Читать книгу Они под запретом - Алайна Салах - Страница 14
14
ОглавлениеКогда мы с Луизой выходим, чтобы проводить Володю с Дашей, обнаруживается, что машина Арсения стоит на своем привычном месте. Мое поникшее сердце вновь срывается в бешеный стук. Он все еще здесь. Я была уверена, что после звонка у Арсения возникли срочные дела, и он уехал. А он здесь. Не знаю, какие есть в этом плюсы для меня, но все равно становится хорошо. За неимением большего, мне, оказывается, достаточно знать, что он находится совсем рядом. Не с Инессой.
– Я пойду в свою комнату, – сообщает сестра, когда внедорожник Радкевичей скрывается за воротами. – В доме ты все и без меня знаешь.
Я смотрю вслед ее удаляющейся спине и собираюсь духом, чтобы ее окликнуть. «Нам нужно поговорить» – на деле совсем не легкая фраза. Демонстративная вежливость сестры и закрытый взгляд – идеальная оборона, перед которой я трусливо пасую. Я привыкла к ее легкости и жизнерадостности, а такой я ее совсем не знаю и понятия не имею, как подступиться. Я все ждала подходящего момента, какого-то знака, потепления, но Луиза мастерски держит дистанцию.
Ладно, – решаю я про себя. – Сначала поговорю я отчимом. Возможно, и с ним предстоит очередной удар. Вдруг он узнал о ситуации между мной, Луизой и Данилом, и теперь решил сказать, что мне больше не место в его доме? Или как и сестра хочет наказать мне не приближаться к Арсению, чтобы не разрушить долгожданный союз с Ладыгиными?
От таких мыслей чувство безысходности заполняет грудную клетку, и мне приходится приказать себе собраться. Вот странность. Испытай я еще хотя бы месяц назад половину из того, что переживаю сейчас, я бы впала с затяжную депрессию. А сейчас даже плакать не хочется. Когда получаешь удар за ударом, следующий уже не так удивляет. Наверное, это и есть инстинкт самосохранения. Когда ты вдруг смиряешься с тем, что помощи ждать не от кого, и заботится о себе ты должен сам.
Все действительно познается в сравнении. Из-за смерти мамы и отсутствия ближайших родственников я привыкла считать себя одинокой, но сейчас понимаю, что на деле таковой не была. Аверины, в особенности Луиза, были моим надежным тылом, а Одинцово – местом, где мне всегда рады. Только когда я стала близка к тому, чтобы все это потерять, пришло осознание, что такое настоящее одиночество.
Путь к кабинету отчима дается мне с трудом. Пусть мысленно я и подготовила себя к самому худшему, нервы все равно накаляются с каждым шагом.
– Можно? – постучав дважды, я приоткрываю дверь.
– Заходи-заходи, – нетерпеливо бросает Петр, мельком взглянув на меня поверх моноблока. – Присядь пока.
Я бесшумно опускаюсь в кресло и, смотрю, как отчим, сдвинув очки к переносице, продолжает сосредоточенно щелкать клавиатурой. Тело сковывает холод. Наверное, с таким же чувством подсудимые ждут приговора, от которого их жизнь разделится на «до» и «после».
Взгляд перемещается на стены: на массивный стеллаж, уставленный книгами, на настенные часы в золоченной рамке; скользит по полкам, где стоят множественные сертификаты и фотографии. На одной из них засняты мы впятером во время одного из путешествий: я, мама, Луиза и Петр. Арсения с нами, конечно нет. Грудь распирает. Все здесь мне настолько знакомо, что закрой я глаза, смогла бы нарисовать все по памяти. И тогда я понимаю, что заблаговременно прощаюсь с этим домом. Смиряюсь с мыслью, что сегодня нахожусь в нем в последний раз.
– Так, – громкий голос отчима заставляет меня вздрогнуть. Петр снял очки, на меня. – Нормально все? Поплавали?
Этот вопрос —лишь прелюдия, не требующая ответа, но я все равно киваю. И даже формирую на губах подобие улыбки.
– Хорошо. Теперь о насущном. На днях тебе позвонит мой секретарь, даст телефон риэлтора. Надо будет тебе время выкроить и поездить с ней квартиры посмотреть в пределах Садового. С районом сама определишься, какой больше нравится.
Застыв, я хлопаю глазами в попытке понять услышанное. Риэлтор, квартира в пределах Садового… У меня уже есть квартира и она совсем не плохая. Какой мне смысл ее менять, если только Петр не хочет…
– Квартира, чтобы жить? – уточняю я шепотом.
– А для чего еще квартиры нужны, Аина? Черт его знает, когда меня очередной инсульт хватит. Не хочу с того света смотреть, как ты по съемным баракам таскаешься.
Я бешено кручу головой, пытаясь опротестовать его заявление об очередном инсульте, а по щекам рекой катятся слезы. Петр не должен умереть. И он совсем не собирался выгонять меня из Одинцово. Он хочет купить мне квартиру.
– Ты чего ревешь? – ворчит он, выдирая бумажный платок из коробки.
Я открываю рот, чтобы сказать хоть что-то, но из горла вылетает лишь некрасивое гортанное всхлипывание. Плотина во мне с треском ломается, выплескивая наружу накопленное напряжение и сметая необходимость держать лицо. Я больше не вижу ни стеллажа, ни стен, ни лица отчима, ни протянутой мне салфетки. Закрываю лицо руками и, отчаянно трясясь, начинаю реветь. Меня никуда не выгоняют. Петр хочет купить мне квартиру, потому что заботится обо мне. Он и понятия не имеет, сколько всего плохого случилось по моей вине. Слезы катятся у меня из носа и даже изо рта, освобождая грудь от накопленных переживаний. Я знаю, что отчим терпеть не может излишней эмоциональности, но и остановится не могу.
Легкое постукивание по плечу заставляет меня стихнуть.
– Аина. Воды выпей, – перед глазами возникает стакан.
Я обхватываю его обеими руками, но к губам не подношу и, содрогнувшись всем телом, опускаю голову.
– Я не заслужила, – сиплю я, уставившись в стеклянный ободок. – И это дорого.
– Есть вещи дороже денег, Аина, – надтреснуто произносит отчим, возвращаясь в кресло. – Я вот после второго приступа задумался о многом. В конечном итоге, важнее всего жить так, чтобы на душе было спокойно. Мне будет спокойно, если у всех моих детей будет уверенность в будущем. Я-то себя все молодым считал, а на деле вон как вышло.
– Не говорите так, пожалуйста… – слова льются из меня торопливым сбивчивым потоком. – Вы еще совсем молодой… И я знаю про вашу женщину… Не нужно ее от меня скрывать. Это ведь ваш дом, и вы имеете право на счастье. Я буду рада с ней подружиться.
Петр усмехается, тянет к себе очки и начинает крутить их в руках.
– Ладно, Аина. В общем, ты меня поняла. Риэлтор с тобой в понедельник свяжется. На ремонт в квартирах не смотри. Его всегда можно сделать. Главное, чтобы дом был свежий и месторасположение нравилось.
Мне хочется посидеть с ним еще, но я знаю, что запас времени, отведенный на душевные разговоры, у отчима ограничен. Поднявшись, забираю со стола бумажный платок и быстро промакиваю им глаза.
– А остальные не будут против?
Отчим вскидывает седеющие брови.
– А кто-то должен быть против?
– Не знаю… Арсений.
– Так идея его была, если помнишь. Вряд ли мои дети выросли жмотами, считающими чужие деньги.
Я сглатываю восставший ком в горле и пытаюсь улыбнуться.
– Нет, конечно. Ваши дети самые замечательные, – мои слова давно не звучали настолько искренне.
Я выхожу за дверь, придерживая ее, чтобы не хлопнула. Глаза все еще мокрые, но на губах дрожит улыбка. Удара не случилось. Даже напротив. Сейчас мне хочется обнять весь мир. Петр заботится обо мне.
Появление Арсения в коридоре застает меня так внезапно, что я не успеваю собраться. Судя по спортивной одежде, он собирается спуститься в спортзал. Его взгляд касается моего заплаканного лица, брови едва заметно дергаются к переносице. Ему наверное странно, что я улыбаюсь.
– Все нормально?
– Петр хочет купить мне квартиру, – выпаливаю я. – Ты знал?
Он кивает спокойно, без улыбки.
– Знал. Поздравляю тебя.
Как так вышло, что мы стали общаться вот так? Как самые нормальные люди? Я привыкла к постоянному противостоянию с ним, даже когда мы состояли в подобие отношений. Искать скрытые мотивы, злиться, сравнивать и выискивать его недостатки. И сейчас все это куда-то исчезло. Я смотрю на него и вижу самого идеального мужчину. Который теперь не хочет быть со мной.
Он движется в мою сторону. Поравнявшись, задевает взглядом так быстро, что я даже не успеваю покрыться мурашками, и идет дальше, к лестнице.
– Ты ведь ее не любишь, – говорю я, не пытаясь сделать так, чтобы Арсений услышал.
Мне чудится, что он остановился, но когда я смотрю в его сторону, Арсений продолжает спускаться.
Я стою без движения еще несколько секунд, после чего решительно разворачиваюсь на пятках к комнате сестры. Я должна попробовать с ней поговорить, потому что подходящего момента может и не появиться.
Луиза открывает дверь после второго стука. Она загораживает собой дверной проем, и внутрь меня не приглашает. Просто ждет. Косметика с ее лица исчезла, глаза выглядят слегка опухшими и покрасневшими.
– Я хотела поговорить… – сиплю я с запинкой, совершенно растерявшись. Обычно в ее комнате светло, а сейчас шторы плотно занавешены.
Сестра мотает головой. Сейчас в ее тоне нет показной вежливости, он тихий и хриплый. Я смогла застать ее без маски.
– Извини, сейчас я не в настроении.
Ее лицо тает вместе с исчезающим дверным зазором, и окончательно пропадает со звуком глухого хлопка.