Читать книгу Собаня - Алекс Лоренц - Страница 5
Хлюпик
ОглавлениеВечер перед первой ночью.
– Что за звуки из ванной?
– Ага, напрягают чутка. Уже часа два их слышу.
– А ты еще вискаря накати – не будешь слышать.
– Сделай что-нибудь. Ты же хозяин.
– Если б мог, сделал бы. Походу, слив забился. А разбирать – тот еще гемор.
– И как ты так живешь? Невыносимо же.
– Это он сейчас че-т разошелся. Раньше не так громко было.
– Оборзевший хлюпик.
– Тоже выпить хочет. Давайте ему глинтвейна горяченького вольем!
Словно в ответ, из ванной донесся звук, похожий на слоновью отрыжку.
– Если пару минут подержать кран открытым, оно прекращается.
– Ты его почаще пои водичкой.
– Вот именно. Пусть водицу хлебает. Хрен ему на нос, а не глинтвейна…
После ухода гостей. Ночь.
Пьянки по воскресеньям – абсолютное зло. Нет ничего кайфовей и нет ничего паскудней. Вроде выпил – и хорошо. Но завтра ведь понедельник, хренова работа. Не проспишься толком. Трудовые подвиги зовут, типа того, а ты похож на половую тряпку. И чувствуешь себя аналогично.
Выпили мы тогда зашибись. Под сплетни, шуточки, настольные игры бухлишко на ура зашло. Мешали пиво с вискарем, «кровавой Мэри», сухим красненьким. Глинтвейна наварили целую кастрюлю – мама не горюй. Уж не знаю, с какого по счету бокала начался перебор: никогда у меня не получалось вовремя стопарнуть.
Гости рассосались, как всегда, ВНЕЗАПНО. У меня обычно все допиваются до состояния нестояния в одно и то же время. Часа в два ночи какой-нибудь слабак говорит: я, мол, пойду. Остальные ватные тела держатся в сидячем положении еще максимум минут десять, а потом херак – и посыпались. Тоже вызывают такси, сливаются. Остаюсь дома один. С горой немытой посуды, батареей пустых бутылок да утекающими под плинтус остатками веселья.
Посуду обычно мою перед сном, чтоб не оставлять на завтра. Утром с похмелюги срач в хате особенно удручает. Но в ту ночь пришлось сделать исключение. В глазах помехи, в башке, бля, первозданный квантовый хаос, ноги не держат. Не то состояние. Лучше сразу в кроватку. Хотел даже зубы не чистить, но предки в детстве слишком хорошо приучили к гигиене. Ремешком приучали. Ших-х-х-х, ших-х-х-х-х!
Открыл, значит, воду. Смотрю на себя бухого в зеркало. Отражение ходуном ходит. На автомате выдавливаю пасту на щетку. Кладу тюбик на раковину – тож на автомате. А дальше автомат отказывает. Пальцы обмякли – почти жидкие. Щетка выскальзывает, падает на пол. Пытаюсь поднять, равновесие подводит. Ногой заехал по этой самой щетке. Улетела под ванну, сука. А там темное ущелье, и творится в нем хер разберет что. Даже знать не хочу. Не-не. Лучше не надо.
Не помню уж, как и чем я ее оттуда выколупывал. Но долго.
Все это время из крана лилась вода. Когда я таки нащупал щетку, мне что-то послышалось подозрительное. Как будто в сливе под раковиной, в глубине кто-то глотает. Глыть, глыть, глыть. Хлебает.
Первая ночь.
Знаете это состояние, когда ночью после пьянки со сна подрываешься? ВНЕЗАПНО. Пописать там или водички попить. Вставать тяжко – мама не горюй. А надо. Потому как хрен ты уснешь, когда мочевой пузырь туда-сюда треснет или в горле кошки насрали. А хуже, когда и то и другое.
Вот и в тот раз у меня так – и пописать, и попить приперло. Только вот проснулся не от этого. Сначала даже не понял отчего. А потом, когда картинка сложилась, ка-а-а-а-а-к понял!
Мразь опять хлюпает. Громко так, настойчиво. Причем как будто вопрос задает.
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП?
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП?
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП?
Потом интонация меняется.
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП!
Восклицательная уже. Типа: «Хорэ спать, дрыхло! Шуруй-ка сюда, кабанчиком!»
Приподнимаю, значит, голову. С неизбы-ы-ы-ы-ывной болью в голосе говорю:
– Ну сука…
(Про неизбы-ы-ы-ы-ы-ы-ывную боль – эт я не сам придумал. В киношке какой-то слышал.)
А сам думаю: какого это хера происходит у меня дома?! Почему какое-то говно под раковиной мешает мне спать? По какому праву?!
Иду в ванную, открываю воду. Думаю: пусть льется, пока я свои мокрые делишки делаю.
Минуту, наверное, отливал в толчке, потом зашел на кухню водички хлебнуть. Выглушил два полных стакана, так что аж пот прошиб. На это время звуки пропали. Ну, вернее… не то чтоб совсем пропали. В трубе опять как будто кто-то хлебал – приглушенно так. Чавкал водицей. Прям как я с похмельдоса.
Пошел выключил воду. Слив рыгнул. Смачно. Прям по-человечьи.
Подождал еще минуту-две. Все тихо. Почти. Булькнуло только пару раз. Негромко. Как будто напился пива и икает.
Пошел спать.
Утро после первой ночи.
В будние дни встаю в половину седьмого. По будильнику, ясный красный. Работка зовет, типа того. Время и так раннее, но хуже всего, когда просыпаешься за чуток до будильника. Пять минут, семь, десять. Бывает такое – приспичит в сортир или просто отчего-то проснешься – я хрен знает, если честно.
Так оно и тут вышло. Просыпаюсь, значит, башка трещит, солнце уже в окна лупит. Беру мобильник, смотрю. 6.15. Вот же херня, несправедливость вселенская! Пятнадцать минут эти ни в пизду, ни в Красную армию.
А из-за чего я вообще проснулся-то? От боли в башке?
Нет, фигушки. Лучше бы от нее, ч-ч-черт…
Тварь…
Вот же тварь…
Боже, как же гудит башка… Зачем было столько бухать? Каждый долбаный раз задаю себе этот вопрос, и все равно жизнь ни хрена ничему не учит.
Звуки стали громче, зачастили. Как будто гигантская жаба в сливе застряла и квакает.
Надо сантехника вызвать. Вот сегодня и займусь, нечего кота за яйца тянуть.
Злой как собака. Все кругом раздражает. Любой звук. Каждое движение болью в башке отдается.
Выдул воды еще два стакана. Знаю, от такого только хуже будет, но все равно всегда так делаю.
Врубил чайник. Первым делом надо умыться и кофе хлебнуть, а то котелок не соображает ни фига. А потом уж думать, чего пожрать.
От мыслей про работу прям-таки затошнило. По трезвяку от этих офисных рож с души воротит, а с похмелюги так ваще… Еще и сидеть на жопе весь день. Кровь застаивается. В обеденный перерыв похаваешь – вроде как отпускает. Но такая слабость накатывает, что лечь бы прям на пол да отъехать…
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП…
Вечер после тяжелого рабочего дня.
Сантехника вызвал, когда на работе был. Занудная бабища прогундосила в трубку: заявка, мол, принята. Говорит: ждите, типа того. Я говорю: я вообще-т работаю; когда ждать? Она: завтра в течение дня. Я: а поконкретнее? А она в ответ трубку швыре́нь.
Ну что за уроды, а? Я им бешеную квартплату отстегиваю просто так, что ли? Чтоб они вот так трубки кидали? Скоты позорные…
Вечером ехал домой на маршрутке. Потно, душно. Чуть не сдох. С похмелья все эти людишки, твари, бля, раздражают неимоверно. (Как один мой кореш их называет, хомо эректусы.) Локтями пихаются, на ноги наступают, от кого луком ядреным прет, кто по мобиле трындит на весь салон, у кого личинка на коленях визжит… А вон тот с козлиной бородой сидит и смотрит.
Хрен ли смотришь, пидорюга?
Возвращаюсь домой разбитый и, значит, деморализованный – типа того. Открываю дверь.
И застыл на пороге.
Обложило меня, значит, запахом таким… затхлым-затхлым… Нет, не запахом, это неправильное слово. Смрадом – вот чем! Зловонием. Не то рыба тухлая, не то морская капуста сраная испорченная – помните, в детстве предки заставляли жрать… А может, все это вместе. Да, скорее так.
Что тут, бля, делалось, пока меня не было?! Кто-то притащил сюда херов склад морепродуктов?!
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП
А, вон оно че! Это все хренов говнослив, трахать его в жопу!
Все проблемы оттого, что он изначально неправильно сконструирован. Потому что нефиг в новой квартире ремонт своими кривожопыми ручонками делать – вот что. Лучше специалистов позвать. Недешево, зато надежно – типа того.
Вся хрень в том, что мой слив опускается вниз, а потом резко изгибается вверх. Слишком резко. И вот в этом самом изгибе со временем скапливается всякое дерьмецо и не вымывается. Мыльная вода, жирные волосы, высморканные сопли, грязь с ботинок – чего там только нету. И все это застаивается, бродит, цветет.
Года два назад я почувствовал – в ванной какой-то гадостью резко запахло. Это долбаный слив переполнился отходами жизнедеятельности, так сказать. Решил я, значит, эту сраную трубу прочистить. Пока раскручивал, она у меня из рук выпала и все говнище на пол вылилось. Черная такая жижа. С прозеленью, с какими-то вкраплениями отвратными. А вонь-то, вонь какая стояла! Мне ажно поплохело. Слава богу, на пол не струганул, а то еще и рвоту пришлось бы убирать.
А пару месяцев назад я туда какую-то непонятную личинку смыл. Щас расскажу. Ездили мы с другом в июле на великах по ебеням. В такие дебри забрались, что не дай бог никому. Еще и под ливень попали. Приехал я после этой, значит, восхитительной-охуительной велопрогулки домой, зашел в ванную ботинки помыть: на них грязюки тонна налипла. Вместе с грязью смылся… такой… кокон, не кокон – хрен разберет. Белая длинноватая штукенция, но не червяк, не гусеница. Такая маленькая, твердая… сантиметров пять… Ну, я воду включил, смыл хреновину к чертям собачьим. Верняк, оно там и осталось, в сливе, в изгибе. Может, из этого кокона какой мутант вылупился?..
Умылся. Поглядел на свою рожу в зеркале. Тоскливое зрелище. Не из приятных, прямо скажем. Таким людям хочется оказать гуманитарную помощь.
Надо пожрать и поспать – вот что. Вздремнуть с набитым брюшком – самое то…
Так-так. Слив вроде не хлюпает. И на том спасибо, как грится.
Все бы вроде ничего, но этот сраный запах…
Пошел я на кухню, пожарил яишенку, котлетки разогрел. Запах божественный – типа того. Жить можно.
Поддеваю я котлетку лопаткой со сковородки, собираюсь положить на тарелку, а тут…
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-УП
Громко – пипец, чуть в штаны не навалил. И это при закрытой-то двери. А котлетка вместо тарелки на пол шлепнулась.
Тут меня и прорвало.
Матом заорал, пнул котлету ногой. Она об стенку шмякнулась, на обоях пятно жирное. По полу фарш, масло растительное.
Бегу в ванную, хватаю долбаный вантуз. Разворачиваю боевые действия. С каждым толчком хлюпает сильнее. Потом совсем громко становится. С такими звуками машина-говновозка кал из очкового сортира отсасывает.
Хренов хлюпик сопротивляется. Раковина трется о подставку, повизгивает.
Ну его на хрен. Прекращаю это дело. А то сворочу всю конструкцию к чертям собачьим. Со злости выдираю себе клок волос с головы. Ору фальцетом. Зубы скрипят.
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-УП
Раковина дрожит. Пол вибрирует. Смрад так загустел, что щас блевану.
И тут чувствую помимо этой рыбной вонищи что-то горелое. Очень сильно горелое. Прям угольки.
Блядь… Сковородка с яичницей. Конфорку забыл выключить.
Бегу на кухню
поскальзываюсь
падаю
что это? слизь какая-то? откуда?
да хрен с ней!
вырубаю конфорку
дым
закидываю сковородку в раковину вместе с углями от яичницы
бегу обратно в ванную
нахожу пробку от раковины
затыкаю
Жду.
Раковина вздрагивает, вздрагивает, вздрагивает. Как будто чихнуть хочет, но никак.
Нет, так дело не пойдет.
Вырываю из дырки пробку, швыряю в сторону, становлюсь на колени, руками раскручиваю слив.
Как и в прошлый раз, все дерьмо выпадает на пол. Причем в самое неудобное место – за подставку, где труднее всего убирать. Там еще и темно, как у слонихи в пизде. Вонища – жесть. Как от тухлых креветок или чего-то такого. На полу черная куча водорослей с волосами.
Чуть не блюя, нахожу под ванной тряпку. Собираю всю эту гадость, выхожу в подъезд, выкидываю в мусоропровод вместе с тряпкой. Возвращаюсь, беру другую тряпку, вытираю насухо.
Ну все, дело сделано. Теперь можно спать спокойно. Не так уж трудно оказалось. Сам справился, без сантехника.
Закрутил слив обратно.
Еще полчаса – привел в порядок кухню. Правда, жирное пятно с обоев уже никуда не денется. Будет глаза мозолить.
Прошло полчаса. Сижу на диване, жду. Молчит. Видать, и правда вся фигня была из-за засора. А из-за чего еще.
Ладно, ща успокоюсь. Надо почитать книженцию какую-нибудь. Редко я это делаю…
Беру с полки первую попавшуюся. Кафка. Рассказы. Не читал. Кто-то подарил года три наз…
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП
Да епт! Выходит, засор глубже засел?
Вот опять!
Хочется заплакать. Щас разноюсь, как сикуха.
Раковина дрожит. Сердито так. С агрессией.
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП
– Чего тебе, мразь?! – ору в раковину. Голос мчится по трубам, как хренов свихнувшийся поезд. Crazy train, епт. Сходит с рельс, падает в пропасть.
Опять затыкаю пробкой. Раковина содрогается примерно раз в двадцать секунд.
Но хлюпов больше нету.
Стою, смотрю на пробку. Кольцо подскакивает.
Кафка.
Диван.
Кафку любишь? – Да, офобенно грефневую. Гы-ы-ы-ы!
Страниц через пять привык к глухим стукам. Не так страшно. Не сильно хуже, чем когда соседи ремонт делают или трахаются громко.
Странице на десятой глаза стали слипаться. Бля, ну и вечерок…
И вот, когда уже почти уснул…
…хлопок.
Клац – металл по плитке.
Сучара вытолкнула пробку!
Чувствую себя бессильным. И перед чем? Перед сраным сливом под раковиной!
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП
Звук – как будто кто-то вынырнул из-под воды и резко вдохнул.
На подоконнике на кухне есть горшок с орхидеей. Тяжеленный. Мама принесла на кой-то хрен – мол, интерьер оживить. Он-то, этот горшок, мне и поможет. Ща разберемся.
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП
Опять заткнул пробку, а горшок поставил сверху. Что ты на это скажешь, а, скотина? Зажопил тебя! Ха! Задохнись там и сдохни.
Вторая ночь.
Просыпаюсь от громкого звука.
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП
Звон. Что-то разбилось. Сначала не понял толком, в чем дело. А потом дошло: орхидея!
Подрываюсь, бегу в ванную.
Сраный Хлюпик уничтожил мамину орхидею. Валяется на полу поломанная. Горшок вдребезги, грунт по всему полу.
Бля, ну и вонь. Невозможно терпеть…
Долго стою над раковиной, сжимаю кулаки. Визжу как обосравшееся животное.
Стоп… Есть ведь чудодейственное средство от засоров. Купил с год назад. И как только забыл… Где оно? В туалете, наверное… Да, вот. Подумал тогда, в хозяйстве рано или поздно пригодится. Может, убьет Хлюпика?
Пальцы дрожат. Срываю крышку. Жижа едко пахнет. Выливаю в раковину всю бутылку. Из слива шипение, рев – как будто бы демон кончает.
А трубы не разъест?
Ну, разъест – и хер с ними. Новые поставлю, лишь бы этих звуков не слышать.
Трубы дрожат. Сильнее, сильнее. Кажись, вся ванная дрожит – пол, потолок, стены, ванна, стиралка, зеркало, отражение в нем моей морды ошалелой.
И вдруг все стихло. Напряженная такая тишина.
Наклоняюсь, смотрю вниз, в темноту.
Сдох?..
Отрыжка. Короткая. Злая.
В лицо хуярит черный фонтан. Едкий запах химикатов. Жижа в нос, рот, глаза. Задыхаюсь.
Нащупываю кран ванны, включаю, сую голову под воду. Кое-как промываю глаза, волосы, полощу рот, высмаркиваюсь.
Смотрюсь в зеркало. Глазья красные, навыкате – как у бешеного быка. Щиплет. Слезы ручьем.
Плетусь к кровати. Падаю. Пытаюсь заснуть под звуки ада.
Утро после второй ночи.
Ну и рожа, блин. Глаза пульсируют. Но вроде полегчало. Щиплет не так сильно.
Запах в квартире непереносимый. Смрад в каждом углу, в каждой щели. Впитался в одежду, мебель.
Открыл все окна. Полчаса проветривал. Не помогло. Тухлятина победила.
Пока собирался на работу, решил через силу съесть пюрехи. Если не набить чем-нибудь боюхо, потом весь день рабочий через жопу.
Пока под саундтрек хлюпов и рыготы поедал комковатое месиво, на глаза попалась лейка. Маленькая леечка. Она у меня всегда на подоконнике стоит, а теперь вот на полу валяется.
Обычно поливал орхидею по четвергам. Потом сразу опять наполнял, чтоб вода неделю отстаивалась. Сегодня вторник.
Лейка на полу, воды вокруг нету. Внимание, вопрос: куда делась вода?
И что за мутные разводы кругом?
У плиты и под подоконником пол в пятнах. Что-то густое, прозрачное. Типа как клейстер. Но зеленоватый. Точно не вода из лейки.
Бросил вилку, встал из-за стола. Подошел к месту, где слизь. Сел на корты́, уставился.
Глянул на потолок. Не, не оттуда накапало.
Тогда откуда?
Зацепил слизь пальцем, нюхнул.
Бля… Что может так мерзко пахнуть? Ящик с тухлыми улитками?
Вымыл руки с мылом. Глянул на палец. Целый. Даже не покраснел.
Так вот на чем я поскользнулся вчера, когда бежал на кухню тушить яичницу.
У меня дома кто-то есть. Живет в сливе. Доводит до нервного срыва своими сраными хлюпами.
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП
И иногда выбирается наружу…
Тапок при поднятии ноги отрывается от чего-то липкого. Разводы не только возле плиты. Они, мать их, везде. Возле плиты их просто больше всего. Жирный липкий след идет с кухни…
…в коридор…
…в ванную…
…к раковине.
Вот тут-то мне рил поплохело.
Либо Хлюпик из слива правда существует, либо…
Либо у тебя крыша поехала.
БУА-А-А-А-А-А-А-А-А-А
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП
Покрываюсь холодным потом.
Дома какая-то херня, ребяты. Надо отсюда валить, пока оно опять не вылезло и не придушило меня.
Но сначала…
– Управляющая компания. Я вас слушаю.
– Здравствуйте. Дом номер один дробь четыре, квартира двести один. Вчера оставлял заявку на сантехника.
– Вообще-то у нас еще рабочий день не начался. Меня тут в это время быть не должно.
– Ну пожалуйста!
– Минуту… Да, ваша заявка в процессе рассмотрения.
– Что значит в процессе рассмотрения?! У меня раковина… ИЗДАЕТ ЗВУКИ! Я спать не могу!
– Кхм… звуки? Раковина? Издает? – Смешок.
– Ну… я не знаю… Наверное, засорилась. Пришлите кого-нибудь. Срочно! Весь санузел дрожит. Как будто тут землетрясение!
– Не может такого быть, молодой человек. – Сука уже еле сдерживает смех.
– Не может?! Вот, послушайте! – Захожу в ванную, подставляю трубку к раковине.
И тут все затихает. Ни звука. ВНЕЗАПНО.
– Ну, и где? – слышу по громкой связи. А потом эта тупая манда ржет.
– Ща будет.
Еще с полминуты проходит.
– Послушайте, молодой че-е-ек! Обратитесь лучше к психиатру.
Бросила трубку.
Ну и жопа…
Наспех оделся, взял портфель, двинул на работу. У лифта столкнулся с соседкой сверху. Тощая мымра в халате.
– Это вы ремонтные работы проводите с утра пораньше? Весь стояк дрожит! – Перегородила мне проход, как Терминатор.
Ну и наглая же…
– Во-первых, здравствуйте, – говорю.
– Здра-а-а-а-а-а-асьте.
– Нет, не я, – отвечаю.
– А мне кажется, что все-таки вы, – настаивает.
Обхожу ее, вызываю лифт, говорю:
– Когда кажется, креститься надо.
Пока манда думала, как нахамить в ответ, приехал лифт.
Выхожу из подъезда.
Блин… чует моя задница, что-то я забыл.
Шарю по карманам. Ага, так и есть. Пропуск на работу. Идиот. Назад не хочется, а надо.
Подымаюсь опять на свой этаж. Моя квартира – за поворотом и дальше по коридору. Останавливаюсь возле лифта. Слышу, шаркают, возятся.
Стою.
Высовываю голову из-за угла.
Долбососедка стоит там, ухо к двери приложила. К моей двери, блядь! Слушает, что у меня там делается. Подойти б щас, взять за шиворот да спустить к херам с лестницы.
Но не пойду. За моей дверью хлюпы, рыгота. Шаги тяжелые. Как будто кто-то шлепает по воде. Что-то переворачивается. Стол кухонный.
Не-е-е-е-ет, ребятки, туда я сегодня точно не ходок. Добазарюсь с охранником – он меня так на работу пустит, без пропуска. Будет, конечно, быковать, но пустит.
Может, ментов вызвать?
Не, не буду. А то вдруг там ничего нету и меня в дурку упекут?..
Вечер.
После работы двинул в бар с корешем Яриком. Посидели, кружек по шесть пива приговорили. Наконец-то чутка расслабился. Выложил ему все как на духу.
– Должно быть разумное объяснение, – говорит. Язык чутка заплетается. Почесал каштановую бородку. Аккуратная – пипец. У меня такая не получается ни хрена.
– Должно быть, ясный красный, – говорю. – Но нету.
– А не хочешь томограмму мозга сделать? – говорит.
– Чего, пардон?
– Ну, это типа сканирование такое. Покажет, есть у тебя мозговая опухоль или нет. Такая хреновина говенная. Всякие там глюки от нее быть могут.
– Да не глюки это! – почти кричу, допиваю кружку залпом.
На нас люди ажно оборачиваются.
– А давай пойдем посмотрим, че там как, – говорит.
– Не ссышь?
– Если по чесноку, я тебе не верю ни хрена. Не то чтоб я утверждаю, что ты брехло, но… приглючило. Да. Со всяким может, знаешь ли.
– Ладно, пошли.
А бар тот как раз в моем доме, на первом этаже. И вот мы, порядком бухие, вываливаемся, заруливаем в подъезд. Подымаемся на лифте. Подходим к квартире.
Вставляю ключ в верхний замок. Незаперт.
Смотрю в Яриковы пьяные глаза.
– Что? – спрашивает.
– Запирал утром, – говорю. – А теперь незаперто.
– Да не гони ты!
– Не ори на весь этаж, – говорю. – Правда запирал.
– Смотри-ка сюда, – говорит Ярик. Глядит в пол, поправляет чуть съехавшие очки.
Смотрю на плитку. От моей двери к общему балкону тянется слизь с прозеленью. С тонкими красными прожилками. Кровь?
Переглядываемся.
– Открывай, – говорит Ярик тихо.
Аккуратно нажимаю на ручку. Свет из подъезда освещает прихожку.
Все перевернуто: ботинки, тапки, пакеты, обувница. Велик на полу валяется. Зеркало разбито. Шкаф сдвинут. Кругом слизь вонючая. Блестит на стенах, жирно капает с потолка.
– Блин, ну и вонища! – Ярик закрывает нос и рот рукавом пиджака. Кашляет. Морщится.
Запах невыносимый. Тухлая рыба, водоросли гнилые.
В прихожке лежит тощий-претощий трупак. Только по халату и седым волосам понимаю: мымра с верхнего этажа. Теперь что-то наподобие мумии. Как будто высосали досуха. Рот разинут. Глазья пустые. Волосы клочьями в разные стороны.
Из-за угла в подъезде доносится
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП
Слышу шаги. Тяжелые. Волочатся.
Ярик вталкивает меня внутрь. Захлопывает дверку, запирает.
– Твою мать, ты куда меня привел?! – Глаза как салатницы.
– Ты сам хотел, – говорю одними губами.
Включаю свет.
На полу в комнате за прихожкой лежит белесая куча. Такие ж личинки, как та, что я летом смыл в раковину после велопрогулки.
– Да что тут на хрен творится?! – истерит Ярик. Прижался спиной к стене. Лицо в поту, мертвенно-бледное, с синевой.
Удар в дверь. Огромное, тяжелое.
Меня трясет. Ярика тоже.
Еще удар.
За дверью хлюпают, слюняво жуют, рыгают…
Удар.
– Дверь выдержит? – спрашивает Ярик.
– Я откуда знаю! – почти ору. – Должна выдержать!
Удар.
Ярик отлипает от стены, медленно приближает лицо к глазку.
Отскакивает.
Теперь я подхожу к двери, смотрю в глазок.
Господи… За что ж это? Что ж за дерьмо-то такое?!
Там, за металлом и обивкой, двадцать сантиметров от меня, стоит ОНО. Расплывчатое, осклизлое, бесформенное. Рот шамкает, похож на пожарное ведро. Из него красные куски выпадают. Как фарш мясной.
Поворачиваю голову к Ярику. Он сполз на пол, свернулся в позу эмбриона, зубами в колено вцепился.
– Не ссы, у меня второй этаж, – говорю. – Если что, в окно сиганем.
Он в ответ только мямлит – ни слова не разобрать.
Грохот в ванной. Раковина раскололась.
Ярик поворачивает голову на звук.
Мокрые шаги волокутся. ОНО рыгает.
Не вижу, что за углом – там, где ванная. Стою столбом.
Зато Ярик со своего ракурса видит. Глаза совсем безумные стали.
Шаги приближаются.
2017
