Читать книгу Розыскной десятник. Средневековый детектив - АЛЬБЕРТ - Страница 3

1.

«1. Наибольшим для подавления черного переживания является не его сдерживание или подавление разумом, а вытеснение другим, более сильным переживанием. 2. Индуктивно-логический метод обобщения чувственности от частного к общему. Стоит ли прибегать к объяснению каких-либо явлений многими силам или факторами, когда можно обойтись их меньшим числом, следуя логическим шагам? 3. Тело влияет на душу, пробуждая в ней страсти в виде чувственных восприятий. Душа, обладая мышлением и волей, воздействует на тело, понуждая его совершать действия верные или неверные», – записал на листе бумаге Студент. Собрал книги. Вздохнул. Сегодня последняя возможность читать философов. С заходом солнца он покинет университет, плата закончилась, отец просит вернуться домой. Работать, кормить младших братьев и сестер, их семеро. И корова сдохла.

2.

– Все на площадь! – кричит глашатай. – Все на площадь! Сегодня восторжествует справедливость!

Стучит барабан, по брусчатке шумят телеги с хворостом. Костер должен быть жарким и очищающим. Скверна будет уничтожена, дьявол перестанет губить тела и души женщин. Преступление раскрыто, суд завершён. Сегодня сожгут, отмеченные знаком дьявола, картины Изографа. Все его картины сожгут. Лицемерный! Расписывал городские церкви, а дома чернокнижничал и вестовал. Не миновать ему справедливой казни!

Изограф появился в городе два года назад, пришел с рекомендацией епископа Соседней Земли. С тех пор, девушки и женщины стали одержимы! Суд запрашивал свидетельства епископа, но умер его преосвященство, ровно два года назад. Явная подделка рекомендательного письма. Преподобный, коленопреклоненно, святой водой отмывал все церкви, отчитку на изгнание сатаны делал по домам, увещевал заблудших овечек, что не следствие лечить надлежит, а причину устранять – грех женского прелюбодейства. Дул на осквернившихся, солью кормил, елеем мазал нос и уши, плевал на лицо. Идищского цаддика выпросили у кагала Германии, отходную прочесть. Десять его помощников неделю без устали дудели в шофары. Тем не менее, Городской Совет, на всякий случай, запретил евреям посещать бордели. В указах Совета стыдливо – толерансы.

Назначили караул из почтенных стариков. Предписали дедушкам женщин обнюхивать и изучать их мочу, кровь и рвоту. Караул истово взялся за дело. Именем господа нашего и сеньора стали входить в дома и наблюдать, как девушки моются. Это недолго продолжалось, в Совет отцы и мужья от цеха коновалов и цеха кузнецов подали жалобу.

Преподобный поддержал, членам Совета напомнил притчу о Сусанне и старцах. И проповедовал с кафедры, что сатана выбирает ослабленных распутством, рукоблудием, плотской несдержанностью. На исповедях, женщин увещевал о воздержании. Налагал епитимьи и пугал фактом перехода из статуса свидетелей и жертв, в статус обвиняемых. Слабы люди в вере, вину проникновения дьявола в жительниц города на себя принял. От того впал в уныние и просил епископа извержения из сана. Епископ резко ответил, мол, сам попустил, самому каленым железом выжигать. Преподобный, искореняя похоть, объявил над городом великий пост и строгое воздержание. Карантин.

3.

Делом занялся судебный Десятник. Что необычного? Укусила Марта Маргариту на рынке. Не сошлись в цене. Дагмара мужу причинное место почти оторвала… Ходил часто в бордель, веселился с Матильдой. Теперь, мир в семье. Кристиана побила дочку до крови. Детей кнутом учат, она же кулаком всего. Двадцать лет службы, через день, то уличная драка, то скандал соседский, то в карман на базаре ротозейке залезут. Штраф наложить, вору руку отрубить… Наведение порядка, называется. Одно общее только у склочниц последнее время – юбки красные.

Один случай дал повод к сомнению. Бланка, девица, да Берта, мать троих детей, жена почтенного горожанина, напали на лошадь в красной попоне. Били несчастную ни за что, чем под руку попадет. Бросились их оттаскивать, так женщины поленьями водовозу по голове. Хорошо, в толстом колпаке красного цвета был, синяками отделался. А свары уличные все чаще. Штора багряная в окне – навозом кинут, дверь ярко-красной краской покрашена – дёгтем вымажут. Наконец, труп.

Не зелёные юбки, не синяя попона, не жёлтая дверь…

Целый день ходил Десятник по базару. Приценивался, торговался, припугивал, проверяя у приезжих торговцев, уплачена ли пошлина. Слушал. Сплетни и пересуды. Новости, сомнения о странных городских событиях.

Наведался в бордель. Выспрашивал дотошно словоохотливых, каждой по монете подарил. Посмеялись вместе над святошами-матронами, в продажной любви искусными, более несчастных девушек «позорного дома». И над слабосильными рогоносцами, само собой.

Посетил десятник Преподобного. Святой отец упирался долго, твердя о тайне исповеди. И к нему ключик был подобран. Неужели христианин, окормляющий стадо, будет позволять резвиться нерадивой овце? Имен не надо упоминать! Всего лишь несколько особенностей поведения, что бы выявить паршивку. Меч правосудия не здоровому нужен, но больному. Предположим, дьявол свои зловредные щупальца запустил в неокрепшие души. А духовник и просмотрел… Что скажет епископ?

Был вызван к Десятнику король нищих и попрошаек. Крепкий орешек. Два увесистых удара и напоминание о детских скелетиках, найденных под развалинами сторожевой башни (там делят выручку бродяги) развязали королевский язык. Достигнув согласия, король с индульгенцией под глазом, отправился на ночной промысел, а Десятник стал записывать услышанное на обороте старых судебных протоколов.

4.

Изограф создает изысканные витражи и фрески, пишет святые лики и муки грешников, нет того, что не подвластно его кисти, фантазии и строгого соблюдения канона. Городской Совет не поскупился, сняли для мастера жилье, обеды оплачивали, краски покупали. Работал быстро, за два года все церкви обновил.

Брался за портреты. Донаторы-толстосумы, и в тучные годы, медные монетки без отчета на нужды церкви не жертвовали. Но следуя моде, стали раскошеливаться на заказы. Изограф рисовал их профили, пузатые покровители стояли вровень со Спасителем и Божией Матерью. Их любимые жены и дети заменяли на картинах святых и ангелов. Знатоки отмечали излишнюю увлеченность Изографа грудным портретом городских красавиц. Точнее, грудными деталям портрета. Простые горожане, так же не были обделены. Получали бесплатно миниатюры с собственными персонами.

Доверие преодолело скромность, мужчины перестали противиться, их жены и невесты, стали частыми гостями в доме рисовальщика. Творился очередной шедевр. И не только…

5.

Изограф молодой и красивый. Аккуратная бородка, вьющиеся каштановые волосы, длинные чувственные пальцы. Шрам от правого глаза до губ, след удара оружием. Мужественный взгляд.

Смотрит на модель, пронизывает, нежит душу. Подбирает слова, которые ждут. Смущает, околдовывает, берет в плен! Падшая, но счастливая, может первый и последний раз в жизни. Потом снова к курам, свиньям, долгам, запаху надоевшей похлебки и вару, разъедающему руки и глаза при стирке одежды. Рисует и читает вслух менестрелей, только одной. Ещё картины…

Холсты и доски развешаны по стенам, стоят по углам, втягивают в себя, поят непонятной силой. Желание больше, ощущение острее! Картины в доме Изографа не те, что в церкви и у заказчиков. Круги, линии, точки, чёрточки – в глазах рябит. Огромный красный круг в верхнем правом углу – солнце, поднимающееся по диагонали с чёрного поля – вспаханной мокрой земли.

Изображение перед глазами модели, со спины теплое проникновение изографа, шелком скользят его губы по затылку и плечам. Путешествие огрубевших кончиков пальцев по тонкой коже лица, груди, живота и, замершим в ожидании, волоскам – всего два часа в мастерской, вся жизнь. Вновь и вновь быть с ним, но этого не повторится. Муж, положение в обществе, постыдность исповеди…

6.

Десятник записал все имена в два столбика. В правый – кто ходил к Изографу, в левый – нарушительниц спокойствия. Проставил даты, отметил, кто и сколько раз. «Д» – означало «девица», «М» – матрона, замужняя. Особые знаки означали сословие или занятие мужа – скорняк, золотарь, портной, булочник, мясник, купец, даже секретарь городского совета и домовладельцев пятеро. Илона, молодая супруга престарелого дядюшки главы Совета. Пометок присваивать не стал, огласка пока не нужна. Себе дороже. Но в список внёс.

Все перечисленные, после встреч зачастили на исповедь, каялись.

– Возжелали близкого своего, – рассказывал, хвастаясь Преподобный. – Если даже в мыслях допустил – грех. Слова спасителя! Конечно, мимо ушей пропускать нельзя. Отчитывал заблудших, напоминал о супружеском долге и чести, стращал карами загробным и при жизни. Наказание определял, кому читать «Аве Мария» с голыми коленями на осколках, кому на воде поститься. Соответствующие евангельские притчи читали вместе, добрый совет давал – преодолеть постыдные мысли, можно только угодив мужу, господину своему, выполнив все что пожелает. Пускай даже противно. Женщина, по рождению, сосуд зла, скопище разврата и похоти. Покаяние за первородную вину, долг и предназначение – родить дитя, заботится о хлебе насущном, трудиться в поте лица, благодарственные молитвы возносить. В слезах уходили, осознав…

Складывалось следующее. Приехал Изограф в город, приступил к работе, частные заказчики пошли, начали захаживать к нему посетительницы, кое-кто не раз. Через месяц-полтора, женщинами обуревает странность. Поведение меняется, раздражительность и агрессивность. Нападают на тех, у кого есть красное в облике… Опоил? Изограф бывал в Америке. Сам рассказывал о путешествии. Со знатоками искусства делился впечатлениями, что видел на стенах старых индейских городов росписи, яркие, красочные. Может, он первый бесноватый, адепт язычества и поклонения кровавым идолам?

Не смог доучиться Десятник в университете, семья бедная, денег не хватило. Хотя до знаний хваткий был. Библиотека в доме. На видном месте – «О душе» Аристотеля. Рядом – «Сумма философии» доминиканца Фомы Аквинского, «Сумма логики» францисканца У. Оккама, «О душе и жизни» испанца Вивеса и «Опровержение опровержения» араба Ибн Ружда. Резные переплеты затерты.

За долгие годы службы в суде – повидал! Обманщики, воришки, грабители, душегубы и насильники, как их земля носит. И у всех цель – деньгами завладеть, потешить себя удовольствием. Любое действие привязывается к сатане, черт попутал – оправдание. А где господь? Почему позволяет гибнуть и страдать невинным? Эти мысли для тишины и одиночества. Поделись Десятник с кем, давно б на костре оказался. Времена не те уже, инквизиция дремлет, да глазком одним посматривает. А охотники найдутся доложить! Не только драки разнимать его обязанность, но и сбор торговой пошлины. Хлебное место!

Версию бесноватости не исключать, причина и у нее есть, но подумать следует крепко, какую цель преследует Изограф. Богатые гостьи. Денег всегда не хватает, можно вытрясти дополнительно. Так. Бедные почитательницы? Речи о деньгах не идёт… В обоих случаях – может быть только страсть. Сердцеед, обольститель. Жеребец! Не подлежит такое суду… Не украл, нет жалоб, нет насилия, не выманил обманом деньги. Наказание – только душеспасительная беседа в церкви. Или нож под ребро от мясника-рогоносца. Если случится, судить будем уже опозоренного мужа.

Как будто складывается. Но почему – на красное – сами не свои беснующиеся?

7.

Прежде следовало наведаться к старому приятию. Учились вместе в университете, сдружились. Вернувшись с пирушки, загибали пальцы, считая амурные победы и, до утра, спорили о переустройстве мира. Дружок все больше склонялся к искусствам, затем покинул университет, ушел постигать тайны изографического письма. Талант! Сам Леонардо лучшим учеником своим считал. Взлетел быстро – при дворе, деньгах и славе. И так же упал мгновенно. Пристрастился к вину, скитался. Теперь горшки по деревням расписывает петушками, белит амбары, красит заборы.

Десятник разыскал Маляра на окраине. Плачевное состояние, руки трясутся, лицо не умыто. Спать разрешили в коровнике, заработал, весело разрисовал хозяйским детишкам деревянные игрушки.

Направились отметить встречу в корчму.

– Чего вдруг объявился? Важный какой! Посмотреть решил, что я себе за светлое будущее построил? Смотри! Нет прошлого, нет будущего, гордыня все сожрала! Вина то пусть принесут, голова болит…

– Пришел, потому что вспомнить молодые годы захотелось. Берет за горло иногда. Видно и у меня будущее не такое, как мечтали. Дело есть к тебе, совет требуется!

Выпили терпкого испанского вина и Десятник, рассказал Маляру о своих сомнениях.

– Познакомить тебя с Изографом хочу, работы его посмотришь, свое впечатление расскажешь, что в его картинах примечательного!

– Затея хорошая, согласен! Развеюсь! Только отстал я в искусстве, могу и не разглядеть важное…

– Справишься! А теперь будем пить!

8.

Утром субботы, под окнами Изографа послышался топот копыт и звон колокольчика. У дома остановилась богатая карета. Из экипажа надменно появился знатный сеньор в красной шляпе с пышными перьями. Ему услужливо помогал Десятник. Поддерживал за руку, подал трость.

– Здесь? – сеньор брезгливо посмотрел по сторонам. – Веди!

Карету с любопытством окружили дети. Сеньор бросил на дорогу горсть монеток и направился к дому Изографа. Впереди семенил Десятник. На крыльце они столкнулись с выходящей молодой женщиной. Та, прикрывая лицо платком, юркнула в сторону. Десятник внимательно посмотрел ей вслед, запоминая.

– Извините, господа! Неожиданный визит, – Изограф встретил ранних гостей растерянно, в белой нижней рубахе.

В комнате пахло краской и ароматом, только ушедшей женщины. Десятник представил важную персону, перечислив несколько пышных титулов.

– Сеньор путешествует, собирает коллекцию для своей галереи. Глава Совета, рекомендовал Вас! А мне назначено сопроводить его светлость!

Изограф смущённо склонил голову: – Конечно! Прошу ознакомиться! Желаете вина?

Сеньор, не обращая внимания на хозяина, жестом отказался от угощения и прошел вглубь комнаты к картинам.

– А я не откажусь! Где у тебя вино? – Десятник взял бутыль и кружку, сел на топчан и стал наблюдать.

Просмотр проходил долго и в молчании. Наконец сеньор высказался.

– Мы подумаем! Есть кое-что! Задержусь в вашем городе несколько дней. Десятник сообщит. Эй, понял?! – он ткнул тростью задремавшего. Тот суетливо подскочил:

– Ваша светлость не желают поглядеть на авторские фрески? В церкви Святого Креста есть чудесные работы! – суетливо затараторил Десятник.

– Устал! – прервал Сеньор. – Позже. Других дел много!

Не прощаясь с Изографом, направился к выходу.

– До встречи, еще увидимся! – обернувшись к Изографу, бросил Десятник.

9.

Хорошая закуска – добрая беседа. Половина кувшина уже приговорена. Пар от жаркого, румяный мягкий хлеб. В белом переднике дочка трактирщика.

– Да ты, братец, отменным лизоблюдом стал на своей службе, – смеется Маляр.

– А тебе кто разрешил мои деньги на ветер кидать? – притворно хмурится Десятник. – Мот великосветский! Всех нищих одарил? Ты думаешь, я лопатой гребу, взяточник?

– Потому до сих пор и ходишь в десятниках… Как считаешь, в «Глобус» к Шекспиру бы взяли? Напрасно жизнь прожил!!! Может, еще к кому сходим?

– Смотришь и молчишь! Я, подумал, напрасно комедию разыграли! И все же, что скажешь?

– Ты меня тут мучил своими логическими размышлениями… Думаешь, человек так просто рисовать стал? Нет, брат. Через визуализацию идет воздействие на душу. А душа управляет телом. Одних испуг одолевает, другими умиротворение. Эстетическое наслаждение. Дикие чувства. Говоришь, в Америке был, наш друг, варварские росписи изучал? Индейские жрецы изображениями подчиняли подданных императора, врага поражали. Мы, в соборе, благоговеем перед величием Бога, видя его лик и одеяния. Дети радуются, рассматривая пестрого петушка. И в горшке каша вкуснее, если он цветочками разноцветными разрисован.

Знаешь, мне не до экспериментов и крашу краской стены, какой заказ попадет. Однажды выкрасил свинарник розовым. Свинки хрюкают довольные и жиреют. Коровник в зеленый цвет. Все лето молоком отпивался. Девать некуда было. А один бюргер всучил мне черную и красную краску для хлева. Наутро бык всех коров на рога поднял. Зарезали, сумасшедшего.

Видел у Изографа квадрат? Смотрел на него? Втягивает. А круг? Лететь заставляет. Размеры фигур разные, да расположены по диагонали или в плоскости, сверху, снизу. Воспаряешь или приземляешься, спуд на тебе или крылья за спиной. Черный цвет придает красному зловещий характер, а красный – пробуждает черный. Это цветовое сочетание возбуждает злость, разрушительность. Так учил Леонардо. Напряжение созерцателя, оканчивается необходимой для него разрядкой.

Так-то, брат! Молодец твой преступник. В девицах отбою нет, мне б его годы. Беречь таких мастеров надо! Гордиться! В университетах изучать!

– Не думаю я, что преступник он. Без умысла с девицами общался. Одно желание – любовное, а картины сами по себе. Ну а те, насмотрятся его творений, пока любви предаются и пошли куролесить…

– Так получается!

– А бедняжки наши оторвались от грязи и мук, в любовь окунулись с головой, шок от картины и снова в грязь. Наибольшим для переживания является не его подавление, а вытеснение другим, более сильным переживанием. Душа, обладая мышлением и волей, воздействует на тело, понуждая его к верным или неверным действиям…

– Ты о чем?

– Так, вспомнил из студенческих конспектов…

– Не верю я, что дар Изографа от лукавого, скорее божий промысел. Беда в том, что не для нашего времени мастер, за ним будущее! Что делать будешь?

– Мне розыск поручен, докладывать надо…

– Что-то ты закис, товарищ! Ей, принеси-ка нам еще кувшинчик! Мы до утра не уйдем! Раскошелишься, брат?

– Знаешь, ты одежду свою не продавай, сгодится еще. Принеси-ка, трактирщик, еще кувшин! Два!!!

Добрая беседа при хорошей выпивке. Бойко прислуживает девица в белом фартучке.

10.

Под утро в обводном канале выловили утопленницу. Молодое бесцветное тело, красный плащ, черный шарф. Блаженная улыбка. Вода и смерть, как освобождение от мучений. Племянница начальника городской стражи. Караул выловил и опознал.

Городской Совет потерял терпение. Одно дело торговки за волосы друг друга таскают, другое – утопленница, да еще и родственница. Десятник вызван на Совет с докладом. Мудрые и строгие старики, важнейшие налогоплательщики, судьи, секретарь ведет протокол. Преподобный мечется по залу, сам оглашенный. У Десятника горит земля под ногами, светит перспектива оставить доходное место. А что он еще умеет в жизни?

Изложил все гладко. Изограф писал свои картины и обольщал попутно восторженных почитательниц искусства. Под воздействием любовных чар и изображений, бедняжки теряли рассудок и предавались делам, нарушающим покой в городе. Утопленница лишившись девственности в мастерской Изографа, от стыда и позора наложила на себя руки.

– Я поставлен был на розыск, судить не мое дело! – Десятник поклонился высокому присутствию.

Решили не мешкать. Преподобный призвав к милосердию и гуманизму, просил Суд не искать дополнительных признаний Изоргафа через пытки и мучения, а быстрее избавить город от скверны. Постановили – Изографа арестовать и сжечь, так же и все его картины. Преподобному надлежит обеспокоиться совестью пострадавших.

Десятника пожурили за затягивание дела и поручили новое – в канаве найдена отрезанная еврейская голова. Паломничество началось, мамаши в назидательных целях детей водят на голову смотреть и пугают. Еврейская община кредитовать Совет отказывается, пока виновника не накажут.

11.

Рано, солнце только восходит, а площадь полна. Место занять поближе к эшафоту. Толкаются, детей вперед пропускают. Есть и те, что плачут, закрывают глаза платком, что б тайну не выдать. На подъезде телеги с хворостом. Палач в красном колпаке дает распоряжения подручным. Черный балахон, красный колпак, черный помост, красный огонь факелов. Напряжение на площади возрастает. Нехорошее настроение.

Десятник не ищет места в первых рядах, стоит вместе с опоздавшими, смотрит хмуро, нет на лице маски победителя. Забыл в теплом доме, среди бутылок дорогого вина и философских трактатов. Нет рукопожатий и восторженных взглядов в его адрес – вот стоит, наш герой, поборник справедливости. Хлюпает нос, утро холодное…

– Везут! Едет!!!

Появляется телега, груженая картинами. Палач поджигает огонь, помощники хватают картины, рубят топором и бросают в костер.

– Так их, так!!! Гори, отродье сатаны!!! Ура!!!

Плач громче, люди напирают, их манит огонь.

– Задавили!!! – раздается вопль и стражники бросаются оттеснять зарвавшихся. Десятник безучастен.

– Везут! Едет!!! Изографа везут!!! – на площадь въезжает телега без кучера, без караула, без Изографа. Через площадь проносится удивленный гул. Палач бежит к судейскому, тот машет рукой, зовя начальника стражи. Суета и неопределенность.

– Бежал, окаянный!!! Изограф бежал!!! Дьявол во плоти!!! – фразы передаются шепотом, переходят в громкий разговор и несутся над костром криками. Глаза плакальщиц веселеют, на башне бьет колокол. Десятник, осмотрев площадное безобразие, высморкнувшись, направляется к ближайшему трактиру. Все хорошо. Надо согреться.

12.

Судебного пристава, назначенного для конвоирования приговоренного к казни били кнутом прелюдно, сказкам ни кто не поверил. Мол, неожиданно, в тесноте узенькой улицы, на повороте, налетел на караул всадник на черном коне, в дорогой одежде сеньора, красная шляпа с пышными перьями, конвоиров конем потоптал, цепи перерубил и, усадив освобожденного Изографа на огнедышащего рысака, скрылся в утреннем полумраке. Не иначе сам дьявол… Решили назначить на розыск Десятника, да тот отговорился. Важное поручение выполняет – дело мертвой головы. А коли это проделки дьявольские, то тут юрисдикция Его Преподобия.

Изографа в городе нет, странности женского поведения пошли на убыль, гнев епископа на город навлекать без выгоды – поразмыслил Совет и дело положили под сукно.