну, кое-что мы узнали. Наш плотник всё-таки обидел кого-то из фейри.

– Но я ничего не делал! – Итан вскочил на ноги.

Ну, начинается. Элмерик раздражённо отмахнулся:

– Это мы уже слышали. Пойдёмте лучше оглядимся на месте. Может, станет понятнее. Веди нас на свой огород.

* * *

Как и подозревал Элмерик, «новое русло» – это было очень громко сказано. Рябиновый ручей продолжал спокойно течь, Итан лишь прокопал отводную канавку, даже не очень широкую. Взрослый человек такую запросто мог перепрыгнуть. Да и глубина была небольшая, где-то до середины бедра. Так что Льисе было совершенно не на что гневаться. И всё-таки кого-то из фейри это обидело…

Элмерик решительно ничего не понимал. Может статься, они вообще не там ищут, а преступление плотника против волшебного народца никак не связано с ручьём? Он даже попытался снова порасспрашивать Итана, но тот только моргал и талдычил своё «я ничего не делал».

А вот Келликейт как-то неожиданно притихла, присев на камушек. Элмерик даже не сразу заметил, что она не отвечает, унесясь мыслями куда-то далеко-далеко. А потом хотел было возмутиться, но вовремя одумался и прикусил язык. Потому что девушка смотрела на два куста шиповника, росших на разных берегах канавы. Один из них был с белыми цветами, а другой – с алыми. Ох, бедная Келликейт: прошлое словно нарочно преследовало её.

Элмерик, вздохнув, положил руку на плечо подруги, и та вздрогнула. А, встретившись с его обеспокоенным взглядом, буркнула:

– Я в порядке.

Элмерик покачал головой.

– Не уверен. Но можешь не бояться, я никогда не скажу тебе «не грусти», потому что помню, что шиповник значил для тебя. И для твоей сестры.

– Обычно я стараюсь не думать о ней, – нахмурилась Келликейт. – Она умерла. Кустов шиповника, которые мы посадили вместе, больше нет. И вроде кажется, что всё отболело, отгорело и прошло. Но порой даже старые шрамы ноют на погоду.

Признаться, Элмерик восхищался её стойкостью. С момента смерти сестры Келликейт прошло, может, чуть больше года. Вряд ли это можно было считать «старыми шрамами».

– Смотри, птички! – девушка указала на пару лазоревок. Видимо, решила сменить тему, потому что ничего необычного в птицах не было. Такие и в деревнях живут, и над мельницей стайками летают. Элмерик по осени их даже подкармливал.

– Ага, милые, – он улыбнулся.

– Я не об этом, – поморщилась Келликейт. – Уже некоторое время за ними наблюдаю. Смотри: они всё время прилетают на берег в одно и то же место, приносят в клюве камушек, кидают его в воду, а потом летят за следующим.

– Я тоже заметил эту странность, – поддакнул Итан. – Уж и гонял их, а ни в какую. Всё равно летают и носют. Раньше-то я камни со дна выгребал, а теперь Льиса не даёт… эх, и ладно бы ещё бобры, те вечно плотины строят. А тут – смешно сказать – птицы.

– И ты молчал? – напустился на него Элмерик.

В ответ конечно, получил «а чаво такова?» и скрипнул зубами. Итан то ли притворялся недалёким, чтобы чародеи не заругали, то ли и впрямь был не семи пядей во лбу.

Но птички явно что-то знали. И дело было всё-таки в канаве. На всякий случай бард решил осмотреться ещё раз, только теперь уже поглядеть на птичью запруду Истинным зрением. Он прикрыл один глаз, сосредоточился… ничего. Обычные лазоревки, обычные камни. Даже обидно стало.

Он вздохнул, покачал головой, скользнул взглядом по алым цветкам росшего на берегу шиповника – и ахнул. Рядом с кустом стоял тот, кого простым человеческим взглядом не увидишь: рыцарь в алых латах и при мече. На вид – ровесник самого Элмерика, тоже, между прочим, рыжий и кудрявый. Только ещё и остроухий. Глаза незнакомого фейри были оранжевыми, как недозрелые ягоды шиповника, на плече росла веточка с зубчатыми листьями, а открытые до локтя руки без наручей покрывали острые тонкие шипы. Выглядело очень опасно!

Пока Элмерик размышлял, как бы так отвести Келликейт в сторону и рассказать про шипастого, чтобы тот ничего не заподозрил, фейри поймал взгляд Элмерика и подмигнул. А потом вложил небольшой камешек в клюв подлетевшей лазоревки. Так вот кто подослал птичек-строителей!

– Кто ты такой и что здесь делаешь? – выпалил Элмерик, от волнения позабыв о вежливости. Опомнившись, он запоздало поклонился, и только тогда фейри соизволил ответить.

– Я – Руад, ещё меня называют Рыцарем Алого Шиповника. И мне странен твой вопрос. Что я здесь делаю? Живу. Как и все.

Начав говорить, он проявился, Келликейт от неожиданности ахнула, а Итан и вовсе попятился, запричитав:

– Ой, божечки! Я его видел! Видел!!! Он хотел убить меня!!!

Элмерик выхватил флейту, которая могла играть не только прекрасную музыку, но и быть оружием в умелых руках барда.

– Это правда? – нахмурился он.

Руад в ответ выпустил из плеча ещё несколько колючих побегов и положил руку на рукоять клинка, но первым нападать не спешил.

– И да, и нет. Я хотел припугнуть негодяя. И сделал это не наяву, а во сне. Но этот смертный такой дурак, что даже не понял, о чём я толкую.

Итан собрался было броситься наутёк, но Келликейт, схватив плотника за рукав, прошипела:

– Даже не думай удрать, прокляну! – и тот остался. Только заныл в голос:

– Богами молю, отпустите! Ничего не знаю, ничего не ведаю! Уеду из Чернолесья на веки вечные, забирайте дом, огород! Всё забирайте!

– Сдался мне твой огород, – поморщился Руад. – Натворил дел, а теперь – «уеду»? Вот же подлая человечья душонка!

– Полегче! – нахмурился Элмерик. – Все люди разные, как и младшие ши. Есть подлые, а есть благородные. Давайте сперва во всём разберёмся. От Итана, конечно, толку нет…

– Я вспомнил! – вдруг перебил плотник, дрожа, как осиновый лист. – Я правда видел этого парня во сне. Он угрожал, мол, убью. И ещё говорил: копай, мол, овин. Я думал – может, на клад указывает? Перекопал весь овин, потом сенник – ничего. Даже в свинарнике рыл!

Руад горько рассмеялся.

– Мало того, что глупец, так ещё и глухой. Я говорил: выкопай Гвин.

– А кто такая Гвин? – любопытная Келликейт подалась вперёд.

– Леди Белого Шиповника, – фейри указал на другой берег. – Дама моего сердца, с которой это негодяй посмел разлучить нас.

– Проточная вода! – Элмерика вдруг осенило. – Большинство младших ши не может пересечь Рябиновый ручей ни по мосту, ни вброд. И Льиса пыталась намекнуть! Как же я сразу не догадался!

Белый куст шиповника зашелестел листьями на своём островке – и это в безветренную погоду.

– Так она оказалась заперта? Бедняжка, – всплеснула руками Келликейт.

– Я ничего не знал, – повинился плотник, шмыгнув носом. – Эх, надо было сразу на мельницу идти, а не с бабкой Шеллиди договариваться. Да чёт боязно было… говорят, у мельника рога на макухе растут, а он их шапочкой прикрывает, потому что бес.

– Сам ты бес! – обиделся Элмерик. – Мастер Патрик такой же человек, как я или ты, только в сотню раз умнее. Ладно, что сделано, то сделано. Значит, надо просто пересадить куст белого шиповника с одного берега на другой, и дело с концом. Влюблённые воссоединятся, Льиса перестанет злиться. Итан, неси лопату!

– Теперь всё не так просто, – покачал головой Рыцарь Шиповника, заправляя длинную рыжую прядь за ухо. – Гвин слишко долго пробыла в заточении на маленьком клочке земли, без надежды, без любви. Боюсь, она… больна.

Час от часу не легче!

– Что значит «больна»? Фейри разве болеют?

Элмерик подозревал, что ничего хорошего их не ждёт. Так и вышло. Рыцарь, отведя глаза, пробормотал:

– Её шипы… теперь они могут принести боль и смерть добрым жителям Чернолесья.

– Но ты всё равно строил для неё мостик из камней?

– Не по чести было бы бросить леди в беде и заточении! – вскинулся Руад. – Я думал так: главное – избавить мою Гвин от одиночества. А там – вместе справимся с напастью. Но, как честный ши, и как рыцарь, я не мог не предупредить вас, что моя прекрасная дама сменила милое обличье…

– Перерождается, – шепнула Келликейт. Элмерик кивнул.

Он тоже знал эту легенду. Младшие ши – очень свободолюбивые создания. И если кого-то из них запереть, то пройдёт месяц, может, два, в самом лучшем случае – полгода, и узник перестанет быть миролюбивым, даже если прежде был незабудковой феечкой. Он начисто забудет прошлое и станет одним из слуа ши, которые известны как самые кровожадные и безжалостные существа на свете.

– Если изменения уже начались, вряд ли что-то можно сделать, – Элмерик говорил тихо, но Руад всё равно услышал и, растопырив шипы, зашипел, как кот.

– Я не позволю вам срубить Гвин! Если она умрёт, то и мне жить незачем! – он выдвинул меч из ножен на пару дюймов.

– А если станет слуа?

– Тогда я последую за ней, – не дрогнул рыцарь.

– Отличный план, ничего не скажешь, – Элмерик не на шутку разозлился. – А нам что прикажешь делать в таком случае? Как защищать деревню?

– Глупо было говорить вам о болезни Гвин, – Руад свернул глазами. – Я допустил ошибку, доверившись смертным.

– Эй-эй, я вообще-то не смертная, а наполовину фейри, – Келликейт резко поднялась, оправляя юбки. – И обещаю тебе, брат: мы сделаем всё, чтобы спасти твою Гвин. Однажды моя сестра, которую тоже называли Леди Белого Шиповника, «заболела», как ты выражаешься. Её недуг проявился завистью и ревностью, она наделала много глупостей. А я не смогла её спасти. Может, если мы поможем Гвин, я смогу простить себя…

– Я чувствую твою боль, – фейри шагнул к Келликейт и взял её ладони в свои, шипы втянулись, не ранив девушку. – Помоги мне, а я помогу тебе. Но если ничего не выйдет, если мы с Гвин переродимся, – обещай, что убьёшь нас обоих. Ты сильна духом и сможешь это сделать. У тебя есть нож из холодного железа?

Келликейт кивнула.

– Да. Я обещаю.

– Благодарю тебя, – Руад улыбнулся, но взгляд его был печален. – Теперь осталось дождаться ночи. Днём Гвин давно не появляется, ей стал противен белый свет. И скажите этому глупому человеку: пускай идёт домой и после наступления темноты даже нос на улицу не высовывает, если не хочет, чтобы его разорвали в клочки.

Итана не пришлось упрашивать – он рванул в дом, как заяц, преследуемый волком, только пятки засверкали.

Руад подобрал упавший с ноги плотника деревянный башмак, приладил парус из листка и пустил по воде. Сказал, мол, на удачу.

Потом до самого наступления темноты Элмерик, сняв сапоги и засучив рукава, строил насыпь. Руад и хотел бы помочь, но не мог даже войти в проточную воду, поэтому продолжал совать лазоревкам камешки. Не то, чтобы от этого был толк, но фейри хотя бы чувствовал себя при деле.

После заката ощутимо похолодало; Элмерик тут же пожалел, что ещё утром отшнуровал рукава у своей старой куртки, да ещё и плащ не взял: думал, они засветло вернутся. Келликейт повезло чуть больше – она редко расставалась с капюшоном с пелериной, так что теперь надвинула его на нос. Жаль, они не могли развести костёр: он бы их согрел, но пламя наверняка спугнуло бы Гвин.

Больше всего на свете Элмерик не любил ждать. А уж у ручья – в комарином месте – ожидание и вовсе превращалось в пытку. На шее вздулись волдыри, но он старался не чесаться, не сопеть и вообще не шевелиться. Терпение принесло плоды: как только в деревне пробили в колотушки полночь, на небо набежали свинцовые тучи, закрывшие луну, а от куста белого шиповника отделилась полупрозрачная тень. Элмерик смог её увидеть лишь потому, что смотрел Истинным зрением: Гвин не хотела быть замеченной.

Когда-то Леди Белого Шиповника, наверное, была красавицей, но теперь её облик изменился от горя и одиночества. И чем больше уплотнялся силуэт несчастной фейри, тем яснее проступали морщины и тёмные, словно у черепа, впадины глаз. Зрачки превратились в белые бельма, пальцы вытянулись, словно у болотных бесов, а тело покрылось шипами – не как у Руада, гораздо длиннее.

– Бедная моя Гвин, – рыцарь шагнул вперёд, протягивая руку. – Ты больше никогда не будешь одна. Не бойся, плотина крепка. Держись за меня – и ты сможешь перейти на этот берег. Мы снова будем вместе, как прежде.

– Ничего уже не будет, как прежде, дорогой, – покачав головой, прошелестела Гвин. – Поздно. Я растеряла былую беззаботность и красоту.

– Для меня ты всё равно осталась прекраснейшей, – улыбнулся рыцарь. – Потому что я люблю тебя. Разве не это главное?

И Леди Белого Шиповника ступила на плотину, сделала шаг, другой… Элмерик, затаив дыхание, наблюдал, как преображаются её черты. Вот сгладились морщины, на скулы вернулся румянец, со светлых волос будто стряхнули пепел, у виска расцвёл белый цветок, глаза стали просто голубыми и ясными. Пухлые губы изогнулись в улыбке – невозможно было не улыбнуться в ответ (и не имеет значения, что улыбалась Леди не ему). Гвин засмеялась – так заразительно, что захотелось рассмеяться в ответ. Всё-таки велика сила любви, если может вернуть даже из слуа… Элмерик подумал, что хотел бы написать об этом песню.

Гвин, подобрав летящие белые юбки, сделала ещё шажок. Тонкие пальцы осторожно коснулись руки Руада. И вдруг налетел ветер – настолько сильный, что с головы Элмерика сорвало шапку. Он наклонился, а когда выпрямился – обомлел. Гвин крепко держала возлюбленного в своих шипастых объятиях, и её ужасный облик слуа ши вернулся.

– Поздно, – её милая улыбка стала хищной. – Я долго страдала, Руад. Теперь настала твоя очередь. Не я отправлюсь с тобой, а ты – со мной. Мы будем вместе навсегда, среди бури и грозовых туч, – но сначала отомстим за нанесённую обиду всему людскому роду.

– Это был не весь людской род, а всего один человек! – встряла Келликейт. Элмерик ахнул: что она творит? Неужели хочет отдать Итана мстительной фейри?

– С него и начнём, – расхохоталась Гвин. – Он не переживёт сегодняшнюю ночь, уж я позабочусь. Или, может, лучше начать с тебя, полукровка? Или с рыжего барда?

В вышине сверкнула молния. Задрав голову, Элмерик увидел, как сквозь прорехи туч скользят тени других слуа ши. Одни были верхом, другие сами скакали на четырёх лапах, многие были рогаты. Стоило порадоваться, что Колесо Года сейчас находится не в точке поворота, а значит, слуа не смогут спуститься. Если, конечно, кто-нибудь их не призовёт…

– Только попробуй! – Элмерик поднёс к губам флейту.

По правде говоря, ему было боязно. Если слуа ши всё-таки сумеют прийти на зов Гвин, против такой орды даже мастеру Патрику не выстоять!

В нарастающем ветре Элмерик уже слышал далёкие голоса, топот копыт, лязг брони и храп лошадей. С каждой новой вспышкой молнии тени становились всё ближе.

– Они идут, – Гвин наклонилась к обмякшему в ее объятьях Руаду и поцеловала в губы. Тот тут же воспрянул – но Элмерик не спешил радоваться. И, к сожалению, не ошибся: их приятель тоже начал преображаться.

Оставалось только одно – играть. Элмерик слагал мелодию, что могла бы заглушить зов слуа ши и смирить жуткий ветер, но тот не сдавался: хлестал по щекам, бросал в лицо ветки, свистел не в лад, мешая чарам. Элмерик чувствовал, что не справляется, но всё равно не выпускал флейту из дрожащих рук.

Он сбился с ритма лишь единожды, когда Келликейт вдруг рванулась к Гвин, схватила её за шитый серебром рукав и закричала, срывая голос:

– Не пущу!

– По какому праву ты мне указываешь? – лицо Леди Белого Шиповника исказилось недоумением и замерцало: прежняя милая внешность то проступала сквозь черты слуа, то вновь исчезала.

– Не позволяйте им, боритесь! Вы оба! – Келликейт, знай, твердила своё.

– Какой смысл в борьбе, если в конце всё равно смерть? – голос Руада прозвучал безжизненно, но Элмерик уловил намек. И Келликейт тоже поняла – потянулась за ножом из холодного железа. Ничего не поделаешь, она ведь обещала…

Тут уж Элмерик, как ни старался, не смог сдержать слёз. Неужели эта история закончится вот так? И всё из-за глупости одного человека, который не ведал, что творил…

Ему очень хотелось броситься вперёд, помочь, но такова уж участь барда: чаще всего ты лишь играешь, создавая поддерживающие чары, а геройствует кто-то другой. Конечно, он всей душой сочувствовал Келликейт, понимая: пусть эта Леди Белого Шиповника не была её сестрой, но их образы слились воедино. Поэтому Келликейт тоже плакала – второй раз на памяти Элмерика (а, может, и в жизни).

И в этот самый миг его флейта запела другую мелодию: Элмерик, поняв, что его усилия бесполезны, больше не пытался сдержать ветер, предвещающий нашествие слуа ши. Теперь он хотел подарить утешение Келликейт, поделиться с ней своей силой.

– Нет, я не могу, – отбросив нож, девушка обняла Гвин и Руада, не обращая внимания на острые шипы. Фейри попытались вырваться, но Келликейт, тихонько охнув, вцепилась в их руки-ветви ещё крепче.

– Сказала же: не пущу!

Кровь выступила на её коже, намочила рукава, брызнула в воду, пролилась на землю. Вроде и немного её было, а ручей весь окрасился алым – Элмерик успел это заметить в свете очередной вспышки.

Ветер взвыл раненым зверем и вдруг, захлебнувшись, утих, а набежавшая туча обрушилась на долину оглушительным ливнем. Элмерик поспешил сунуть флейту в чехол и прижался к стволу росшего неподалёку ясеня. Теперь его сердце пело и без всякой музыки – благой дождь укрыл Чернолесье будто плащом, очистил небо и землю, смыл с лиц Руада и Гвин скверну племени слуа ши. Белокурая фейри, положив голову на плечо своему возлюбленному, тихо сказала что-то на языке, которого Элмерик не знал, но понял сердцем: да, она на тоже любила своего Рыцаря Алого Шиповника. И всегда будет любить.

Элмерик, не долго думая, оттащил дрожащую Келликейт под тот же ясень – ему не хотелось, чтобы подруга простудилась под дождём. К тому же влюблённые, которые вновь обрели друг друга, наверняка желали побыть наедине. Ливень оказал им и эту услугу, спрятав Гвин и Руада любопытных глаз за пеленой воды и тумана.

– П-почему они осв-вободились? – у Келликейт зуб на зуб не попадал, так что Элмерик притянул её к себе, чтобы согреть.