Читать книгу Инсайдер 2 - Алекс Д - Страница 4

Пять лет спустя.

Реджина

Я не могу дышать. Отчаянно дергаюсь, пытаясь помочь себе, но ничего не выходит. Мои кисти прикованы наручниками к кровати, мою шею крепко держат руки мужчины, который управляет сейчас моей жизнью, и я не смогу дышать без его разрешения. Я не сопротивляюсь, это бессмысленно, и позволяю ему использовать меня так, как он хочет. Глоток воздуха, как поощрение для любимого питомца, и снова пропасть, раскручивающаяся перед моими глазами своими бесчисленными гранями и оттенками черного. Мне страшно, больно, я на краю бездны, я почти мертва, но он разжимает пальцы, отпуская невидимые точки на горле, и я снова дышу. Мучительно, убийственно, неправильно… Я не должна чувствовать свою агонию в контексте с безумным возбуждением.

Я чувствую себя грязной, сумасшедшей. Может быть, я такая же, как он.

Мне не должно нравиться отдавать свою жизнь в его руки.

Но я делаю это. Снова и снова. Ночь за ночью.

– Пожалуйста, не надо, – срывается с губ отчаянное рыдание. – Я не хочу. Оставь меня. Хватит!

– Все хорошо, Реджина. Я с тобой. Ну же, малышка. Открой глаза. Это я, Нейт. Это просто кошмарный сон.

И это тот самый неловкий момент, когда, просыпаясь с криком на губах и глядя в испуганные глаза мужа, задаешься мысленным вопросом: а как много я успела наговорить во сне?

– Что тебе снится, Реджи? – спрашивает Нейтон, обнимая меня и привлекая к своей твердой груди. Он такой горячий, а я трясусь от озноба, все еще ощущая острую нехватку кислорода, и отвратительное мне самой нездоровое желание.

– Я не знаю, – качаю я головой, прижимаясь к нему крепче.

– Ты рассказывала о своих кошмарах психологу? – спрашивает он, поглаживая меня по спине, большими сильными ладонями, и добавляет, когда я отрицательно качаю головой: – Тебе необходимо сказать.

– Но не я наблюдаюсь у мистера Томпсона, – я пожимаю плечами, постепенно расслабляясь в руках Нейтона. – То есть, мы всегда с Эсми вместе на встречах с доктором, и я бы не хотела пугать ее рассказами о кошмарах. Она только начала выходить из своей скорлупы и общаться с другими детьми. Док говорит, что Эсмеральда совершенно нормальный для своего возраста ребенок. Просто с более развитым воображением, чем у ее сверстников.

– Я в этом и не сомневался. Просто некоторым детям надо немного больше внимания и любви. Я был тоже немного замкнутым до определенного возраста. Отец рассказывал, что я часто разговаривал с вымышленным другом, которого никто, кроме меня не видел, а потом родился Эрик и все встало на свои места.

– Ты намекаешь? – я с зарождающейся улыбкой смотрю в теплые янтарные глаза Нейтона. Он спускает с плеча бретельку атласной комбинации и накрывает ладонью мою грудь.

– Я не просто намекаю. Я думаю, нам необходим еще один ребенок. Эсми нужен брат, а мне…

– Наследник? – смеюсь я, приподнимая бедра и позволяя мужу стянуть с меня трусики. – А если родится девочка?

– Я буду ее обожать и лелеять, – широко улыбаясь, обещает Нейтон, раздвигая мои ноги и оборачивая их вокруг своих бедер.

– Нейт, тебе вставать через пару часов, – запоздало вспоминаю я, и закусываю щеку изнутри, чувственно стону, ощущая, как он осторожно наполняет меня собой и начинает медленно ритмично двигаться.

– Ты такая сладкая, Реджи, – хрипло шепчет Нейтон и целует меня в губы. Я впиваюсь пальцами в его плечи, подстраиваясь под ритм, и уже точно зная, сколько мне понадобится времени, чтобы получить разрядку, и что он скажет после. Никогда не думала, что мне будет нравиться предсказуемый, уютный секс. А сейчас, после очередного кошмара, он мне жизненно необходим.

– Мне так хорошо с тобой, Реджи, – произносит Нейтон, когда все заканчивается. Мы лежим, переплетясь руками и ногами, задыхающиеся и уставшие. Я смотрю в его нежные, выразительные глаза, очерчивая пальцами волевую линию подбородка, и понимаю, что никогда в жизни не встречала мужчину лучше, чем Нейтон Бэлл.

– Ты слишком идеальный Нейтон. Иногда мне так страшно… – бормочу, заставляя его рассмеяться над моими словами.

– Чего ты боишься, глупышка?

– Что ты разочаруешься во мне, разлюбишь, найдешь кого-то такого же правильного…

– В тебе есть все, что мне нужно, Реджина, – уверенно отвечает Нейтон.

– Но твой отец так не считает.

– Мой отец своеобразный человек старой закалки. Он считает, что я пренебрег своими обязанностями по укреплению влияния нашей семьи. Ему необходим был мой брак с Сарой Грин. Но я уже рассказывал тебе, что мы не просто так расстались. Это было обоюдное решение.

– Гарольд любит твою мать. Хотя это и был династический брак, слияние двух влиятельных семей, – замечаю я, чувствуя, как застаревшая обида снова тревожит сердце. Нейт может и не замечает, но меня очень задевает пренебрежительное отношение ко мне Гарольда Бэлла. От одного его взгляда мне хочется спрятаться в самый темный угол, и никогда оттуда не вылезать. Этот мужчина меня ненавидит и считает недостойной Нейтона.

– У родителей бывали и сложные времена, – вдохнув, произносит Нейт, запуская пальцы в мои волосы и массируя затылок мягкими поглаживаниями. От удовольствия я почти мурлычу. – Но они справились. Счастье никогда не дается легко, Реджина. За него нужно бороться.

– Обещай, что всегда будешь бороться за наше счастье? – тихо прошу я, чувствуя болезненный спазм в области груди.

– Обещаю.

Я закрываю глаза и слушаю ровное, родное биение его сердца. Мне так хорошо с ним. То, что чувствую, совсем не похоже на то, что было с другими мужчинами. Я могу верить ему. Я могу говорить с ним. Мне не нужно оправдываться, не нужно бояться. Мне нравится позволять ему любить меня. Мне нравится делать его счастливым. Мне нравится делать счастливыми всех нас.

Мне нравится думать, что так будет всегда.

****

– Помаши папе ручкой, Эсми, – ставлю дочь на подоконник, придерживая рукой за талию. Мы вместе машем Нейтону, который подходит к черному «Майбаху» на стоянке перед домом. Я не могу не любоваться своим безукоризненно-элегантным мужем. Он выглядит, как суперзвезда, при этом чертовски умен, начитан и… О, черт, Нейтон Бэлл идеальный. Слишком хорош для меня.

Прижимаюсь щекой к пушистой кофточке Эсми, чувствуя поднимающееся внутри волнение. Нейтон запрокидывает голову, прежде, чем сесть в машину и поднимает руку. Я тепло улыбаюсь ему, ощущая, как невольно краснеют щеки. Два часа до рассвета мы провели очень нескромно и горячо. И, надо признать, Нейт не выглядит не выспавшимся. Напротив, бодрым, полным сил и довольным собой.

– Твой папочка самый лучший, – шепчу я в избытке нежных чувств, когда машина скрывается из виду. Отпускаю Эсмеральду на пол.

– Ты опять все перепутала, мам, – смеется девочка, качая хорошенькой головкой. Темные кудряшки задорно подпрыгивают вверх и опадают на пухлые детские плечики.

– И что же я перепутала, Эсми? – с улыбкой спрашиваю я, поправляя юбку на дочке.

– Это секрет, мамочка, – она делает забавную гримаску и бежит к Анне, которая только что зашла в гостиную.

– Стой, Эсми. Объясни, что ты опять придумала? – с тревогой спрашиваю я, заставляя себя вежливо улыбнуться няне Эсмеральды.

– Мне срочно нужно покормить Бу, – сообщает девочка, скрываясь из поля зрения.

– Бу? – вскинув брови, спрашивает Анна Мартел, вопросительно глядя на меня. Мы наняли ее, когда дочери исполнился год. Я бы и сама справилась, но Нейт хотел, чтобы мы иногда проводили время вместе. Вне дома.

– Она снова начинает придумывать. Хотя доктор говорит, что это нормальное явление для четырехлетнего ребенка, я все равно волнуюсь.

– Джина, Эсмеральда – очаровательная, умная девочка, которая развивается для своих лет очень стремительно. Оставь ей мир фантазий хотя бы до школы. Это совершенно естественно.

– Ты правда так думаешь? – с надеждой смотрю на высокую и статную Анну со смуглой кожей, черными, как ночь глазами и шоколадного оттенка волосами. Анна Мартел имеет психологическое и педагогическое образование и няней работает уже лет семь. Опыт у нее более, чем достаточный для того, чтобы я могла с ней советоваться.

– Я уверена, – мягко заверяет она.

Итан

– Не понимаю, чем я могу тебе помочь, Хемптон, – Мак закидывает длинные ноги на стол, закуривая сигарету. Она не ожидала моего визита, и не удосужилась одеться, когда я пришел. Стараюсь игнорировать полуголую сексуальную девушку в нижнем белье, прозрачном в самых интимных местах, отвлекаясь на небольшой кавардак в гостиной. Разбросанные по полу вещи, пустые бокалы на столе, переполненная пепельница говорят о том, что девушка явно провела бурную ночь и не одна. Ее право. Мы все тут не обременены нравственностью.

– Брось, Кайла, ты все прекрасно понимаешь, – я кладу на ее колени утренний выпуск газеты, где на первой странице красуется фотография Нейтона Белла, выдвинувшего свою кандидатуру на пост мэра Кливленда. Типичный американский молодой красавчик в обнимку со своей супругой. Какое-то время огненно-рыжая Мак и я смотрим на лицо его жены – Реджины Бэлл. Сдержанная улыбка, идеальная прическа и стильное строгое платье с высоким глухим воротом и длинными рукавами. На публике она никогда не сможет позволить себе декольте. Кайла глубоко затягивается, поднимая на меня глаза, и медленно выдыхает дым неровными серыми кольцами.

– Я вижу, что это Кальмия. Что дальше? – спрашивает Мак, стряхивая пепел прямо на стол. Ее взгляд с пристальным любопытством наблюдает за мной. Я часто задаюсь вопросом. А сколько ей лет? Идеальная красавица без единого изъяна. Выглядит умопомрачительно даже с всклоченными после бурной ночи волосами. Кажется совсем юной, если бы не этот взгляд.

– Он – ее задание, не так ли? – задаю я другой вопрос, волнующий меня гораздо больше с той минуты, как утром я глянул на заголовки газет.

– Серьезно? Пять лет? И родила она ему ради задания? – кривая усмешка скривила губы девушки. Она передернула хрупкими плечами, откидывая за спину длинную копну рыжих волос, раздраженно глядя на мое вытянувшееся лицо. – Господи, Итан, не смотри так, словно я тебе тайну века открыла.

– Я действительно ничего не знал, – сделав небольшую паузу и проглотив образовавшийся в груди комок, произношу немного хрипло. – Я год назад только из Майами вернулся.

– И мы все в недоумении какого черта ты вернулся. Почему тебе не жилось нормально? Ты не один. Тебе есть для кого жить.

– У каждого есть своя жизнь за стенами Розариума, – возразил я раздраженно.

– Нет, – резко бросила Мак, туша окурок в пепельнице, и убирая ноги со стола. – Розариум – моя жизнь. Рэнделл и его задания – моя жизнь. Но если бы я начала сомневаться и ушла, то никогда бы не вернулась.

– Он забрал у меня то, что мне было дороже его долбаных идей.

– Так какого черта ты вернулся, Итан? Задай себе вопрос. И ответь. Ты такой же, как мы все. Тебе нужен поводок. Ты не мыслишь жизни без ошейника Перриша. Все теряет смысл, даже если ты его ненавидишь, презираешь или боишься. Он дает тебе ощущение власти, игры с мнимо-твоими правилами. Это как наркотик, Итан. Мы все на нем сидим с тех пор, как получили первый в своей жизни конверт.

– Ты сумасшедшая, – я качаю головой, яростно стискивая зубы. Частично я согласен. Я ненавижу Перриша, но понимаю, что теряю почву под ногами, когда не… О, черт, почему я не могу избавиться от желания понять, наконец, что внутри у этого ублюдка, вскрыть его череп и рассмотреть его мозги с детальным интересом, поковыряться в извилинах, чтобы перенять все, что он делает с нами. Если я узнаю Секрет, то у него не будет Власти надо мной. Я хочу уничтожить его точно так же, как он сначала спас, а потом раздавил меня, показав, что я лишь его инструмент, предназначенный для работы, лишенный собственной воли и чувств. Мы клоуны на арене его цирка, необходимые для того чтобы развлекать того, кто стоит за ширмой и наблюдает за представлением. Когда опускается занавес, он никогда не бывает удовлетворен. НЕ смешно! Скучно! Предсказуемо!

И я хочу понять, как он это делает. Четыре года, что я провел в Майами меня ломало, меня сотрясал гнев, я просыпался в холодном поту, ощущая горло Перриша под своими руками. Я душил его снова и снова, а потом… Однажды я это сделаю, Рэнделл Перриш. Когда ты будешь на пике успеха, я заставлю тебя упасть, ты не умрешь своей смертью. Это я тебе гарантирую.

– Мы все сумасшедшие, Итан, – горько отвечает мне Мак, закуривая очередную сигарету. Она опускает голову вниз и волосы падают на ее лицо. – Это то, что позволяет другому сумасшедшему держать нас на привязи. Но раз именно так мы сохраняем разум, нам стоит держаться вместе. Это моя терапия, мать твою. Понимаешь?

– Сколько тебе лет? – спрашиваю я, чувствуя, что Мак на грани срыва. У каждого из нас своя трагедия. Своя боль. Мы не просто так тут оказались. Нас выплюнула жизнь, а Перриш подобрал, отмыл и сделал своими идеальными солдатами.

– Какое это имеет значение? Двадцать шесть, – улыбается мне сквозь сизую пелену дыма. – Мне кажется, что сорок. Я умирала слишком часто, чтобы мне было всего двадцать шесть.

– То же самое, Мак. Но я не умирал. Я терял тех, кого люблю.

– А у меня никогда не было тех, кого я люблю, Итан. Я выросла в приемной многодетной семье, где меня использовали как рабочую силу днем, и как шлюху ночью. Знаешь, как Рэнделл вышел на меня?

– Понятия не имею, – качаю я головой. Мне сложно слушать чужие трагедии. Мне хватает собственной боли и ярости, и слепого гнева, который круглосуточно живет во мне, не зная освобождения.

– Они били меня. Били часто. Так, что я дважды оказывалась на реанимационном столе с пробитой головой. Меня бы убили, понимаешь? Я никому не была нужна. Никто не писал заявления. Я боялась свою семейку, как огня, и молчала, говорила, что упала, что свалилась с лестницы, что напилась на вечеринке и меня побили неизвестные. Свидетелей, разумеется, никогда не было. Один из врачей… – она осеклась, закусив губу, словно продолжать ей было сложно. – Один из врачей, молодой хирург. Он понял, но я брала вину на себя, и сделать ничего было нельзя. Видимо, он был как-то связан с Перришем. Может быть, был должен ему. Рэнделл забрал меня из больницы. И, знаешь, если сравнивать то, кем я была в семье, где меня убивали и насиловали, и то, кого сотворил из меня Перриш, то в моих глазах он однозначно почти Бог.

– Я никогда не сомневался в том, что у каждого из нас есть причины быть благодарными Перришу, – отстраненно произношу я, не собираясь выслушивать очередную оду Великому Перришу.

– Подожди…

– Да?

– Знаешь, я влюбилась в того доктора. Рэн… ну ты его знаешь. На спасителя он не похож, и не умеет быть обаятельным, а вот хирург был настоящим героем в моих глазах. Я влюбилась, впервые почувствовав человеческое отношение. И знаешь, когда я поняла, что не имею права на личную жизнь, на брак и на счастье? Что у всего в этой жизни есть цена? И у спасения тоже… – судорожно втянув сигаретный дым, Мак приподняла подбородок, глядя мне в глаза. – Во время первого задания.

– Первое задание? – мрачно спросил я.

– Мартин Роббинс. Он доставался каждой девушке. Лиса не единственная, Итан. Может быть, тебе не станет легче, но еще никто не выполнил задание. И Мартин умеет держать свои секреты. Точнее, его секреты давно известны Рэнделлу. Роббинс один из его агентов. Мы не единственное подразделение Розариума, Итан. После первого задания мои иллюзии осыпались пеплом. Я пережила свою первую любовь, а потом моей единственной и вечной любовью стал Рэнделл Перриш.

– Ты это серьезно? – скептически спрашиваю я.

– Абсолютно. Он живет в каждой из нас. Он живет в тебе, иначе бы ты не вернулся. Любовь бывает такой разной. Мы одержимы нашим демоном, который давно поглотил наши души.

– Ты не марихуану куришь случаем? Я не ощущаю никакой одержимости Рэнделлом.

– Это главный симптом, – хрипло смеется Кайла. – Алкоголик никогда не признается в том, что он болен алкоголизмом, пока не умрет от цирроза печени. То же самое с игроманами и наркоманами. Они все уверены, что способны бросить, но всегда возвращаются, если лечение не принесло результат.

– Ты можешь мне сказать телефон Лисы или ее координаты? – перевожу я тему, чтобы узнать то, что мне действительно интересно. – Я знаю, что ты была у нее последняя. Уверен, ты знаешь больше, чем говоришь.

– Если ты прав, и Лиса настолько сдурела, что стала рожать детей объекту, то неужели ты думаешь я отвечу честно на твой вопрос? – Мак иронично улыбается, стряхивая пепел с сигареты.

– Хочешь сказать, что это не задание?

– Нет.

– Я не верю в такие совпадения. Рэн точно не упустит шанс использовать Лису.

– Здесь я согласна.

– Мне нужно ее предупредить.

– Слишком поздно.

– Что? – внутри меня все похолодело. Я подумал на самое плохое. Но Кайла развеяла мои сомнения.

– Ты должен был сделать это раньше, – пояснила девушка, закидывая ногу на ногу и лениво покачивая ступней. – Еще пять лет назад. Ты мог быть на месте Бэлла. Ты сбежал, испугавшись сложностей.

– Я не мог… Черт, Мак. Это невозможно. Я увидел ее понял, что он прикасался к ней. Я просто не смог. Мне было проще сбежать, чтобы никогда ее не видеть, чем каждый раз дотрагиваясь до нее, думать, что он делал то же самое. Я бы свихнулся от этих мыслей, понимаешь?

– Ты же знаешь, что Лиса попала в ловушку, что все было подстроено. Мартин умеет ввести в заблуждение. У него гораздо больше опыта, чем у нас всех вместе взятых.

– Черт, да причем тут Мартин?

Реджина

В какой момент я поняла, что чуда не свершится? Что счастливая и спокойная жизнь с хорошим мужем и дочкой не для меня?

Наверное, с самого начала. Когда сблизилась с Нейтоном, когда позволила ему войти в мою жизнь, когда согласилась на его предложение, когда мы венчались, глядя друг в другу в глаза.

Я же понимала, что он не тот человек, с которым можно спрятаться от всего мира. Совершенно не тот. Как бы ни любил меня Нейтон Бэлл, он никогда не сможет принять моего прошлого, которое настигнет меня. Рано или поздно…

И каждый день из счастливых пяти лет брака, я просыпалась с одним и тем же страхом.

Рэнделл Перриш вспомнит обо мне.

И это случилось. Не могло не случиться. Я предвидела, знала, чувствовала. Я превратилась в ходячий маниакальный комок нервов в тот момент, когда увидела в списке конкурентов на пост мэра имя еще одного кандидата, забыть которое пыталась, но так и не смогла.

Мартин Роббинс.

Он, все-таки, стал окружным прокурором, как и планировал. Хотя бы в этом он не солгал. Но поста прокурора ему оказалось мало. Теперь он метит в мэры. И отлично зная того, кто стоит за его спиной, я не сомневаюсь, что дни моей размеренной жизни подходят к концу.

И когда этот момент настал, я испытала скорее облечение, чем ужас. Мои страхи материализовались, и я должна взглянуть им лицо. Снова.

****

Мы никогда не должны были встретиться снова. Никогда. Эта мысль прочно засела в моей голове, и я повторяла ее как мантру снова и снова, пока гнала свой Майбах на бешеной скорости вдоль береговой линии озера Эри, все дальше от Кливленда. В окно моросил дождь, как обычно бывает в это время года, монотонно стуча в стекло. Мимо мелькнул огонек самого древнего из ныне действующих маяков Великих Озер. Дождь усиливался, и дворники на лобовом стекле не справлялись, ухудшая видимость до минимума. Наплевав на здравый смысл и инстинкт самосохранения, я прибавила скорость, сворачивая на второстепенную дорогу, ведущую прямиком к особняку в пустынном, холмистом пригороде Кливленда. Находящийся на возвышении дом из стекла и бетона, с окнами во всю стену и развлекательной площадкой на крыше, уже появился в зоне моей видимости, всколыхнув в душе ненужные воспоминания. Закусив губу, я непроизвольно сбросила скорость, разглядывая хрустальный замок, с крыши которого открывался фантастический вид на озеро. Когда-то он был моим домом, не совсем моим и очень недолго, но, все-таки, был.

Мы не должны были встретиться снова.

Я от всего отказалась ради того, чтобы он позволил мне.

Никогда не видеть его снова.

К черту обещания. Он никогда не держал ни одно из тех, что давал мне. Я ненавижу его больше, чем способен один человек ненавидеть другого. Больше, чем сама от себя ожидала. Но меньше, чем он заслужил.

И если мои пальцы, одна за другой, дергают из пачки сигареты, значит он победил. Снова.

Мне не все равно. И никогда не будет все равно.

Быть равнодушным, циничным, эгоистичным ублюдком – исключительно его прерогатива. Его любимая роль – маска, которая никогда не жмет и срослась с омерзительно-красивым лицом так плотно, что не оторвать. Хренов кукловод, который чувствует себя королем мира настолько, что верит в то, что именно им и является.

Мне казалось когда-то, что я знаю его.

Мне просто казалось.

Неужели я верила, что все закончится? Что Рэнделл Декстер Перриш оставит меня в покое, просто потому что ему надоело играть, и я выполнила возложенную на меня миссию?

Что, если он никогда не переставал играть? А четыре года моей семейной жизни были лишь эпизодом, небольшим подарком за отлично-проделанную работу?

Моя голова взрывалась от миллионов «если» и «может быть».

Мы никогда не должны были встретиться снова… и вот я поднимаюсь по парадной лестнице к дверям огромного стеклянного особняка, состоящего практически из одних окон. Мастер создавать иллюзии. Я знаю, что эти стены защищают надежнее бетонных глыб. Никто никогда не доберется до настоящего Рэнделла, никто никогда мельком не сможет взглянуть на то, как он живет и чем дышит, никто никогда даже на йоту не приблизится к тому, чтобы понять, что скрывается за холеной внешностью миллиардера, заработавшего свой первый миллион в восемнадцать лет. Ему достались феноменальные способности и нервная система шизофреника с манией величия.

Он вытащил меня с благотворительного вечера всего одним сообщением. Ему даже звонить не пришлось. Не удосужился.

«Ко мне, Кальмия.»

И я здесь, как чертов питомец, которого призвал хозяин.

– Что ты хочешь? – сразу перехожу в наступление, когда вижу его в полумраке гостиной. Горит нижний свет, но его достаточно, чтобы я узнала в высокой, мощной фигуре Рэнделла Перриша, и каждая клетка моего тела вспыхнула от ярости и негодования. И отчаянного желания заскулить и упасть к его ногам, чтобы умолять оставить мне мою жизнь. Он стоит у стены, и смотрит прямо на меня, стряхивая пепел с сигареты на мраморный пол, такой же холодный и идеальный, как хозяин дома. Не помню его курящим. То же самое он может сказать про меня. У него серые глаза, но отсюда кажутся черными, и я невольно сравниваю их с дулом пистолета, приставленного к виску. Рэнделл умеет убивать взглядом, и именно это сейчас происходит со мной. Весь воздух выходит из моих легких, я прижимаю ладонь к горлу, ощущая себя еще более жалкой и беспомощной. Иногда я думаю, почему он все еще жив, имея столько врагов? Почему никто до сих не добрался до него? Неужели нет силы, способной сокрушить этого отморозка?

И почему весь город закрывает глаза на его преступления?

Мне хочется влепить самой себе пощечину.

Очнись, идиотка. Ты знаешь, почему. Ты сама в этом участвовала. Совсем недолго. Можно сказать, что мне повезло.

– Ты немного возбуждена, Алисия, – совершенно спокойным голосом произносит он, и я вздрагиваю, когда эти хрипловатые чувственные вибрации проходятся по моему телу, вызывая мелкую дрожь. Взгляд и мозг – не единственное его оружие.

– Даже, если и так, то ты вряд ли знаешь, что это такое! – бросаю я, хотя понимаю, что избрала неверную тактику. Дразнить зверя на его территории чревато, но что мне может угрожать? Я не видела других машин на стоянке. А сам он меня не тронет.

– Пойдем со мной, Алисия, – он в два шага оказывается возле меня, и я не успеваю даже глазом моргнуть, как он берет мою руку, и от соприкосновения моей кожи с его мне хочется зашипеть, но я с неимоверным усилием сдерживаю себя. Если буду рычать и показывать зубы, то только продлю агонию.

Мне нужно знать, что он хочет.

И поэтому я позволяю ему вести меня к лестнице. А потом все выше и выше. Второй, третий этаж, и мы на крыше. Дождь закончился, но не уверена, что его остановил бы какой-то дождь. Я стою у Рэнделла за спиной, чувствуя себя маленькой букашкой на раскрытой ладони Перриша, который рассматривает меня с любопытным азартом, прежде чем начать отрывать крылышки и лапки. Вся шутка в том, что ассоциация возникает, когда я просто смотрю на его темноволосый затылок и мощную линию шеи в вырезе темного свитера. Страшно представить, что будет, когда он обернется… Мурашки покрывают кожу, но дело не только в ледяном ветре, который дует с озера.

– Здесь прохладно, – произносит он, не оборачиваясь. – Твое платье такое тонкое. Ты замерзла?

– Немного, – тихо отзываюсь я, не замечая потрясающего пейзажа внизу. Дом находится на холме, и вид отсюда открывается сногсшибательный. Я знаю… Знаю, потому что была здесь не раз. Я не успеваю даже моргнуть, когда он одним резким движением снимает с себя свитер и накидывает его мне на плечи. О черт! Идти следом за ним и игнорировать знакомый аромат его парфюма со свежими морскими нотками было гораздо проще. Сейчас же я была окутана им, и я задыхалась. В прямом и переносном смысле.

– Иди сюда, – снова зовет он, глядя вниз и протягивая мне свою руку. Я автоматически хватаюсь за нее, делая шаг вперед. Мы на самом краю. Не смотрим друг на друга. Я просто не хочу, а он – не знаю. Мое сердце так стучит, что я чувствую, как оно бьется о ребра.

Я ненавижу тебя, Рэнделл Перриш, за то, что не могу послать к черту прямо сейчас. За то, что перед нами ограждение высотой по пояс, иначе я бы столкнула тебя вниз и ушла, даже не обернувшись. Но ты знаешь, ты всегда готов. Тебя это даже забавляет – все мои кривляния и попытки не выглядеть жалкой и трясущейся от страха.

– Посмотри, Лиса. Что ты видишь? – мягким, приглушенным голосом, спрашивает Рэнделл. Он перемещается и теперь стоит за моей спиной. Горячие ладони с длинными пальцами на моих плечах. Черт, он же не сбросит меня вниз? Он может, я знаю… Боже, нет. Я всхлипываю, проглатывая слезную просьбу прекратить мои мучения и озвучить то, ради чего он меня вызвал.

– Озеро, берег Канады напротив, порт и серая мостовая внизу. Машины, и люди, – бормочу едва слышно. Мой голос напоминает писк пойманной в мышки, жалкий, надломленный.

– Ты видишь их отсюда? – тихий вопрос, заданный практически у моего уха, теплое дыхание шевелит волоски на затылке, и я с ужасом чувствую, что мои ноги начинают дрожать от ощущения неминуемой катастрофы.

– Кого? – из-за волнения не улавливаю сути вопроса. Перриш сжимает мои плечи через его свитер, причиняя несильную боль.

– Людей, конечно. Ты видишь их, Алисия?

– Нет, – отчаянно мотаю головой, и пальцы еще сильнее впиваются в мою кожу.

– Тогда зачем ты говоришь, что они там есть?

– Я просто знаю, Рэн. Мне больно. Пожалуйста… – взмолилась я, пытаясь обернуться, но он не позволяет, удерживая в исходном положении. Хватка ослабевает и теперь он просто мягко гладит ладонями мои дрожащие плечи.

– Я не видел тебя пять лет, но знал, что ты там есть… где-то…. Лиса, скажи мне… Ты была счастлива?

– Да, – я снова всхлипываю, ничего не могу с собой поделать. Слезы текут по щекам, капая с подбородка. И даже соленый ветер не успевает высушить их. – Очень, Рэн. Я очень счастлива.

– И ты помнишь, кто помог тебе обрести это счастье? – я чувствую, как его щека касается моей. Черт, он делает это, кладет голову на мое плечо, словно мы гребаные друзья или любовники, хотя мы никогда не были ни тем, ни другим. Он был королем, а я пешкой, лицом в толпе, которое он выделил, чтобы использовать в своих интересах. Не уверена, что он вообще видел во мне женщину. У этого мужчины не было эмоций и инстинктов. Он – машина, которая делает деньги и идет по головам к вершине социальной лестницы.

– Я помню, Рэн, – шепчу едва слышно. Он сделает это. Уничтожит меня. Ему даже говорить не нужно. Я знаю. Чувствую. Его щека ощущается неправильно. Она слишком теплая, слишком нежная для мужчины, который родился без сердца. Я не понимаю, зачем я делаю то, что делаю – сгибаю руку в локте и зарываюсь в его темные волосы, перебирая жесткие пряди. Он застывает, но только на мгновение, потом улыбается, чувствую его улыбку своей щекой и это совершенно жуткое абсурдное ощущение. Мне кажется, что я делала это раньше, но я точно знаю, что никогда, никогда не прикасалась к Рэнделлу Перришу, никогда не была так близко к нему, как сейчас. Но было время… Мне стыдно признаться, я мечтала о том, чтобы дотронуться до него, просто дотронуться. Но трахать меня никогда не входило в его планы. Это я должна была трахать того, на кого он покажет пальцем. Причины могли быть разные, но факт оставался фактом. И, приняв истину, я перестала мечтать о его прикосновениях и забыла, что вообще когда-то считала его привлекательным.

То, что он сделал со мной, во что превратил, до сих пор живет во мне, и я мечтаю однажды стать прежней, но только это невозможно. Оттуда, где я побывала, не возвращаются. И я просто делаю вид, что живу с круглосуточной анестезией.

– Что ты хочешь, Рэн? – задала я самый волнующий меня вопрос.

– Я тоже хочу быть счастливым, Лиса, – медленным, немного задумчивым тоном, отвечает он мне.

– И что может сделать тебя счастливым?

– Ты, – просто выдыхает он, и я затаиваю дыхание, пытаясь переварить услышанное. Понятно, что Перриш ведет свою игру, которую мне сложно понять с моим скудным умишком, но на долю секунды это короткое «ты» напомнило меня горечью. Я думаю, что он знал… Знал, что я когда-то чувствовала к нему, и ему нравится, нет, он испытывает садистское удовольствие, когда бьет в самое уязвимое место, выставляя полной дурой. – А теперь задай мне правильный вопрос, Алиса.

– Как я могу сделать тебя счастливым?

– Нет. Попробуй еще, – он отрицательно качает головой.

– Что может сделать тебя счастливым?

И снова чувствую его улыбку. Огни Кливленда, которые хорошо просматриваются отсюда, расплываются перед глазами.

– Этот город может сделать меня счастливым, Лиса.

– Но причем тут я?

– Мне нужен этот город, Лиса, – в голосе Рэнделла появились ледяные нотки, и до меня стало медленно доходить, что именно заставило Перриша вновь обо мне вспомнить. Стоило только его проклятому имени высветиться в моем мобильном, я напрочь забыла о своей настоящей жизни, мгновенно провалившись в грязное, отвратительное прошлое.

– Дело в моем муже… – выдыхаю я потрясенным шепотом.

– Он выдвинул свою кандидатуру на пост мэра. Его рейтинг высок. Он идеальный мэр для города, который я всегда считал своим. У меня есть человек, который может справиться с этим лучше.

– Я не могу заставить Нейтона отказаться от участия в выборах. Я не вмешиваюсь в его политическую карьеру.

– Тебе и не нужно. Сделай то, чему тебя учили когда-то, – равнодушно отвечает Рэнделл.

– Что?

– Найди мне компромат на него. Остальное я сделаю сам.

– Мой муж – хороший человек, на которого сложно что-то откопать.

– Не существует хороших людей, Алисия. Нам ли не знать? – иронично ухмыляется Рэн. – У каждого есть скелеты в шкафу. Трудность в том, чтобы заставить ими поделиться. Эта задача по зубам только жене, любимой женщине. Матери ребенка…

– Как ты смеешь! – яростно бросаю я, задыхаясь от охватившего меня гнева.

– Лиса, твой тон мне не нравится, – его руки с силой сжимают мою талию, оставляя синяки от пальцев. Черт побери, он специально это делает. Если Нейт заметит… Черт, мне придется избегать близости несколько дней.

– Я никогда не пойду на это, – безапелляционно заявляю я.

– Придется, – в притворном сожалении вздыхает Рэнделл.

– Ты опустишься до шантажа?

– Нет. Я могу прямо сейчас решить твою задачу. Выслать один из самых горячих видеофайлов в СМИ, и завтра же от идеального имени твоего мужа ничего не останется, а все потому, что его жена в прошлом была горячей штучкой с неуемными аппетитами. Но я не сделаю ничего из этого, Алисия.

– Нет? – недоверчиво произношу я, немного сдвигаясь в сторону, чтобы посмотреть на него, и он позволяет. Я тут же жалею о своем необдуманном поступке, потому что видеть Рэнделла Перриша близко – это слишком, слишком жутко, это потрясает до глубины души. В темных бездонных глазах я вижу свое отражение и что-то еще, пугающее, непостижимое. Совершенные черты его лица в нескольких сантиметрах от моего, в этот момент не кажутся обездушенными. На какой-то короткий миг я действительно верю, что он не хочет этого делать.

– Нет, – отрицательное покачивание головой. Я завороженно смотрю в стальные глаза, которые сейчас кажутся расплавленным серебряным озером, покрывшемся коркой льда. Сложно представить подобное, но я представила… глядя на него. – Я просто скажу ему правду, Алиса.

– Какую правду? – заикаясь спрашиваю я, чувствую, как внутри начинает нарастать паническая взрывная волна. – Он тебе не поверит. Нейт любит меня. Чтобы ты ни сказал…

– Он поверит. Мне и доказывать ничего не придется. К тому же, есть определенные процедуры. Которые выявят правду в два счета.

– О чем ты, черт подери, говоришь? – хмурюсь я.

Рэнделл убирает от меня руки и сует их в карманы черных джинсов. Таким будничным я никогда его не видела. Обычно, он выбирал стильные костюмы делового плана. Что-то изменилось в нем. Я для него всегда была работой, а на работу положено ходить в костюме, чтобы дать понять, кто из нас босс. Ветер треплет его волосы, бросая темные пряди на глаза. Красивый ублюдок. И безжалостный. Больной на всю голову. Прищурившись, он смотрит на меня, задумчиво улыбаясь. Эта его ненормальная дикая улыбка всегда пугала меня сильнее, чем то, на что был способен его извращенный ум. Я все еще смотрю в мерцающие темно-серые глаза, застигнутая врасплох, запуганная, попавшая под его силовое поле. А потом он поднимает руки к моему лицу, и я открываю рот, чтобы закричать, но с губ срывается беспомощный хрип. В его пальцах черная шелковая повязка, которую он быстро завязывает на моем затылке, погружая во тьму. Несколько лет назад, то же самое сделал другой мужчина. Я позволила ему… Память несет меня еще дальше, прорвав плотину, которую я строила долгие годы. Еще одно мужское лицо всплывает в моей памяти, имя которого я заставила себя забыть. Итан Хемптон. Зеленоглазый блондин с телом атлета и озорной улыбкой. Мое погружение в адскую игру Перриша началось именно с него. С Итана.

– Что теперь ты видишь, Алисия? – хриплый шепот возле самого уха, и горячее, обжигающее шею дыхание.

– Ничего, – жалко бормочу я, чувствуя, как быстро начинает вращаться вокруг меня темный лабиринт. Я дрожу от нахлынувших воспоминаний, способных разрушить тот образ, который я собирала по крупицам долгие годы. Мне казалось, что старый кошмар забылся, но Рэнделлу понадобились секунды, чтобы напомнить.

– Маленькая врушка, – мягкий смех заставляет встать дыбом волоски на моей шее. Я чувствую его пальцы в глубоком вырезе платья на спине. Он медленно ведет ими вдоль позвоночника, наслаждаясь моими моральными мучениями. – Скажи, что ты согласна, и я позволю тебе уйти обратно в свою счастливую жизнь, не зная той правды, которую я могу поведать твоему мужу.

– Я не могу предать Нейтона. Только не его. Как ты не понимаешь…

– Но ты уже предала его, Лиса, – мягко, но уверенно произносит Перриш.

– Нет. Никогда. Я никогда не предавала своего мужа, – отчаянно отрицаю я.

– Ты предала его, Лиса, – твердо повторяет Рэнделл, и его голос бьет по оголенным нервам больнее, чем кнут. Я отчаянно толкаю его, но он перехватывает мои запястья, убирая за спину. Его тело не прижато ко мне вплотную, но мы близко. Мы, мать его, слишком близко, чтобы я могла думать… И тогда он добивает меня всего одной фразой. Чудовищной и абсурдной. – Ты предала его, позволив верить в то, что он является отцом твоей дочери.

Что? Он сумасшедший? Я застываю, слушая как где-то совсем рядом стучит его сердце. Он живой. Этот ублюдок не из мрамора, как его е*учий пол в гостиной, но мне не легче от открытия, которое я только что сделала. Он молчит какое-то время, давая мне передышку на то, чтобы я могла осмыслить его слова. Но в них нет никакого смысла. Он бредит. Я точно знаю, что родила свою дочь от мужа.

– Ты же понимаешь, зачем я надел на тебя повязку? – когда он снова начинает говорить, я все еще в прострации, в шоке от безумия этого мужчины. Мотаю головой, потеряв способность изъясняться человеческим языком. – Не лги хотя бы самой себе. Ты знаешь, что я прав.

– Ты ненормальный, больной ублюдок, – хрипло вырывается у меня, я дергаюсь, но он крепко меня держит, слишком крепко, для парня, который не выносит прикосновений. Вздрагиваю, когда Перриш дергает ткань с моих глаз. Часто моргаю, пытаясь прийти в себя.

– Пять лет назад назад, Лиса. Оживи свою память, но я и так уверен, что ты помнишь.

– Эсми не ребенок Итана. Нет! – рычу я в отчаянии, и картинки прошлого, одна за другой, мелькают передо мной. Я не могу отвлечься, фокусирую мысль на чем-то еще, и Перриш знает, как заставить меня думать о том, что ему нужно. Больной извращенец.

– Конечно, нет, – в его голосе звучат нотки раздражения. – Подумай, какие еще могут быть варианты?

Сердце застывает в груди, и я чувствую, как медленно ускользает почва из-под ног. Я бы упала, если бы он меня не держал.

– Это ложь, Рэнделл. Ты чертов лгун. Ни слова правды за все то время, что я провела в Розариуме. Я не стану играть по твоим правилам, – отчаянно дергаясь в его руках, кричу я, словно раненое и загнанное в ловушку животное.

– Я хочу рассказать одну историю, Лиса. Ты готова послушать? – невозмутимо спрашивает он, пресекая все мои попытки вырваться из его рук.

– Иди к черту. Сними с меня повязку и дай уехать отсюда. Мне не интересен тот бред, который ты снова собираешься вывалить на меня, – яростно шиплю я, сильно ударяя лбом в его грудь. Но он непробиваемая скала, бесчувственная машина, сдвинуть которую у меня никогда не хватит сил.

– Ты уедешь, Лиса. Я не собираюсь надолго задерживать тебя, – заявляет Перриш бесстрастным тоном. – Но ты же хочешь узнать ответ на свой вопрос?

– У меня нет никаких вопросов. Я не верю ни одному твоему слову.

– Ты веришь. Более того, ты знаешь, что я прав. У тебя будет время проверить мои слова. До выборов остался месяц. Мы все успеем.

– Что? Ты совсем чокнулся? Я не собираюсь иметь с тобой ничего общего!

– Ты готова послушать историю, Лиса? – его голос с глубокими чувственными интонациями вонзился в мой разум, парализуя и подавляя волю к сопротивлению. Некоторые его феноменальные способности не изменились, не ослабели спустя годы. Он разрушает меня, даже когда просто говорит. Не смотрит. Не трогает, а произносит слова с размеренной обволакивающей интонацией, вводящий меня в легкий транс.

– Если ты перестанешь прикасаться ко мне… – хриплым, безжизненным тоном отвечаю я. И тогда он отпускает мои руки. Делая шаг назад, я не испытываю облегчения от освобождения. Он еще ничего не сказал, но я уже знаю, что моя счастливая и спокойная жизнь закончится здесь и сейчас.

– Я хочу рассказать, как увидел тебя первый раз, – сообщает он нейтральным тоном. Ставит перед фактом, заявляет. Даже когда Рэнделл спрашивает, его вопрос воспринимается как инструкция к действию.

– Ты уже рассказывал. Решил повторить пройденный материал?

– Замолчи, – резко обрывает он и добавляет гораздо мягче. – И послушай. В офисе «Перриш Трейд» я увидел тебя второй раз. Не буду лукавить – я тебя не узнал. Ты видела мой офис. Сложно запомнить в лицо каждого из огромного муравейника, которым я владею.

– Мы говорим о людях, а не о муравьях, – с раздражением замечаю я.

– Ты считаешь это оскорблением? Чем муравьи хуже людей? Возможно, их бы тоже обидело такое сравнение. Человек – худший из паразитов, которых знавала Земля. Но речь сейчас не о том, как защитить планету от главной смертельной угрозы. Речь о тебе.

– Я вся внимание, – хмуро киваю я, снова отворачиваясь от него, и смотрю вниз, на побережье озера, где в порту идет разгрузка грузового судна. Я чувствую легкое головокружение, которое постепенно усиливается. Минутой позже появляется чувство тошноты, и я с трудом отвожу взгляд в сторону, пытаясь глубоко дышать. Все мои мысли крутятся вокруг дочери и того, что имел в виду Перриш, заявив, что я обманула Нейтона. Я пытаюсь просчитать сроки, сопоставить факты. Это глупо, и я понимаю, что Рэн именно этого и добивался – посеять сомнение, запутать меня, напугать, свести с ума, а потом использовать, снова и снова. Господи, как же я ненавижу этого человека. Все, что я чувствовала к нему давно умерло, и сейчас я думаю, что только по-настоящему сумасшедшая женщина могла хотеть узнать его ближе, могла просто его хотеть, находить привлекательным, сексуальным, загадочным.

– В первый раз я увидел тебя в заведении Руана Перье, Лиса. Десять лет назад, – произносит он, заставляя меня вздрогнуть всем телом. Пальцы впиваются в балку ограждения. Я закрываю глаза, чувствуя пульсирующие давление под веками. Белые точки расплываются во мгле помутившегося сознания. – Ты вряд ли помнишь об этом моменте. Я, кажется, говорил тебе, что посещал его заведение. Но тебе и в голову не пришло спросить, не мог ли я тебя там увидеть. А разве не прощупывать всевозможные варианты я тебя учил?

– Я бы помнила… Мне кажется.

– Тебе много кажется, Лиса. Одно из моих качеств, и ты с ним знакома – когда того требуют обстоятельства, я могу оставаться незамеченным, не привлекать внимания. Этому легко научиться. Все шпионы и тайные агенты использовали вовсе не внешнюю маскировку. Это скорее внутреннее состояние, ты строишь стену между собой и миром людей, не видишь их, они не видят тебя. Все очень просто, на самом деле.

– Или ты стоишь спиной к окну и смотришь на всех в отражение стекла?

– А это уже иллюзии. Людям нужны тайны и загадки, им нужны такие, как я, чтобы ощущать себя наполненными, нужными, им необходим смысл для всего, что они делают. Они хотят, чтобы я вел поезд, где каждому из них досталось свое место и свой вагон. Понимаешь, о чем я?

– Никогда. И даже больше не пытаюсь, – резко бросаю я сквозь зубы.

– Ты лжешь. Но это неважно. Дразни меня, Лиса, – чувственная, вибрирующая интонация в его голосе обдает меня волной дрожи и жара, прилившего к лицу. – Это то, что мне всегда в тебе нравилось. Ты играешь на других инструментах – эмоциях. Тебе удалось то, чего не смогли другие. Но это тоже отдельная история, и мы обсудим ее в следующий раз. Руан один из моих должников. Он подонок, конечно, но, Лиса, такие как он есть, были и будут всегда. Я мог уничтожить его, но вместо Перье пришел бы другой. Куда проще контролировать тех ублюдков, которые оказались в моей власти, и извлекать свою пользу из сотрудничества.

– Невероятный цинизм. Ты еще находишь себе оправдания?

– Нет, я не нуждаюсь в оправданиях, как и в понимании, осуждении или любом мнении. Мне плевать, Лиса. Я все о себе знаю. Как и ты, если заглянешь глубже. Вот она, настоящая свобода, девочка. Прими в себе Дьявола и утешься, полюби его таким и приручи.

– Ты абсолютный псих.

– Возможно, но ты никогда не узнаешь наверняка, пока не побываешь в моей шкуре, – я не вижу, а ментально чувствую его улыбку.

– Мы говорили о Руане Перье, – холодно напоминаю я, стараясь не смотреть вниз и пытаюсь бороться с внезапно появившимся страхом высоты.

– Да, я иногда навещал определенных девушек, которых мне предлагал твой бывший работодатель. Ты знаешь, как это происходит. Нескольких шлюх приводят в комнату, где находится клиент, и он выбирает ту, что ему понравиться больше других.

Я почти подпрыгиваю, когда снова ощущаю прикосновение его пальцев к моей спине, и оно перекрывает потрясение от произнесенных им слов.

– Не бойся, – наклоняясь, шепчет он, согревая теплым дыханием основание моей шеи. – Тебя не было среди тех девушек. А если бы была, и мой выбор пал на тебя, ты бы этого не забыла. Это не самоуверенность. Просто факт. Девочки только начали демонстрировать свои достоинства, когда в открытые двери ввалилась еще одна. Совершенно неадекватная, не осознающая кто она, где и что вокруг происходит. Ты была в одних трусах, крошка. И судя по тому, как взбесился Руан, сбежала ты не от очередного клиента. Ему не сразу удалось тебя усмирить, ты дралась как тигрица, надо признать. Наблюдать было весьма занимательно… Я запомнил розы на твоем теле. Мне сразу показалось, что они похожи на раны, зияющее раны, которые отображают происходящее в душе. Многие женщины делают татуировку чтобы привлечь вынимание мужчин к определенным местам, но с тобой все было не так. То, что ты рассказала потом Итану, подтвердило мою теорию. Знаешь, что причинение физической боли с целью уменьшения духовной, как и нанесение себе различного рода шрамов, является психическим нарушением?

– Хочешь убедить меня в том, что я больная?

– Ты и так это знаешь. Я хочу сказать, что понимаю тебя, Лиса. Понимаю, что боль иногда зашкаливает и приходится перекрывать ее другой, чтобы отвлечься, выдохнуть, дать себе время на перезагрузку.

– Все сказал? – внутри словно что-то умирает, когда на меня обрушиваются воспоминания о нескольких месяцах в комнате, в которой держал меня Руан. Он колол мне героин, чтобы я не сопротивлялась, иногда заставлял нюхать кокаин. Я не видела различий между днем и ночью. Той девушкой была не я. Я даже вспоминаю о ней, как о каком-то другом человеке. Ему почти удалось раздавить меня. Раздавить полностью. Омерзительное животное. Вот кем является Руан Перье. Завистливый ублюдок, который хотел поиметь подружку своего партнера, как только увидел. Сразу после смерти Калеба, он заявился ко мне со своими головорезами. Я в один момент узнала о том, что лишилась покровителя и стала шлюхой. Моего парня еще не похоронили, а Руан Перье уже трахал меня. А когда ему надоело, немного подлечил и стал продавать.

– Ты такой же подонок, как и он. Даже хуже. Ты умнее и у тебя есть власть, чтобы остановить его, но ты этого не делаешь, – хрипло шепчу я, чувствуя, как сердце, надрываясь, бешено колотится о ребра.

– Лиса, людьми правят похоть и жажда денег. И то, и другое неискоренимо. Прости, забыл, еще еда, алкоголь и зрелища. Я не хочу озвучивать элементарные вещи. Спроси у своего мужа, почему правоохранительные органы города, который он собрался возглавить, не убирают таких как Руан. Не привлекают к уголовной ответственности, не сажают в тюрьму?

– Потому что за спинами этих ублюдков стоят такие, как ты, – ожесточенно отвечаю я.

– Все верно, малышка, – с ироничной насмешкой соглашается Рэнделл. – И вот твой ответ на вопрос. Я хочу владеть всем. И тогда смогу свободно действовать во благо города.

– Это смешно, Рэн. Я не хочу даже слушать этот бред, – качаю головой, обхватывая свои плечи руками. – Что было дальше? Когда ты увидел меня.

– Руан скрутил тебя и утащил в неизвестном направлении, а когда вернулся, я попросил, чтобы он отдал мне тебя… на перевоспитание. Как ты понимаешь, он отказал. Впервые, за все время сотрудничества. Руан дал понять, что сам не так давно заполучил себе новый трофей и еще не наигрался. Он пообещал мне, что через пару месяцев ты будешь уже готова к заказам. Я не стал настаивал, тем более, что передо мной стояли другие шикарные адекватные красавицы. Руан предложил мне взять твою подружку.

– Миа? Все-таки… – похолодев, бормочу я.

– Дай договорить, – холодно обрывает меня Перриш. – Я не захотел ее. Тогда я выбрал совершенно другую девушку, и так вышло, что у Руана не появлялся достаточно долго. А когда вернулся, тебя уже не было. Да я бы и не вспомнил, если бы Руан сам не завел разговор, что обещанный трофей продан в хорошие руки. В последствии, увидев тебя в «Перриш Трейд», я сразу понял, что ты девочка с двойным дном, а когда навел справки по своим каналам, то вспомнил и о том инциденте у Руана, и о все еще работающей там Миа.

– Ты сказал, что ее появление не связано со мной, – едва слышно шепчу я, чувствуя, как ледяные порывы ветра забираются под платье, покрывая мою кожу мурашками. Рэнделл завязывает рукава своего свитера у меня на груди, и пока он это делает я стою в кольце его рук, словно в объятиях, ощущая волнами накатывающую на меня панику и что-то еще, неправильное, запретное, пугающее до дрожи.

– Я солгал. Это был единственный раз, когда я солгал тебе, Лиса, – завязав рукава свитера, он не убирает руки, удерживая ладони на узле под моей грудью. – Но ты и сама не поверила мне. Таких совпадений не бывает, правда?

– Где она? – резко спрашиваю я, толкая его и разворачиваясь. Мой взгляд с ненавистью скользит по идеальным чертам, и… я не могу ничего сделать, меня тянет к нему. О, черт, хочется разрыдаться от бессилия. Он говорил, что у меня есть оружие. Я бы все отдала, чтобы найти его сейчас и защититься.

– У тебя было в запасе много лет, Лиса, чтобы выяснить это, – в его голосе прозвучало разочарование, разозлившее меня еще сильнее. Как он смеет осуждать меня? Как? – Она по-настоящему любила тебя, но ты всегда забывала о ней, как только твоя жизнь немного налаживалась. Разве не так?

– Не тебе читать мне морали, Перриш. Да, я из тех, кто переворачивает станицу, оставляя прошлое в прошлом.

– Это верно, если, конечно, получается. Но прошлое не тот зверь, которого можно приручить. Иногда он срывается с цепи и настигает, чтобы впиться зубами в глотку.

– Где она, Рэнделл? – требовательно спрашиваю я.

– Наш контракт закончился, и Миа вернулась туда, где я купил ее. Ты можешь навести справки, но жене будущего мэра не пристало болтаться по борделям, а вдруг кто узнает?

– Я и так каждый день живу со страхом, что кто-нибудь из окружения Нейтона окажется одним из клиентов Перье.

– Поверь, никто не осмелится сказать Бэллу в лицо, что трахал за деньги его жену, – он делает паузу, и неожиданно сжимает кольцо рук, привлекая меня к себе, я дергаюсь, но его хватка слишком сильна. – Никто, кроме меня, – склоняясь к моему уху, произносит он.

– Я убью тебя, если ты это сделаешь, – дыхание со свистом вырывается сквозь стиснутые зубы. Я извиваюсь в его руках, как змея, пытаясь освободится.

– Нет. Ты сделаешь, то что я попрошу. Ты поможешь, если хочешь сохранить свою семью. Подумай о малышке Эсми. Каким ты хочешь, чтобы было ее детство?

– Как ты смеешь шантажировать меня ребенком?

– Это не шантаж, Лиса. Это просьба. Я могу подсказать тебе где искать то, что мне нужно, чтобы убрать твоего мужа из политической гонки.

– Нет, – я наклоняю голову, пытаясь впиться зубами в его руки, но он разжимаем их раньше, чем я успеваю дотянуться. Падаю на пол, ударяясь коленкой о твердое покрытие.

– Извини, – он протягивает ладонь, чтобы помочь мне подняться, но одарив его яростным взглядом, я встаю сама. Подхожу в плотную, глядя ему в глаза.

– Никогда, слышишь. Никогда я не стану тебе помогать. Делай, что хочешь, – с презрением шиплю я.

– Поговорим, когда ты остынешь, – невозмутимо отвечает он со своей жуткой улыбкой. Берет мою руку и вкладывает в раскрытую ладонь черную повязку для глаз. – Тебе нужно время, чтобы принять верное решение. Не теряй его зря. Вспомни, кем является оппонент твоего мужа на пост мэра. Точнее, один из оппонентов. Ты всерьез думаешь, что то, что тогда произошло, не оставило последствий или свидетельств?

Одним движением срывая с себя свитер Рэнделла, я швыряю его в самонадеянное лицо Перриша, как и повязку, а потом бросаюсь на него, пытаясь ударить, впиться ногтями в самодовольное лицо.

– Никогда даже не смей намекать на то, что моя дочь может иметь какое-то отношение к Мартину Роббинсу. Если эта тварь хоть слово вякнет, то я тоже молчать не буду. Слышишь меня, Перриш? Я подпорчу репутацию твоему ставленнику. Вот увидишь. Я все поведаю о Розариуме и о том, чем ты там занимаешься. А еще я расскажу, что ты угрожал своей жене, что нанял людей, которые держали меня под дулом пистолета и избивали ногами. Ты, правда, думаешь, что я такая идиотка, чтобы молча и безропотно выполнять твои прихоти?

– Да, я так думаю, – схватив, мои запястья, Рэн с силой опускает их вниз, глядя мне в глаза тяжелым настойчивым взглядом. – А теперь успокойся и иди домой. Поцелуй свою дочь и притворись, что ничего не случилось. Я свяжусь с тобой, когда ты будешь готова.

Рэнделл

Я смотрю, как Лиса резко срывается с места и покидает территорию Розариума на своем красном «Maybach». Мой взгляд задумчиво провожает элитный автомобиль, несущийся на сумасшедшей скорости по трассе вдоль побережья озера Эри, порождая внутри чувства, имеющие некоторое сходство с беспокойством. Мне бы не хотелось, чтобы она попала в аварию, или сбила людей на перекрестке, не успев притормозить, или не справившись с управлением вылетела бы на встречку и в лоб столкнулась с другим автомобилем. В ней всегда жил дух противоречия и отчаянное стремление к самоуничтожению, но при всем этом стойкое желание жить и бороться всегда перекрывало разрушающие ее личность качества.

Годы не изменили ее. Время вообще не способно изменить кого-либо. Это миф, в который хочется верить тем, кто год за годом терпит насилие, наивно убеждая себя, что завтра тиран поумнеет, повзрослеет, встанет на путь истинный. Так не бывает. Или тем, в чьих семьях живут алкоголики, наркоманы, воры и убийцы. Люди слишком крепко держатся за свои грехи и дурные привычки. Даже если пытаются бороться с ними, то вместо одного зерна зла в их душах появляются новые, иногда их становится еще больше, чем было, и они начинают задумываться, а стоило ли стараться быть кем-то другим? Грех и порок заразительны и нет ничего зазорного в том, что люди стремятся к нему испокон веков. Желание нарушать правила и предаваться низменным инстинктам прописано в генах, это голоса предков и наша природа взывают к нам. Мы не рождаемся цивилизованными, нас такими воспитывает общество, навязывая свою социальную модель поведения. Но, по сути, с самого рождения мы лишены главного, что делает нас теми, кем мы являемся изначально – свободы. Но наше подсознание не согласно, оно сопротивляется, заставляя совершать поступки, которые кажутся отдельным категориям общества неприемлемыми, и находим в этом некоторое утешение, делаем прыжок в свою псевдосвободу. Человек не знает насыщения, если познал удовольствие от того, что совершает. Годы, опыт и давление социума смогут его научить притворяться, сдерживаться и играть роль «нормального», «одумавшегося», но на самом деле тьму внутри каждого искоренить ничем нельзя, как и пустоту, которая никогда не заполнится, если однажды образовалась в сердце.

Говорят, страдания делают людей лучше, заставляют взглянуть на мир иначе, «перерождаются» внутренне. Это тоже не совсем истинно. Все зависит от того, насколько глубоко затронули испытания его внутренние установки, насколько сильным был перелом.

Я видел слишком много живых примеров мужчин и женщин, которые не усвоили уроки, которыми награждала их жизнь, они не стали лучше, а, напротив, зачерствели и обозлились. Именно эта категория самая управляемая и удобная для меня. Я люблю грешников и люблю лицемеров, строящих из себя святош. Первые – честнее, и они сразу готовы играть по твоим правилам, потому как не пытаются прикрываться нравственностью, которая давно отсутствует в этом мире, и им достаточно выписать счет или стать для них предводителем, за спиной которого они почувствуют себя сильнее и увереннее. Вторые – лжецы. Разбивать их моральные устои куда приятнее, потому как их недолгое кривляние и наигранное возмущение заканчивается слепой одержимостью тем, кто разрушил их понятия и правила (достаточно хлипкие, на самом деле). В основе любого мировоззрения должна быть заложена несгибаемая уверенность, а не тот минимум, что нам вдолбили в головы, пока мы еще под стол пешком ходили. А если уверенности нет – то ты мой клиент. Добро пожаловать в Розариум. Я не использую какую-то свою совершенную идею. Нет, это проверенный веками механизм, заимствованный у других знаменитых манипуляторов.

Лиса не лучше и не хуже остальных, которые прошли непростой извилистый путь, где за каждым поворотом ждал не белый свет новых перемен, а жизненный урок, который она с треском проваливала. Раз за разом. Она грешница, которая точно знает, что ей никогда не закрасить и не обелить свои грехи. Но что мне в ней нравится – она не играет, не притворяется. Я сука – говорят ее глаза, когда она смотрит на меня, но я сука, которая выжила, несмотря ни на что.

И если бы она была другой, то мы бы с ней сегодня не встретились.

Когда пять лет назад Мак сообщила мне, что задание запущено, я искренне хотел остановить задуманное, слишком хорошо помнил, как она стояла на подоконнике с твердой уверенностью сделанного выбора в глазах. Я слишком хорошо помнил мертвые глаза Линди, когда ее голова безвольно запрокинулась на мое плечо в тот момент, когда я отвязал ее от стула и взял на руки. В них было смирение. Облегчение. Лин слишком устала жить. Я не успел помочь ей и не смог защитить. Я просто вычеркнул ее, точно так же, как поступала Лиса с Мией и людьми из своего прошлого.

Я не сказал Алисии всей правды. Миа умерла два года назад. Вернувшись к Руану, она сдалась, начала принимать наркотики, и, в конце концов, организм не выдержал. Миа никогда не просила меня забрать ее обратно, не просила о помощи, хотя, в последствии, мы неоднократно встречались в заведении Перье. Боюсь, что девушка так и не поняла, для чего была нужна мне. Присутствие подруги в Розариуме усыпило бдительность Лисы в момент, когда она еще была неуправляема и напугана сильнее, чем мне требовалось. Миа стала отвлекающим маневром, создавая вокруг Лисы мнимое поле безопасности и подпитывая умеренное чувство комфорта своим присутствием. Миа вряд ли поняла, что ей довелось сыграть немалую роль во влечении Лисы в Розариум. Но сама Миа мне была не нужна. Она казалась мне слишком слабой, чтобы стать цветком Розариума и слишком неинтересной, чтобы развлекать в спальне. Случайные жертвы случаются, если партию ведут сильные игроки.

Стоило мне увидеть и осознать, что из себя представляет Алисия Лестер, я сразу понял, что она та, кто необходим мне в главном и решающем раунде.

Почему? Что в ней было такого, чего я не заметил в других?

Возможно интуиция или неуловимые импульсы, вибрации, которые она излучала, заставляя всех вокруг смотреть на нее. С завистью, восхищением, похотью или раздражением, но смотреть и оборачиваться вслед. Лиса может быть и не осознает своего могущества, но в этой женщине заложен ген Афродиты, Дианы, Клеопатры. Безнравственная, сильная, решительная, но умеющая показаться невинной, хрупкой и слабой. Она совершенна в своем несовершенстве. Загадка, ребус, который пленит любого, заставит возжелать найти тот самый ключ от всех дверей, за которыми Лиса прячет свои сокровища. Я изучил ее достаточно, чтобы понять – все двери ведут в пустоту. Никаких сокровищ, на самом деле, нет. Но сам процесс поиска… Он того стоит.

Лиса казалась мне несгибаемой именно из-за тех качеств, которые я в ней рассмотрел, но не рассчитал ее силы, и это я вынудил ее встать на карниз с твердой решимостью вылететь на свободу, словно птичка из клетки уставшей плененной души.

Вы знаете, уверен, что знаете, сколько эгоистов играют со смертью, с целью привлечь к себе внимание или оправдать собственные ошибки, или устраивают представление с псевдосамоубийством просто от трусости, глупости или назло кому-то? Каждая из таких попыток всегда продумана до мелочей. Записка, таблетки или веревка, или даже лезвие по венам, но игроки со смертью никогда не сделают решающий шаг, не будучи уверенными, что их спасут. Цель для них – потрепать нервы себе и другим. Я не осуждаю и не оправдываю их. Просто признаю, что они есть.

Лиса не ждала спасения, ее решение светилось в глазах. Так выглядят люди, которые дошли до стены, через которую им не пробиться, и осознали, что дальнейший путь обречен, это и есть предел. Конец и начало. Так выглядят люди, чьи нити, удерживающие их в этом мире, вырваны с корнем. Так выглядят люди, которые поняли одну извечную истину. Там, где все кончается, там и начинается. Они не боятся сделать решающий шаг.

Я слишком сильно натянул.

Я не хотел этого. Игра зашла слишком далеко. Это перестало быть развлечением или заданием, или чем-то еще. Я позволил ей войти глубже, нарушить мои внутренние установки, сделать личным то, что должно было быть только работой. Однако наказание понесла только она. Я был несправедлив и излишне уверен в своем влиянии. Я заигрался. Впервые в жизни признаю свою ошибку. Моя игра была основана на ряде правил, которые удерживали всю постановку, не позволяя спектаклю сорваться в импровизацию.

Нет никакой тайны, специального механизма или секрета в том, что я делаю, прописывая сюжеты в разыгрываемом акте. Но каждому участнику Розариума хочется верить, что я творю волшебство. Им необходим смысл, они мистифицируют то, что не способны понять и проанализировать.

Они пришли ко мне обнаженные, не телом, но душой.

В их жизни не было ценностей, поддержки родных, близких, ни малейшего смысла и планов на будущее, они представляли собой чистый лист, на котором мне предстояло написать историю для каждого.

И я как создатель должен был изобразить на холсте, пронизанные смыслом, уверенностью, красотой, ощущением безопасности красочные картины. Я сыграл роль волшебника, чародея.

И они поверили мне, как жители страны Оз поверили шарлатану, прячущемуся за ширмой.

Но Лиса не оценила картину, которую я написал лично для нее. Она захотела вырваться прочь, стереть все краски, вернуть девственную чистоту замаранному холсту. Я едва не упустил ее. Всего несколько секунд отделяло ее от падения.

Я починил то, что сломал, но можно ли вернуть обратно в тело душу, которую продолжаешь удерживать за серебряные невидимые нити?

Когда пять лет назад мне не удалось остановить запущенное задание, то подумал: а какого черта? Кальмия может стать для меня тем самым тузом в рукаве, который однажды одним внезапным появлением изменит ход игры.

И я не знаю, кто из нас, в итоге, выиграет.

Обстоятельства изменились настолько, что теперь я не обладаю той самой уверенностью, которая ни разу не подвела меня и помогала двигаться вперед, выше и выше, но сейчас… Сейчас на кону поставлено слишком многое.

И возможно цена впервые для меня неподъемна.

Но Рэнделл Перриш никогда не сдается, не опускает руки, он принимает вызов и идет напролом, а если ему впервые в жизни суждено проиграть, он сделает это с достоинством и красиво.

* * *

Шум подъезжающего автомобиля внизу выдергивает меня из затянувшихся размышлений. Мысли… ничего не могу поделать – я получаю удовольствие от игры со своим собственным мозгом, не меньше, чем с умами других людей. Прищурившись, я пытаюсь узнать человека, выходящего из черного внедорожника. В последнее время я стал хуже видеть, и возможно это связано с привычкой спать с открытыми глазами и частыми головными болями, которые, кстати, могут быть следствием падения зрения. Я ненавижу врачей, если честно. Не могу даже объяснить почему. Замкнутые палаты и закрытые кабинеты – это не причина. Я могу выбрать клинику, где меня примут в тех условиях, в которых я не свалюсь в обморок, не начну задыхаться и блевать на пол, как это случилось в тюремной камере в день моего задержания. Возможно, нелюбовь к врачам вызвана внутренним противоречием, нежеланием отдавать контроль над моим телом кому-то еще. Врачи, они как пилоты самолета и машинисты поезда, о которых я так люблю рассуждать. Я не хочу становиться пассажиром, от которого ничего не зависит. Мне необходим контроль. Контроль над собственным страхом. Жизнь – это всегда риск, и чем меньше ты позволяешь управлять собой, тем больше риск и выше цена, но тем интереснее процесс.

Я слышу, как внизу хлопает дверь. Если дворецкий, которого я нанял не так давно, впустил гостя, значит, пожаловал один из участников Розариума. Через пару минут я слышу шаги за своей спиной, и узнаю их.

Итан Хемптон. Это не спонтанный визит. Не случайность. Пару лет назад Аконит вернулся в Розариум, отдав брата в частную престижную школу в Майами. Сейчас он жил на два города. Выходные проводил в Майами с братом, будни здесь.

Почему он вернулся, спросите вы?

Что самое страшное для любимого питомца?

Вы можете бить его палкой, травить голодом, оставлять на улице в трескучий мороз или под дождем, вы даже можете подарить его, но он все равно будет предан вам.

Так что же самое страшное для любимого питомца?

Когда его спускают с поводка и предлагают свободу.

Только ради упрямства Хемптон провел в своем новом доме с джакузи на берегу океана три года. Уверен, что каждый день его ломало от желания вернуться. Снова обрести цели и ощущение власти над другими людьми в момент выполнения задания. Необходимость служить в крови у всех, кого я собираю за круглым столом Розариума. Они все одиноки и потеряны без моей твердой руки.

– Я ждал тебя через час, Итан. Что побудило тебя приехать раньше? – спрашиваю я, пропуская приветствие.

– Скажи, что то, что на снимках рядом с Нейтоном Беллом во всех утренних газетах не Алисия Лестер.

Я медленно разворачиваюсь, надевая на себя свитер, ощущая тонкие цитрусовые нотки парфюма Кальмии.

– Надо чаще читать газеты, Итан, – отвечаю я будничным тоном, равнодушно скользнув взглядом по бледному лицу Хемптона. – Бэллы не любят, когда их имя фигурирует в СМИ, но, по-моему, это была не первая публикация, где кандидат на пост мэра позировал с женой.

– И ты хочешь сказать, что женой Нейтона Бэлла является Лиса – простое совпадение?

– А ты как думаешь? – спокойно спрашиваю я.

– Ты сказал, что отпустил ее, – резко отвечает мне Итан.

– Тебя я тоже отпустил, – сухо напомнил я, засовывая руки в карманы джинсов и опираясь спиной на ограждение. – Меня все время удивляет твое негодование, когда происходят события, на которые ты мог бы повлиять, но предпочел остаться в стороне.

– Что ты хочешь сказать? – скрипнув зубами, напряженно спросил Итан.

– Ты хотел свободы. Я тебе ее дал. Почему ты не нашел Алисию? Не попытался вернуть?

– После того, что ты сделал с нами?

– Вы сами это с собой сделали, не я, – бесстрастно уточняю я. – Не вини меня в вашей собственной слабости и глупости.

– Ты сейчас серьезно?

– Абсолютно, – киваю я, пожимая плечами, рассеяно глядя перед собой. – Итан, Лиса сделала свой выбор, а ты свой. Вы решили пойти разными дорогами. Почему ты винишь в этом меня?

– Ты загнал нас в угол. Ты сделал все, чтобы она меня возненавидела.

– Ненависть – чувство, поддающееся трансформации, изменению. Им можно управлять. Ты даже не попытался. Сейчас слишком поздно, Итан. Твоя истерика несколько запоздала.

– Я не верю в случайные совпадения, – тряхнул головой Хемптон, глядя на меня с нескрываемой злостью. Это так знакомо и предсказуемо. Я скучал по нашему противостоянию. Старые времена возвращаются. Мне хочется потереть ладони в предвкушении последней партии, в которой слишком много ключевых игроков. – И ты сам меня этому научил. Твое спокойствие сейчас, когда идет предвыборная гонка, подтверждает мои опасения. У тебя есть план. Ты собираешься снова ее использовать, чтобы обеспечить победу Мартину? Кто он такой? Почему ты его так упорно продвигаешь?

– Мартин один из вас, – пожав плечами, будничным тоном сообщаю я. – Но у него есть репутация и положение в обществе, его родителями были потомки английской аристократии. Он не плебей, и его успешная карьера дает ему большие шансы на победу. Мартин много лет занимается благотворительностью, активно участвует в развитии города. Он самый молодой окружной прокурор, который, к тому же, не совершает грубых ошибок, свойственных другим его коллегам, не берет взяток и всегда принимает верные решения. Его знают и уважают жители Кливленда. Я перечислил достаточно причин?

– И чем ты зацепил его? – проницательно интересуется Итан.

– Даже у людей с кристальной репутацией есть скелет в шкафу. Мне просто повезло однажды оказаться в нужное время и в нужном месте. Я помог ему решить проблему. Все достаточно банально, Итан. Обычная схема.

– И ты уверен, что он не предаст тебя, не уберет, как ненужный элемент, когда получит власть?

– Ты, правда, считаешь, что меня можно убрать? – снисходительно спрашиваю я. – Если бы это было так, то Гарольд Бэлл давно бы избавился от меня.

– Я не могу поверить, что Лиса работает на тебя, – взъерошив волосы одной рукой, выдохнул Хемптон, доставая из кармана кожаной куртки пачку сигарет. – Не после того, что случилось. Это просто немыслимо.

– Ты сам ответил на свой вопрос, Итан. – Я натягиваю уголки губ в холодной улыбке. – Если не веришь, можешь спросить у нее сам. Вы совсем немного разминулись.

Сигарета вываливается из дрожащих пальцев Хемптона.

– Черт, Итан, да не смотри ты так на меня, – иронично ухмыляюсь я. – Раз уж обстоятельства сложились так удачно, я не мог не воспользоваться ими. Я просто спросил у Алисии, не обладает ли она кое-какой полезной для меня информацией, и она категорично и не очень тактично мне отказала.

– Ты… – тяжело дыша, начинает Итан. От ярости у него раздуваются ноздри и выступают вены на висках. Забавное зрелище… – Не знаю, как, но это ты подсунул Лису Нейтону. Я же не идиот, чтобы поверить, что они случайно встретились в кафе и сразу полюбили друг друга. Что из пятисот тысяч жителей Кливленда Лиса встретилась в этом гребаном кафе именно с ним.

Я не удержался от усмешки.

– Почему ты решил, что это было кафе? Лиса устроилась на работу в «Бэлл Энтерпрайз».

– И это произошло не без твоего участия? – кривая ухмылка вносит асимметрию в правильные черты лица Хемптона.

– Думаешь, моя протекция оставила бы для нее хоть один шанс на успех в собеседовании? – скептически интересуюсь я.

– Черт, не делай из меня идиота, – раздраженно бросает Итан. – Ты мог провернуть это чужими руками.

– Снова включил спасителя, Итан? – насмешливо спрашиваю я, вдернув бровь. – Давай, беги, спасай свою принцессу от серого волка. Но не забудь, что у нее есть муж и маленькая дочь. Не переусердствуй, Итан.

– Я сам решу, что мне делать, Рэнделл, – вспыльчиво отвечает Итан.

– Конечно, – я впиваюсь в него ироничным взглядом. – Ты всегда принимаешь решения сам.

– Ты можешь сколько угодно оттачивать свое красноречие, Рэн. Но знаешь, что в сложившейся ситуации разительно отличается от того, что произошло четыре года назад?

– Просвети меня. Безумно интересно послушать.

– Она больше не уличная девчонка, за которую некому постоять. За ее спиной стоят Бэллы. Они обладают доставочным влиянием, властью и ресурсами, чтобы отразить любую твою попытку манипуляции.

– А ты не думаешь, что львы, пустившие в свою клетку ягненка, почувствовав опасность, не защищать его будут, а растерзают? – сделав паузу, я выразительно смотрю на побледневшего Хемптона, не в глаза, а в область переносицы. – Ты все еще веришь, что сложившаяся ситуация сейчас благоприятнее той, что произошло четыре года назад, Итан?