Читать книгу Обреченные на страх - Альбина Нури - Страница 8

Меня хватило на десять дней. Прежде, с августа, жизнь казалась горькой, несправедливой, тоскливой – можно продолжить синонимический ряд. Теперь же она превратилась в ад кромешный.

Я давала маме лекарства, которые прописал доктор, но он и сам говорил, что сильные препараты можно использовать лишь в условиях стационара. А те, что он рекомендовал сейчас, нужны были больше для моего успокоения, чтобы я могла считать, будто делаю все необходимое. Реальной же пользы матери лекарства не приносили. Она послушно пила отвары, думая, что это чай, глотала пилюли, которые я растворяла в супе, но результат оставался нулевым.

Распад ее личности был настолько стремительным, что мне временами думалось, будто она притворяется. Такого просто не могло быть. От нее прежней оставалось все меньше и меньше.

Мама путала имена, лица и события. Экранные и книжные персонажи оказывались ее близкими знакомыми, меня же она признавать за свою дочь не желала. Иногда вспоминала о том, что у нее были муж, дочь, внучка, а теперь вот их нет рядом, но события перепутались в ее голове и мама не столько скорбела о близких, сколько злилась, что они ее бросили. Убеждать ее в чем-то было бессмысленно, оставалось лишь слушать проклятья в адрес родных. Я и не думала, что мама знает такие слова.

Характер у нее сделался склочный и подозрительный. Мама часто кричала и плакала, была уверена, что все желают ей зла, хотят ее ограбить или убить. Однажды, придя с работы, я обнаружила ее в стенном шкафу. Вся вещи оттуда были выброшены, а сама она сидела, скорчившись, на полу, и я кое-как сумела уговорить ее выйти оттуда.

– Только тут они меня не найдут, – плакала она. – Ходят, ищут…

Правда, уже на следующий день она просила меня вовсе заколотить шкаф досками, потому что оттуда постоянно выходят какие-то люди и кричат на нее, отбирают еду.

Я слышала, что больные с поврежденным рассудком много едят, но не думала, что настолько. Прежде в высшей степени аккуратная, мама теперь ела неопрятно и жадно. Куски пищи валились изо рта, не успев дожевать один кусок, она хватала второй. Она ела – и забывала об этом. Уже через полчаса после обеда она заявляла, что голодна, что я специально морю ее голодом, прячу от нее продукты.

Вот что я действительно прятала, так это ключи, ножи и вилки. Запирать собственную мать в квартире, как зверя, чтобы она не могла выбраться, казалось мне диким, и в самом начале я попробовала не делать этого. Кончилось тем, что она вышла и принялась обходить соседей – квартиру за квартирой. Искала мужа и детей: в тот день ей казалось, что у нее дочки-первоклассницы. С тех пор мама сидела под замком, но я каждый раз тряслась от страха, что она попробует выбраться наружу через балконную дверь.

Хуже всего было то, что я очень быстро стала бояться не за нее, а ее саму. Я мучилась бессонницей, днем ходила как в тумане, а ночью не могла сомкнуть глаз. Страх не давал мне заснуть: кто знает, что в следующую минуту придет в больную мамину голову?

Проводя с матерью каждую свободную минуту, при этом я готова была пойти на что угодно, лишь бы не видеть, во что она превращается на моих глазах. Где-то там, внутри незнакомки со сморщенным, кислым лицом, плаксивым голосом и одутловатыми щеками, наверное, еще жила моя настоящая мамуля, но она ушла слишком далеко и уже не могла ко мне вернуться.

Порой мне казалось, что мама вовсе не больна, а одержима, что внутри нее поселилось злобное чуждое существо – бес или демон. Ася как раз прочла книжку одной современной писательницы на эту тему, и я взяла у нее почитать. Теперь ночами я почти не спала, боясь прокараулить маму, и потому особенно много читала.

В той книге речь шла как раз об одержимости, в итоговой сцене герой схватил одержимую бесом за руки и принялся звать по имени, надеясь вызвать из того темного места, где она оказалась. Сначала на него глядел лишь бес, но потом затерявшаяся во мраке девушка услышала зов, стала бороться за свою душу. В романе все закончилось хорошо, и я – как бы смешно это ни звучало! – решила повторить его опыт. Когда человек доведен до ручки, он еще и не на такое способен.

Призывы мои, как и следовало ожидать, упали в пустоту. Демона, может, и можно перекричать, заставить отпустить жертву, но если человек бесцельно блуждает в руинах собственного мозга, ничего уже не поделаешь.

– Квартиру мою хочешь отнять? – прошипела в ответ мама, и капельки слюны попали мне на щеку. – Выдра! Чертовка! Детей забрала, а теперь меня хочешь прогнать? – И дальше в том же духе.

Через десять дней стало ясно: или я кладу маму в клинику, или скоро тоже начну ходить по соседям, прятаться в шкафах и слать Алле Пугачевой письма с просьбой забрать меня из дому, потому что меня хотят отравить.

Доктор не удивился моему звонку. Выслушал сбивчивый рассказ о том, как развиваются события, и предложил приехать, осмотреть условия содержания. Так и сказал, как про собачий питомник или зоопарк.

Насмотревшись зарубежных фильмов, где психиатрические клиники напоминают санатории, я приготовилась и тут увидеть нечто подобное. Но самое лучшее, что мне предложили за мои деньги, – это двухместная палата и обтекаемая услуга под названием «индивидуальный уход».

– Может, и есть у нас где-то частные лечебницы для душевнобольных, но разве я смогу содержать маму там? Здесь-то сумму заломили, – жаловалась я Лене спустя некоторое время.

Лучшая подруга приехала с ночевкой, для поддержки, и в тот момент мы сидели на кухне. Уже выпили припасенное мною красное вино и взялись за Ленкин мартини. Я успела и порыдать, и поругать себя, а впереди были еще несколько сменяющих друг друга стадий самобичевания и горя.

Стоит ли удивляться, что на душе было погано. Чего ждать, когда запираешь в дурдоме собственную мать?

– Ты не могла больше ничего сделать. У тебя что, был другой выход? – твердила Лена. Она пыталась убедить меня в том, что я осталась порядочным человеком.

– Можно было сиделку нанять… – вяло возразила я, приготовившись услышать возражения, которые и сама прекрасно знала, потому что мы с Леной проговаривали их раз десять.

– А тебя самой надолго хватило бы? Сиделка что – пришла и ушла. Вечерами, в выходные, все время – ты попробовала уже! Да и профессор сказал, Елена Ивановна может стать агрессивной. Прирезала бы тебя. А там и уход, и лечение…

Все это я знала. Но при мысли о том, что мама осталась в приземистом здании с зарешеченными окнами, которое как будто врастало в землю под тяжестью человеческой скорби и боли, у меня все внутри переворачивалось.

Вправду ли не было иного выхода или же его не было для меня, для человека, который хочет любой ценой сохранить спокойную и благополучную жизнь? Может, я просто не желала видеть иных вариантов?

Начало февраля выдалось холодным. От мороза, казалось, звенели стекла в окнах, дети не ходили в детские сады и школы, а взрослые появлялись на работе с обмороженными щеками. Я отвезла маме полосатые шерстяные носки и толстую кофту, ее любимое пуховое одеяло и шаль. Медсестра с сахарной улыбкой взяла все это из моих рук, а в маминых глазах не вспыхнуло и крошечной искорки.

Ей кололи какие-то препараты, и теперь она стала гораздо спокойнее. Появился румянец, из взгляда пропали затравленность и подозрительность, вместо этого появились заторможенная вялость и сонливость.

– Тебе нужно продать дом в Ягодном, – сказала Лена. – У меня знакомая риелтор есть, найдет покупателя и с ценой не обманет. Место там отличное, земля дорогая.

– Не могу! – отбивалась я. – Мать упекла, теперь еще дом продам…

– Прекрати себя жалеть! – рассердилась Лена. – Надо здраво смотреть на вещи!

Этот разговор был уже в другой раз. Лена забежала ко мне на работу, и мы пошли обедать в ее любимый «Макдоналдс», он неподалеку от нашего офиса. У подруги настоящая страсть к тамошней еде. Сейчас модно поругивать американский фастфуд, но я тоже могу время от времени съесть чизбургер. Да и кофе там отличный, на мой вкус.

– Ипотеку закроешь, автокредит погасишь. Квартиру можно побольше взять, и еще останется! Спокойно, без напряга будешь за мать платить, а не как сейчас.

Лена знала, что почти вся моя зарплата шла на выплаты. Я постоянно брала подработки, ночами писала статьи на заказ, чего уже давно не делала.

– Похудела вон как, одни глаза! – В этой фразе, впрочем, слышалось что-то похожее на зависть. Борьба с весом была важной частью Ленкиной жизни.

– Ладно, подумаю, – пообещала я, чтобы прекратить этот разговор и отвязаться от подруги.

За соседним столом сидела белобрысая девчушка лет четырех в нарядном платье. Она лопотала что-то, а женщина, что сидела напротив, слушала и улыбалась. Стол перед ними был уставлен коробочками, стаканчиками, свертками, и обе были полностью поглощены друг другом, вкусной едой, хорошим, счастливым днем. Подошла девушка в красной форменной одежде, вручила девчушке шарик и спросила, как ее зовут.

Ответа ребенка я не услышала. В голову привычно полезли мысли о том, что Дашуле никогда не подарят шарик, она не выпьет молочный коктейль, не угостится мороженым. Не отведает своих любимых персиков. Для нее не наступит весна, она не вырастет и не пойдет в школу, а мы не будем повязывать ей нарядные бантики и собирать портфель.

На глаза навернулись слезы. Лена проследила за моим взглядом.

– Слушай, Яшка… – Она отодвинула от себя поднос с обедом и наклонилась ко мне через стол, словно боялась, что нас могут подслушать.

Я в который раз поразилась, какие у Лены красивые глаза – большие, глубокие, зеленые. Мужики тонут в них, как в теплом озере в ясный летний день, их затягивает и кружит, но… всегда выбрасывает на берег. Лена очень хочет нормальных, длительных отношений – хочет почти так же сильно, как похудеть. Но ей не везет в личной жизни, как и мне.

– Ты не думала, что это все неспроста? – почти прошептала подруга.

– Что именно?

Заговорщицкий Ленкин вид меня немного позабавил, я даже отвлеклась от мыслей о маме и Дашуле.

– Да все! Вы так хорошо жили. Семья образцовая, как с картинки! С деньгами порядок – вон, дома какие и у родителей, и у Ильи с Жанной. Мать с отцом всю жизнь душа в душу, сестра с мужем – тоже. Дочка у них чудо, и у тебя все отлично. В личном, может, не очень, но зато карьера! В общем, что я тебе говорю, сама знаешь!

– Знаю, и что?

– А то, что кто-то мог и позавидовать!

– Так и завидовали, наверное, не без того. – Я пожала плечами и отхлебнула кофе. Даже немного остывший, он все равно оставался вкусным. Обычно я брала с собой еще один стакан, на вынос, но сегодня слишком холодно. Пока дойду до работы, кофе превратится в лед.

– Сглазить могли, порчу навести! А может, кто-то вас проклял! – выпалила Лена, удивляясь моей непонятливости. Проходящая мимо молодая парочка оглянулась. Лена смутилась и опять понизила голос.

Я, конечно, сразу поняла, к чему клонит подруга. Она, в отличие от меня, всегда была мистически настроена: свято верила в НЛО, снежного человека, пришельцев и ведьм. Нет такой запредельной чуши, с которой Лена не согласилась бы. Мне всегда казалось странным: неужели можно родиться в двадцатом веке, быть биологом по образованию, преподавать, сделать операцию по коррекции формы носа, принимать импортные витаминные добавки и одновременно полагать, что злобная бабка-шептунья способна водрузить тебе на лоб венец безбрачия и обречь на вечное одиночество?

После того как я увидела в своей комнате мертвую сестру, мой скептицизм дал серьезную трещину, а визит к Фариде сделал раскол еще шире, но убеждения Лены все равно казались глупыми, кукольными. Ей ни с чем таким не приходилось сталкиваться, просто так было интереснее жить.

– Не люблю я эти разговоры. – Меня всегда коробило от фанатичного блеска, который появлялся в глазах подруги, когда она принималась вещать о потустороннем.

– Нет, послушай! Это, по-твоему, совпадения? – Лена защищала свои убеждения с той же надрывной страстью, с какой алкоголик клянется бросить пить. – Не слишком ли много совпадений?

– Бывает и похлеще, – усмехнулась я. – Ты же встретила Юрасова в метро, помнишь? Много у вас было шансов встретиться? Если бы я в книжке такое прочла, выкинула бы ее в мусорку, потому что решила, что автор держит читателя за идиота.

Случай с Юрасовым был анекдотичный. Они с Леной какое-то время встречались, но дело шло на спад, и оба, как выяснилось, погуливали на стороне. Юрасов соврал Лене, что едет к матери, в другой регион, а она ему наплела, что уезжает в командировку. Можно представить себе их лица, когда они столкнулись в московской подземке: он с какой-то женщиной, Лена – с другим мужчиной.

Подруга на миг растерялась, но тут же взяла себя в руки.

– Ты мне зубы не заговаривай! Знаю я вас, журналюг. Я все равно считаю: хорошо, что ты там не живешь. Может, поэтому тебя и не коснулось!