Читать книгу Любовь не предлагать - Алекс Коваль - Страница 17

Alan Walker & Daya – Heart over Mind

Марта

Сердце заходится.

Дыхание сбивается.

В венах пульсирует кровь.

В ушах стоит монотонный шум, нарушаемый только нашим с Арсом тяжелым дыханием, шуршанием матраса и звуками шлепков наших разгоряченных тел. Я впиваюсь ногтями в широкий разворот плеч парня, цепляясь за него из последних сил. Царапаю его спину. Упираюсь затылком в матрас, выгибаясь дугой, подстраиваясь под поступательные движения его бедер между моих ног. Кусаю губы, совершенно не сдерживая рвущихся стонов. Умираю. Честное слово, умираю!

Приятно так.

М-м-м…

Хорошо.

Толчок.

Еще толчок.

Шлепок за шлепком. Быстрее и сильнее. Ладони Бессонова мнут и сжимают мои ягодицы. Губы прокладывают дорожку из поцелуев от мочки уха до подбородка, наставляя бесстыжих засосов. А его член поистине творит что-то невероятное! Уже третий раз за последние полтора часа!

С ума сойти. А так можно было?! Три оргазма за девяносто минут – мой личный рекорд. Вернее, пока два, но третий уже близко. Подступает. Чувствую, как каждая моя мышца напрягается. Натягиваясь, звенит и поет от удовольствия. С каждым толчком все ближе и ближе. Все горячее и слаще. С каждым ударом все глубже и сильнее.

Арс упирается лбом в мой лоб и ловит губами мои губы в легком поцелуе. Шепчет сдавленно и на надрыве:

– Давай, Царица. Кончай, малышка…

Даю.

В смысле, кончаю!

С очередным движением Бессонова внутри меня накрывает. Я взрываюсь. Разлетаюсь на тысячи маленьких Март! Сильно сомневаясь, что после такого фееричного финала буду в состоянии собраться во что-то цельное вновь. Распадаюсь на атомы. Расщепляюсь на молекулы. Кричу от наслаждения, хватая ртом воздух. Пока все тело бьется в сладких конвульсиях.

Арс делает еще пару глубоких толчков и срывается в удовольствие следом за мной, наваливаясь своей мощной фигурой на мою маленькую и хрупкую, придавливая к матрасу. Упирается носом в мой висок и изливается в меня, кончая. Дышит тяжело. На надрыве.

Мы замираем. Все так же в обнимку. Воздуха в спальне катастрофически не хватает. Наши бешеные скачки напрочь выжгли весь кислород!

Я смотрю расфокусированным взглядом на натяжной потолок спальни Бессонова, а в голове завывает ветер. Мои пальцы все еще судорожно вжимаются в плечи Арса, словно их заклинило. Между ног настоящий пожар. В теле предательская невесомость. Такая, что лениво даже моргать. Выражение затрахать до изнеможения с этим парнем начинает пестрить для меня новыми оттенками. И я буду безбожной врушкой, если скажу, что мне это не нравится.

Я совершенно теряю счет времени. Не знаю, сколько проходит длинных мгновений, прежде чем Арс чмокает меня в висок и выходит из меня. Перекатывается рядом на кровать.

Я облизываю губы, наблюдая за тем, как парень стягивает использованный презерватив, завязывая узлом и кидая на пол, и выдаю, машинально, клянусь:

– Ненавижу хоккей…

Бессонов низко и хрипло смеется. Заваливается на соседнюю с моей подушку, нарочито обиженно спрашивая:

– Выходит, я зря старался последние полтора часа, доказывая тебе, какой это шикарный вид спорта?

– Я не договорила. У меня есть «но».

– Но?

– Вы – хоккеюги – такие выносливые. Жуть просто!

– Это не хоккеюги выносливые, это я выносливый. Тебе просто со мной повезло, Царица.

– О боги, – закатываю я глаза, – сочувствую! – Вскакиваю с постели.

– Чему?

– Кому, – бросаю, подхватывая и натягивая кружевные танга. – Тебе сочувствую. Тяжело, должно быть, жить с таким непомерным эго.

– Его тяжесть компенсируется моей выносливостью, – хмыкает негодяй.

Кто бы сомневался!

Я фыркаю, неопределенно ведя плечами.

– Куда ты собралась? – цепляется пальцами за резинку моих трусиков Бессонов. – Мы еще не закончили. Я только разогрелся.

Я бью ладошкой по его ладони, проворчав:

– Я есть хочу. Пойду совершу набег на твой холодильник. Иначе заканчивать тебе придется со своей рукой, потому что я просто отъеду в голодный обморок. Кстати, я возьму твою футболку? – Хватаю со спинки стула первую попавшуюся. – Спасибо, ты просто душка! – Натягиваю, не дожидаясь ответа парня.

– Разумеется, – летит мне вдогонку смешок, – чувствуй себя как дома.

О, малыш, это ты зря…

Я улыбаюсь и гордо дефилирую голыми ногами в сторону кухни. Активно выписывая бедрами соблазнительные восьмерочки, выхожу в коридор, ни капельки не сомневаясь, что Бес пойдет за мной следом. Я уже поняла, что для него моя пятая точка как кость для голодной собаки – крайне завлекательная картинка.

Слышу за спиной шуршание простыней и шаги, которые быстро нагоняют. Я же говорила! Оборачиваюсь, крутя на кончике языка саркастическую колкость. Но… в итоге молча закатываю глаза.

Ну разумеется, он даже не потрудился надеть трусы. Действительно, зачем? Чего я там не видела? Идет и гордо торчит своей штукой между ног, мистер нудист!

– Люблю ходить дома голый, – со смешком комментирует Бес, ни капли не смущаясь.

– Твои соседи из многоэтажки напротив, должно быть, в восторге. Не каждому дано ежедневно лицезреть олимпийского чемпиона, разгуливающего перед окнами в чем мать родила!

– Ни один еще не жаловался.

– И…

– И ни одна тоже, – подмигивает зараза.

Я хмыкаю.

Павлин!

Про окна, кстати, я не шутила. Они у Бессонова панорамные и с полным отсутствием даже намека на шторы. И про многоэтажку тоже правда. До нее метров двадцать, не больше. При желании все прекрасно можно рассмотреть. А уж если иметь дома в загашнике бинокль или монокль, тю!

Надеюсь, я не одна такая изобретательная, да?

Мы выруливаем на кухню. Она у парня совмещена с гостиной. И, судя по стерильной чистоте горизонтальных поверхностей, пользуется ей хозяин преступно мало. А то и не пользуется вовсе. Хотя давайте будем честны, с его доходами Бессонов вполне может питаться исключительно в ресторанах. Заваливаясь туда ежедневно на завтрак, обед и ужин без особого потрясения для кошелька.

Не понимаю, на фига Ава сама готовит своему Ярику?

Я подгребаю к холодильнику, дергаю дверцу. Заглядываю с надеждой поживиться чем-нибудь вкусненьким, ибо после такого мощного выброса энергии моему телу требуется срочная подзарядка, желательно чем-нибудь жирным и вредным. Да только мои надежды в пыль разбиваются о суровую реальность.

– Здесь пусто! – возмущенно охаю, разглядывая девственно чистые стеклянные полочки, на которых, кроме молока и банки малинового варенья, ничего нет. То есть совсем ничего!

– Аха, – обходит меня и сует руку в холодильник Бес, хватая коробку с молоком. – Пусто, – кивает, откручивая крышку и делая парочку смачных глотков прямо из горла, отчего его кадык дергается.

А у меня дергается глаз. В смысле, «аха»?

– Еда где? – Смотрю на парня полными обиды глазами.

– В ресторане, – пожимает плечами затрахавший меня изверг.

– Ты на диете?

– Не ждал гостей. Хочешь? – протягивает мне коробку с молоком, улыбаясь.

Я хмурюсь:

– Какого фига ты тогда мне написал?

– Я же не думал, что ты настолько от…

– Отбитая?

– Отчаянная. Но твоя версия мне тоже нравится.

Я щиплю Бессонова за ягодицу:

– Я есть хочу! – Капризно топаю ногой, щурясь. – Если ты сейчас же не решишь этот вопрос, то я уеду. Джентльмен из тебя хреновый, а с функциями твоего члена у меня прекрасно справляется вибратор. Следовательно, не вижу причин задерживаться.

– Это шантаж?

– Угроза.

Арс хмыкает.

– Ладно, – кивает, – Царица. – Улыбается так, что по моему позвоночнику пробегает шаровая молния, вышибая напрочь пробки.

Бессонов открывает холодильник и возвращает на место коробку с молоком. Не отпуская моего взгляда, захлопывает дверцу и, прежде чем я успеваю пикнуть, обхватывает своими ручищами меня за талию и усаживает голой жопкой на кухонный гарнитур.

Жопке, кстати, на каменной столешнице вообще-то холодно!

– Что ты задумал? – собираюсь грозно спросить я, но выходит что-то больше похоже на «му-мяу-кря». Невнятно-возбужденный лепет.

Арса это забавляет. Он срывает с моих губ поцелуй и, пока я сижу, полностью дезориентированная его горячими губами, подцепляет пальцами мои кружевные трусики и стягивает их с меня, запуская куда-то по одному ему известной траектории. Дергает меня за бедра, двигая ближе к краю столешницы, и опускается на колени, устраивая мои ноги у себя на плечах. Вкрадчиво шепчет:

– А так твой вибратор тоже умеет?

У меня перехватывает дыхание. Бедное сердечко сейчас разорвется, так оно летит в груди, когда губы Арса касаются поцелуем внутренней стороны моего бедра. Один поцелуй. Второй. Касание языком. И легкое дуновение на влажный след.

Ладно. Если я не умру сегодня от голода, то точно скопычусь от переизбытка удовольствия. Неужто на моей улице перевернулся грузовик с крышесносными оргазмами?

Я цепляюсь ладошками за волосы Бессонова, слегка вьющиеся на макушке, и откидываюсь назад. Опираюсь на руку, дав больше пространства для маневров губ парня. Мычу от удовольствия. В кровь кусаю свои. Слышу смешок. Знает, что снова победил, зараза!

Ввернуть что-нибудь колкое и язвительное не успеваю. Рот делает другое. Взвизгивает, когда язык Арса касается меня там. Проходит по половым губам и слегка надавливает на набухший бугорок. А-а-а!

Он целует, облизывает и начинает медленно меня ласкать ртом, заставляет зажмуриться от простреливающих до самой макушки ярких ощущений. Бессонов, сволочь такая! Действует умело и уверенно, в считаные минуты доводя до исступления. Заставляет извиваться на столе и постанывать, умоляя, плохо понимая, о чем именно. Но умоляя.

Кажется, я пару раз даже выкрикиваю что-то вроде:

– Это божественно!

Поднимая чувство собственной важности Бессонова до заоблачных значений. Но конкретно в этот момент меня это совершенно не парит! Я вообще в данном случае ни слова не могу сформулировать четко, кроме нечленораздельного: «ох», «ах» и «м-м-м».

Хотя нет, вру!

«Еще!» – вот что я выкрикиваю без остановки, умоляя эти горячие губы внизу ни в коем случае не останавливаться. Да. Так. Вот так. Еще! Быстре-е-е-е…

И только за секунду до того, как язык Арса ударяет по клитору, заставляя меня сорваться в очередной крышесносный оргазм, из моего рта вылетает:

– Если Ава с Яром узнают, чем мы занимаемся, – офигеют!

После чего меня сносит лавиной удовольствия, запуская куда-то на орбиту Земли! А вот Бессонова, кажется, прямо по темечку бьет панической атакой. Он подскакивает на ноги как ошпаренный, едва не долбанувшись затылком о кухонный островок. Смотрит на разомлевшую, удовлетворенную, помятую меня огромными вылупленными глазами, миленько растерянно выпаливая:

– Какого?.. Откуда ты?..

А мне вот ни капельки не стыдно!

Даже когда те самые капельки своего удовольствия на губах парня вижу – не стыдно.

Мне забавно. Наблюдать, как вытягивается физиономия Бессонова, пока медленно до его мозга доходит, кому он тут сейчас так усердно… ну, вы поняли.

Отдышавшись, хрипло смеюсь:

– Марта Марковна Фомина. – Спрыгиваю с гарнитура, приземляясь на ватные ноги. – Сестра жены вашего капитана, – одергиваю футболку и улыбаюсь, – приятно познакомиться, Арсений! – Тяну за края футболки, делая неуклюжий реверанс.

Взгляд Бессонова в этот момент никаким описаниям не поддается. Это ядерная смесь из бешенства, паники и удивления. На какое-то короткое мгновение я не на шутку начинаю беспокоиться: как бы его глаза сейчас не выскочили из орбит, а бедное отмороженное сердечко не лопнуло, как мыльный пузырь.

Арсений проходит по мне ошарашенным взглядом. Настолько внимательно, будто за без малого неделю знакомства первый раз видит. Отступает на шаг. Или скорее его, слегка покачнув, ведет. И в неверии качает головой, растрепав пятерней шевелюру. Нервно. Еще и еще раз. Тянет возбуждающе:

– Едрит-мадрид, Фомина… ну конечно!

– Аха. Начинается на «фо», заканчивается на «мина», – ехидно подливаю масла в огонь. – Фо-ми-на.

– Ремизов меня прикончит…

– Поправочка: сначала кастрирует, а потом прикончит.

– …если узнает, что я трахнул младшую сестренку его жены – мне капец!

– Четыре раза! – Показываю четыре пальца, а то вдруг у парня плохо со слухом. – И это только сегодня, кстати. Но! Если ты меня покормишь, то четыре моих оргазма вполне могут стать смягчающими обстоятельствами твоего смертного приговора. Обещаю, я попрошу Ярика убить тебя быстро, чтобы ты сильно не мучился, – улыбаюсь самой невинной улыбкой, имеющейся в моем арсенале.

Ответом мне становится жалобный скулеж, который, полагаю, означает много разнообразных и крайне нецензурных слов.

Хах.

Это страйк, самоуверенный засранец!