Читать книгу Красный комиссар - Алекс Динго Сид-Ней - Страница 3

Небо бирюзовое сияло во всех летних июльских красках. День десятого июля выдался жарким. И солнце палило отменно. Его тонкие яркие лучи чудно озарялись. Плавно тянулись белые облака, словно пенка набегала на песочный берег. Дали бескрайние завораживали и манили за собой. На высоте «100» растянулись широко советские окопы и дзоты. Бойцы прижались к брустверу. И все выжидали. Кто-то курил папиросу, кто-то проверял винтовку на боеготовность, а кто-то шептал свою притчу или молитву. И верил в себя и в товарища, который был рядом. Новобранцы из резерва Федот Бурко и Степан Калач бегло переглянулись. Они из одной деревни. И в одну сельскую школу ходили до седьмого класса. Федот пастух. Он часто дома пас скот на берегу реки. Сам стройный, невысокий. Лицо смазливое. Глаза раскосые, цвета пурги. Нос витой. Губы полные и вытянутые вперёд. На нём гимнастёрка. И та слегка пропотела. Уже видны пятна на спине. Он в руках крепко сжал винтовку «мосинку». Степан упитанный и невысокий. Лицо округлое, белое. И чем-то походит на мордочку хомяка. Он собою оправдывал свою фамилию. Калачи домашние он обожает. Он, держа при себе автоматическую винтовку «Токарева», слегка ухмыльнулся. Глаза прищурил. И чуть оправил округлую, зелёную каску на голове. И быстро затянулся табачным дымком.

– Слышишь Фетод. Давай поспорим, что я первым фрица уложу…, – смело сказал он.

– А на что спорим? – ответил Федот.

– А на бутылку водки…

– Хаахаааааа…

– Что ты ржёшь, сын ты шального пса…, – возмутился Степан.

– Что сказал?…Дохлый ты карась… Да я тебя сейчас первого положу… И глазом не моргну…

– Заткнись лучше…

– Хаахахааааа… Ладно… Раз ты ничего круче бутылку водки не знаешь…, – сказал навеселе Федот.

– А что ещё?

– Ладно… Спорим тогда… Если я первым оккупанта уложу… Моя бутылка водки. И ещё с тебя одна бутылка…

– Как так…

– А так… Одна за то, что ты не прав был. А вторая бутылка за то, что я был прав… Всё уяснил…, – сказал Федот.

– Погоди-ка друг…А если я первым гада уложу… Сколько мне бутылок?…

– Как сколько, одна…

– Что-то я не догоняю… Если ты попадёшь первым тебе две, а если я то одна бутылка…

– Всё правильно… Включи свои мозги… Мы же спорим…

– Ладно… Но смотри Федот… Я стреляю лучше тебя…, – смело заявил Степан Калач.

Повеял лёгкий ветерок. Степан живо облюбовал свою любимую винтовку СВТ-40. Он живо передёрнул затвор. И чутко глянул на мушку. Федот заворожился. И заглотил слюнку. Лицо багряное. Глаза округлил. И сейчас походил на каймана в запруде, которому никак не везло с добычей.

Солнце сияло ярко. Его лучи игрались не по-детски. В томной землянке в три наката сияла керосиновая лампа. На самодельном столе стоял радиоаппарат с большой трубкой. И кабель тянулся. Пахло землёй и сухой травой. Возле дверки находился капитан Сильвестр Калиныч Чародейкин. Он был собран. Спину держал прямо, глядя в бинокль. И дышал ровно. Здесь же находился крепыш старшина Демьян Захаров. Он навалился на бруствер. И смотрел зорко. Глаза дикие томные прищурил. И сейчас напоминал дикую утку, которая готовилась к перелёту. Он бегло глянул на капитана. Политкомиссар Филимон Щепин, находясь в окопе, стоял в полный рост. И смотрел прямо. Его мощный торс округлился. Руки мускулистые налились кровью. Он был спокоен, как удав. И сейчас больше походил на хищного ягуара, который вышел на охоту. Глаза округлил. Кулаки свои крепкие костистые мощно сжал. Мысли томили. «Чую сейчас начнётся оперная музыка… Как – то тихо очень… Странно тихо. Тишина бывает перед бурей… Нам доложили, что враг уже близко… Значит, бой здесь примем… И кто знает, как всё обернётся… Как мне Маша сказала. Но мы ещё увидимся с Машей… Я верю, что увидимся. Не может быть, чтобы мы не увиделись… Я обниму её крепко и поцелую. Она там сейчас за нами… Она держит связь. Всё будет у нас нормально. Я себя успокаиваю… Видимо, так я устроен… Помню, как мне нос сломали на ринге. Это был бой за пояс чемпиона военной части… Я упал на настил. И судья стал считать. Он загибал пальцы на своей руке. И показался мне очень широким. И голоса я с трудом различал. И странные голоса шептали мне на уши. Судья сосчитал до пяти. И я вскочил на ноги. Меня повело. Кровь текла быстро из ноздрей. Нос зудел и не дышал. Я не чувствовал ничего… Но боль всё же резко ударила меня по лицу. В глазах рябило. Судья схватил меня за руки. И смотрел прямо на моё окровавленное лицо. Я кивнул. И сделал шаг вперёд. Судья отошёл в сторону. И тут же я вновь получил удар по лицу. Меня повело. Я попятился. Но на ногах устоял. Я, стоя в углу, увернулся. Много раз уклонился от удара. Я действовал машинально. Будто не я стоял там… А кто-то в меня вселился. Какой-то дух. Он мне помогал… Но действовал я хладнокровно, как удав. Соперник Витя сильно замахал своими стальными натренированными руками. И помню, как его правая окровавленная перчатка пролетела прямо в нескольких миллиметрах от моего сломанного носа. Если бы он попал, не знамо, чтобы было… Но я уклонился легко. И сил накопил очень много… Всё, что было вложил в тот удар. И резко ударил тяжёлый свинг. И попал прямо в лоб Вите. Он попятился сразу… У него глаза как будто провалились. И покосились в разные стороны. Один глаз смотрел влево. А другой куда-то ввысь… У него брызнула густо кровь из носа. Губа треснула. Видимо, он силы удара… Ведь я ударил его прямо в лоб. Он сделал несколько шагов назад. Руки опустил. И те уже висели, как половики на турнике. И упал он грузно на боксёрский настил. Ринг вздрогнул заметно… Канаты качнулись… Я тяжело выдохнул. И боль навалилась жуткая… Но я выиграл тот бой… И судья поднял мою руку. Так я стал чемпионом в своей военной части… Потом защитил несколько раз свой чемпионский пояс… Его хотели отобрать у меня и Федул – Медвежье ухо, и косолапый Ваня, и стальной Коля-Брянский, и Борзый-Микула Ветреный Монгол, который всех вырубал с одного удара, и матрос Боря Киевлянин. Тогда, когда вырубил Борю в десятом раунде, я прозвище получил «пушка». Иными словами «К-53». Его до меня никто не мог вырубить. А я вырубил. Но пришлось попотеть. Боря, высокий, двужильный, таранного типа боксёр. Но малость неуклюжий. У него на тот момент было уже тридцать побед. А у меня всего несколько. Но пояс им не достался. И никто не смог у меня его отобрать… А сейчас будет бой… Только не в ринге. Но такой же бой, где нужно проявить и силу, и реакцию, и хватку…», – подумал он. Филимон выдохнул. И резко опомнился. Он чуть мотнул головой. И пришло отрезвление. Он чуть оправил на голове фуражку, где сияла красная звёздочка, на которой гладко отливался золотистый серп и молот. Филимон свёл брови. И сейчас походил на удивлённого пеликана. «Что за шум? Кажется, мелодия какая-то… Но не русская мелодия. И, правда… Мне не кажется… Это немцы… Они уже здесь… Идут весело, видимо… Музыка играет… Но не долго фраер танцевал… Как известно. Вот же сволочи. Совсем обнаглели…», – подумал он. Филимон бегло глянул на капитана и старшину. Он недоумевал. Дышал ровно. Старшина Захаров крепко сжал в руках автомат ППШ-41. Он передёрнул затвор. Капитан Чародейкин насторожился. Он зорко глянул в бинокль. Глаза округлил. И сейчас походил на хищного сыча в лунной ночи.

– Нанананана…Наннанана…Нанана…Нанана…Нананана…Нананана…, – появился ритмичный гул.

Небо сияло лучисто. Светило во всей своей красе. Веял лёгкий ветерок. Воздух сотрясся гулко. Зашипела нерусская мелодия в репродуктор. Она плыла тонко. И эхом разлеталось далеко. Вдали на пригорке показались тёмные квадратные фигуры. Немецкие танки четвёртой немецкой армии панцерваффе взяли курс в направлении Жлобин. Здесь двигались лёгкие моторизованные подвижные части вермахта. Танки-панцеры третьей и четвёртой модели рассредоточились на широком участке. И рёв их моторов становился всё объёмнее. Тут же двигались бронетранспортёры. По виду как тёмные пантеры. Но формы разные. Вперёд выехала мощная бронемашина. Впереди два колеса. Задний мост оборудован стальными гусеницами. И те заскрипели. Они рвали высокую траву. На тросе был оборудован лейбштандарт под наименованием «Великая Германия». В кабине мелькала квадратная каска пулемётчика Франго Зонса. Он упитанный и коренастый. Лицо медное. Глаза лютые, по цвету как плазма. Он крепко держался руками за мощный пулемёт 42 калибра. В кабине имелось ещё несколько фигур. По виду из офицерского авангарда СС. Выделялся стройный и подтянутый унтер-офицер СС Жорди Канс. Лицо суховатое белое. Глаза ледяные и по цвету как лёд. Нос тонкий и острый. Губы сухие. Подбородок прямой. На голове гладкая фуражка. Там красуется значок в виде весёлого роджера и свастики. На стройном теле отменный китель. На поясе ремень. Имеется тёмная кобура. В ней табельный люггер. Офицер Жорди Канс, глядя в бинокль, машинально махнул рукой. Он указывал направление движения. И был пунктуален, как истинный ариец. Он вновь взялся за бинокль. И настойчиво что-то высматривал. Из бронетранспортёров стали выскакивать автоматчики. И те зашагали ровно, держа хаотичный строй. Все вооружены отменно. У кого-то автомат МП-40, у кого-то карабин-маузер. Кто-то нёс на себе лёгкое миномётное снаряжение 50 мм. Здесь же выделялись пулемётчики, вооружённые лёгкими орудиями чешского производства ZB-26. Все шли небыстро вперёд. И бегло переглядывались. Автоматчики пустили по кругу фляжку со шнапсом. И выпивали быстро и игриво. Среди прочих впереди выделялся молодой унтер-офицер СС Крис Ванеш. Тело суховатое. Лицо белое, едкое. Фейс хищный, как мордочка у кобры. Глаза мутные, цвета белого песка. Нос слегка витой. Губы тонкие. На голове фуражка. На ней значок в виде черепа. Он шёл вразвалочку. Верхние пуговицы на гладком кителе расстёгнуты. В руках табельный пистолет-маузер. Он выглядел слегка пьяным. И чуть раскачивался. Крис бегло глянул на солдат вермахта. И замахал рукой.

– Vorwärts. Vorwärts Soldaten… Wir gehen schnell und nehmen uns alle aus dem Weg… Schneller Vorlauf… Вперёд. Вперёд солдаты… Идём быстро и сносим всех со своего пути… Быстро вперёд…, – бойким тоном скомандовал он.

Крис смотрел прямо. И, казалось, жаждал вступить в бой. Он вёл себя раскованно и нагло. Он приторно ухмыльнулся, глядя на полевые пригорки. Солдаты вермахта не отставали. И бегло переглянулись. Казалось, только что где-то широко веселились. И теперь решили прогуляться по русским широким полям.

Небо синее с белыми облаками слегка потемнело. Веял лёгкий тёплый ветерок. И он становился не таким уж заметным и летним. Гул усиливался с каждой секундой. В воздухе замаячили томные точки. И те становились всё объёмнее. Немецкая авиация гулко загудела. Самолёты мессершмитты «БФ-109Е» и юнкерсы «Ю-87» резко снизили свою высоту. Их насчитывалось около десяти. И те стремительно приближались. Они вышли на оперативный простор. И их тени, казалось, легли широко над белорусским полем. Воздух сотрясли пулемётные очереди. Трава высокая местами покосилась. Покатились огненные трассы. И те резали кусты под корень. Свист усилился возле окопов, где находились советские бойцы и офицеры. Все затаились и прижались к земляному брустверу. Филимон, держась за фуражку, бегло глянул на небо. Он примерил каску. Глаза округлил. И не скрывал своей дикости. Он слегка недоумевал. В ушах сильно загудело. Пикировал самолёт юнкерс. Он словно коршун издал свой жуткий визг. И выпустил из когтей бомбу. И та полетела кувырком и быстро по воздуху. Она мигом упала недалеко от окопов. И свист шальной разнёсся в стороны. Земля вздыбилась. Гром ударил сильный. И ввысь полетели копчёные кочки. Дым тёмный повалил стеной. Но живо устоялся. И потянулся высоко, как бурный водоворот. На месте разрыва снаряда появилась большая воронка. И трава, и земля загорелась. Далеко в стороны полетела пыль. Она ложилась, как покрывало. И дышать стало тяжело. Филимон схватился плотно руками за голову. В ушах застреляло. Он глубоко задышал. И не скрывал волнений. Он бегло покосился в сторону. Глаза округлил. Чуть в стороне рвались снаряды. И одна бомба угодила прямо в переднюю стенку окопа. И брёвна кувырнулись. Рядовой Юрий Цибала просто вылетел взад себя из укрепления. Он широко махнул руками. И завис в воздухе на несколько секунд. Его гимнастёрка окропилась кровью. Снаряды жёстко расчертили его плоский торс. Юрий кувырнулся. И был мёртв. Лицо молодое, белое почернело от жуткой копоти. На правой щеке вырвало кусок кожи. Глаза узкие тёмные залипли от багряной влаги. Сержант Виталий Морщинин отлетел далеко в сторону. Адский большой осколок резнул по левой руке. И брызнул кровь из жуткой раны. Кисть отлетела напрочь. Боль отразилась на округлом грубоватом лице. Боец прижался к стенке траншеи. И дышал тяжело. Глаза бурые округлил. Он не потерял сознание. Его гимнастёрка живо окропилась кровью. Боец прижал раненую руку к телу.

– АААААА…АААА, – громко закричал он.

Ветер чуть поддувал. Дым захлёстывал со всех сторон. И вновь пронёсся жуткий свист. Гром прогремел на левом фланге. По полю покатились огненные трассы. Пилот люфтваффе вышел на оперативный простор. Самолёт его дурно загудел. И понёсся лихо на бреющем полёте. В кабине восседал рыжеволосый молодой пилот Кан Лярде. Лицо хищное, как мордочка у акулы. Глаза бойкие, тёмные. В них оптический обман. Он надавил на гашетку. И пулемёты дали о себе знать. Две полосы трассирующих пуль переворачивали кочки. И прокатились мощно по окопам. Рядовой Гена Сташенко вздрогнул не один раз. Он, чуть приподнявшись, выстрелил из «мосинки». И сам попал под шальную очередь. Его плоский торс и живот сильно изрешетило. Местами жилистое тело пробило насквозь. И пули большого калибра били жутко. Запрыгали фонтанчики. Рядовой Сташенко лишь махнул руками. Винтовку крепко сжал. И той досталось от шальной дули. Лицо покривилось. Глаза круглые, цвета меди утратили блеск. И Гена упал грузно взад себя. Ноги загнул в коленях. Он скатился плавно на дно траншеи. И оставил после себя кровавый след на песочной стенке. Рядовой Сева Людин, навалившись на бруствер, крепко сжал в руках ручной пулемёт «Дегтярёва». И плотно надавил на гашетку. Воздух сотрясся. Пулевая струя окатила фюзеляж самолёта. Но тот промчался резко. И особо не пострадал. Сева разозлился не на шутку. Сам он небольшого роста. Лицо, как мордочка у сытого кота. Глаза блестят цвета солода.

– ААААААА…ААА…Сволочь гадская… Я тебя прикончу… Гена держись… АААААА, – заорал во всё горло Сева.

Дым жуткий и тёмный крутился во все стороны. И на левом фланге, и на правом фланге появилась воронки и костры. Тлело жутко земля. Дымок противный витал, казалось, повсюду. Он забирался в самую душу. И пахло гарью. Вдали загрохотало. Поднялась взрывная волна. И в той запарили в воздухе фигуры. Те подлетели высоко. Их разбросало сильно от ударной волны. И тут же все пропали в адском дыму. Воздух наполнился дурными истошными криками. Немецкие самолёты, сбросив бомбы, живо ретировались. Но ещё строчили пулемётчики юнкерсов. И их сирена вонзалась прямо в нервы. И давила на мозг не по-детски. Капитан Чародейкин плотно прижался к брустверу. Он слегка оживился. И чутко осмотрелся. Глаза округлил. И посыпался песок с гимнастёрки. Сильвестр Калиныч тяжело вздохнул. Лицо слегка закоптело. Он взялся за бинокль. И бегло глянул в призму мощного стекла. Он насторожился. И взял паузу. Он бегло глянул на светлое небо. Самолёты живо исчезли из виду. Они улетели. Капитан чуть приподнялся. Он смахнул с правого плеча песок. И вид имел, как у дикого бизона. И тот пустил пар из широких ноздрей. Глаза округлил. Он вновь приложился к биноклю. И чутко осмотрелся. Хотя дым мешал видимости. Он забирался в лёгкие. И дышалось тяжело. Капитан Сильвестр чутко присмотрелся. Глаза ледяные широко открыл.

На синем небе ярко сияло солнце. Лучи игрались. Веял лёгкий ветерок. На горизонте появились тёмные фигуры. И воздух лихо сотрясли моторы тяжёлой техники. Немецкие панцерваффе и бронетранспортёры взяли чёткий курс на высоту. Гул усилился. И странная мелодия, которая звучала в репродуктор, гремела звонко.

– Нанананана…Нананааааа…Нананана….Нананаааааа…, – звучали тона странного немецкого шлягера.

Веял лёгкий ветерок. Танки живо поползли по широкому склону. Солдаты вермахта рассредоточились. И живо поспевали за техникой. На высоте «сто» дымились столбы дыма. И веяло гарью. Капитан Чародейкин чутко смотрел в бинокль. Глаза округлил. Он натужил свои развитые жилы. Мысли путались. «Да сколько же их там… Около тридцати танков что ли… А может больше. Ещё бронемашины… Плюс пехота… Около трёхсот солдат. Или больше. Сюда идут… Прямо сюда… У нас, кажется, есть раненые…», – быстро подумал он. И тут же чутко глянул на комиссара. Филимон Щепов отвечал взаимностью. Он был собран, как сова на охоте. На губах имелся песок. И Филимон быстро утёрся. Изо рта выплюнул пыль. Со своей фуражки сбросил землю. И вздохнул тяжело. Старшина Демьян Захаров взялся за медицинскую сумку. Он протянул бинт раненому рядовому Михею Грищенко. Тот сидел, облокотившись на стенку траншеи. Лицо округлое в крови. Один глаз, словно выбит. Губы сухие. И правое плечо у него сильно пропиталось багряной влагой. Прилетел жуткий осколок от снаряда, который был сброшен с самолёта. И сильно порвал плоть. Михей натужил жилы. И терпел боль.

– ААААААА…ААА…, – застонал Грищенко.

– Терпи боец… Сейчас сынок перебинтую тебе рану… И отправим в лечебницу…, – сказал старшина.

Капитан крепко сжал кулаки. И походил на дикого буйвола, который рвал и метал. Он плотно прильнул к биноклю. И не скрывал лёгкого волнения.

– Комиссар Щепов… Проверьте левый фланг… Кажется, им нужна помощь. И пускай открывают огонь из миномётов по вашей команде… То же самое бронебойщики…, – сказал Чародейкин.

– Есть… Так точно товарищ командир… Я проверю…

– Будем держать связь по мере необходимости.

– Так точно…

– Идите.

Небо синее сияло белыми облаками. Повеял лёгкий ветерок. Комиссар Щепов живо пошёл, находясь в земляном окопе. И чуть пригнул спину. Он оправил на голове фуражку, где блестела красная звёздочка. Глаза прищурил. И бегло похлопал по плечу уже немолодого бойца Фёдора Родимцева. Тот коренастый и упитанный. Голова округлая. На ней каска. Лицо медное. Глаза выразительные, бурые, прямые. Он носит густые усы. Сам местный деревенский мужик. По профессии агроном. И закоренелый охотник. Он сумел породить семерых детей. И его жена пышка Глаша ждала восьмого младенца. Он прямо образцовый семьянин. И дом построил сам в два этажа. Он крепко ухватился за гашетку станкового пулемёта «максим». Рядом стоял молодой армеец Пётр Круча. Он как будто только что сошёл со школьной скамьи. Лицо душевное, слащавое. Глаза простые, но бойкие, как у домашнего кота. Гимнастёрка ему явно не по размеру, как и сапоги. Он ростом, как Филиппок. Один метр шестьдесят три сантиметра. Вес шестьдесят килограммов. Он держал в руках пулемётную ленту, которая выдвигалась из стального ящика. Комиссар Филимон Щепов бегло глянул на лицо молодого бойца. И похлопал того по плечу. И подмигнул, как лучшему другу.

– Держитесь бойцы… Сейчас мы им врежем…, – быстро сказал Филимон.

– Да. Мимо нас не пройдут…Хаахахааа, – ответил Родимцев.

Повеяло едким дымом. Из воронки, которая образовалась рядом с окопом, тянулась вереница жуткой тёмной мглы. Горела земля. Филимон ещё больше склонился. Глаза округлил. Шагал быстро. И мельком глянул на неживого бойца Ефима Ругина. Тот восседал на пятой точке. Руки держал опущенными по швам. Голову склонил малость. Изо рта текла тонкая струйка крови. На теле имелись осколочные ранения. И гимнастёрка заметно порвалась и пропиталась багряной влагой. Рядом восседал молодой боец Яша Бубков. Сам стройный и жилистый. Лицо овальное, суховатое. Глаза узкие, цвета угля. Нос острый, как клюв. Губы тонкие, алые. У него дрожали руки. Он смотрел прямо на своего неживого приятеля. Рядом стояла на прикладе его винтовка «мосина».

– Товарищ комиссар его убили… Его убили… Он неживой, кажется… Мой друг. Его убили… Он неживой…, – дурно произнёс Яша.

Комиссар Филимон Щепов слегка ужаснулся. Он чуть склонился возле неживого бойца. И быстро проверил пульс. Он сам дышал ровно. И тут же прямо глянул на Яшу. Глаза широко открыл. У того ещё больше затряслись руки. Лицо побледнело. Губы сухие. И песок на копчёном лице.

– Его убили… Он неживой… Его убили…, – испуганно произнёс Яша.

Вдали игрались солнечные лучи. Веял тонкий ветерок. Со стороны тянулся мрачный дым. Филимон живо схватил бойца за руки. И надавил сильно. Мощный рельефный торс округлился. Филимон прямо впился глазами в лицо бойца.

– Отставить панику боец… Живо взять оружие… И готовиться к отражению немецкой атаки… Отставить панику… Ты должен защитить свой дом и свою мать… И за друга отомстить должен. Слышишь меня… Ему уже не помочь… Но мы отомстим за него. А ты сопли распустил… Не дрейфь боец… Дыши ровно. Это поможет. За нами победа… Где твоё оружие?…, – решительно сказал Филимон.

– Вот…

Филимон живо взял в руки карабин. И быстро передёрнул затвор. Тот работал отменно. И он тут же вручил винтовку бойцу. Тот схватил её крепко. И прижал к себе. И дрожь слегка прошла. Он выдохнул. Филимон прихватил своими мускулистыми руками бойца за плечи. И чуть тряхнул того. Яша точно ожил. Глаза широко открыл.

– Крепись боец. Мне нужно идти… Приготовься стрелять… Бей точно. Всё понял… Мы сильнее…, – уверенно сказал он.

– Да… Я готов… Я смогу…

– Держись боец… Война она разная бывает. Победи её в себе… И бей гадов точно…, – бойко сказал комиссар.

Филимон, находясь в окопе, живо двинулся дальше. Он чуть оправил на голове фуражку. На лице имелась копоть. Но он её сейчас не замечал. Глаза округлил. И походил на дикого буйвола, который готовился к мощному и стремительному броску. Филимон бегло присмотрелся. Он взялся за свой небольшой бинокль, который висел на тонком буром кожаном ремешке. И тут же глянул зорко на поле. Мысли томили. «Уже рядом метров триста… Танки идут прямо на нас. Сейчас начнут стрелять… Пехота следом. Ещё мотоциклы есть. Бронетранспортёры… Вот же сволочи… Сколько их тут. Одних танков больше тридцати… Ладно. Сейчас мы вам пропишем пилюли по первое число…», – подумал он. Филимон живо пошёл по свежей земле, находясь в окопе. Он обступил несколько бойцов, которые готовились к стрельбе из автоматов и винтовок. Рядовой Даниил Клюква плотно навалился на мощное орудие «К-53». Советское полуавтоматическое противотанковое орудие калибра 45 миллиметров выглядело грозно. Щит защитный отсутствовал для незаметности. И боец грезил расправой. Глаза бурые и так узкие прищурил. И уже прицелился, чтобы стрелять по двигающемуся вражескому танку. Боец невысокий, узкоплечий. Он уже не молодой. Но семьёй не обзавёлся. Работал в тире «Снайпер», который располагался в городском парке. И умеет обращаться с оружием. Рядом навалился на бруствер сухожильный молодой боец Игнат Ухов. Он держал в закоптелых руках большой крупнокалиберный снаряд. И значился вторым стрелком в расчёте «сорокопятки». Он подносил снаряды. Лицо медное. Глаза тёмные, прямые. Он полный хулиган. Но в армии ему сразу выбили кислую шерсть. Он устроил драку. И сам же больше всех получил. Затем отправился на губу. И сразу поумнел. Сейчас он заметно волновался. Но был всё же собран и готов к бою.

Чудно игралось солнечное озарение. И тонкие лучики скакали ежесекундно. Повеяло едким дымом, который потянулся вдоль окопов. Филимон быстро зашагал. Дышал неровно. И бегло озирался туда, где темнели в поле фигуры. Рёв моторов вражеской техники усилился. Танки «панцеры» третьей модели живо облюбовали небольшой склон. Филимон занял боевую позицию. И бегло глянул в бинокль. Глаза округлил. И сейчас походил на каймана в тихом омуте. Он бегло глянул на расчёт крупнокалиберного миномёта. И кивнул головой, поприветствовав всех армейцев. Возле орудия восседали бойцы под командованием старшего лейтенанта Якова Будило. Он уже не молодой. Ему пятьдесят один год. Лицо загорелое, морщинистое. Глаза круглые, тёмные как уголь. Нос широкий. Усы как кисточка маляра. Подбородок двойной. На теле упитанном гладко сидит форма. Он уже участвовал в первой мировой войне. И был ранен семь раз. Как-то в одном бою его развитую плоть просто исцарапали пули. Он насчитал у себя на теле около десяти лёгких ранений. И своим опытом делился легко и просто. Сейчас его слегка контузило. И он навалился на стенку траншеи. На виске виднелась тонкая струйка крови. Но дышал ровно. Он взял паузу, чтобы отдышаться. И подал знак комиссару. Тот всё понял без слов. Яков тяжело вздохнул. Он помотал головой. На плечах был песок. Рядом с ним молодые новобранцы. Но уже закоренелые стрелки. Комиссар Филимон бегло глянул в оптику своего бинокля. И тут же поднял руку. И умело взялся корректировать огонь миномётного расчёта. Он натужил свои мощные, прокаченные жилы. На руках округлились бицепсы. И кулаки дали о себе знать. Те легко пробивали напрочь кирпичи. Но просто так он ими не махал. И после драки не махал. Как правило, он решал ими дела на боксёрском ринге. Или в кругу за подворотней, где дело касалось чести. Он зорко глянул в оптику бинокля. Глаза прищурил. И чётко посмотрел на вражеские двигающиеся танки.

– Цель триста. Градус семьдесят пять. Огонь бойцы. Дайте им прикурить. Огонь…, – громко скомандовал Филимон.

Повеял лёгкий ветерок. Навевал едкий неприятный дымок. Он крутился, как шальной змей. Рядовой Лука Куницын ловко бросил внутрь орудия снаряд. И тот сразу засвистел по воздуху. Он лихо миновал расстояние до цели. И точно, и прямо ударил в башню танка PZ-3. Тот заметно дёрнулся и покривился. Правая гусеница распалась на звенья. Бронь дала брешь. Воздух засвистел. И ввысь потянулся тёмный дым. Горючее загорелось. И вылетел адский язык пламени. Из кабины повалил тёмный смрад. И никто уже не появился, чтобы бежать. Экипаж утонул в жутком огне из осколков.

Повеял лёгкий ветерок. Воздух сотрясся. Филимон чуть пригнулся. Глаза прищурил, чтобы переждать бурю. Над ним зависла едкая пыль. Танковый снаряд разорвался неподалёку. В ушах зазвенело. Он глотнул тёмного дыма. Но тут же выпрямил спину. И чутко глянул в бинокль, чтобы скорректировать огонь миномётного расчёта.

– Молодцы бойцы… Первым выстрелом точно в башню ему… Так держать. Горит сволочь. Цель двести восемьдесят. Угол семьдесят пять… Огонь…, – громко закричал отважный комиссар.

Повеял лёгкий ветерок. Миномётный расчёт не дал долго жать. И гулко полетел по воздуху снаряд. И тот лихо рухнул рядом с танком PZ 2. Тот заметно качнулся. И лопнула гусеница прямо посередине. И развалилась моментально. Танк развернулся на месте. И теперь его пушка смотрела куда-то в сторону. Люк открылся. И потянулись на башню тёмные фигуры. Они живо побежали по полянке. Но тут же их накрыл соседний миномётный расчёт. И те погрязли в едком нещадном непроглядном дыму. И пропали мигом из поля зрения. Всех снесло в тартар от ударной волны. Филимон вновь дал отмашку. Он пригнулся. Глаза прищурил. Несколько танковых снарядов со свистом пролетели над окопом. И где-то позади линии обороны всколыхнули землю. Она полетела высоко. И кочки посыпались хаотично и нервно. Пронёсся гулкий свист. Пыль и дым понеслись стеной. И слегка накрыли окопы, где держала оборону стрелковая резервная дивизия, где находился политкомиссар, держа в руках бинокль. И тот слегка закоптился. Филимон, выпрямив спину, тяжело вздохнул. В ушах засвистело. Как будто в набат ударили. Он чутко глянул на расчёт. И там уже лежал на земле рядовой Игорь Бубок. Его заметно присыпало землёй. Каску прибил осколок. И тихонько текла кровь из головы по закопчённому молодому лицу. Она сочилась прямо по небольшому округлому носу и тонким губам. И, казалось, попадала в рот. Старший лейтенант Яков Будило взялся за снаряд. И был стремителен. Его гимнастёрка взмокла. Лицо щекастое багряное. Глаза ледяные, бурые округлил. Он сейчас походил на дикого мустанга. Филимон живо прозрел. И вновь взял цель. Он плотно глянул в бинокль. Хотя дым мешал смотреть чётко. И дышалось тяжело. Лицо потемнело от копоти. Но он был на взводе. И тут же дал отмашку.