Читать книгу Тот, кто стоит снаружи - Альбина Нури - Страница 6

Глава 4

Оглавление

Яна проснулась среди ночи, хотя обычно спала крепко до самого утра. Виноваты были, видимо, выпитые на ночь чуть ли не пол-литра чаю с молоком и вкусняшками. Накануне Яна купила в магазине «Плазму» – любимейшее печенье Горданы (да и всех сербов, как она сказала).

Яна тоже не удержалась и до отвала наелась нежного, тающего во рту печенья, да еще и намазывала сверху другое лакомство – обожаемый «Еврокрем».

– Скоро в дверь придется протискиваться боком, – вздохнула Яна. – У вас тут все слишком вкусное, чтобы я могла проявлять характер и сдерживаться. То сыр свежий, то павлока (молочный продукт, напоминающий сметану. – Прим. ред.), то теперь вот печеньки эти.

– Кушай, кушай. В молодости у человека должен быть хороший аппетит.

– Жалко только, что он не всегда совместим с тонкой талией.

Проснувшись, Яна поняла, что снова заснуть не получится, придется вставать и идти в туалет. Она нехотя выбралась из теплой постели и вышла из спальни.

Когда возвращалась обратно к себе и проходила мимо комнаты Горданы, услышала жалобный тихий стон и замерла.

Постучать? Войти? Но что, если Гордана застонала во сне, а Яна сейчас войдет и разбудит ее? Не зная, как поступить, девушка прижалась вплотную к двери спальни и прислушалась.

Раздался шорох простыней, скрип пружин – должно быть, Гордана повернулась с боку на бок. Стоны больше не повторялись, и Яна на цыпочках вернулась в спальню.

Кровать ее стояла недалеко от широкого, почти во всю стену, окна. На всех окошках в доме Горданы имелись рольставни, которые можно опускать в жару или на ночь. Поначалу Яна опускала их перед сном, но потом перестала. Никто не сможет заглянуть к ней в окно – некому это делать. Разве что луне.

Они с Горданой обычно оставляли уличное освещение, лампа была включена и сейчас, но из комнаты Яны ее видно не было. Только жиденькая лужица желтого света разливалась где-то сбоку, а кругом – непроглядная тьма, которую рассеивал лишь бледный лунный отсвет.

Яна вздохнула, думая о Гордане, закуталась поплотнее в одеяло и повернулась лицом к окну, да так и замерла. На балконе, куда выходило окно комнаты, кто-то стоял. Высокий худой человек. Она ясно видела темный силуэт, вытянутый и неподвижный. Тот, кто забрался на балкон, стоял и смотрел в окно, прямо на Яну.

От страха она зажмурилась, как ребенок, который надеется, что если он перестанет видеть монстра, то и чудище тоже не сможет его разглядеть. А когда открыла глаза, поняла, что никого на балконе нет – просто густая тень от раскидистой черешни, что росла под окошком.

Чтобы отбросить последние сомнения и развеять страхи, девушка встала и подошла к окну. Вот она – черешня. А вот ее тень. Ничего особенного.

«Дурочка, перепугалась невесть чего», – подумала она, ложась в постель. Яна уже засыпала, запрещая себе думать о плохом, но, когда сознание уже начало затуманиваться и защита ослабла, ей подумалось: «Черешня росла здесь все время, почему именно сегодня она напомнила мне человеческую фигуру? Там действительно кто-то был! Тень, которую отбрасывает дерево, совсем другая. Ее не перепутаешь с силуэтом человека».

Яне все же удалось усилием воли отбросить эти мысли и уснуть, но весь остаток ночи девушку мучили дурные сны. Не кошмары, просто что-то отвратительное, абсурдное, изматывающее. То, чего не вспомнишь поутру, чему нет названия.

В итоге утром Яна встала разбитая, с чугунной головой. К тому же ее знобило, как при высокой температуре. В доме был установлен отопительный котел, во все комнаты проведены батареи, так что обычно здесь было тепло. Но сегодня казалось, что комната выстужена, и Яна натянула теплую кофту.

Она прибрала кровать, кое-как привела себя в порядок и спустилась на кухню, чтобы приготовить им с Горданой завтрак. Та почему-то еще не встала – за дверью было тихо. Обычно Гордана поднималась рано, хотя и не сразу выходила из комнаты. Но сегодня, видимо, решила поспать подольше.

Придя на кухню, Яна первым делом достала с полки джезву, желая выпить кофе. Здесь, в Сербии, она научилась варить его в турке, по всем правилам, и теперь уже не могла понять, как могла прежде любить растворимый. Правда, без сахара, как Гордана, пить все равно не могла, такой напиток казался ей слишком горьким.

Пока вода закипала, Яна прикидывала, что будет готовить сегодня на завтрак, обед и ужин. Рыбки бы соленой, селедочки с вареной картошкой…

Но нет, это исключено. Сербы – мясоеды, а соленую рыбу считают сырой, не понимая, как можно есть «эту гадость», по выражению Горданы. Потому, видимо, не прижилась тут японская кухня. И это было, пожалуй, единственным, что не нравилось Яне в Сербии.

Жареную рыбу Гордана ела, но не любила. Как-то Яна купила и пожарила «скушу» – скумбрию. Гордана съела свою порцию и даже мужественно повторила несколько раз, что получилось очень вкусно, но Яна видела: вилку Гордана не бросает лишь из вежливости, и больше таких экспериментов не повторяла.

Ладно, на вечер – венгерский гуляш, к обеду – бульон с домашней лапшой. А на завтрак Яна решила сварить овсянку.

Первый сюрприз ждал ее, когда она стала кипятить молоко для каши.

Вода в джезве бурлила, но Яна не замечала этого: теперь было не до кофе. В холодильнике был еще один пакет молока и бутылка йогурта. Она достала все это, попробовала и скривилась. Так и есть. Все молочные продукты, что хранились в холодильнике, прокисли.

– Я же только вчера купила, сроки годности не прошли, – пробормотала она себе под нос, не понимая, в чем дело.

Может, холодильник не работает? Но нет, лампочка горит. Яна на всякий случай все же проверила: вилка была плотно воткнута в розетку.

Поддавшись порыву, она вытащила из холодильника кастрюлю с мясной подливой, которую приготовила вчера и которую они с Горданой еще не доели. Открыв крышку, Яна склонилась, чтобы понюхать содержимое кастрюли, но тут же отпрянула: вонь была такая, словно мясо целый день стояло на солнцепеке и успело протухнуть.

– Что за фигня?

Яна лихорадочно перебирала продукты: горчицу, сыр, колбасу, кетчуп, майонез. Вроде бы все остальное было в порядке.

– У тебя вода выкипает, – раздался за спиной знакомый голос, и девушка чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности, но быстро взяла себя в руки и обернулась к стоящей у порога кухни Гордане.

– Доброе утро.

Без намека на улыбку, не отвечая на приветствие, что было на нее совершенно не похоже, Гордана сморщила нос:

– Чем это так мерзко пахнет? Меня, кажется, сейчас стошнит.

– Молоко скисло. И подлива испортилась.

– Ты забыла убрать все с вечера в холодильник?

Гордана говорила напряженным, измученным голосом, и Яна обратила внимание на то, что выглядит она хуже обычного: глаза совсем провалились, кожа пожелтела. К тому же она впервые видела Гордану непричесанной, с всклокоченными волосами.

– Нет, – поспешно проговорила Яна. – Все было в холодильнике. Я проверила, он не сломан и включен, но…

– Ладно, ладно, – не дослушав, поворачиваясь к ней спиной, торопливо сказала Гордана. – Как уберешь тут все, принеси мне кофе на террасу, будь добра. Хочу посидеть, подышать воздухом.

Яна распахнула окно, чтобы проветрить кухню.

«Наверное, плохо спала, боли мучали, – думала она, выливая прокисшее молоко, отмывая кастрюлю. – Не зря же так стонала».

Закончив прибираться, с подносом в руках Яна вышла на террасу. Здесь стояла удобная садовая мебель – плетеный столик с креслицами, скамейки. Гордана сидела на одной из них, прикрыв глаза.

Десятое декабря – время, когда Казань уже по уши завалена снегом. Здесь же стояла плюсовая температура, но погожим день не назовешь: ветрено, небо затянуто серыми лохматыми тучами, и с минуты на минуту может начаться дождь.

Гордана сидела в кресле. Одета она была так, словно собиралась поработать в саду: теплые брюки и свитер. Прежде она очень любила заниматься садом, но сейчас делать там что-либо ей было тяжело, поэтому Гордана просто бродила, подбирала валяющиеся на земле яблоки, убирала сухие ветви.

Поверх одежды Гордана накинула клетчатый плед. Худенькая, нахохлившаяся, как воробей в морозный день, она сидела и с безучастным видом смотрела перед собой.

– Я принесла вам кофе, – бодрым голосом проговорила Яна, и женщина обернулась.

– Спасибо, дорогая, – слабо улыбнувшись, ответила она. – Прости, я была груба там, на кухне.

– Что вы, – запротестовала Яна, – вовсе нет!

– Неважно спала прошлой ночью, – сказала Гордана. – Тяжелые сны. Да и болячки подняли голову. Не сердись на меня.

– Может, позвать доктора Милоша? – предложила Яна.

– Ни к чему его звать. Мы обе знаем, что со мной, и он ничем не поможет.

Поговорив с Горданой, Яна с тяжелым сердцем вернулась на кухню. Запах тухлятины уже давно выветрился, но ей все равно казалось, что он витает в воздухе. Яна хотела поесть каши, которую пришлось сварить на воде, но так и не смогла проглотить ни ложки, выбросила еду в ведро.

Гордана тоже отказалась от завтрака, что было впервые с тех пор, как Яна приехала. С террасы уходить она тоже не захотела – так и просидела там почти до самого полудня. Только когда дождь, который поначалу накрапывал, превратился в настоящий ливень, женщина вернулась в дом.

– Хотите, я вам чаю заварю с мятой или ромашкой? – Черный Гордана, как и многие сербы, почти не пила, предпочитала травяные. – Вам нужно согреться. Холодина на улице.

– Спасибо, Яночка. Ничего не нужно, – сказала Гордана, поднимаясь по лестнице. Яна с грустью отметила, как тяжело она опирается на перила. – Полежу, подремлю до обеда. Не беспокойся обо мне.

Плохо начавшись, закончился этот день тоже так себе: под вечер позвонила Галка, объявила, что поссорилась с мужем, и целый час рассказывала, какая он скотина, как она с ним мучается.

Это было обычное явление, Яна отлично знала, что Валера с Галкой скоро помирятся. Она говорила положенные в таких случаях слова, успокаивала рыдающую подругу, задавала вопросы и выслушивала жалобы, чувствуя при этом, что подлинного сочувствия не испытывает. Галке уж всяко лучше, чем Гордане, но та держится молодцом, а эта разнюнилась.

Кое-как сдержавшись, чтобы не наговорить резкостей и не обидеть и без того расстроенную Галку, Яна закончила разговор и отправилась в душ.

На этот раз рольставни перед сном она опустила. Постояла перед ними пару минут, хотела было не идти на поводу у собственной мнительности, но потом решила, что доказывать никому ничего не собирается. Раз ей спокойнее, когда рольставни опущены, значит, она их опустит, вот и все.

Тот, кто стоит снаружи

Подняться наверх