Читать книгу S-T-I-K-S. БОМЖ - Алекс Лав - Страница 6

– Я хочу поговорить с тобой парень. Можно я буду тебя называть просто парень, эти ваши уголовные клички мне как интеллигентному человеку сильно претят.

– Мне рассказывали, что вы людей живых на части режете для изготовления лекарств своих, живодеры вы, а не интеллигенты!

– А, так ты думаешь, что попал к так называемым «внешникам»? Они действительно занимаются подобными вещами, я очень сильно это не одобряю, но это их дело и нас, в общем-то, не касается.

– И кто вы тогда, если не внешники?

– А рассказывали тебе про такую организацию как «Институт»?

– Что-то вроде слышал.

– Давай я тебе расскажу все по порядку, ты просто слушай, а вопросы свои оставь напоследок, хорошо? Организацию «Институт» создали в далеком прошлом довольно-таки умные люди; один из них был профессором социологии, а не какой-то другой точной науки, не технарь, одним словом, второй – биохимик. Попав в Стикс, они сумели выжить и, когда первые потрясения прошли, поняли, что для существования в этих сложных условиях людям просто необходимы знания об этом странном мире. Первые шаги, естественно, оказались очень не простыми: были удачи и совсем наоборот; но как вода постепенно точит мешающий ее свободному течению камень, так и они вместе со своими единомышленниками создали то, что сейчас известно как «Институт». Сейчас их уже нет: у одного была болезнь, которую даже Стикс не смог вылечить, второй оказался в ненужном месте в ненужное время. Однако дело их не умерло, а продолжает жить и развиваться. Мы стараемся понять, что же это за феномен такой – Стикс, кто его создал и для чего. Надо честно признаться, что особых подвижек в раскрытии всех особенностей этого мира мы пока не достигли, хотя и собрали о нем огромное множество интересной информации».

Часть первая. Отцы-основатели. Расстрел

– Выходим по одному, морды вниз, по сторонам не смотреть! Ногами шевелим, не ссыте. Недолго вам осталось небо коптить, интеллигенты сраные. По мне так вы все – контра недобитая, буржуи недорезанные, профессора разные, все кровь трудового народа долго сосали, ничего, сейчас мы это дело исправим. Семенченко, глядеть в оба! Туман спереди плотный натягивает, как бы не разбежалась контра по кустам. Взвод, штыки примкнуть! Если начнут дергаться – колите на хрен уродов.

Внезапно сгустившийся неподалеку плотный туман явно настораживал командира расстрельного взвода. На рассвете в здешних местах такое явление не редкость: утренние, осенние заморозки частенько вызывают белую мглу; но сегодняшний был не обычный, странный он был какой-то. Командир прошел горнило Гражданской войны в полном объеме, да и на Германской побывать пришлось, так что чутье на опасность у него имелось. Потянуло кислятиной, похожей на тот газ, который немцы пускали на русские окопы, такой же был белый дым и запах имел противный. Успел тогда хапнуть, пока противогаз натягивал, чуть потом легкие не выкашлял, еле отошел. Войны-то вроде нет, откуда газы? И противогазов у них не имеется, не положено; спина похолодела и покрылась испариной, но паники не было, мозг лихорадочно искал выход. Остальные не понимали опасности происходящего: солдатики недавнего призыва, что в боевых действиях не участвовали, они и стреляли-то только на стрельбище, ну и конечно расстреливали приговоренных к смертной казни. Привыкли уже, а то раньше случались проблемы; пришлось даже парочку поставить рядом со смертниками и дать залп поверх голов, чтобы дошла революционная необходимость до самой печенки у слюнтяев. На заключенных плевать, им и так жить осталось полчаса, только чтобы до косогора дойти, а у него и бойцов его дел впереди еще невпроворот. Мировая революция скоро грядет, люди преданные партии очень нужны, чтобы гидру капиталистическую окончательно задушить по всему миру. Может кончить буржуев прямо здесь и скомандовать бегом, прочь от подозрительного тумана? Потом правда придется тела перетаскивать за километр, подвод-то у завхоза не допросишься, а носилками их по одному таскать замучаешься.

Откуда здесь газ? Тайга ведь вокруг непролазная, узкоколейка, по которой заключенных и грузы подвозят, да лагерь. Сибирь бескрайняя. У них и побегов-то не бывает. Куда бежать? На тысячу верст – тайга, зимой – снег да мороз, летом – болота, комарье, да зверье разное. Бежать тут бесполезно.

Туман уже плотно окружил отряд со всех сторон, бежать от него теперь бессмысленно, в горле совсем не першит, может и пронесет. Пожалуй, зря он мандражирует, вроде как обычный туман, только кислятиной сильно пахнет.

– А ну, гады, сели все на землю, морды вниз! Замерли, кто шевельнется – приколем штыками. Взвод! Портянки запасные намочить водой из фляжек и на морду, дышать через них.

Сам присел на кочку, одной рукой прижимая к лицу мокрую тряпку, другой сжимая «наган». По-хорошему надо бы и глаза прикрыть, газ – он такой, выест, тут же ослепнешь, но нужно следить за заключенными, те уже поняли, что последний парад для них наступает, могут кинуться, терять-то им теперь больше нечего. Вроде не щиплет глаза, может газ другой, на глаза не действует. Минут двадцать просидели в облаках газа-тумана, смертники не дергались, никто не кашлял и не чихал, а у них тряпок не было рожи свои прикрыть, вдыхали полной грудью заразу – и ничего, ни один не сдох. Туман вдруг быстро рассеялся, как и не было его; командир построил людей, похоже ничего с ними не случилось, все как обычно. Случай странный; конечно, командир это нутром чуял, но это не повод возвращаться, двинулись вперед, как ни в чем не бывало. До отведенного места расстрела топать еще полчаса и так времени много потеряли, должны уже были назад возвращаться.

– Ускорить шаг!

Солдаты, конечно, могли идти и быстрее, но зеки после нескольких месяцев на здешнем «курорте» еле ноги передвигали, даже пинки и тычки прикладами не могли заставить их ускориться. Пришлось послать солдатика в лагерь, сообщить о происшествии и связанной с этим задержкой. Иначе начальник лагеря выслал бы отряд для выяснения, а потом прогрыз бы ему всю плешь за то, что не доложил. Посыльный убежал, придерживая болтавшуюся за спиной винтовку, остальные продолжили движение.

Подошли к краю глубокого оврага, высота тут метров двадцать, внизу озерцо приличное набралось от стекавших туда грунтовых и дождевых вод. Выстроили смертников в ряд у кромки, те обреченно опустив головы, топтались на месте.

– Именем революции.… За контрреволюционные выступления и саботаж… Взвод готовсь, пли!

Залп смел людей, сбросив тела вниз, впрочем, не всех: не хватило пули из винтовки посыльного, отправленного в лагерь. Один из расстреливаемых, раненый лишь в руку, упал на колени и истошно орал, зажимая рукой кровоточащее плечо; командир, на ходу вытаскивая «наган» из кобуры, подошел к нему. Вдруг за спиной послышалась нестройная винтовочная стрельба, крики и рычание. Командир резко обернулся и тут же вскинул «наган», увидев, что на солдат сзади неожиданно напали какие-то звери и рвали тех на части. Кто-то пытался отбиваться штыком, некоторые лихорадочно передергивали затворы и стреляли, а кое-кто уже улепетывал со всех ног. Таких зверей командир раньше никогда не видел. В полтора человеческих роста с огромными зубастыми пастями и длинными когтями на передних и задних конечностях, перевитых узловатыми мышцами. Пусть их было всего двое, но сразу было понятно, что шансов у солдат против них не было. Винтовочные пули (те, что умудрились попасть в цель) вреда никакого чудовищам не принесли, как и штыковые удары. Махая наотмашь страшными лапами с когтями-кинжалами, монстры кромсали тела солдат на куски. Командир выпустил все шесть пуль. Без толку. Все закончилось за несколько минут; один зверь помчался догонять убежавших, а второй повертел головой и заметил стоящего поодаль командира, лихорадочно трясущимися руками набивавшего барабан «нагана» патронами. Зверь двинулся в его сторону. Командир швырнул в него бесполезное оружие и, теряя патроны на землю, бросился прочь. Повернувшись, наткнулся на, по-прежнему стоящего на коленях, раненого зека, перелетел через него и покатился вниз по склону. Кувыркался до самого низа. Там влетел в воду, подняв кучу брызг, и тут же, не обращая внимания на холод, отчаянно махая руками, поплыл к противоположному берегу, пытаясь отталкиваться ногами от вязкого дна.

Раненый так и остался стоять в той же позе, скованный страхом. Монстр, проводив взглядом ускользнувшую добычу, перевел взгляд на него. Зек не шевелился, смирившись с неминуемой смертью еще до начала нападения зверей, он впал в прострацию и совсем не обращал внимания на то, что творится вокруг него. Монстр повернулся и пошел к валявшимся на земле телам солдат, где начал их методично поедать. Вернулся второй с перепачканной кровью мордой и присоединился к собрату. Появились еще трое монстров, поменьше первых двух, встали в сторонке, не решаясь приблизиться к пирующим гигантам. Внезапно один из мелких схватил зубами валявшееся в стороне одно из тел и потащил в сторону. Гиганты не обратили внимания на воришку, пищи было более чем достаточно, не было смысла отвлекаться от еды и прогонять мелких наглецов. Постепенно раненый приходил в себя и начал осознавать происходившее. Монстров пока что его тело не интересовало, вот когда мясо закончится и им потребуется еще, тогда дойдет очередь и до него. Зек в отчаянии посмотрел назад, туда, где командир уже подплывал к дальнему берегу, скинув по дороге мешавшую ему кожаную куртку и сапоги. Медленно, стараясь не привлекать внимание и не обращая внимания на раненую руку, которая, впрочем, уже не сильно беспокоила – пуля лишь чиркнула по плечу, разорвав мышцу, но не задела кость, – зек лег на живот и, пятясь задом, сполз за край. Съехал на пузе по земляному склону до самой кромки воды, а там, перебравшись через лежавшие тела расстрелянных, вошел в воду и побрел по горло в воде вслед за командиром.

Пока старшие братья насыщались, мелочь кружила вокруг на безопасном, по их мнению, расстоянии, в конце концов, один из них заметил внизу целый пиршественный стол. Уходившего вдаль зека они тоже заметили, но гнаться за ним не стали. Вода не самая дружественная для них среда, учитывая полное отсутствие способностей к плаванию, а оббегать карьер по берегу, когда прямо тут лежит столько вкусного свежего мяса, не имело смысла.

– А ну стоять! Ко мне быстро, шевелись зараза!

Окончательно измучившийся и потерявший последние силы зек выполз на берег и упал на песок. Мочи нет подняться, да и намокший ватник тянет вниз пудовым весом. Кое-как пополз в ту сторону, откуда послышалась команда. Таежные заросли подходили почти вплотную к водоему и деревья там росли плотной стеной. За одним из них затаился командир.

– Давай быстрее, заметят!

Зек все-таки смог из последних сил преодолеть оставшиеся до укрытия метры и скрыться за кромкой леса. Окончательно обессилев, упал там на спину.

– Ботинки снимай! Идти надо, а я сапоги потерял в этой луже.

– Нет.

– Что ты сказал? Да я тебя сейчас!

– Испугал. Что вы сейчас? Застрелите? На шум сразу же эти твари прибегут, давайте, стреляйте.

Командир задумался. Действительно шуметь не стоило, да и все равно стрелять не из чего, «наган» остался там, возле пирующих зверей.

– Да и не подойдут вам мои ботинки, размер у меня маленький, на вашу ногу не налезут. Идите лучше, сапоги доставайте, там не глубоко.

– Нашел дурака, ты как со мной вообще разговариваешь контра, совсем страх потерял?

– В свете произошедшего нам не собачиться нужно, а уходить отсюда и побыстрее. Вдвоем это будет сделать легче. И насчет контры – вы зря, ничего плохого я вашей революции не делал. Не поддерживаю то, что происходит сейчас в стране – это верно, но это мое личное мнение и я держу его при себе. Так что держите себя в руках и лучше придумайте, как уходить будем, у меня никакого опыта в подобных делах, а вы, скорее всего, воевали?

– На Германской побывал и Гражданскую почитай всю прошел, два ранения имею. Тут ты пожалуй прав, контрик, уходить надо, а то эти тварюги скоро доедят и за нас примутся. Только вот как без сапог-то?

– Почва здесь мягкая, лесная, ноги тряпками какими можно обмотать, тогда сможете дойти, тут километра три всего. Портянки хоть сохранили?

– Уплыли, вместе с сапогами. Только не три километра нам придется топать, это по прямой три, а в обход – все десять будет.

– Что ж делать, придется пройти и десять, господин комиссар.

– Какой я тебе «господин»?

– Ну, не товарищ, это точно, вы же людей убиваете, – в большинстве своем невинных.

– Это не тебе решать, кто виновен, а кто нет, – суд разобрался и постановил.

– И суд ваш такой же, как и все остальное. Ладно, спорить не будем, ни времени, ни желания нет.

Командир, при всем прочем, не зря вшей кормил в окопах и с беляками сражался на всех фронтах, опыта разного поднакопил за эти годы немало. Нашелся у него и ножик складной и моток бечевки. С молчаливого согласия зека отрезал рукава у его ватника и как сумел, примотал к ступням ног. Надолго не хватит, но им хотя бы километра два отойти от этого места, затеряться в тайге, там что-нибудь придумают.

Самодельные обмотки держались плохо, приходилось часто останавливаться и перематывать. Зек с тревогой прислушивался к шуму тайги вокруг, но пока что ничего подозрительного не услышал. Когда уже сильно потрепанная обмотка в очередной раз слетела с ноги командира, решил, что уже хватит, пора передохнуть, прошли достаточно. Присели, одежда уже успела высохнуть при ходьбе, кроме ватника, тот был слишком толстый и пропитался основательно, да и в ботинках еще слегка хлюпало.

– Полчаса отдохнем и дальше, до темноты надо успеть, ночью похолодает, замерзнем.

– Костер разожжем.

– Нельзя костер, звери дым сразу почуют.

– В яме разожжем и сухими дровами – не заметят.

– Огонь можно скрыть, но дым не спрячешь, у зверей нюх отличный.

– Что это за звери такие, ты же профессор, должен знать.

– Я профессор социологии, а не натуралист.

– Я твоих мудреных слов не понимаю, объясни человеческим языком.

– Я изучаю отношения между людьми, а в животном мире разбираюсь, постольку-поскольку, так что в зверях я не специалист. Вот Арсений Яковлевич, которого вы сегодня расстреляли, хорошо разбирался в животных, он бы точно сказал, кто это был. Я же могу только предположить, что это могли быть динозавры. Они, правда, вымерли все и очень давно, но здесь же реликтовая тайга, вдруг каким-то чудом смогли сохраниться и до наших дней. Из существующих сейчас видов, подобные животные науке неизвестны, по крайней мере, мне точно.

– Доберемся до лагеря, организуем отряд и вычистим гадов. Против пулемета никакая зверюга не устоит.

– Я бы не был так уверен. Насколько я знаю, в пулеметах используется тот же патрон, что и в винтовках. Солдаты ваши стреляли в них и не по одному разу, что-то не очень им это помогло.

– Да просто запаниковали. Там обстрелянных, почитай, и не было ни одного. Свежий призыв, небось, вот и не попали ни разу. Хотя я точно попал, все шесть пуль, а ему хоть бы хны, может, ты и дело говоришь. Ничего, свяжемся с городом, пусть у них насчет этого дела голова болит; пока войска с пушками пришлют, за стенами отсидимся. Нам бы только до лагеря добраться побыстрее, на хрена я только сапоги скинул? Растерялся, признаюсь. На фронте так не боялся, как в этот раз.

– Можно спросить? У вас случайно еды никакой не имеется? Нас с утра не кормили.

– Найдется немного.

Как бывалый солдат, командир всегда имел с собой минимальный набор необходимого, мало ли что могло неожиданно случиться в его неспокойной жизни. Достал завернутые в промасленную бумагу два куска хлеба, слегка подмокшего, и ломоть сала размером с ладонь. Посмотрел на все это богатство оценивающим взглядом, располовинил ножиком сало и протянул зеку, положив на хлеб. Не то чтобы он сильно заботился о его здоровье, но в сложившихся обстоятельствах он нужен был ему в работоспособном состоянии, а не валящимся с ног от голодухи. Идти еще далеко, да по труднопроходимой тайге, причем без сапог, почитай босиком. Мало ли что может случиться, ногу можно подвернуть или еще какая напасть приключится. В одиночку не выберешься, а вдвоем можно. Естественно, если неприятность произойдет с зеком, он его на себе тащить не собирается, а вот если наоборот, то помощник ему очень пригодится.

– На, запей, только пару глотков, не больше, а то свалишься с непривычки.

– Это что, водка?

– Она самая, согреешься изнутри, да и я приму для профилактики. Босиком, считай, что иду, как бы не простудиться. Как зовут тебя, кстати, профессор?

– Сергей Николаевич Артюхов, в деле же все есть.

– Да разве вас всех упомнишь. А меня Николай Сергеевич, вот ведь совпадение какое. Значит, ты Серега будешь? Возраста мы примерно одного, ты с какого года?

– Тысяча восемьсот девяносто третьего.

– А я девяносто пятого. Ты, выходит, на два года постарше, а уже целый профессор. Мне вот некогда было науки постигать, с малых лет работаю. Потом забрили в армию, а там и война подоспела. На японскую я маловат еще был, а к германской – как раз поспел. Потом вашего брата-буржуя порубать пришлось немало. Так что не было у меня времени учиться. Грамоту, правда, постиг, но это уже потом, на гражданке, на рабфаке, там и считать научился, но на этом все. Вот теперь вместо этого, как его – «образования» – приходится врагов народа сторожить и в расход пускать. Что-то я разболтался, от нервов, наверное. Давай подымайся, двинули.

Полдень уже наступил. Солнце стало пригревать. Засиживаться дальше нельзя, топать придется еще километров восемь, по самым скромным прикидкам. Прошли примерно половину этого расстояния, как командир внезапно замер.

– Тихо! Слышишь? Кажись стрельба. Со стороны лагеря, похоже, значит недалеко уже, только что там за стрельба такая непонятная?

– Можно предположить, что наши звери туда пожаловали, вот их и встречают. У вас, кстати, голова не болит? Мне вот пить очень хочется и подташнивает.

– Сало было свежее и несоленое.

– Нет, я не про это, это еще до приема пищи началось, только сейчас еще больше усилилось.

– Болит голова немного, но я привычный, на – глотни еще и все пройдет.

Они успели до дна опустошить фляжку командира, но жажда не отступала. Наткнулись на лесной ручеек, наполнили пустую флягу и пили, пока пузо чуть не треснуло. Немного полегчало, но не надолго. То, что это не простая жажда, Сергей Николаевич догадывался, но валил все на возможную простуду. Дошли до опушки леса, дальше начинался открытый, вырубленный недавно участок, доходивший прямо до стен лагеря. Оттуда слышался непонятный шум, крики и отдельные выстрелы. Возвышавшиеся над лагерем охранные вышки пустовали. На ближайшей к ним торчал, задравшись в небо, ствол «максима», но самого охранника видно не было. Командир нахмурился, звуки из-за стены ему очень не нравились; нетрудно догадаться, что там творится что-то страшное, слишком ужасными были крики людей, явно принимавших там лютую смерть. И еще это непонятное рычание или скорее урчание, прежде им не слышанное и совсем не похожее на издаваемые обычными зверями звуки.

Часть вторая. Отцы-основатели. Лагерь

– На вышку нам надо забраться. Там пулемет, да и сверху видно будет, что там происходит. Через стену не перелезть, высоко и все проволокой опутано. Через ворота надо идти.

– А если заметят?

– Да вроде некому там замечать, никакого движения у проходной не видно. Пошли, другого пути все равно нет.

Крадучись, пригнувшись к земле, перебежали открытое пространство и прижались спинами к стене у самых ворот. Командир осторожно толкнул дверь на проходную. Естественно, заперто изнутри. Переместился к воротам – не поддаются – вернулся.

– Подсади, помоги залезть на столб, попробую перебраться и открыть изнутри.

Единственный момент, когда отсутствие сапог на ногах оказалось полезным: босые ноги по деревянному столбу не сильно скользили, командир, кряхтя от натуги, сумел вскарабкаться наверх. Медленно высунул голову, осмотрелся и перевалил тело через ворота, оказавшись внутри лагеря. Минут пять возился в караульной комнате, затем дверь отворилась, пропуская Сергея Николаевича внутрь. Командир был уже в чьих-то сапогах и с трофейной винтовкой в руках.

– Если желудок слабый, внутрь караулки лучше не заглядывай. Я-то привычный и то чуть не вывернуло. Страшные дела здесь творятся, я тебе скажу. Я уже глянул через окошко, ужас там просто, сам щас убедишься. Возле ближней вышки парочка гадов ошивается, нужно их успокоить и тихо, а то остальные всполошатся, тогда нам точно хана.

– Что там происходит, в общих чертах?

– Помешались там все, похоже, жрут друг друга, как звери дикие. Здесь жди, не шуми только. Держи сидор, я набрал чего смог на скорую руку; как увидишь, что я полез наверх, тут же беги следом и лезь за мной. Не зевай только, иначе сожрут.

Командир взял винтовку с примкнутым штыком наизготовку и шагнул за дверь, оставив Сергея наблюдать через узкое окно, вырезанное в двери. Две фигуры, одетые в красноармейские шинели, топтались на одном месте возле вышки, стоя спиной к воротам и потому не видели бегущего к ним командира. Не выглядели эти двое бывших солдат обычными людьми, да и были они уже не людьми, а кем-то другим, пока непонятным. Командир на бегу бросил взгляд на внутреннюю площадь лагеря, обнаружив там множество похожих на этих двоих и не виданных им ранее существ, так их наверно теперь нужно называть. У большинства лица и особенно рот перепачканы в крови и чья это кровь, догадаться не трудно – повсюду валялись обглоданные до костей тела. Некоторые в такой же красноармейской форме, а многие и в зековской рванине, но участь их постигла одинаковая – сожрали их, и именно те, что сейчас стоят и раскачиваются в различных местах внутри лагеря. Живых здесь уже не осталось, кроме него и того зека, что с ним пришел.

Командир подбежал, стараясь при этом не топать, и с разбегу вонзил штык под углом снизу вверх в основание черепа стоящему слева «красноармейцу». Трехгранный штык легко пробил череп и, не застряв, выскочил наружу. Второй свихнувшийся услышал шум и успел повернуться. Вторым ударом командир воткнул тому штык в грудь, но, к его удивлению, это не слишком огорчило бывшего солдата. Свихнувшийся попер на командира, растопырив пальцы на кистях вытянутых вперед рук и не обращая внимания на торчащий в груди острый предмет. Пришлось отпрыгнуть назад, одновременно выдергивая штык. Людоед недовольно заурчал. Среди стоящих поблизости его собратьев тут же началась движуха в их направлении. Стальной набалдашник приклада сбоку врезался в висок бывшему солдату, прям как на учениях по штыковому бою, голова благополучно проломилась. Тот свалился наземь и, дернувшись пару раз, затих.

Не теряя времени, командир закинул винтовку за спину и бросился к лестнице, ведущей на вышку, сходу начав быстро карабкаться наверх. Успел ли зек выскочить из караулки и лезть за ним сзади, он не видел – все внимание направлено вверх. Только бы успеть, только бы подоспевшие свихнувшиеся не схватили его за развевающиеся полы шинели и не стянули вниз. Деревянная лестница дополнительно завибрировала, кто-то лез следом, командир на долю секунды бросил взгляд через плечо – зек с мешком за плечами лихорадочно перебирал руками и ногами, а у лестницы уже стояли первые из подоспевших людоедов и тянули к нему жадные ручищи. Командир забрался на площадку и сразу кинулся к пулемету – лента не вставлена, откинул крышку стальной коробки, выхватил ленту из короба и стал лихорадочно заправлять в пулемет.

– Не надо стрелять!

– Что!?

– Они сюда не смогут залезть, а выстрелы привлекут других, тех больших, что у оврага были.

Часть лестницы с пятью ступенями на самом верху была сделана так, чтобы ее можно было поднять вверх и не допустить несанкционированного доступа на площадку, хотя, судя по поведению свихнувшихся внизу, это бы и не потребовалось. Похоже, мозги у них совсем перестали работать. Иначе как объяснить, что те бестолково топтались возле лестницы, злобно урчали при этом, не делая ни малейших попыток подняться. Командир передернул затвор, приведя пулемет в готовность для немедленной стрельбы, и опустился на пол, усевшись там, опираясь спиной на сшитые гвоздями доски.

– Верно говоришь, стрелять не стоит. По-тихому надо валить гадов. Я вроде старался не шуметь и то заметили; слух у них видно как у собаки; ну точно в зверей превратились. Как так можно а, профессор?

– Понятия не имею, может эпидемия какая случилась или вирус просочился из древнего могильника. Такое вполне могло произойти, если уж здесь динозавры объявились. Могу только предполагать, естественно. Слишком мало информации у меня пока что. Что делать дальше будем?

– Дальше предлагаю поесть. Там, в сидоре глянь, я успел прихватить в караулке немного харчей. Знакомец там мой еще был, объеденный сильно, но я по «нагану» его узнал. Именное оружие, за храбрость получил. Прихватил с собой, патроны, правда, есть только в барабане, шесть штук всего; обойма в винтовке на пять патронов – вот и весь боезапас. К пулемету три ленты, но его с собой не потаскаешь, тяжелый зараза, только если отсюда бить. На других вышках ленты тоже имеются, но туда хрен добежишь; видишь, какой внизу митинг собрался – не прорваться.

– Комиссар! Николай, смотрите туда!

Командир подскочил, как ужаленный, впился взглядом в том направлении, куда зек указывал и похолодел. К лагерю огромными прыжками неслись те две давешние зверюги, что сожрали его расстрельный взвод и зеков у оврага. Немного в отдалении виднелись твари поменьше, было их там пять или шесть – на таком расстоянии не разобрать. Командир бросился к пулемету, разворачивая его в сторону ворот. Твари были уже совсем рядом. Одна с ходу врезалась в створку ворот, круша дюймовые доски из лиственницы и разрывая проволочное заграждение. Ворвавшись внутрь, звери резко затормозили, вспарывая землю огромными когтями толстых лап, остановились, принюхиваясь и изучая обстановку. Передний поднял свою уродливую голову вверх, сразу же поняв, с какой-такой важной целью у вышки собралась целая толпа свихнувшихся. Застучал пулемет. Одной длинной очередью, не останавливаясь, командир поливал свинцом самую большую зверюгу, стараясь попасть в наиболее, по его мнению, уязвимую часть – голову. Зверь тут же прикрыл передней конечностью свою башку, совсем по-человечески, защищая ее от жалящих кусочков металла. Пулемет не утихал, лапа твари не смогла полностью закрыть огромную голову: несколько пуль угодили в самое незащищенное место – в глаз – и разнесли там внутри все, рикошетируя от прочных стенок черепа. Тварь грохнулась на землю, командир тут же перевел огонь на второго зверя, яростно вбивая свинец в тело зверюги, пока патроны в ленте не закончились. Командир потянул вторую ленту из коробки, явно не успевая перезарядить до начала атаки, но, к счастью, второй громадный зверь внезапно принял решение немедленно ретироваться. Наверное, судьба сородича так на него повлияла – они же считали себя полностью неуязвимыми, а тут такая неприятность. Тварь резко повернулась и такими же огромными прыжками понеслась назад к лесу, причем уходила зигзагами, что, несомненно, указывало на наличие у нее некоторых умственных способностей. Командир наконец-то вставил ленту и подтащил пулемет к самому краю вышки, опустив ствол вниз.

– Ленту держи! Смотри, чтобы не перекосило! Нам теперь скрываться не от кого, смотри, как улепетывает!

Пулемет застучал экономными короткими очередями, кроша головы и тела плотно столпившихся у основания вышки свихнувшихся. Когда лента закончилась, ствол пулемета так накалился, что вода в кожухе стала закипать. Стрельбу пришлось прекратить. Командир заправил последнюю пулеметную ленту, передернул затвор, подхватил винтовку и полез по ступенькам вниз.

– Смотри в оба и башкой крути во все стороны: если прибежит здоровенный – прикроешь. Там просто все: держишь за ручки, жмешь на гашетку. Остыть ему нужно; без особой нужды не стреляй, заметишь кого, крикни просто, я быстро вернусь.

– Куда вы?

– Кое-что доделать требуется, я скоро.

Пока Сергей Николаевич исправно бдел, снизу слышались смачные удары штыка и более глухие – приклада, затем прозвучали выстрелы из «нагана». По лестнице застучали сапоги, командир поднялся, держа в запачканной кровью руке «наган», который тут же принялся набивать добытыми где-то патронами. Вместо шинели на нем была одета кожаная куртка, явно снятая с чужого плеча.

– Вот, разжился у Санька, другана бывшего, самолично башку ему прострелил, только не Санек это уже был, а зверь лютый. Что ж это творится профессор? Что с людьми сделалось? Ведь хорошие были товарищи, преданные нашему делу, а тут такое расстройство. А винтовке хана. По черепушкам пока охаживал живоглотов – переломилась, не выдержала. Крепкие у них черепушки и, похоже, боли совсем не чувствуют. Я ему штык в брюхо, а он винтовку схватил и тянет к себе, до меня, чтоб, сука, добраться. Я ему дырку во лбу высверлил из «нагана», только тогда утихомирился, зараза. Винтовку вытянул, а она на половину в крови и кишках, в руки брать противно. Выпить мне надо, хорошо выпить и забыть это все, хоть ненадолго. Башка еще трещит как с большого бодуна, ослаб я что-то, сил нет никаких. Сам-то как?

– Я тоже нехорошо себя чувствую, и чем дальше, тем хуже.

– Захворали мы с тобой Серега, чую, что захворали, как бы тоже в такую тварь как эти не перекинуться. Ты, ежели чего такого в себе или во мне заметишь, говори сразу, не таись, а то после еще хуже будет. У меня сил, чтобы застрелиться хватит, а вот в тебе не уверен. Я тебе скажу – лучше пулю себе в башку, чем такое, согласен?

– Мы бы давно уже стали такими, как они. Наше недомогание другого рода, так что насчет превращения в людоедов можно не беспокоиться.

– Хорошо, ежели так. Надо бы осмотреться здесь получше. Стреляли же, значит, могут быть и другие выжившие. Очень надеюсь, что смог кто схорониться. Сейчас передохну немного и схожу. Ты оставайся здесь. Задача прежняя: наблюдать и, если что, – предупредить. Здоровый сбежал, но может и вернуться. Там за оградой еще паслись несколько зверюг, что помельче, так что расслабляться нам рано. Пулемет остывает вроде, водички подлить надо бы в кожух, там уже, поди, половина выкипела.

Часть третья. Отцы-основатели. Илко

Командир начал было уже спускаться, как вдруг замер и тут же запрыгнул назад, выхватывая «наган».

– Рюсский, не стрэляй, не надо, моя памагай пришел. Рюсский – великий воин, убил большого зверя. Никто не мог, а рюсский убил. У меня лекарство есть, вы болеть, я помогай. Нэ будешь стрэлять?

– Это кто? Ты кто там?

– Судя по произношению, это кто-то из малых народов, чукча или эвенк.

– Нэненцы мы. Шаман сказал: надо идти предупрэдить. Однако олень нет – зверь сожрал, всэх сожрал, пешки шел, пешки долго, нэ успэл. Я памагай, нэ будешь стрэлять?

– Там, похоже, что живой человек, говорит, помочь пришел, я думаю, пусть выходит. Нынче все, кто живые – на нашей стороне. Может, действительно у него какое снадобье имеется, а то мне совсем худо уже.

– Да, башка так не трещала с самой лютой похмелюги. Эй, как там тебя? Забирайся сюда!

Абориген появился, вроде как из неоткуда, то ли в тени бревенчатой стены прятался, то ли еще как скрывался от их взора. В руке копье, наконечник там, похоже, вообще каменный, мешок за спиной из шкур сшитый, грубой работы. Полез наверх.

– Русский откуда знаешь?

– Цар присылал людей, ссыльный прозываются, учыл, мэня учыл, других учыл, хороший чэловэк был, помер только, давно помер. Вот бэри, пыть нада, не много, однако. Много пыть – болэть будэшь.

– Что это за дрянь?

– Лэкарства, шаман дэлать, все пыть, нада.

– Ну что, профессор, поверим местному населению?

– Пусть сам глотнет.

– Эта можна, толко мала-мала, болэть не хочу, идти нада, далеко, сила нада многа.

– Куда идти-то?

– Здэсь плахое мэсто, звэрь придет, всех сожрет, зверь хитрый, сидит в лесу, ждет. Рюсский один убил, это хорошо, второй остался и еще малый звэр есть, тоже ждет, не уйдет. Придут вместе сожрут нас, идти нада.

– Так ты не сказал, куда идти. Там безопасно, что ли? Сюда скоро поезд придет, солдаты с пушками, по телеграфу в горком сообщили наверняка уже, подождем здесь. Пулеметы исправны, патронов достаточно, прокормиться найдем чем. Поищем живых, кто-то из них должен же еще остаться.

– Идти нада, быстро-быстро, расу мало, нет расу – все болеть. К шаману нада, он расу делать, люди не болеть.

– Что еще за расу такое?

– Вот, расу, пить нада, не много.

Ненец протянул командиру емкость, тоже вроде как из кожи сделанную, пахло от нее точно не фиалками. Тот взял, понюхал, поморщился и все же глотнул немного.

– Ну и отрава, твою мать, вы ее из оленьей мочи, что ли гоните?

– Нэт алень, савсем нэт, расу шаман делать, из чего нэ говорить. Лэкарство эта, башка балеть? Пить, однако, нада – чтоб башка савсем нэ болеть.

– Слушай, профессор, а ведь действительно отпускать стало, давай-ка тоже прими грамм пятьдесят, только выдохни сперва и не нюхай, а то сблеванешь еще с непривычки, не дай Бог. Еще то зелье, но вроде действительно помогает. Слушай паря, ты стрелять умеешь из винтовки?

– Ружжо нельзя, савсем плохо, русские сказали нэненцам нельзя ружжо, наказать будут, копье есть, нож есть.

– Твоим копьем только ворон пугать. Я – русский, великий воин, я тебе говорю – винтовку можно, теперь можно. Нет царя больше, запреты прежние отменяются, теперь тебе можно оружие иметь, ты тоже вроде как трудовой элемент. Значит, из наших. Держи, да не тушуйся, привыкнешь быстро. Патронов пока не дам, пусть вместо копья твоего будет. Тут штык стальной, покрепче будет твоего каменного набалдашника. Вон профессор, хоть и буржуй, а ничего, пулемет освоил, не стрелял пока правда, но держится за него уверенно. Тебя как звать-то паря?

– Илко, звать. Копье зря ругаешь, Хорошее копье, наконечник из клыка зверя делать, лучше железа будет.

– Идем, Илко, осмотрим вместе территорию, а профессор нас прикроет; хотя нет, отбой, темно уже, с утра пойдем, как рассветет. И вот еще что: сейчас забираем барахло – все, что есть – и перебираемся на другую вышку. Там три ленты к пулемету должны быть, да отсюда захватим ту, что осталась.

Чтобы добраться до другой вышки, пришлось идти прямо по телам, густо усеявшим подножие их первого убежища. Занятие не из приятных. Сергей Николаевич старался не смотреть на размозженные пулями черепные коробки, понимая при этом, что только так можно было остановить свихнувшихся. Даже перебитый позвоночник не являлся для них смертельной травмой: свихнувшиеся продолжали ползти в сторону добычи, волоча за собой парализованные ноги. Но это уже в прошлом; в настоящее время живых свихнувшихся здесь уже не было, остались только мертвые тела. Когда проходили мимо убитого большого зверя, Илко остановился, достал нож и принялся копаться в затылочной части его головы. Сергей Николаевич и Командир переглянулись понимающе – дикарь, прости Господи. Известное дело, чем только они не занимаются. Разворотивший затылок зверя Илко выскреб оттуда какую-то мерзость и сложил всю эту мерзость в кожаный мешочек на поясе. Заметив подозрительно уставившихся на него русских, принялся объясняться на ходу, как обычно сильно коверкая русские слова.

– Это нечаво. Шаман говорил нада брать и ему нести, сильно нужная вещь, однако. Ему очень нада, зачем не говорит.

– Ну, нада, значит нада, нам не жалко, главное, чтобы эти потроха вонять не начали. Завоняют – отберу и выкину подальше, усек?

– Моя понимай, нет вонять, хароший вещь, не пахнет совсем.

Залезли на соседнюю вышку, там все было так же, как и на прежней – никого нет наверху, зато стоит «максим» без защитного кожуха с тремя коробками пулеметных лент в комплекте. Командир осмотрел пулемет, заправил ленту и приготовил оружие к стрельбе.

– Сейчас пожрем и на боковую, устал я что-то сегодня, с фронта так не уставал. Дай-ка нам еще глоточек твоего варева, басурман. Хорошая штука оказывается, хоть и дрянь редкостная на вкус. Значит так, я воевал в одиночку, устал. Паря, который Илко, долго шел, сюда добираясь, думаю, тоже устал, а ты профессор, как и все буржуи, сидел на жопе, так что тебе первому и дежурить. Чукча, тьфу, Илко, пусть спит, а меня через три часа разбудишь, сменю. Вот держи часы мои, командирские, видишь написано – «за храбрость», сломаешь – пришибу, смотри не потеряй. И смотри в оба, луна сегодня полная, небо чистое, видно вокруг хорошо; смотри не засни на посту, пущу в расход немедля.

Командир, подложив сидор под голову, шинелькой прихваченной по дороге прикрылся и тут же захрапел, хорошо хоть негромко. Сергей Николаевич тоже не прочь был поспать, день выдался насыщенный; теперь, когда все затихло, он начал «плавать», глаза слипались, приходилось часто встряхивать головой, прогоняя сонливость, и крепче, до боли, сжимать ручки пулемета. Илко тоже прикорнул, но заметно было, что спит в полглаза и готов подорваться с первыми же признаками опасности. Луна действительно была нынче на загляденье: залитая сумрачным светом территория за стеной проглядывалась далеко, до самого леса. Вроде спокойно и тихо там было, но Сергею Николаевичу вдруг стало что-то там мерещиться, вроде бы он заметил какое-то подозрительное движение прямо у самой опушки леса. Бинокль бы. Вглядывался пристально, до боли в глазах, наверно показалось, решил командира пока что не будить. От кромки леса до стены расстояние приличное, как бы быстро звери не бегали, он успеет заметить и разбудить остальных. По крайней мере, он так думал. Откуда появился брат-близнец убитого «динозавра», Сергей Николаевич так и не сумел заметить. Только что вокруг все было пусто и безжизненно и вдруг вот он, возник прямо перед воротами и несется прямо на вышку. К счастью, на покинутую уже ими вышку. Сергей Николаевич надавил на гашетку, стараясь поймать в прицел голову стремительно бегущего зверя. Тот передвигался огромными скачками, сделать это было практически невозможно. Пули с чмоканьем врезались в почву, поднимая фонтанчики земли, крошили в щепки деревянную обшивку стен, только в самого зверя, похоже, ни одна так и не попала. Внезапно Сергей Николаевич оказался отброшен в сторону сильным толчком.

– Проспал, сука! Убью!

Командир подхватил ручки пулемета и повел стволом, стреляя на упреждение. Зверь с разбегу врезался в вышку, ломая и с треском опрокидывая ее на землю. Притормозил. Это дало возможность командиру прицелиться получше. Пули застучали зверю в спину, заставив понять, что настоящие противники находятся совсем в другом месте. Развернулся и, зарычав, бросился к ним. Патронов командир не жалел, с ужасом понимая, что лента не бесконечная и скоро закончится, а перезарядить он не успеет. Профессор, дубина, пол-ленты высадил в «молоко»! Пулемет зажевал последние патроны и замолк. Ну все, хана! Командир стал лихорадочно менять ленту, чувствуя, что все равно не успевает, но вдруг зверь заревел диким голосом и споткнулся. Завертелся на месте, присев на перебитую лапу – из мощной мышцы его левой нижней конечности торчало невесть откуда взявшееся копье. Зверь покрутил головой, ища взглядом обидчика и принюхиваясь, старался определить, где тот находится. До вышки ему оставалось добежать метров двадцать, не расстояние для пулеметного огня. «Максим» застучал, густо нашпиговывая зверя пулями, считай, что бил в упор. Можно было даже не целиться – промахнуться было почти невозможно. Если корпус твари был практически непробиваем для пуль, то про опорные конечности такого сказать было нельзя, особенно о поврежденной левой. На ней и сосредоточил огонь командир, выбивая оттуда куски кровавой плоти и осколки костей. Конечность подломилась, увлекая зверя вниз. Он завалился набок, рыча и загребая почву второй когтистой лапой, оставляя на ней огромные борозды. А пулемет все бил и бил, теперь стараясь пробить костяную защиту головы, попасть в пасть или в глазные отверстия. Монстр вдруг дернулся и затих. Затих и пулемет. Командир с трудом разжал пальцы, намертво, до судороги, стиснувшие рукоятки пулемета. В углу возился оглушенный ударом о стенку вышки профессор. Внизу у самой головы поверженного зверя стоял Илко, непонятным образом там очутившийся. Рывком дернул на себя древко копья, торчавшего из затылка зверя, и принялся чистить его наконечник зажатой в руке охапкой сушеного мха.

– Ну, ни хрена себе! Слышишь профессор? Илко Зверя завалил. Простым копьем угробил. Я две ленты расстрелял и толку – пшик, а этот копьем его. Слышишь профессор? Живой? Ты давай без обид, тогда не до политесов было, сильно я тебя? Заснул, что ли?

– Да, не спал я, хотелось очень, но не спал. Он вдруг так неожиданно появился, мистика какая-то. Пусто было в поле, никого, это я ясно видел, и вдруг он уже возле ворот.

– Хорошо, что мы ушли с той вышки. Он, видимо запомнил, откуда его брательника привалили, и решил поквитаться. Думал, мы по-прежнему там сидим. А вот хрен он угадал! Если бы сидели, он бы нас доедал сейчас. А этот, как он его копьем! Вот тебе и дикарь! Опять ковыряется в потрохах! Прям как этот, как его?

– Некрофил?

– Некро… чего? Не знаю, тебе виднее, только мне кажется, привычка эта вредная и слово какое-то обидное. Илко, ползи сюда, ты водку пьешь?

– Коренных народов Севера не рекомендовано спаивать спиртными напитками, у них отсутствует к ним предрасположенность.

– Не знаю, кто там к чему расположен, но парень заслужил свои наркомовские сто грамм, даже двести заслужил, если не больше. А что до спирта, то я тебе вот что скажу: то пойло, что у него с собой, точно на спирту забодяжено, ты уж мне поверь. Не знаю, какие его шаман туда травки добавляет, но в основе там точно имеем спирт голимый.

Илко вместе со своим чудо-копьем забрался наверх.

– Ну, ты герой! Молодец, только мне вот что не понятно, как ты там оказался так быстро и при этом зверь тебя не заметил и подпустил так близко? Ты же здесь был, рядом с нами?

– Моя умей подкрадываться к зверь.

– Может твоя и «умей подкрадываться», только почему-то тебя при этом даже я не видел.

– Шаман говорит, у зверя большой гриб растет на голове. Хочешь если зверь убивать – бей в гриб копьем, стрелой, палка можно, там слабый место совсем.

– А чего ты там копошился, что искал?

– Гриб ломать, там хороший вещь добывать, шаман нести, однако нада.

– Ну-ка покажь, что ты там надыбал.

Илко достал мешочек свой, высыпал на ладонь добычу: какие-то, то ли ягоды сушеные, то ли орехи и немного больших крупинок желтого сахара. Командир взял одну продолговатую горошину покатал между пальцев, положил обратно.

– Это все у зверя в башке было?

– Гриб расти, тама внутри есть такой вещь, большой звер – много вещ, малый звер – мало вещ. Бывал совсем пустой гриб, нет ничего.

– Ладно, убери пока, отдашь своему шаману, когда встретишь.

– Вместе нада идти, здесь нельзя. Расу мало, однако, шаман только делать, нада идти или болеть будем.

– Мне кажется, Николай, он дело говорит, напиток этот убрал все симптомы болезни, но его действительно осталось немного.

– Так может он нас уже вылечил, а Илко?

– Нада расу пить немного, каждый раз пить или болеть будешь.

– Он говорит, что пить этот напиток требуется регулярно, но понемногу.

– Да понял я. Далеко племя твое сейчас?

– День идти, еще день идти, тогда прыйдешь.

– Это километров двадцать в лучшем случае, а то и все тридцать по тайге топать. Поезд сюда скоро подойдет, мне встретить его требуется, объяснить, что случилось.

– Когда он должен прибыть?

– Если телеграф работал, когда это все случилось, и успели послать телеграмму, то пока разберутся, пока согласуют и отправят – дня три-четыре, не меньше.

– До племени два дня добираться, два дня обратно, значит, успеем вернуться к приходу поезда, если он вообще придет.

– Это ты о чем?

– Вы заметили, гражданин начальник, что случилось с людьми? Это явно эпидемия, причем довольно необычная, по крайней мере, мне подобные случаи неизвестны. Заразились все кроме нас, но мы отсутствовали в лагере в момент заражения, это может как-то объяснить то, что мы до сих пор здоровы. Эти звери еще невероятные для здешних мест. И вероятно, что зараза не может распространяться воздушно-капельным путем.

– Каким путем?

– По воздуху, через дыхание. С остатками зараженных нам лучше не контактировать, я имею в виду голыми руками не трогать.

– Ага, это ты Илке расскажи, который, как я заметил, совсем не «контактировал» с ихними телами, только в башке немного покопался немытыми руками и все. Да и я, когда оружие добывал с провиантом, тоже кантовал трупы, а помнишь, сколько кровушки на меня пролилось, когда я им бошки прикладом крошил и штыком тыкал? Шинель даже пришлось сбросить, перед у ней весь кровью пропитался. Так что насчет «контактов» можно не беспокоиться, получается не заразные они, просто мозги совсем свихнулись.

– У всех одновременно?

– Это ты у нас профессор, я просто факт констатирую, хорошее слово, мне сразу понравилось, на митинге одном запомнил. Только опять ты прав, похоже, надо идти. Затаримся у шамана зельем, вернемся и на дрезине рванем в районный центр, если наши не подоспеют. Тут дрезина имеется, я говорил? Щас рассветет, осмотрим тут все, может, живых кого найдем или дуриков этих недобитых. Всех оставшихся надо до конца уничтожить, ежели кто остался, а то вдруг без нас товарищи прибудут и по незнанию глупо попасться могут.

Часть четвертая. Отцы-основатели. Вениамин Яковлевич

До самого рассвета никто уснуть уже не смог, даже бывалый командир, да и оставалось до восхода солнца часа два – не больше.

– Там еще эти, мелкие, должны бегать, старших ихних братьев мы общими усилиями завалили, так что если мелюзга эта не совсем умалишенная, то сюда не полезет. А ежели полезет, у меня винтовка, у Илки копье его смертоносное – справимся. Потому предлагаю идти всем разом и тебе тоже, профессор, – ноги разомни, а то отсидел уже, поди.

Большинство бараков и служебных помещений оказались пустыми, что и не удивительно: свихнувшиеся предпочитали мясо трескать снаружи, а не сидеть внутри и с голодухи пухнуть. Так что практически все кто был в лагере – и живые, и не очень – оказались на улице и в настоящий момент уже не опасны. Все, да не все: в дальнем углу лагеря, в штрафбараке, все складывалось по-другому. Режим там был не в пример остальным, гораздо строже: входная дверь постоянно должна быть заперта изнутри, штрафников держали в клетке за решеткой, что их в итоге и спасло, хоть и не всех. Командир заглянул в забранное решеткой оконце, приложив ладони к глазам на манер шор от света.

– Вроде пусто, а в камере есть кто-то, лежит на полу, может живой?

– Дверь заперта.

– Засов там крепкий, подорвать бы, да гранат нет, здесь их иметь не положено. О, идея нарисовалась, в мастерской домкрат имеется винтовой, помню как щас; притащим, решетку с окна выдавим, а через него и внутрь попасть можно.

Тяжеленный домкрат привезли на тачке, найденной там же в мастерских. Лом еще прихватили и топор, да несколько стальных крючьев. О том, кого на эти крючья могли подвешивать, профессор старался не думать. Зацепили решетку, предварительно разбив стекло, стали отжимать. Первый раз крюк соскочил, перецепили и продолжили. Решетка выломилась не без труда – крепилась она к толстым деревянным бревнам. Ломом еще, вдобавок, поддели и тогда вытащили окончательно. Командир подтянулся, внутрь заглянул и, перевалившись через подоконник, помогая себе ногами, забрался внутрь. Сразу же загремел отодвигаемый засов, дверь распахнулась. Командир показался в проеме и только открыл рот, чтобы что-то сказать, как резким рывком назад исчез внутри. Оттуда послышалось утробное рычание, раздались звуки борьбы и отборный мат. Дважды бабахнул выстрел и неожиданно командир вылетел наружу, только уже без куртки и фуражки, но с «наганом» в правой руке. Кувыркнулся через голову и попытался подняться с земли, но не успел. Из дверей за ним вывалилось нечто медведеобразное, как показалось в первый момент остальным. Вернее не остальным, а лишь Сергею Николаевичу. Аборигена рядом уже не было, его вообще нигде не было. По крайней мере, он его не видел. Напоминавшее медведя существо встало на задние лапы и бросилось на командира, не успевшего еще подняться. Но сделав лишь пару шагов, оно громко зарычало и, как бы налетев на невидимую преграду, остановилось, рухнуло на колени и стало заваливаться вперед, упав на живот и скребя передними лапами по земле. Из его спины торчал окровавленный наконечник копья. Командир, не растерявшись, подскочил к поверженному зверю сбоку и, вложив ствол «нагана» в некое подобие уха, дважды выстрелил. Зверь дернулся и затих окончательно. Командир посмотрел на торчащий наконечник, затем на Сергея Николаевича.

– Илко где?

– Там.

– Где там?

– Внизу, под ним.

Командир поморщился и, опустившись на колени, заглянул под тушу.

– Лом тащи, он его придавил, зараза, резче давай, профессор.

Перевернуть многокилограммовую тушу зверя оказалось не просто, даже при помощи лома. Пока Сергей Николаевич, бледнея и обильно исходя потом, держал лом, которым удалось немного приподнять тело «медведя», командир уже подсовывал туда притащенную им длинную толстую доску. Совместными усилиями, наконец, получилось отвалить тушу с лежащего под ней Илко, не подававшего уже признаков жизни. Получается, что он сделал все, как при охоте на медведя с рогатиной: упер копье в землю и встретил зверя наконечником в грудь, который своим весом на него и нанизался; прием действенный, но рискованный. Рогатина способна остановить падение тяжелого тела, застревая в нем. Копье же пробило тушу насквозь, удачно пройдя сквозь сердце зверя. Медведь, как и напоминавший его зверь, весит немало и способен опасно придавить охотника к земле своей тушей, нанося тому серьезные травмы.

– Нельзя его трогать, командир. У него может быть поврежден позвоночник, носилки нужны и переносить необходимо очень осторожно.

– Где я тебе возьму носилки?

– Медпункт здесь есть?

– Есть больничка, точно же есть, щас сбегаю, ждите здесь.